Книга первая (продолжение)
Вид материала | Книга |
СодержаниеУниверсалистское учение — религия-философия-наука-оккультизм-мистицизм-искусство |
- Руководство по древнемуискусству исцеления «софия», 3676.94kb.
- Книга первая «родовой покон», 2271.42kb.
- Б. А. Рыбаков язычестводрев h ейруси москва 1987 Книга, 14061.84kb.
- Руководство по древнему искусству исцеления «софия», 19006.95kb.
- Мурад Аджи, 3542.22kb.
- И в жизни. Это первая на русском языке книга, 6644.79kb.
- Книга Иисуса Навина (евр: "Иешуа"), продолжение Второзакония ("и бысть"), 124.9kb.
- Дайяна Стайн – Основы рейки полное руководство по древнему искусству исцеления оглавление, 3235.57kb.
- Книга первая. Реформация в германии 1517-1555 глава первая, 8991.95kb.
- * книга первая глава первая, 3492.97kb.
Сменим музыку. Речь о свободе.
Вопрос для меня более чем насущный и непростой.
Поразительно, но факт: в ХХ веке в России свободно мыслить можно только, уйдя в глубокое интеллектуальное подполье. Без всякого мало-мальского общения с кем-либо. Без малейшей надежды увидеть свои труды когда-нибудь — даже через годы и десятилетия — напечатанными. Но у подпольного философа, обреченного на молчание, есть свое великое преимущество — ничем и никем не ограниченная свобода.
Запутанной, сложной проблемой, которой в различных ситуациях отвечают различные решения, свобода является для человека во все времена.
Некоторые связывают решение его с необходимостью: «Свобода — осознанная необходимость».
Что ж, в определенной степени это верно. В иных случаях человек, понявший необходимость служения сущему и его неотвратимость на момент его жизни, необходимость и неотвратимость прежде всего для себя самого, действительно свободен в этом сущем. Ну а в других случаях? Когда необходимость не совсем ласкова к человеку, а, напротив, жестока к нему; когда она пренебрегает внутренними потребностями его личности; когда она издевается над ним, глушит его способности, наконец, медленно, на грани пытки, убивает его — свободен ли он здесь? Да, полностью свободен, если внутренне убежден, что смерть и страдания его необходимы. Но эта свобода мнимая, субъективная, кажущаяся. Человек, в конце концов,— стадное животное. Манипуляции с его сознанием —рядовое дело. Навязанные представления, вбитые в рассудок идеи часто господствуют в его сознании. В результате направленной, массированной пропаганды, которая обрушивается на него ежедневно и против которой человеку трудно устоять, мир предстает перед его глазами нередко не таким, каков он есть, а неузнаваемо преображенным, сфальсифицированным от начала и до конца, и не необходимое, а, наоборот, враждебное человеку, противное его внутренней природе кажется ему уже подчас крайне нужным, необходимым, насущным.
Философские категории, а к ним относятся понятия свободы, необходимости, это — одно, а социальной оскал, который они порой принимают в жизни,— нечто другое. Мне думается, постулат «Свобода есть осознанная необходимость» — не всегда предоставляет человеку необходимую ему свободу; чаще всего ему дается свобода условная, допускаемая, безопасная для необходимости, но подчас убийственная для человека — в моральном или физическом планах. Последнее обстоятельство тем более гадко, что выбор человек совершает добровольно. В таких случаях свобода, по-видимому, полностью приносится в жертву необходимости. Происходит ограничение, ущемление ее, наконец полное уничтожение.
Тем не менее осознанием необходимости действительно можно обрести свободу, но только тогда, когда необходимость — своя, кровная. В этом смысле она является формой и целью свободы, и здесь свобода и необходимость истинны, взаимопереходны, синонимичны. Но когда необходимость есть что-то внешнее, чуждое, абстрактное, тогда свобода из цели превращается в средство, и мы видим уже не столько свободу человека внутри необходимости, тождественную с ней и выступающую в ее форме, а неограниченную свободу самой необходимости по отношению к человеку, ее произвол, беспредел, жестокое насилие над ним. Она капризна и своевольна, эта торжествующая необходимость; она вертит человеком как марионеткой, наслаждаясь своим самовластьем. Она превращает его в шута, в раба, заставляя ползать где-то внизу в грязи и верноподданнически лизать ей руки.
Смотреть на то, как самовлюбленная необходимость тешится и играет со своими жертвами, как они цепенеют от ее прикосновения — тошно. Это свобода растленных и сколько их вокруг! Живым нужна действительная свобода. И ее можно обрести, лишь поняв необходимость быть свободным от такой необходимости, лишь восстав против нее, чем бы это восстание ни завершилось.
Когда-то Гегель выдвинул два положения:Что разумно, то действительно. И что действительно, то разумно.
Сейчас ту же мысль я выражаю иной формулой: Свободное — необходимо. Необходимое — свободно.
Гегеля не все поняли. За разумное признали то, что он сам пренебрежительно называл случайным существованием, обладающим не большей ценностью, чем возможное, которое одинаково могло быть и не быть, но которое, тем не менее, было реализовано. И этому случайному существованию дали ранг действительного. За действительное, словом, признали всякого рода дичь. И дали ей статус разумного. Этой разумностью стали оправдывать все нелепости сущего. Между тем Гегель говорил о действительности сущего разума, или Бога, а не об обыденщине, не о добре и зле, которыми жив человек.
Побеждают сильные, чтобы потом, в свою очередь, погибнуть в поединке с еще более сильными. Бессмертна и разумна лишь одна действительность, дающая начало всему живому, вбирающая в себя все другие действительности, это — действительность становления, действительность процесса приближения к Абсолюту; только в ней происходит истинное преображение необходимости в свободу. Только в ней мы можем увидеть их тождество.
Гегель понимал под действительностью мыслящий себя разум Бога, как субстанциональную первосущность, находящуюся не вне мира, а в нем самом и являющуюся основой всего. Я же под действительностью понимаю нейтральное движение, которое не может быть ни материальным, ни идеальным, которое лишь происходит в материальном или идеальном и есть стремление к их взаимному совокуплению.
И, конечно, к этой верховной, главенствующей действительности, праматери всех других наличных действительностей, которая единственно разумна, необходима и свободна, нельзя относить, допустим, действительность существующего положения вещей, которая может быть как разумной в себе самой, так и неразумной, как необходимой, так и совершенно случайной.
Эта ее явная неразумность, случайность, зависимость от чего-то внешнего, шаткость, наконец, ставит наличную действительность существующего подчас под угрозу уничтожения, замены ее какой-то новой, другой действительностью. Можно сказать и так, поскольку высшей необходимости (в гегелевской позиции или моем понимании) нет, то, значит, уже существует какая-то другая, еще скрытая до поры от глаз необходимость, направленная против данного дня, и таким образом путь к свободе — это осознание новой, пока еще крамольной необходимости. Для мегачеловека свобода есть осознание универсальной необходимости быть свободным. Ибо только в этом качестве он необходим бытию, нуждающемуся в дальнейшем движении.
Какие есть еще пути к свободе?
Произвол (анархизм); углубление в свое «я», отрешение от мирских удовольствий и тягот, созерцание (брамины, йоги, монахи-отшельники, Фитхе); равнодушие, бездействие, недеяние (даосизм, Лавров); заявление своеволия (Достоевский); утверждение своего «я» как единственной ценности в мире (Штирнер: «Для меня нет ничего выше меня; я объявляю войну всякому государству, даже самому демократическому»); смерть (Шопенгауэр, Толстой); преступление на философской почве, гордыня, пароксизм себялюбия (Раскольников Достоевского: «вошь я или человек?», «могу или не могу?», «все позволено, коли Бога нет»).
Наверное, можно найти еще около десятка путей к свободе.
Таким образом, при решении проблемы «Свобода и человек» мы приходим к многозначному, неопределенному результату. Но можно сказать и так. Я уже отмечал, что некоторые идеи, живущие в нас, носят словно бы врожденный характер. Идея свободы тоже относится к их числу. И если эта идея живет в человеке, он свободен при любых условиях и любых обстоятельствах. Он свободен уже на уровне инстинкта.
Плотин (III в. н.э.) говорил, что разумный человек и понимаемая вещь не должны быть разделены («Тот, кто видит, сам становится вещью, которую видят»). Т.е. человек, который ощущает свободу как свою необходимость, сам становится воплощением свободы, ее осуществителем.
Записывая ночами карандашом или ручкой эти философские параграфы в тонких школьных тетрадках или на листах писчей бумаги, я осуществляю свое право на свободу. И что мне за дело, что кому-то это может не понравиться? И что мое инакомыслие задевает основы существующей «наличной» действительности? Время покажет, что прочнее и необходимее — мое слово или эта случайная действительность?
* * *
В своей фиксации записей я придерживаюсь принципа маятника, или циклического возвращения к теме.
Очень серьезный вопрос, который в будущем предстоит решить науке, это «обо`жение» (в моей философии введен такой термин) ее принципов и результатов. Не менее важную работу предстоит совершить и религии, «онаучивая» (да простится мне и этот не совсем благозвучный термин) понятие Бога, или Абсолюта.
Материя жива всюду. Феномен сознания органически присущ материи, являясь одним из ее неотъемлемых фундаментальных свойств. Эта философско-религиозная линия, начатая когда-то Анаксимандром, продолженная затем в тех или иных вариациях Спинозой, Робинэ, Лейбницем, ныне в рамках словаря нашей эпохи имеет, на мой взгляд, наиболее серьезные перспективы развития. Большое или супербольшое сознание (а в переводе на религиозную терминологию им может быть, условно говоря, Бог или Небог, или Дьявол, или еще нечто большее в этой иерархии типа Абсолюта) в такой картине мироздания естественны и закономерны. Если мы признаем теоретическую возможность существования неких структур, наделенных супербольшим сознанием, то тем самым вынуждены будем признать и возможность реального существования структур материи, наделенных, определим так, божественными либо небожественными свойствами. О таких моделях Вселенной, кстати, давно свидетельствует астрология с ее тремя уровнями бытия. Верхним уровнем бытия, образующим светлый полюс с его высшей точкой «омега» (мой Абсолют). Средним уровнем бытия с его основными четырьмя элементами: воздух, огонь, вода, земля. На этом уровне проистекает физическая, т.е. видимая или наблюдаемая, жизнь человеческого существа. И, наконец, нижним уровнем бытия с его черным полюсом, где плотность, субстанциональность всех четырех элементов приближена к абсолютному максимуму. Это «ад» в противовес «раю», сосредоточенному у светлого полюса.
Эти полюса, или, если больше устраивает, полярные божественные и абожественные свойства структур мироздания, нужно изучать. В том числе и самыми тонкими научными методами. И вводить новые характеристики мироздания (в том числе Бога и Небога) в физические формулы. Впереди состояние сознания, когда наука станет полностью «обожена», а понятие Бога, Небога, или Абсолюта, полностью «онаучено».
Панрелигия будущего,— универсальная философия, контуры которой я пунктиром намечаю, очевидно, воспользуется всем полезным и необходимым, что накопили предшествующие мировые религии, оккультизм, астрология, науки, мистический опыт, искусство. Когда-нибудь придет время, когда данные всех этих направлений —религиозного, оккультного, астрологического, научного, мистического, художественного — будут рассматриваться в одной единой связке.
Универсалистское учение — религия-философия-наука-оккультизм-мистицизм-искусство завершающего венца в земной истории человечества.
Художник будущего (а я бы хотел приблизиться к этому идеалу) — это одновременно и философ, и святой, и естествоиспытатель, и пророк, и оккультист, и мистик.
Поразительно: я читаю Плотина, жившего в III веке нашей эры, а у меня ощущение, как будто со мной говорит этот самый универсальный художник, явившийся из какого-нибудь XXV века:
— Внешне объекты представляются нам только как видимость. Поэтому относительно них у нас есть скорее мнение, чем знания. Различия в мире видимостей важны только обыкновенным и практическим людям. Наши вопросы относятся к идеальной реальности, которая лежит за видимостью. Эта область истины не может быть исследуема, как вещь внешняя нам, и поэтому только совершенно познаваемая. Она внутри нас... Мир идей лежит внутри нашего разума. Поэтому истина не есть совпадение нашего восприятия внешнего объекта с самим объектом. Это есть совпадение ума с самим собой. Поэтому сознание есть единственное основание достоверности.
Проанализируем этот монолог еще раз. О какой идеальной реальности, которая лежит за видимостью, говорит Плотин? Чем-то запредельным веет от его слов. Дыханием не привычного нам физического мира, а какого-то трансфизического или внефизического, лежащего за поверхностью видимых явлений. Через пять веков после Плотина почти об этом же самом будет говорить Шанкара (VIII—IX вв.). Физический мир, по Шанкаре, реален, но наше представление о нем не совсем верно. Его реальности довольно человеку для достижения в мире явлений всех практических целей. Но эта реальность в то же время нечто вроде пелены, таящей от нас бесконечность. Вот и Плотин говорит: область истины внутри нас; истина не есть совпадение восприятия предмета с самим предметом; истина есть совпадение ума с самим собой. И путем к этой невидимой, внефизической реальности, гораздо более важной и значительной, чем видимая действительность, может быть, считает он, наше сознание.
Все это тоже «область истины», интересующей универсальную философию.
Я давно уже ношусь с идеей трех типов человека, продвигающих исторический процесс от нуля до неведомых вершин — микро-, макро- и мегачеловека. Это исторические образования. Этих братьев-близнецов, впрочем, резко отличающихся друг от друга, последовательно рождал —каждый раз для осуществления определенных целей —сам исторический процесс. Познание, по Плотину, имеет три степени: мнение, знание и просветление. И только прочитав Плотина, я понял, чем еще отличаются друг от друга наши близнецы. Микрочеловек обладает мнением, макро- — знанием и только мегачеловек — способностью к просветлению. Средство, или орудие, первого, по Плотину, есть чувство, второго — диалектика, третьего — интуиция. Интуиция есть абсолютное познание, основанное на тождестве познающего ума с познаваемым объектом.
Вот — будущее человечества. Если последнее сумеет подойти к искомой черте.
* * *
И еще одна идея не дает мне покоя.
Помню, однажды на лыжной прогулке, которую я совершал со знакомой девушкой, я нарисовал ей на снегу палкой несложный рисунок. Воткнул палку верхним концом в снег и отметил точку, которую назвал Х. Через эту точку тем же верхним концом лыжной палки я провел на снегу несколько линий, которые условно назвал «а», «б», «в», «г».
— Этих линий — прямых, кривых, может быть проведено через точку сколько угодно! Столько, сколько ты можешь себе вообразить. И даже столько, сколько вообразить не сможешь!
Был прекрасный солнечный зимний день. Снег на лесной поляне, окруженной вековыми соснами, блестел. И блестели глаза девушки. Но, наверное, еще больше блестели от возбуждения мои глаза. Она смотрела на меня как на сумасшедшего. Еще бы! Вместо того чтобы целоваться или рисовать на снегу ее портрет, я говорил о каких-то прямых и точках.
Так вот, продолжу этот монолог, прозвучавший в заснеженном лесу, теперь уже здесь, на листе бумаги, зажатом валиком пишущей машинки. Не стану ничего рисовать. Положусь на воображение читателя.
Я уже писал об этой идее. Точка Х лежит на бесчисленном множестве прямых, плоскостей, каких-то объемных фигур (последнее тоже можно представить), то есть принадлежит сразу бесчисленному множеству совершенно разных миров — одномерных, двумерных, трехмерных. И любопытная особенность: находясь на прямой «а», точка Х несет в себе все свойства мира «а» и не знает о каких-то других своих свойствах, в потенции даваемых ей мирами «а», «б», «в», «г» и проч. А принадлежа прямой «б» или миру «б», составляя с ним единое Целое, не знает, не помнит об «а»-свойствах.
Меня занимало, что же на самом деле реально: точка Х больше всех миров, вместе взятых и каждого из них в отдельности, или наоборот меньше? А реально, оказывается, и то, и другое одновременно. Она и больше, и меньше. Логика абсурда? Да, и она должна быть применена здесь. Переведена в логику просветленного экстаза, в логику интуиции, фиксирующую одновременно обе стороны мироздания — прямую и оборотную. Оказывается, каждая точка пространства (а под точкой можно понимать все: человека, стол, гору, звезду) имеет два важных свойства: быть конечномерной и быть одновременно бесконечномерной. Эти свойства точек или сами точки можно назвать в первом случае финитными, во втором — трансфинитными. По аналогии с числами в математике, где они, будучи конечными, носят название финитных чисел, а будучи бесконечными — трансфинитных. Скажем, бесконечность можно возвести в степень бесконечности, а потом интереса ради еще в какую-нибудь миллионную степень, и она будет,— это скажет всякий математик,—больше обыкновенной бесконечности в бесконечное число раз и плюс еще в миллион раз. Но в то же время эти трансфинитные величины будут равны друг другу. И в области чисел логика «больше-меньше» не действует. Мы вступаем, по-видимому, здесь в совершенно невероятный мир, где одна бесконечность может быть больше или меньше другой и в то же время эти бесконечности будут равны друг другу.
Так вот, такой финитной и одновременно трансфинитной точке можно уподобить и человека — финитного, т.е. конечного, и в той же мере трансфинитного, т.е. бесконечного по своей внутренней природе.
Обыденная практика нашей жизни рождает в нас привычку к финитным, т.е. конечным, ощущениям. Наука также изначально занимается изучением различных отделов и частей финитного мира. Финитность преобладает, господствует, довлеет в нашем сознании. Но религия, астрология, оккультизм, мистицизм, художественное творчество имеют дело с областью истины, лежащей в трансфинитной, или внефизической, или бесконечномерной сфере жизни. Необходимо все: и изучение конечного мира, в чем мы достаточно преуспели, и изучение бесконечного мира, в чем мы еще должны преуспеть.
Описаниям физического мира несть числа. Но существуют уже описания и трансфизической действительности.
Вот как о ней пишет мой двойник Плотин:
— Все там прозрачно, и нет ничего темного и непроникновенного, и все ясно и видимо всем и внутри, и со всех сторон... Каждая вещь содержит все в себе и видит все в другой. Поэтому все есть везде, и все есть все... Все там велико и даже то, что мало, тоже велико. И солнце, которое светит там, заключает в себе все звезды, и каждая звезда есть солнце и все — звезды. В каждой, однако, преобладает особое свойство, но в то же время все вещи видимы в каждой... И вещь не отлична от места, в котором она находится. Потому что содержание ее — разум, и сама она — разум... И каждая часть там всегда происходит из целого, и есть в одно и то же время и часть, и целое. Потому что действительно является как часть, но тот, у кого острое зрение, увидит ее как целое... И жизнь там есть мудрость. Мудрость, не полученная процессом рассуждения...
Вероятно, Плотин описывал то, что лежит у светлого полюса бытия, или рай. Кстати, вполне вероятно, что такие понятия, как ад и рай, могут иметь в трансфизическом мире вполне реальное содержание. Не только астрологические раскладки, но и все мировые религии придерживаются в этом смысле одних и тех же позиций: буддизм (нижний мир — мир чувств, средний мир — мир форм, верхний мир — мир без форм), христианство (ад, земля, небо), ислам (ад, земля, небо, дробящееся на семь частей). Повторяю, я уверен, что в скором времени и наука, дотоле пренебрегавшая изучением подобных вещей, серьезно займется этими областями трансфизического мира.
Этот мир реален.
Две трети нашей жизни проходят в бодрствовании,—в финитной, конечномерной области мироздания. Но одна треть нашей жизни, а это годы и годы, полностью отдана нашим прогулкам, путешествиям, приключениям в трансфинитной, бесконечномерной части мироздания. Это наши сны.
О чем они свидетельствуют?
В первую очередь, о том, что трансфинитная, внефизическая действительность, в которую мы окунаемся каждую ночь, абсолютно реальна. Она столь же реальна, как и стакан с холодным чаем и полураскрытая книга, которые, открыв глаза, мы видим на столе. Почему мы не доверяем нашим снам? Почему не верим в весомость их свидетельств о трансфизическом мире?
А о чем говорят наши галлюцинации? Те видения, которые посещают нас в моменты религиозных медитаций или оргазма? А минуты экстаза и духовного опьянения? Сколько таких небесных мгновений пережил я, работая над своими рассказами, записками! О существовании трансфизической действительности говорят и шизофренические образы. Да, болезнь. Но, может быть, не только болезнь, а и реальное свидетельство выхода человека во внефизический мир? Наконец, аналогичные картины возникают при приеме человеком некоторых лекарственных средств, и в частности наркотиков. Следует, в конце концов, серьезно проанализировать и найти место в общей картине мироздания посмертным видениям, о которых говорят люди, вышедшие из состояния клинической смерти. Запись этих интересных процессов ведется людьми давно. В «Тибетской книге мертвых» речь идет о реальности мира сознания, где мысли или видения предстают как нечто действительное. Все ощущаемое человеком в момент после его физической смерти есть и собственные его видения, порожденные его прежней жизнью, его увлечениями, привычками, привязанностями, особенностями его мышления. Выходит, и после момента смерти человек, выйдя в трансфизический мир, не перестает переживать за свою судьбу, т.е. продолжает жить в том мире.
Все это любопытно, и придет минута, когда каждый из нас испытает на себе, правда это или нет. Надеюсь, естественный интерес естествоиспытателя и любопытство художника не оставят меня в этот момент. Жаль однако, что зафиксированные наблюдения не удастся передать никому в этом мире.
Но вернемся к нашим финитным и трансфинитным точкам в пространстве.
Вполне можно допустить, что человек (и человечество как целое) тоже есть некая точка, через которую проходит бесчисленное множество каких-то абсолютно разных миров, и человек есть как рядовое звено, так и в то же время слагаемое всех этих совершенно фантастических реальностей. Вполне возможно, что отдельные абрисы этой точки Х, т.е. человеческого «я», как бы смотрят в разные миры, одновременно живут в этих разных мирах, не зная, не догадываясь о своем существовании в других бесчисленных ипостасях.
Как финитное, т.е. конечное, существо, я мал, ничтожен и незначителен. Но в трансфинитном состоянии мое «я», мое сознание больше всех бесконечностей, которые проходят через меня. В идеале человеческое «я» не меньше или равно им, так как все, что содержится в мироздании во множестве других сомиров и антимиров, содержится и в моем «я». Чтобы познать мир, достаточно, следовательно, познать мельчайшую пылинку, которая, строго говоря, равна миру.
Первая мысль: человек, изучая сам себя, познает и мировой Универсум.
Вторая мысль: его сознание есть его собственное церковное пространство, в котором он может творить молитву Абсолюту и ощутить Его присутствие.
Третья мысль: «человек бесконечный», по существу, равен бесконечной Вселенной в ее физическом и внефизическом выражениях.
Четвертая мысль: в трансфинитном, внефизическом состоянии наше «я» бессмертно.
Пятая мысль: в трансфинитном состоянии мы одномоментно живем в бесчисленном множестве миров.
...Был чудесный солнечный зимний день. Ах, как ослепительно блестел снег на солнце, как ослепительна была его невозможная белизна. И как блестели глаза девушки. И как ярки и сочны были ее крепкие обветренные губы.
Я все не мог прервать свой бурный монолог.
— Подожди, подожди! — закричала она.— Так мы живем всегда и всюду?! И меня так много, что всему роду мужчин не перецеловать меня?
— Да-да! Ты поняла все очень по-женски, но правильно! — засмеялся и я.
Она улыбнулась:
— Я-то поняла, но ты, мне кажется, не все понял, хотя и очень умный. Или понял?
И она выжидающе посмотрела тогда на меня...