Он сошел в Вечность с палубы восставшего в ноябре 1905 года в Севастополе крейсера "Очаков" как командир повстанцев, лейтенант Шмидт. Матушка природа воистину с царской щедростью одарила Петра Шмидта талантами

Вид материала

Содержание

Ф. Зинько
Были и такие денечки
Да будет Вам известно
Очень мало прикасался к земле

Подобный материал:

1 2 3

Письма лейтенанта Шмидта

Даже спустя с то лет после его казни они не потеряли своей актуальности

Да, да, той самой Ризберг, которой и были адресованы последние письма мятежного лейтенанта, которые устами Вячеслава Тихонова советовал ученикам своим прочесть школьный учитель истории в культовом фильме 70-х "Доживем до понедельника". Но многие ли из нас последовали этому совету?

Далекое-близкое

Ровно 100 лет назад, в пасмурное темное утро 6 марта 1906 года, в 5 часов 20 минут, канонерская лодка подплыла к острову Березань. На борту ее находились четверо приговоренных к казни и конвой.

С трудом пробирались они по глубокому песку к вкопанным в землю одетым в белые саваны четырем столбам. За ними - глубокая яма, на краю которой четыре гроба.

Две роты и офицер. Прожектора и орудия лодки направлены на осужденных. Команда "Дробь" - бой барабанов - залп. Петр Петрович Шмидт и трое матросов падают мертвыми.

Что это был за человек - Петр Шмидт? И почему царь расправился с ним так сурово?

Сын адмирала, он окончил морское училище в Петербурге. С детства любил море, поэзию, мызыку. Увлекался Достоевским, с негодованием говорил о пошлости, грубости и развращенности среды, в которой жил. Как-то познакомился с милой молодой девушкой. Звали ее Доминика Гавриловна Павлова. На жизнь она зарабатывала, торгуя собственным телом. Они друг друга полюбили. И обвенчались. Тайно. Как только он окончил учебу. 28 февраля 1888 года у молодых родился сын Евгений. Вместе прожили 18 лет. А когда расстались, сын остался с отцом.

В стране в это время происходило следующее: 17 октября 1905 года царь издал манифест, гарантирующий "незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов".

Поверив царю, Шмидт повел севастопольцев освобождать из тюрьмы политических заключенных. Их встретил залп. Над могилой павших Шмидт сказал: "Клянемся никогда никому не уступить ни одной пяди завоеванных нами человеческих прав. Клянемся!" Клятву повторили тысячи пришедших проводить погибших в последний путь.

Через день Шмидта арестовали. Держали его на броненосце "Три святителя" в железной клетке - ни света, ни воздуха. Плен этот и издевательства тюремщика продолжались две недели. (После революции матросы этого тюремщика нашли и расстреляли.)

По России прокатилась волна протестов, и царское правительство было вынуждено Шмидта освободить. А чуть позже, когда революционно настроенные матросы крейсера "Очаков" решили поднять восстание, возглавить его попросили лейтенанта Шмидта. Шмидт понимал: восстание обречено на провал, но согласился - честь превыше всего. "С нами весь народ! - сказал он, прибыв на "Очаков". - Это не мятеж. Мы поднялись за народную правду. И за эту правду я готов умереть!"

А чуть раньше, 22 июля, Петр Петрович на Киевском ипподроме познакомился с Зинаидой Ивановной Ризберг. Она же вскоре оказалась его попутчицей в поезде Киев - Керчь. Ехали вместе 40 минут, 40 минут говорили. А потом - переписка, конец которой положила смерть.

Позднее Зинаида Ивановна вспоминала: "Мы обменялись фотографиями, знакомство наше на расстоянии крепло, духовная связь росла. Шмидт писал мне каждый день, писал обо всем: о своих мелких домашних делах, о своем финансовом положении, о своем сыне".

Письма Петра Петровича сохранились. Вот несколько отрывков из них с комментариями Зинаиды Ризберг.

Получил, наконец-то получил от вас, дорогая Зинаида Ивановна, хорошее, радостное для меня письмо! Вы протянули мне руку доверчиво и смело! Так здравствуйте же, друг мой! Если бы вы знали, как много веры у меня в вас...

***

Как бы ни проходил мой день - в утомительной ли и бессмысленной службе, в работе моей, которую я люблю... я много, много раз успеваю подумать о вас... Сегодня дивное утро, я проснулся очень рано, открыл окно, на меня пахнуло утром, свежестью и радостью, и я подумал о вас. Мне легче с думою о вас, думы отводят грусть, дают энергию к работе. Наша мимолетная, обыденная, вагонная встреча, наше медленно, но идущее все глубже сближение в переписке, моя вера в вас - все это наводит меня часто на мысль о том, пройдем ли мы бесследно для жизни, друг для друга. И если не бесследно, то что принесем друг другу: радость или горе?..

***

Вы еще спите, Зинаида Ивановна? Встречайте же день! Встречайте весело и радостно! Не теряйте его... "что может быть сделано сегодня, не может быть сделано завтра", и неизмеримо велика ценность каждого дня, прожитого мгновения. О, как бы я хотел передать вам всю силу этого внутреннего, где-то глубоко в душе таящегося трепетного счастья. Счастья чувства, мысли, бытия!

З. Р. Два месяца прошло, как мы стали переписываться. Я до такой степени привыкла к обмену мыслями на расстоянии, что потерять эти строки было бы для меня большим надрывом. Раз в письме я задала вопрос, силен ли он.

***

Вам приходится рассматривать два вопроса. 1.Велика ли во мне сила убеждения и чувства? 2. Вынослив ли я? На первый вопрос отвечу вам: да, силы убеждения и чувства во мне много, и я могу, я знаю, охватить ими толпу и повести за собой. На второе скажу вам: нет, я не вынослив, а потому все, что я делаю, это не глухая, упорная, тяжелая борьба, а это фейерверк, способный осветить другим дорогу на время, но потухающий сам. И сознание это приносит мне много страдания, и бывают минуты, когда я готов казнить себя за то, что нет выносливости во мне.

З. Р. ...20 октября получаю телеграмму: "Сегодня арестован без законных улик за общественную работу".

***

Обидно быть оторванным от жизни в тот момент, когда она забила могучим ключом... По моей коробке, в которой я сижу, можно сделать только два шага. Чтобы не задохнуться, воздух мне накачивают через трубу. Дайте мне счастье. Дайте мне хоть немного счастья, чтобы я был силен и вами и не дрогнул, не сдался в бою...

З. Р. От сына Петра Петровича, Жени, я узнала, что он находится в темном помещении, отчего у него заболели глаза, но есть надежда, что скоро его переведут. В госпитале Петр Петрович пробыл недолго. 1 ноября вечером я получила телеграмму: "Я на свободе, жду отставки". Я обрадовалась, но была неспокойна, чувствовала что-то недоброе. И вдруг телеграмма: "Задержали события... Выезжайте через Одессу Севастополь. Рискуем не увидаться никогда. Писем не пишу". ...Я наскоро собралась, чтобы отправиться с курьерским 9-часовым в Одессу. Узнаю: опять железнодорожная забастовка, и мы отрезаны друг от друга. Напрасно я ждала писем от П.П., их не было. Я не знала, где он, что с ним... В конце ноября получаю письмо, распечатываю конверт: "Каземат Очаковской крепости".

(Вспомним: Шмидт прибыл на "Очаков" и принял командование мятежным флотом. К нему приехал и сын. "Очаков" расстреляли. Последним бросился в воду командир лейтенант Шмидт.

Его и сына посадили в тюрьму на острове Березань. Туда же отправили троих матросов. Сын был с ним до суда. Потом сестре Петра Петровича разрешили его забрать. - Авт.)

***

Я писал тебе при всякой возможности, но письма эти, верно, не доходили, ты прости меня, моя голубка, нежно, безумно любимая, что я пишу тебе так, говорю тебе "ты", но строгая, предсмертная серьезность моего положения позволяет мне бросить все условности.

Знаешь, в чем был и есть источник моих страданий, - в том, что ты не приехала... Ведь ты не знаешь, что перед казнью дают право прощаться, и я бы спросил тебя, а тебя нет. Это было бы для меня страшным и последним горем в моей жизни...

З.Р. 30 декабря я встретилась с сестрой Шмидта. Она приехала за мной, выхлопотала мне свидание с Петром Петровичем. 31-го утром мы выехали в Одессу, оттуда пароходом в Очаков. Много пришлось хлопотать, пока я сумела увидеть Шмидта...

***

Завтра ты войдешь ко мне, чтобы соединить свою жизнь с моей и так идти со мной, пока я живу. Мы почти не виделись с тобой... Духовная связь, соединившая нас на расстоянии, дала нам много счастья и много горя, но единение наше в слезах наших, и мы дошли до полного, почти неведомого людям духовного слияния в единую жизнь.

З.Р. Утром за мной зашел жандармский ротмистр и повез меня к Шмидту... Петр Петрович ждал меня у окна. Когда я вошла, он подошел ко мне, протягивая обе руки. Потом заметался по каземату, схватившись рукой за голову... Из груди его вырвался глухой стон, он опустил голову на стол, я положила свои руки на его и стала успокаивать. До сегодняшней встречи мысль о смертной казни была чем-то отвлеченным, вызывалась рассудком, и после свидания, когда я увидела Шмидта, услышала его голос, увидела его живым, реальным человеком, любящим жизнь, полным жизни, этой мысли было трудно вместиться в моем мозгу...

***

Не спал до трех часов ночи, ходил по каземату... Потом лег и лежал долго с открытыми глазами. Вдруг в каземате стало светло - вскочил, подбежал к окну. Мимо острова проходил большой пароход, прожектор с него был направлен прямо на мои окна... Мелькнула мысль в голове, что приехали спасти меня... Но пароход прошел мимо, и в каземате снова темно...

З.Р. Свидание продолжалось около часа. Потом суд. Редкие короткие встречи. Шмидт держался бодро, старался подбодрить меня и свою сестру, с которой я была в эти дни неразлучна. Накануне приговора Петр Петрович сказал, что умереть в борьбе легко, а умереть на эшафоте тяжело: это жертва. 18 февраля приговор прочли в окончательной форме и разрешили нам проститься тут же, в здании суда. Я могла прильнуть к его руке... Он обнял меня, обнял сестру и заторопился... Присяжный поверенный... передал мне последнее письмо Шмидта.

***

Прощай, Зинаида! Сегодня принял приговор в окончательной форме, вероятно, до казни осталось дней 7-8. Спасибо тебе, что приехала облегчить мне последние дни. Живи, Зинаида. ...Люби жизнь по-прежнему... Иду на [смерть] бодро, радостно и торжественно. Еще раз благодарю тебя за те полгода жизни-переписки и за твой приезд. Обнимаю тебя, живи, будь счастлива. Я счастлив, что исполнил свой долг. И, может быть, прожил недаром.

Зинаида Ивановна прожила долгую жизнь. Много лет на ее столе стоял портрет Петра Шмидта, написанный В.А. Русецким, ее вторым мужем. (В 1926 г. она подарила его Госархиву древних актов. Архив в 1972 г. передал портрет Музею П.П. Шмидта в Очакове.) Евгений Шмидт окончил школу подготовки прапорщиков инженерных войск. Он обратился во Временное правительство с просьбой разрешить ему присоединить к фамилии слово "Очаковский", мотивируя желанием сохранить у потомков память о трагической смерти его отца. Ему разрешили. Октябрьскую революцию Евгений не принял. Участвовал в Белом движении в частях генерала Врангеля, бежал в Стамбул, бедствовал в лагерях. Перебрался в Чехословакию и выпустил там книгу воспоминаний об отце. Умер в бедности в Париже...

Ф. Зинько

"Просвещеннейший капитан"

В мае 1917 года Одесса была разбужена ревом пароходных сирен. Вскоре к ним присоединились гудки заводов. Трижды ударили залпы артиллерийского салюта. Десятки тысяч людей потянулись в порт, неся знамена и транспаранты. В гавань вошел пароход с приспущенным флагом. С него на руках сняли четыре увитых кумачом гроба и вынесли их на берег. Многотысячная траурная процессия, которая прошла по улицам города и вернулась в порт, продолжалась четыре часа. Потом гробы снова были водружены на пароход, и он под вой сирен ушел в Севастополь,

Так моряки, портовики, рабочие Одессы отдали последний долг героям восстания на крейсере "Очаков" - лейтенанту Шмидту, матросам Частнику, Антоненко, Гладкову, расстрелянным царскими палачами 6 марта 1906 года.

Лейтенант Шмидт - одна из самых ярких фигур первой русской революции - широко известен как военный моряк. А между тем он долго служил в русском торговом флоте. Произведенный в офицеры, он не остался на военной службе, а" перешел по вольному найму в торговый флот. Сам Шмидт считал, что он "входит таким образом в ряды пролетариата, жил и живет интересами рабочего сословия" ("Лейтенант Шмидт. Письма, воспоминания, документы", 1922 г.).

Петр Петрович Шмидт родился 5 февраля 1867 года в Одессе, в морской семье. Отец его в дни первой Севастопольской обороны командовал батареей на Малаховом кургане. Впоследствии он дослужился до чина вице-адмирала и умер градоначальником Бердянска. Мать Шмидта происходила из князей Сквирских, чуть ли не гедиминовского рода - обедневшей ветви древних польских королей и литовских великих князей.

29 сентября 1886 года окончивший Петербургский морской корпус Петр Шмидт был произведен в мичманы.

Сперва он плавал в качестве второго, а затем старшего помощника капитана на судах Добровольного флота, в частности, на "Костроме", а впоследствии перешел на службу в РОПИТ (Русское общество пароходства и торговли). В газете "Одесские новости" от 6 ноября 1905 года, то есть вскоре после первого ареста Шмидта, помещена заметка без подписи - "Лейтенант - борец за свободу":

"Среди своих товарищей и сослуживцев П. П. Шмидт всегда выделялся как чрезвычайно просвещенный и выдающегося ума человек, обаяние которого было неотразимым. Честная, открытая и добродушная натура этого моряка привлекала к нему симпатии всех, кто приходил с ним в близкое соприкосновение. На тех судах, где служил Шмидт, не только все члены кают-компании относились к нему с какой-то нежной, родственной любовью, но и низший персонал команды смотрел на него, как на старшего своего товарища. С глубокой грустью Петр Петрович всегда говорил в кругу друзей о проявлениях бюрократического произвола, и от всех его речей веяло ненасытной жаждой свободы, не личной, конечно, а общей, для всего русского населения, гражданской свободы. Дума этого человека была переполнена верой в близость свободы, верой в силу передовой русской интеллигенции".

А вот воспоминание плававшего вместе со Шмидтом Карнаухова-Краухова, который впоследствии был одним из организаторов, восстания на крейсере "Очаков" и прошел все этапы каторжного ада. Краухов плавал на ропитовском грузо-пассажирском пароходе "Игорь" в качестве ученика штурмана, когда капитаном был П. П. Шмидт. "Команда "Игоря", - писал Краухов, - любила своего грозного и справедливого командира, безупречно подчинялась его распоряжениям и даже угадывала его жесты и движения". С глубоким уважением, вспоминает Краухов, относился Шмидт к матросам. "Мордошлепам" у меня места нет! - говорил он. -Я от них ушел с военной службы. Здесь только свободный матрос - гражданин, строго подчиняющийся своим обязанностям во время службы".

Шмидт много внимания уделял образованию команды. "Штурманам было распоряжение заниматься с матросами в специально назначенное для этого время. Для занятий приобретались учебники и учебные принадлежности за счет парохода. Сам же "учитель Петро", как мы называли Шмидта, садился на шканцах среди команды и много рассказывал". (Карнаухов-Краухов. Красный лейтенант, 1926 г.)

Много требуя от подчиненных, П. П. Шмидт свято выполнял свои обязанности капитана. " Были и такие денечки, - пишет Краухов, - когда Шмидт не сходил с мостика по 30 часов. Это был моряк, до мозга костей влюбленный в море, знающий себе цену, отлично понимавший морскую службу" .

" Да будет Вам известно, - писал Шмидт 2 ноября 1905 года Зинаиде Ризберг, - что я пользуюсь репутацией лучшего капитана и опытного моряка" . И немного позднее снова: "Если бы ты немного побыла в Одессе, которая наполнена моряками, которые служили со мной и зависели от меня, то, я знаю, они бы тебе хорошо отозвались обо мне" ("Лейтенант Шмидт. Письма, воспоминания, документы", 1922 г.). И это не было бахвальством в устах человека, которого через два месяца царская юстиция приговорила к виселице.

Когда в 1889 году адмирал С. О. Макаров задумал пробиться на вновь построенном "Ермаке" к Северному полюсу, одним из первых он пригласил с собой лейтенанта Шмидта. Взаимное уважение и дружба соединяли этих разных людей.

В том же году в Киле был спущен на воду пароход "Диана", заказанный РОПИТом. 8 тысяч тонн водоизмещения, 1800 сил в машине и 8,5-узловый ход - по тем временам это было внушительное океанское судно. Капитаном "Дианы" был назначен Петр Петрович Шмидт, вернувшийся из полярного плавания.

"... Очень мало прикасался к земле, - писал он о последующих годах Зинаиде Ризберг, - так как, например, последние десять лет плавал только на океанских линиях и в году набиралось не больше 60 дней стоянки в разных портах урывками, а остальное время обретался между небом и океанами" .

"...Если бы вы знали, какой каторжный физический труд представляет из себя служба на коммерческом флоте... Если мне дадут временно пароход Черноморский, то это вот какая работа. Я ухожу из Одессы по портам Крыма и Кавказа и обратно возвращаюсь через 11 дней. За эти 11 дней при тяжелых зимних погодах и штормах я должен посетить 42 города, в каждом из них сдать и принять груз и пассажиров. Придя в Одессу, я принимаю ванну, потому что в море почти невозможно это, и погружаюсь в летаргический сон в первый день, на второй день я уже принимаю груз, вожусь с формальностями и документами и к вечеру уже ухожу опять на 11 дней по тем же портам. В такой головокружительной гонке и вечно напряженном внимании, отвечая за сотни пассажирских жизней, находишься все время" .

В газете "Одесские новости" от 20 ноября 1905 года были напечатаны воспоминания о Шмидте, подписанные "Моряк".

"Пишущий эти строки плавал помощником П. П. Шмидта, когда он командовал "Дианой". Не говоря о том, что мы все, его сослуживцы, глубоко уважали и любили этого человека, мы смотрели на него, как на учителя морского дела. Просвещеннейший человек, Петр Петрович был просвещеннейшим капитаном. Он пользовался всеми новейшими приемами в навигации и астрономии, и плавать под его командованием - это была незаменимая школа, тем более, что Петр Петрович всегда, не жалея времени и сил, учил всех как товарищ и друг. Один из его помощников, долго плававший с другими капитанами и назначенный затем на "Диану", сделав один рейс с Петром Петровичем, сказал: "Он открыл мне глаза на море!"

В конце ноября 1903 года "Диана" шла из Риги в Одессу, Двое суток не утихал шторм, и двое суток капитан не покидал мостика. Лишь когда погода немного улучшилась, Шмидт ушел к себе и уснул.

"Не прошло и двух часов, - пишет "Моряк", - как погода изменилась, нашел туман. Помощник, стоявший на вахте, по непростительной небрежности не сообщил об этом капитану и не разбудил его, и "Диана" налетела на подводную гряду камней, как потом выяснилось у острова Мен. Страшный удар о камни, треск всего корпуса парохода заставил выбежать на палубу весь экипаж. Темнота ночи, шторм, жестокие удары о камни, неизвестность - все это вызвало панику, команда шумела, начался беспорядок.

И вот раздался тихий, но какой-то необыкновенно твердый и спокойный голос Петра Петровича. Этот голос призвал всех к спокойствию. Это была сила влияния необыкновенная. Не прошло минуты, как все были спокойны, все почувствовали, что у них есть капитан, которому они смело вручают свои жизни. Эта спокойная отвага Петра Петровича не вставляла его все дни аварии, и он спас "Диану".

Радио в те поры еще не пришло на флот. Первая радиостанция на русском торговом судне "Россия" была установлена только через пять лет. Поэтому потерпевшие аварию не имели возможности сообщить о своем бедственном положении. А заметили их лишь через несколько дней, когда стих шторм.

"На третий день пароход был в положении опасном, и Петр Петрович приказал команде и помощникам садиться на шлюпки и выбрасываться на берег о. Мен. Он сам спокойно распоряжался каждой шлюпкой, заботливо относясь не только к людям, но и каждому матросскому узелку вещей, он передал нам свое спокойствие, и мы все благополучно выбрались на берег в бурунах.

Когда все мы сели в шлюпки, то обратились к нему, чтобы и он садился. Он грустно посмотрел на нас и со своей доброй улыбкой сказал:

- Я остаюсь, я не покину "Диану" до конца.

Мы все, едва удерживая слезы, уговаривали его, но он остался при своем решении. Тогда мы сами пожелали остаться с ним, но он разрешил это только четырем из нас, находя, что эти люди могут понадобиться ему для сигнализации и сообщения со спасательными пароходами, если бы таковые пришли".

16 суток пробыл Шмидт на гибнущем судне, до тех пор, пока 14 декабря его не сняли окончательно с камней.

"После аварии, - продолжает свой рассказ "Моряк", - мы были озлоблены все на помощника, который был виновником несчастья. Он же, Петр Петрович, не произнес ни одного слова упрека и потом в своих донесениях к директору РОПИТа старался всеми способами снять вину с помощника и принять ее на себя.

- Я капитан, - говорил он, - значит, я один и виноват.

Недаром так сильно было влияние этой безукоризненной личности на всех, кто соприкасался с ним..."

Недавно в "Неделе" опубликовано письмо Шмидта сыну, написанное из Киля, где ремонтировалась "Диана":

"Очень большая работа должна быть окончена, и только тогда я могу просить отпустить меня .вследствие расстроенного здоровья, да и то еще не знаю, как пойдет ремонт парохода и не потребует ли он тоже моего присутствия. Надо, сыночка, смотреть на вещи по-мужски и не допускать в душе слабостей; если пароход под моим командованием потерпел такую жестокую аварию, то мой долг не избегать всей работы для приведения дела в порядок. Я хочу, чтобы "Диана" после несчастий и починки была бы лучше и крепче, чем раньше, а для этого нужен мой хозяйский глаз' если я не буду больше на ней плавать, то пусть она плавает еще долго и благополучно без меня вполне .исправная. Кончу все, тогда отдохну дома с чистой совестью, а не как беглый лентяй

Blog

Содержание