Geum.ru

Пособие озаглавлено цитатой из летописной "Повести времен­ных лет " монаха Нестора и предназначено для студентов, стар­шеклассников общеобразовательных школ, лицеев, колледжей, для всех тех, кто интересуется историей нашего Отечества. А. Г. Кушнир

Вид материалаДокументы

Содержание


Русь христианская
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18

РУСЬ ХРИСТИАНСКАЯ



Христианизация Руси освятила предыдущее столетие языческого силового "собирания" славянских и иных пле­мен, идеологически скрепила лоскутное "одеяло" варварс­кой империи в единое целое. Отныне Русь стала субъек­том европейской христианской цивилизации, выпав на вре­мя из числа возможных объектов насильственного кресто­носного мессианства.

Время "варяжского" правления Русью, особенно при Ярос­лаве (Георгии) I Владимировиче "Мудром" (1019—1054) и его внуке Владимире II Всеволодовиче "Мономахе" (1113— 1125) было этапом становления европейской модели госу­дарственности, ее трансформации из родоплеменной в обще­этническую и накопления внутренней энергии силы права, постепенно ограничивающей право силы. В результате вык­ристаллизовалось русское общегосударственное законодатель­ство и утвердился принцип прямого династического насле­дования, сформировалась разветвленная система вертикаль­ного административного управления, постепенно вобравшая в себя и представителей местного, коренного населения. Все это нашло отражение в "Правде Роськой" ("Законе Русском") Великого князя Руси Ярослава I "Мудрого".

Правда, в конце XI в. Русь пережила первое испытание на прочность из-за княжеских усобиц, когда на съезде в Любиче (1097) "Рюриковичи" провозгласили принцип "пусть каждый владеет отчиной своей". После же смерти Владимира II "Мономаха" начался ускоренный процесс де­зинтеграции Русской державы, процесс распада единого го­сударства на фактически самостоятельные княжества и зем­ли. Примером вины в этом процессе удельных князей, ста­вивших собственные местные (личные) интересы выше об­щерусских (государственных) служит история набега нов-город-северского князя Игоря Святославича на половецкие кочевья в 1185 г. с целью грабежа собственности отлучив­шегося соседа. Да, — не врага, а соседа, ибо, по словам круп­ного историка Л. Гумилева, во второй половине XII в. "наши предки дружили с половецкими ханами, женились на "крас­ных девках половецких", принимали крещенных половцев в свою среду...".

Автор "Слова о полку (походе, — авт.) Игореве..." прямо обвинил князей в развале единой Руси: "...сказал брат бра­ту "Это мое, и то мое же". / / И стали князья про малое. "это великое" говорить / / И сами на себя крамолу ковать. I I А поганые (иноверцы, — авт.) со всех сторон приходили с победами на землю Русскую". Но, вместе с тем, вряд ли процесс дезинтеграции Руси можно и должно однозначно расценить лишь как целенаправленное, последовательное и осознанное ослабление ее алчными удельными властителя­ми. Скорее, это был неосознанный и непоследовательный поиск нового "центра тяжести" Русского государства в ус­ловиях объективного падения значения Киева в качестве общерусского политического и торгового центра в связи с изменением геополитической ситуации и направления тор­говых путей.

Процесс регионализации, подняв роль местных родопле-менных вождей, вызвал активное ославянивание многочис­ленных "Рюриковичей" (правящей династии), интегрируя их в славянский мир с его местными проблемами.

Ко второй половине XII в. единство Руси стало номи­нальным. Вновь Великий князь Руси превратился в Вели­кого князя Киевского — первого среди равных русских князей. Впрочем, авторитет титула Великого киевского князя сам по себе был уже недостаточен для претензий па об­щерусское значение, его требовалось подкрепить реальной силой — и все чаще и чаще данный титул дополняется ти­тулами князей Смоленских, Черниговских, Владиыиро-Суз-дальских и т.п.

Таким образом, к началу XIII в. "Киевская" Русь пре­вратилась в историческую химеру, состоящую из почти полусотни фактически независимых княжеств и земель, тяготеющих, в силу своих хозяйственных, а потому, и поли­тических интересов, к трем территориально-государствен­ным образованиям: Новгород чине, Галицко-Волынской Руси и Владимиро-Суздальской Руси — своеобразным возмож­ным моделям для будущего нового Русского государства. Эти образования были достаточно компактными, четко гео­графически, политически и экономически ориентированны­ми, обладали собственным историческим опытом, достаточно однородным этническим составом, разнонанравленлыми внешнеполитическими интересами и, что не менее важно для средневековья, различной перспективой сохранения и расширения православного вероисповедания.

Прозападная ориентация Новгородчины на весь балтий­ский регион четко обозначилась в XII в., когда это пра-ядро Руси первым из русских земель добилось независимости от Киева. С этого времени Новгородчина стала восприни­маться на Руси как иподемное государство- Так, например. когда новгородцы пригласили брата Великого князя Киев­ского послужить их республике в качестве князя, то, как свидетельствует письменный источник, "Он же нехотение ищи из Русской земли... Хотя (желая, — авт.) cnipadamu за отцину".

Галицко-Волынская Русь в силу своего геополитическо­го положения и из-за смены направления основных торго­вых путей спустя столетие так же приняла прозападную ориентацию и пошла по пути формирования самостоятель­ного государственного образования общеевропейского мо­нархического типа.

В итоге, большая часть славянских и угро-фипских зе­мель, объединенных в IX-X вв. варягами-русью с помощью договора, меча и византийской церкви в единую державу, к XIII в. оказалась в ареале влияния складывавшейся общеевропейской цивилизации, надолго выпав из процесса фор­мирования единого монархического нопорусского государ­ства. И довольно неожиданно роль создателя этого ново­русского государства выпала бывшему окраинному, пери­ферийному, а теперь Великому владимирскому княжеству со значительной долей угро-финского населения.

Однако с осуществлением этой роли пришлось повреме­нить, поскольку объективный процесс восстановления еди­ной русской государственности был прерван "нашествием Батыя на Русь".

Разумеется, никакого фронтального завоевания монгола­ми Руси не было, так как уже не существовало единого Рус­ского государства. Батый (Бату-хан) и его полководцы име­ли дело с многочисленными, но разрозненными княжества­ми, что и предопределило военное преимущество монгол. Вместе с тем, двигаясь по узкому коридору между объекта­ми грабежа — городами, конная орда численностью, вероят­нее всего, примерно в 30 тысяч воинов не была в состоянии оккупировать значительные территории. Поэтому, уничто­жая любое сопротивление, Батый довольствовался призна­нием побежденными их вассальной зависимости от побе­дителей и принятием на себя даннических обязательств по отношению к новому для покоренных русских княжеств единому политическому центру, теперь располагавшемуся в низовьях Волги.

Но не следует драматизировать произошедшее и оцени­вать ситуацию XIII в. с позиций сегодняшнего понимания патриотизма. Тогда система вассалитета по отношению к иноземному правителю была обыденной реальностью во всей Европе. Что до хрестоматийной жестокости монгол, то дело отнюдь не в присущем именно этому народу качестве --время было жестокое. Судите сами: "...исече Кыяны... дру-гия слепиша, другыя же без вины, погуби не испытав" — страшно? Так это не приказ Батыя. Это напутствие киевс­кого князя Изяслава I Ярославича своему сыну Мстиславу более, чем за полтора века до "нашествия монгол". Именно таким образом киевский князь счел возможным посту­пить с собственными подданными, посмевшими восстать против него. — Повторюсь, время было жестокое.

То, что случилось на восточной окраине Европы в середине XIII в., лишь зафиксировало конец существования го­сударства, насчитывавшего четырехвековую историю. Русь умерла, но умерла не бесследно, а зачав новое Русское го­сударство — Московию, детство и юность которого прошли в рамках истории Великого княжества Владимирского.