Geum.ru

Магомет кучинаев

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   34

Эти безжалостные слова, словно отравленные стрелы, впились и в сердце Дариявуша, причиняя нестерпимую боль. Зря! Неужели все зря и все попусту – и этот поход, только на подготовку которого ушел целый год; и мечты о счастливой и мирной жизни племен и народов, собранных под его по-отцовски заботливую руку; и намерение построить новую, сказочно-красивую столицу царства, собрав со всего мира искусных мастеров и строителей? Часто по ночам, когда души не дают покоя, ему хочется выскочить из шатра и, воздев руки к небу, воскликнуть-спросить: «О, Великий Ахурамазда! Если Ты Сам поручил мне объединить все народы мира в одну семью и начать Золотой век на земле, то почему же тогда так поступаешь – почему не приходишь на помощь, а лишь только взираешь со стороны, когда рушатся все мои мечты и надежды?»...

Этого благодатного места – река с хрустально-чистой водой, бескрайняя степь с невысокими редкими холмами, лощины, заросшие лесом, – достигли, когда день уже клонился к вечеру, а потому сразу же решили остановиться здесь на ночевку. К тому же, судя по дневной жаре, армия уже опять, наверное, находилась в тех степях, откуда она три недели назад повернула прямо вверх. А раз так, то следовало созвать совет и решить, что дальше делать.

Во время совета выяснилось, что положение армии города хуже, чем думал царь – запасы пищи, которые войска каждой сатрапии брали с собой, уже заканчиваются, их хватит не более чем на еще одну неделю. Потом, если добыть пищу не удастся, придется кормить людей из неприкосновенного царского запаса. Но и этого еле-еле хватит на неделю. А потом что делать? Уже было несколько случаев позорного поведения воинов, рассорившихся из-за нехватки еды. К тому же воины глухо роптали. Что мы ищем в этих степях, чем можно здесь поживиться, если нет ни городов, ни сел, ни табунов лошадей, ни драгоценных вещей – надо возвращаться назад, в свой родной Фарс – вот какие разговоры вели ночами у костров полуголодные, усталые воины. А два дня назад ночью какие-то подлецы украли целую телегу продуктов из неприкосновенного царского запаса. Не просто украли, а совершили разбойное нападение, можно сказать – они убили возчика, ставшего у телеги. Видно, тот проснулся на шум, и его убили, испугавшись, что он поднимет тревогу.

Царь Дариявуш слушал эти сообщения с негодованием. Он и предположить не мог, что воины царства Фарсского, слава которого гремит на весь мир, способны на такие низкие поступки, станут роптать, встретившись с первой же трудностью в походе. Трудно было поверить всему, что рассказывали, но в то же время как не верить предводителям войск, они же не станут все это выдумывать!

– Схватили этих разбойников? Отрубили им головы? – спросил царь.

– Нет, мой повелитель, их не удалось найти. Если найдем, конечно же, тотчас же отрубим им головы! – пообещал Фидаууп, начальник обоза, везущего продукты царского неприкосновенного запаса.

– Запомни – я спрошу с тебя сурово, если еще что-то подобное произойдет, – сухо сказал Дариявуш. – Если для прекращения разбойного хищения неприкосновенного запаса пищи надо, чтобы полетела чья-нибудь голова, – она полетит!

– Я понял, мой повелитель! Ты совершенно прав! – поспешил согласиться с царем Фирдаууп, при этом он повел головой из стороны в сторону и, кажется, был очень доволен, что она на сей час все-таки оказалась на месте.

– Не может этого быть, чтобы в таких благодатных землях люди не жили бы оседло, – сказал царь. – А если мы встретимся с таким народом, то без особого труда сумеем обеспечить питанием армию. Но для этого, я думаю, нам следует, как это мы и делали, идти вниз немного отклоняясь в сторону захода солнца. Тогда мы выйдем или к берегам моря, или к подножью Кафских гор. И в том, и в другом случае мы придем туда, где без особого труда найдем пищи столько, сколько нам и надо. Ведь все будет зависеть от того, насколько мы умеем владеть мечом, а с этим, я думаю, у нас все-таки дело обстоит неплохо. Но мы должны поторапливаться – и времени у нас мало, и еды, как вы сами сказали. Утром поднимите воинов рано – до полуденной жары надо пройти хорошее расстояние.

Все. Да поможет вам Святой Ахурамазда!

...На третий день армия оказалась в бескрайней степи с редкой, выжженной солнцем травой. День уже клонился к вечеру, но жара не спадала, казалось, что она не от солнца, которое уже спешило к горизонту, а от самой раскаленной степи. Командиры торопили воинов, чтобы до темноты дойти до какой-нибудь речушки, где можно было бы остановиться на ночь. А о том, есть ли, нет ли поблизости реки никто не знал, дозорным уже не разрешалось отрываться от армии более чем на два-три броска, так как в последнее время они начали пропадать. Но в этот вечер, впервые за все время похода, армия остановилась на ночь не у реки, где и люди, и кони могли утолить свою жажду, а просто в степи, в сухой безводной степи. А солнце, солнце саков, все продолжало до самого заката тугими волнами жары обдавать степь, где находились фарсы, словно хотело их заживо изжарить. И почти до самой полуночи степь была горяча, как снятая с огня сковорода...

В полдень впереди показались сакские воины. Мардонии со своими «львами» бросился к ним, но те вмиг ускакали и исчезли, словно сквозь землю провалились. А вечером, когда армия уже остановилась на ночь, и все стали снимать с себя тяжести, распрягать лошадей да устраиваться, вдруг внезапно, как из-под земли, опять появились саки, проскакали наискосок, подняв страшный переполох в том месте, где остановился обоз ассирийцев, и вновь так же внезапно исчезли, испарились в степи.

Теперь сакские воины появлялись впереди идущей маршем фарсской армии три-четыре раза в день. Но как только Мардонии, Бардия или еще кто-нибудь из предводителей войск, взяв с собой пять-шесть тысяч конных воинов, бросался на них, саки мгновенно улетали в степь и исчезали из виду. И вновь, как прежде, все чаще и чаще трава в степи оказывалась сожженной. Тысячам и тысячам лошадям конных воинов, мулам обозов не хватало корма, негде было пастись. Уже два дня, как армия идет по безводной степи, не встречая ни речки, ни ручейка. Если ни сегодня, ни завтра не доберутся до воды, или хотя бы не пойдет дождь, то и людям, и лошадям будет уже совсем нелегко. Все надеются, что вот-вот доберутся до воды – до речушки какой-нибудь, до родника или до колодца хотя бы – ведь говорят же, что кочевники роют в безводных степях и пустынях колодцы для путников и пастухов. А на дождь никто не полагается – еще бы: ни днем, ни ночью вот уже почти неделю на небе не появляется ни одно облачко, кажется, что на свете остановилось все, ничего не движется, не шевелится, даже и легкого ветерка нет, и птицы не поют. Только медленно, словно огромная змея, ползет по горячей степи растянувшаяся фарсская армия, и точно так же лениво проходит свой круг по небосводу раскаленное до бела солнце, основательно выпаривая последние остатки влаги на земле. Высохла и пожухла трава, у людей потрескались губы от жажды, обмякли и бессильно повисли ветви у редких теперь уже деревьев и кустарников. Даже в лощинах сухая трава. И нет никакой возможности убежать куда-нибудь, укрыться от всесущего, все сжигающего солнца – кругом, сколько хватает глаз, черная степь, сожженная саками, да невысокие желтые – сожженные солнцем холмы – трава на них до такой степени мала и редка, что она даже и не горит, когда ее поджигают.

Сегодня царь Дариявуш остановил армию на ночевку гораздо раньше, чем обычно. Он в пути все время внимательно осматривал места, по которым проходила армия, и это место он выбрал не случайно – здесь была большая, довольно глубокая лощина, заросшая кое-где чахлыми кустарниками.

– Надо рыть колодцы – здесь должна быть вода! – сказал царь своим спутникам – предводителями войск. – Распорядитесь – мы останавливаемся здесь на ночь. Пусть воины каждой сатрапии выроют несколько пробных колодцев.

Повеление царя тотчас же было исполнено – армия остановилась и стала обустраиваться, готовиться к ночлегу.

Прошло не так уж и много времени, как то там, то здесь стали появляться желтые горки песчаной земли – колодцы рыли по всей лощине, растянувшейся на несколько бросков. В одном из колодцев, когда дошли до глубины одного копья, попался мокрый песок с камушками, и все обрадовались, что вот-вот доберутся и до воды. Стали чаще смеяться, чтобы ускорить дело. Некоторое время все усердно копали, но вода так нигде и не появлялась. Люди, сведущие в таких делах, – согдийцы, хорезмийцы подбадривали воинов, говорили, что здесь должна быть вода, показывали на какой-то кустарник, уверяли, что он не растет там, где под землей нет воды. И люди продолжали копать, но воды все не было. Кое-где глубина колодцев уже была в два копья, но до воды так никто и не смог добраться.

– Давно прошли водоносный слой, если до сих пор вода не показалась, дальше копать уже бесполезно, – мрачно сказал старый воин-согдиец, который сам спустился и осмотрел один из самых глубоких колодцев.

У людей потухла надежда, опустились руки. Работы повсюду прекратились. Эта нехорошая весть дошла и до самого царя Дариявуша.

– Этому негодяю отрубить голову! Продолжать копать! И до тех пор, пока не появится вода! – велел царь.

Теперь копали молча, но упорно – людям все-таки хотелось добраться до воды. Но ее не было. Но работа не останавливалась. Хотя все уже понимали – вся эта затея впустую. Работают и ждут, когда сядет солнце, стемнеет, и командиры сами прикажут прекратить работу – а на то, что, возможно, вдруг и появится вода теперь уж никто и не надеется.

И вот в это время, когда отчаявшиеся, но припуганные казнью согдийца люди продолжали нехотя работать в ожидании темноты, возле одного из злосчастных колодцев вдруг появился сам царь Дариявуш.

– Так и нет воды? – спросил он.

Никто не осмелился ответить – никто не хотел расстаться со своей головой. Царь, видно, понял все.

– А ну-ка дайте мне, я сам посмотрю, – сказал он, словно был не царем-потрясателем мра, а всего лишь сотником этих воинов, так долго и бесполезно копошившихся здесь. Снял свой красно-золотистый парчовый халат и кинул на руки Мардония.

– Ты запачкаешь одежды, мой повелитель, – позволь я спущусь! – попросил Мардоний, единственный из свиты царя, кто первым пришел в себя после неожиданного и сумасбродного пожелания властелина.

– Та молод, еще даже и не женат – это тебе надо постоянно быть чистым и опрятным. А мне – не обязательно! – отшутился Дариявуш и взмахом руки велел поднимать того, кто сейчас находился в колодце.

Воины-дюжие молодцы быстро вытащили своего собрата из колодца. Царь Дариявуш неторопливо обвязался концом веревки. Артабан, Мардоний и Бардия попытались взять в свои руки второй конец веревки, но царь, улыбнувшись, остановил их.

– Оставьте – мои воины не слабее вас! – сказал он.

Воины осторожно спустили царя в колодец. Сердясь на тех, кто рыл колодец таким узким – в темноте очень неудобно копать – царь взял в руки лопаточку с короткой ручкой и стал копать. Земля была песчаная, и копать было нетрудно – царь отправил бурдюки, наполненные землей, вверх один за другим. Иногда попадаются и камни величиной с кулак и даже больше. Долго пытался расшатать и вытащить какой-то продолговатый, видно, камень, показавшийся сбоку, но тот не думал даже и пошевелиться. Дариявуш отправил вверх очередной бурдюк с землей и решил всерьез взяться за этот камень – он злил царя своей непокорностью и тупым упорством. Царь расковырял землю вокруг камня, отрыл его настолько, чтобы можно было как следует взяться и вновь попытался его расшатать. Пошевельнулся-таки! Повозившись еще немного, царь вытащил этот камень и смотрит – пошла вода!

Отправив вверх неполный бурдюк, царь крикнул, чтобы спустили какой-нибудь черпак и сосуд для воды. Получив сосуд и черпак, довольно быстро наполнил сосуд водой и отправил наверх. Веревка пришла обратно без ничего – она предназначалась для него. Воины быстро подняли царя вверх. И только он выбрался из колодца и встал, как тут же все вокруг повалились к нему под ноги и стали кричать:

– Ахурамазда! Ахурамазда!

Все стояли на коленях и, простирая руки то к небу – к Ахурамазде, то к нему – Дариявушу, посылали им поочередно хвалу и благодарили за спасение от верной гибели в безводной степи на чужбине.

Дариявуш поднял руку и, прекратив этот хвалебно-восторженный гвалт, сам привязал к концу веревки сосуд и стал спускать его в колодец. Но не успел он спустить веревку в три-четыре перехвата, как послышался шум упавшего в воду сосуда – о, Великий и Святой Ахурамазда, колодец был полон воды!

Люди обезумели: они падали на колени и старались доползти до царя, чтобы поцеловать его руки, ноги или полы его халата, толкались и падали. Испугавшись, что толпа может, чего доброго, и растоптать царя-спасителя, Артабан, Мардоний, Бардия и другие предводители войск, что были в свите царя, оттеснили от него людей и, взяв его в середину, отвели в царский шатер. А по всей степи неслись крики возбужденных людей:

– Святой Ахурамазда благословляет дела и поступки царя Дариявуша! Любит его!

– Нашему повелителю помогает сам Святой Ахурамазда!

– Нам повезло! Какое счастье!

– Святой Ахурамазда сам выбрал нашего царя, чтоб он стал повелителем мира!

– О, Дариявуш! Дариявуш!

В надежде, что вода появится и в остальных колодцах, стали усердно рыть и в других местах. Копали до позднего вечера, но вода более ни в одном колодце так и не появилась. Но это, как ни странно, люди приняли как должное – не может же Святой Ахурамазда проявлять такую же благосклонность ко всем, как к царю Дариявушу!

А в колодце Дариявуша вода, сколько ни бери, не иссякала – каждый раз, стоило лишь спустить веревку в два-три перехвата, как сосуд шлепался о воду! Это было бесспорным свидетельством тому, что все это не просто случайность – а явный признак того, что здесь без участия самого Святого Ахурамазды дело не обходится. И народ радовался этому безмерно, и до остального ему не было дела. Все, совершенно все: и то, что они здесь, вдали от родных мест, мучаются от голода и жажды; и то, что бродят по этим степям, как отбившиеся от стада бараны, без цели и надежд; и то, что до сих пор не могут найти с кем воевать да кого завоевывать – все это было сущей мелочью! Великий и Святой Ахурамазда сам теперь заступается за их повелителя, будет отныне всегда и во всем ему помогать, способствовать – вот в чем главное! Как бы им сейчас ни было трудно, чтобы с ними ни случилось, они, в конце концов, вернутся на родину с победой, с добычей, полными телегами, и погоняя тысячи людей впереди себя, взятых в рабство! А коли так, то надо без особого ропота терпеть и временные трудности. Тем более, вероятнее всего, эти трудности нарочно посылает на них сам Святой Ахурамазда с целью испытать их стойкость и верность своему царю Дариявушу. «О, Великий Ахурамазда, как же ты можешь в нас сомневаться! – готов воскликнуть каждый воин. – Мы, воины любимого тобою и всеми нами солнцеликого царя Дариявуша, постараемся быть достойными его копьеносцами и соратниками, и никакие тяготя не смогут поколебать нашу веру и верность повелителю! Мы пойдем в огонь и в воду, если он, наш любимый царь, пожелает!»

Почти до полуночи продолжался в этот вечер царский совет, он не прерывался даже тогда, когда асские джигиты напали на верхнюю окраину лагеря: теперь фарсы хорошо организовали охрану лагеря, и предупреждения, и налеты асов не вызывали такого переполоха, как раньше.

В конце совета все его участники пришли к единодушному решению – все были свидетелями, что сам Великий и Святой Ахурамазда является заступником нашего любимого царя Дариявуша и помогает ему во всем – а если это так, то отныне мы все должны делать все так, как считает нужным сам царь!

Царь Дариявуш поблагодарил своих военачальников за высокое ему доверие и сообщил, что решил продолжить поход по намеченному маршруту – вниз, немного отклоняясь в сторону восхода солнца. Так, полагал царь, армия быстрее всего выйдет в те земли, где люди живут оседло, где можно будет найти без страха пропитание и дать воинам отдохнуть и набраться сил перед завершающим поход прыжком за Каспий, в сторону Согдияны.

Всю ночь черпали воины воду из колодца Дариявуша, наполняли ею все свои бурдюки и сосуды – что их ждет завтра, найдут ли воду, никто не знал. Конечно же, все безоговорочно верили в то, что и сам Великий Ахурамазда, и все Небесные Святые благоволят их царю Дариявушу и помогают ему, но тревога и страх, прокравшиеся в их сердца еще давно, несмотря на показную радость воинов, вовсе не собирались уходить, а продолжали как на в чем не бывало хозяйничать в их душах...

Солнце не прошло еще и половину пути до зенита, а от жары уже спасу нет – люди еле перебирают ногами, но никто не смеет ни роптать, ни надеяться на скорый провал: они знают, что во время остановки на полдник ни о каком привале речи быть не может – армия, если не хочет погибнуть в этой безводной степи, должна торопиться. Так сказал, говорят, сам царь Дариявуш. Если сам царь сказал, так оно и есть – надо не роптать, надо идти. Особенно тяжело пешим воинам: им, кроме своего оружия и трехдневного запаса пищи, приходится еще тащить и кое-какую добычу, взятую во время перехода через Дакию; и весь этот груз, став свинцово-тяжелым, давит на них, словно желает вогнать их в землю. Удивительно, что у них еще хватает сил, чтобы двигаться, идти вперед. Видно, чувство собственного достоинства – я не слабее других! – еще придает им силы – и физические, и духовные. И кувшинчик с водой из колодца Дариявуша. Каждый воин сейчас, на марше, держал в правой руке не меч, а кувшинчик с водой, которой то и дело смачивали губы, а иногда, правда редко, делали глоток. А чтобы сполоснуть залитые потом глаза и лицо не решались – так неумно тратя драгоценную воду, они боялись рассердить Небесных Святых.

О, до чего же длинными бывают даже мгновения в трудном пути нелегкого похода! А когда по выжженной степи в полуденной жаре перед тобой идут тысячи и тысячи конных и пеших воинов, время как бы останавливается. И тогда кажется, что мир и вечность – это и есть всего лишь эта выжженная степь и сегодняшний день, где всегда и везде эта черная пыль, что забивается в легкие, в уши, в глаза, и это солнце, как бы прибитое к белесому, тоже выгоревшему на солнце небу, да жара, которая будет продолжать тебя печь, наверное, и тогда, когда заберешься даже и в седьмой слой земли. С какого времени, интересно, они находятся в пути? С утра? А сколько времени прошло с тех пор – день, месяц или же целый год? А может быть, и весь век, целая жизнь? Разве может кто-нибудь из них сейчас уверенно сказать, что он еще что-то делал в своей жизни, кроме как шел и шел по этой выжженной, черной степи день за днем, день за днем? Видно, эта степь, эта черная пыль, этот глухой шум и лязг никогда теперь не кончатся. А раз так, то и этот поход никогда не кончится...

Глухой шум, пыль, затянутое маревом небо, пылающее, тяжело душащее солнце, черная степь... Тысячи и тысячи усталых, изнуренных людей...

Вечером, когда вот-вот должны были остановиться на ночь, спереди назад полетела удивительная новость – конный дозор в сотню всадников, посланный вперед, захватил асский журт, в журте кроме пастухов никого не было, убежали и они, но дозор захватил много скота! Правда, потом выяснилось, что много скота – это косяк лошадей в шестьдесят голов и отара овец в пятьсот голов, но и то хорошо. Эта новость прибавила воинам сил, несколько вдохновила их, обнадежила – если продолжить стремительный марш вперед, они могут внезапно ворваться прямо в гущу загорских саков! И тогда, если найдется пища и вода, ничего не страшно...

На следующее утро командиры подняли воинов с восходом солнца – до полудневной жары армия должна была одолеть основную часть пути, которую она должна была пройти за день. Конечно, это делалось с надеждой достичь, в конце концов, стоянки мирных саков. Но до полудня не только стоянки мирных саков, но даже и конные разъезды их воинов, обычно несколько раз появляющиеся за день, и то не попались на глаза фарсам. Только после полудня вдали показалась группа всадников, которая также быстро исчезла, как и появилась, даже не попытавшись приблизиться к медленно идущей армии. Словно они и в самом деле ничего плохого фарсам не желали, а только хотели удостовериться, что они идут и никуда не делись.

А к вечеру опять случилась удивительная вещь – сакские пастухи, вероятно, ничего не знавшие о движущейся в их сторону армии, увидев фарсов, в панике ускакали, оставив все свои стада!

Мне почему-то не нравится все это, – сказал Артабан, когда остановились на ночь и, как обычно, собрались в шатре у Дариявуша многие предводители войск на ужин. – Уже четыре дня, как мы идем по этой безводной степи, не встретив на пути ни одной речушки. А не ведут ли они нас намеренно в какое-нибудь гиблое место – в пустыню, в болото, откуда нам не выбраться?

– Артабан, не они нас ведут, а мы гоним их! – заявил Бардия. – А тот, кого преследуют, всегда бросает все, что не может с собой забрать – что здесь необычного?

– Вот в том-то и задача, Бардия, что мы думаем, будто преследуем их, а так ли это на самом деле? – возразил Артабан. – А если наоборот, – не мы их преследуем, а они нас ведут туда, куда и задумали нас завести? Скажи мне – почему это они и день, и ночь только и делают, что вечно танцуют перед нашим носом, если этим самым они не зовут нас идти за ними?.. Я не верю в то, что они не смогли вовремя угнать свои стада с нашего пути. Как бы эти барашки не оказались наживкой в ловушке, в которой они нас собираются захлопнуть!

Артабан высказал свои мысли, полностью полагаясь на то, что приближенные царя вполне серьезно отнесутся к его опасениям. Но, скоро поняв, что все они, даже и Бардия, и Мардоний, хотя и не говорят ему прямо в лицо, но думают, что все эти опасения у него от страха, не стал с ними спорить и говорить об этом...

Утром армия, как и обычно, ускоренным маршем продолжала идти вниз, чуть-чуть отклоняясь в сторону восхода солнца...


XVII


Только через два дня добралась фарсская армия до этой речушки, с низкими берегами, заросшими камышом и кустарником, почти покрытой тиной и обильно заселенной лягушками. Видно, она вытекали из болота, так как вода имела отвратительный болотистый запах, да к тому же была теплой. Но это сейчас никакого значения не имело – все: и люди, и лошади бросились к реке, утопая в тинистых берегах и поднимая илистую муть. Каждый, наверное, выпил не меньше ведра воды – странно, но воды этой реки жажду не утоляла. К счастью, поблизости был и лес, и впервые за много дней люди развели костры и приготовили горячую пищу.