Безопасность на основе сотрудничества в восточной азии и конфликт из-за островов южно-китайского моря

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4

В силу комплекса причин военного и политического характера во время работы мирной конференции в Сан-Франциско (1951 г.) обсуждения проблемы спорных территорий Южно-Китайского моря не состоялось, и вопрос об их государственной принадлежности остался нерешенным. В таких условиях участники конфликта – к которым в 1956 г. присоединились Филиппины – стали в одностороннем порядке размещать свои гарнизоны на наиболее крупных и стратегически выгодно расположенных островах и рифах.

Вместе с тем, в 1950-е – 1960-е гг. необходимость расширить присутствие на островах Южно-Китайского моря продолжала занимать «периферийное» место в иерархии приоритетов как Китая, так и стран ЮВА. В частности, притязания Филиппин были озвучены лишь после присоединения к Договору о коллективной безопасности в Юго-Восточной Азии (СЕАТО), одна из формулировок которого допускала возможность «присоединить» несколько островов, расположенных в восточной части архипелага Спратли. Эскалация китайско-южновьетнамских противоречий из-за Парасельских островов (1959 г.) была вызвана обострением китайско-американских отношений после кризиса в Тайваньском проливе (1958 г.). Еще одним показательным примером «вторичности» рассматриваемой проблемы служит позиция руководителей Северного Вьетнама, на протяжении 1950-х – 1960-х гг. открыто признававших китайский суверенитет над обоими архипелагами. Это было обусловлено характером отношений ДРВ с КНР, оказывавшей своему соседу экономическую и военную помощь. К аналогичному выводу подталкивают и события конца 1960-х – начала 1970-х гг. – во время американской агрессии против ДРВ, Китай проявлял повышенную осторожность, а Тайвань, Филиппины и Южный Вьетнам – американские союзники в Юго-Восточной Азии – напротив, заметно активизировали мероприятия, направленные на расширение присутствия на островах и рифах архипелага Спратли.

Отдельный параграф третьей главы посвящен рассмотрению предпосылок, хода и последствий китайско-южновьетнамского вооруженного столкновения в акватории Парасельских островов.

Оно стало возможным благодаря фундаментальным переменам на международной арене региона в первой половине 1970-х гг. Наиболее важными из них стали нарастание взаимного интереса КНР и США после окончания войны США против ДРВ и активизация сотрудничества Ханоя и Москвы. В таких условиях руководство Китая стало опасаться замены южновьетнамского военного присутствия на островах Южно-Китайского моря северовьетнамским, а впоследствии – советским, что логично предполагало размещение разведывательных комплексов, аппаратуры слежения, а при некоторых обстоятельствах и высокоточного оружия СССР вблизи морских границ КНР.

Чтобы этого не допустить, Пекин принял решение провести операцию по захвату Парасельского архипелага, одна часть которого находилась под контролем Китая, а другая – Южного Вьетнама. Это произошло 19-20 января 1974 г., после чего НОАК активизировала строительство на островах военной инфраструктуры. В результате самый крупный остров – Вуди – превратился в одну из основных баз Южного Флота НОАК и форпост для проецирования мощи в Южно-Китайском море.

Далее автор анализирует состояние и эволюцию проблемы в отношениях КНР и СРВ, КНР и стран АСЕАН и, наконец, ассоциированных государств между собой со второй половины 1970-х до конца 1980-х гг.

Содержание китайско-вьетнамских противоречий в основном определялось состоянием отношений этих стран с Советским Союзом. Соответственно, в конце 1970-х – начале 1980-х гг. Пекин и Ханой категорически отказывались идти на компромисс, не допуская, однако, возможности повторных столкновений. Вместе с тем, тенденции второй половины 1980-х гг. – улучшение советско-китайских и охлаждение советско-вьетнамских отношений, а также принятие руководством КНР новой военно-морской доктрины, предполагавшей более активное участие флота в обеспечении безопасности страны, – создали объективные предпосылки для расширения присутствия ВМФ НОАК в акватории островов Спратли. Логичным следствием этого стал вооруженный конфликт с участием боевых кораблей Китая и Вьетнама вблизи одного из рифов в марте 1988 г.

Состояние проблемы островов Спратли в отношениях Китая с Филиппинами и Малайзией, напротив, характеризовалось стремлением «не замечать» формально существовавших разногласий. Соответственно реакция Пекина на действия Манилы и с 1979 г. Куала-Лумпура либо была запоздалой, либо отсутствовала. Основные причины этого были обусловлены активизацией центростремительных тенденций во взаимодействии КНР с некоммунистическими странами Юго-Восточной Азии. В результате на переговорах с филиппинскими и малазийскими коллегами китайские руководители неоднократно предлагали «заморозить» вопрос о суверенитете над спорными островами и совместно осваивать их ресурсы.

Вместе с тем, разногласия относительно государственной принадлежности одного острова и нескольких рифов, расположенных в южной оконечности архипелага Спратли, в отношениях Филиппин и Малайзии между собой были очень острыми. При этом руководители обеих стран предпринимали шаги, направленные не на сглаживание противоречий, а напротив, на их эскалацию. Пик напряженности пришелся на 1986-1989 гг., когда между Манилой и Куала-Лумпуром произошло несколько серьезных дипломатических конфликтов. Их характер впервые отчетливо продемонстрировал неготовность ассоциированных государств проводить согласованную политику в отношении проблемы островов Спратли, а также ограниченность асеановских принципов сотрудничества при ее урегулировании.

В ЧЕТВЕРТОЙ главе «Попытки урегулирования конфликта» подробно описаны и проанализированы многосторонние обсуждения проблемы, предпосылки их становления, ход и результаты.

На рубеже 1980-х – 1990-х гг. актуальной задачей для стран и территорий, граничащих с Тихим океаном, стала выработка новых форм сотрудничества, главным образом, на многосторонней основе, с целью предотвратить перерастание конфликтов в серьезные кризисы. После некоторых колебаний инициативу по воплощению этой идеи в жизнь взяла АСЕАН.

Противоречия из-за островов Спратли послужили серьезным стимулом, подтолкнувшим Ассоциацию активизировать усилия в данном направлении. Основная причина заключалась в осознании необходимости оптимизировать отношения с Китаем, наступательная политика которого в Южно-Китайском море вызывала обеспокоенность руководителей многих стран Юго-Восточной Азии. Важную роль сыграло и иное обстоятельство – после урегулирования проблемы Камбоджи противоречия из-за островов Спратли превратились в основной фактор нестабильности в субрегионе. Совокупность этих причин объективно побуждала асеановцев содействовать формированию такой ситуации, при которой развитие обстановки в Южно-Китайском море будет отслеживаться с участием многих, в том числе крупных, государств. К середине 1990-х гг. согласование параметров и создание инфраструктуры многостороннего диалога было в основном завершено, и обсуждения стали проводиться на неофициальном и официальном уровнях.

Неофициальные переговоры, участники которых предпринимали попытки затронуть состояние проблемы и рассмотреть перспективы ее эволюции, были представлены заседаниями Азиатско-Тихоокеанского совета по сотрудничеству в сфере безопасности (АТССБ) и Рабочих встреч по урегулированию конфликтов в Южно-Китайском море. Каждое из этих составляющих имело свою специфику – представители АТССБ первоначально в качестве основной задачи видели комплексный и академически выверенный анализ различных аспектов конфликта и выработку рекомендаций по его урегулированию, а участники Рабочих встреч пытались воплотить в жизнь проекты сотрудничества на многосторонней основе.

Тем не менее, переговоры ни в одном из указанных выше форматов не сыграли заметной роли в эволюции проблемы. В частности, несмотря на первоначальные ожидания, результатом присоединения Китая к АТССБ стали не «прорывные» решения, а напротив, прекращение ее обсуждения. Не принесли желаемого эффекта и Рабочие встречи по урегулированию конфликтов в Южно-Китайском море, главным образом, из-за отсутствия объективных предпосылок для внедрения в практику согласованных участниками переговоров проектов сотрудничества.

Официальные переговоры – это заседания Регионального форума стран АСЕАН и политический диалог АСЕАН-КНР.

Как было отмечено, политика Китая в Южно-Китайском море подтолкнула руководителей ассоциированных государств к формированию АРФ. Соответственно, в начале 1990-х гг. политики и дипломаты АСЕАН полагали, что именно это направление внесет наиболее весомый вклад в урегулирование проблемы. Вместе с тем, через несколько лет стало очевидно, что такие ожидания, скорее всего, не оправдаются. Основная причина – обсуждение участниками АРФ китайской политики в отношении архипелага Спратли подтолкнуло Пекин не к сдержанности, а, напротив, к активизации действий.

После кризиса 1997-1998 гг. участники общерегионального многостороннего диалога стали придавать приоритетное значение налаживанию сотрудничества в противодействии «транснациональным» угрозам. Эта тенденция получила дополнительный импульс после 11 сентября 2001 г., что окончательно продемонстрировало иллюзорность первоначальных надежд стран АСЕАН повлиять на эволюцию проблемы архипелага Спратли на заседаниях АРФ.

Впрочем, руководители ассоциированных государств еще в середине 1990-х гг. стали задумываться о возможности такого поворота событий. Соответственно, они сочли целесообразным задействовать «стратегический резерв» Ассоциации – диалог «один на один» с КНР. Важно подчеркнуть, что если в 1995-1997 гг. этот уровень рассматривался асеановцами в качестве «вспомогательного», то после кризиса 1997-1998 гг. он стал «основным». В итоге, именно на этих переговорах были приняты наиболее важные решения, определившие контуры урегулирования конфликта.

Вместе с тем, усиление влияния Китая в Юго-Восточной Азии объективно предопределило то, что динамика, характер и общая направленность этих обсуждений стали определяться Пекином. И китайские дипломаты без существенных усилий добились от вьетнамских, филиппинских и малазийских коллег уступок по принципиальным вопросам. Логичным следствием такого развития событий стал ярко выраженный «прокитайский» характер подписанной руководителями КНР и АСЕАН Декларации поведения сторон в Южно-Китайском море (ноябрь 2002 г.).

Из наиболее важных причин, обусловивших такой результат, особого упоминания заслуживает неспособность АСЕАН оставаться «движущей силой» многосторонних переговоров без поддержки крупных держав, которой Ассоциация лишилась в середине 1990-х гг.

В этой связи автор переходит к анализу вопроса о степени единства АСЕАН во время переговоров с Китаем.

Потребность в выражении Ассоциацией согласованной позиции относительно состояния рассматриваемой проблемы, характера и перспектив ее урегулирования, а также политики КНР в отношении архипелага Спратли назрела еще в конце 1980-х гг. Но особенно актуальной она стала после принятия Китаем Закона о территориальном море и прилежащей зоне (февраль 1992 г.). В таких условиях глава МИД Филиппин призвал своих коллег из стран АСЕАН вынести вопрос о спорном архипелаге на рассмотрение в ООН, что, впрочем, поддержки последних не получило. Вместо этого министры иностранных дел «шестерки» приняли Декларацию АСЕАН по Южно-Китайскому морю (1992 г.), призывавшую участников спора к сдержанности, не упоминая, однако, что данный принцип нарушает именно Китай. Таким образом, уже при первой попытке АСЕАН наметить контуры урегулирования конфликта в ее позиции просматривалось объективное противоречие.

Указанная тенденция получила развитие во время обострения филиппино-китайских отношений из-за рифа Мисчиф (1995 г.), когда Манила, не рассчитывая на собственные силы, обратилась за поддержкой к партнерам по АСЕАН. Однако Ассоциация оказалась не в состоянии преодолеть внутренние противоречия и оказать Филиппинам действенную помощь. В результате в принятом главами МИД АСЕАН документе – «Развитие событий в Южно-Китайском море в последнее время» (1995 г.) – не содержалось принципиально новых положений по сравнению с Декларацией 1992 г.

После финансовых потрясений 1997-1998 гг. разногласия внутри АСЕАН относительно характера и перспектив урегулирования конфликта стали еще острее. Их наиболее ярким проявлением служат попытки Вьетнама, Малайзии и Филиппин согласовать положения Кодекса поведения в Южно-Китайском море (1999-2002 гг.) – руководители этих стран придерживались противоположных взглядов относительно базовых положений разрабатываемого документа. И хотя ассоциированные государства в конечном итоге смогли выработать «компромиссный» вариант Кодекса, во время переговоров с Китаем их представители были вынуждены пойти на серьезные уступки. Наиболее важной из них стало решение о переименовании Кодекса поведения сторон в Южно-Китайском море на Декларацию поведения сторон в Южно-Китайском море (2002 г.), отразившее готовность АСЕАН принять китайские условия урегулирования конфликта.

После подписания Декларации 2002 г. отмеченные выше противоречия внутри Ассоциации стали еще более заметными. А тенденции развития отношений между Китаем и его соседями в Юго-Восточной Азии в начале XXI века будут, по всей видимости, подталкивать ассоциированные государства к дальнейшим уступкам.

В ПЯТОЙ главе – «Южно-Китайское море в политике крупных держав Восточной Азии после холодной войны» рассматривается место этой акватории в иерархии приоритетов КНР, США и Японии.

Анализ позиции КНР автор начинает с освещения причин активизации, характера и основных направлений политики в отношении архипелага Спратли в начале 1990-х гг. – первые годы XXI века.

После окончания «холодной войны» стремление руководителей Китая расширить присутствие ВМФ НОАК в южной части Южно-Китайского моря было обусловлено совокупностью экономических, политических, военно-стратегических и социально-психологических причин. Из наиболее важных можно выделить необходимость разрабатывать перспективные месторождения энергосырья, усилить охрану путей нефтеимпорта, укрепить морские рубежи на юго-востоке и, самое главное, направить в контролируемое русло всплеск национализма в трансформируемом обществе. Последний фактор сыграл решающую роль в активизации китайской политики возвращения «утраченных территорий», заметное место в которой занимали острова Спратли.

В первой половине 1990-х гг. в качестве наиболее эффективного средства достижения поставленной цели, под которой руководители КНР понимали принятие остальными претендентами «прокитайских» условий урегулирования конфликта, Пекин рассматривал тактику «демонстрации силы». Ее составляющими стали заявления высокопоставленных лиц о готовности защищать интересы страны силовыми методами, принятие закона о включении Южно-Китайского моря в территориальные воды КНР и активизация мероприятий по модернизации военно-морского флота. Следствием указанной выше стратегии была эскалация напряженности в китайско-вьетнамских и китайско-филиппинских отношениях из-за отдельных островов и рифов (1992-1995 гг.).

Однако изменение характера взаимодействия Китая со странами Юго-Восточной Азии в конце 1990-х – первые годы XXI века объективно подтолкнуло руководство КНР модифицировать политику в отношении архипелага. И Пекин стал использовать экономические рычаги влияния на АСЕАН, побуждая ее к принятию выгодных для КНР условий урегулирования конфликта. Данная стратегия оказалась результативной, и наиболее важные положения принятой Китаем и АСЕАН Декларации поведения сторон в Южно-Китайском море (2002 г.) носят «прокитайский» характер.

Анализ ключевых тенденций в отношениях между КНР и странами Юго-Восточной Азии подталкивает к выводу, что в обозримой перспективе следует ожидать дальнейшей активизации китайской политики в акватории архипелага Спратли, которая, впрочем, будет осуществляться медленно и поэтапно, сопровождаясь расширением различных форм сотрудничества, прежде всего, экономического характера, с остальными претендентами на спорные острова.

Важное место в политике Китая в Южно-Китайском море занимает Парасельский архипелаг.

На примере мероприятий, проводимых в отношении Парасельских островов, приоритеты КНР в Южно-Китайском море проявились в гипертрофированном виде. В частности, в первой половине 1990-х гг. основным содержанием китайской политики было расширение инфраструктуры исключительно военного назначения. Эти работы вызывали обеспокоенность стран ЮВА, рассматривавших их как подготовку НОАК к захвату отдельных островов Спратли.

Вместе с тем, в середине – второй половине 1990-х гг. китайские лидеры были вынуждены признать, что ресурс Парасельских островов как форпоста проецирования мощи Южного флота ВМФ исчерпан, и дальнейшее строительство военной инфраструктуры не отвечало ни растущим амбициям Китая, ни характеру его отношений со странами ЮВА. В таких условиях Пекин существенно скорректировал политику в отношении Парасельских островов, сделав акцент на развитии исключительно гражданской инфраструктуры и улучшении бытовых условий несущих на архипелаге службу солдат и офицеров, преследуя цель развеять опасения соседних государств о якобы «агрессивных планах» НОАК.

Таким образом, политика Китая в отношении Парасельских островов носит переходный характер, выражающийся в комбинировании «военных» мероприятий с «гражданскими», отдавая последним приоритетное значение.

Отдельно автор анализирует подход руководителей КНР к притязаниям Тайваня в Южно-Китайском море.

В начале-середине 1990-х гг. изоляция Тайваня от участия в урегулировании проблемы архипелага Спратли стала для КНР одной из приоритетных задач. Чтобы добиться ее реализации, Китай инициировал шаги, направленные на минимизацию влияния тайваньских специалистов на состояние проблемы во время многосторонних переговоров, настаивал на необходимости выступить «единым фронтом» против стран ЮВА и совместно разрабатывать природные ресурсы островов. И хотя такая координация действий означала утрату Тайбэем статуса «равной величины» во взаимодействии с АСЕАН, тайваньские власти, заинтересованные в активизации позитивных тенденций в отношениях с КНР, заявляли о согласии двигаться в предлагаемом Пекином направлении. Однако обострение китайско-тайваньских отношений (1995 – 1996 гг.) привело к тому, что налаживание упомянутого сотрудничества оказалось свернуто.

Такая ситуация объективно подтолкнула руководителей КНР к смене стратегии. И Китай добился от АСЕАН согласия на отсутствие тайваньских представителей во время переговоров по выработке документов, определяющих условия урегулирования конфликта. В результате Декларация поведения сторон в Южно-Китайском море (2002 г.) не допускает ни участия Тайваня в дальнейших обсуждениях проблемы, ни его присоединения к многосторонним проектам по разработке ресурсов архипелага Спратли.

Значительное место в пятой главе отведено рассмотрению эволюции американского подхода к конфликту в Южно-Китайском море.

После окончания «холодной войны» внимание американской политической и военной элит к развитию обстановки в акватории архипелага Спратли стало определяться рядом факторов экономического, политического, военно-стратегического и «репутационного» характера. Важно подчеркнуть, что в первой половине 1990-х гг. в качестве оптимального средства урегулирования конфликта Вашингтон рассматривал многосторонние обсуждения, проводимые, главным образом, на заседаниях АРФ. К такому выводу подталкивает анализ приоритетов США во взаимодействии с КНР и странами АСЕАН, а также реакции американского руководства на обострение отношений между Филиппинами и Китаем из-за рифа Мисчиф (весна 1995 г.). Вместе с тем, добившись от Пекина заверений не нарушать свободу судоходства через Южно-Китайское море, Вашингтон предпочел «делегировать» урегулирование конфликта АСЕАН. Это подтолкнуло китайских дипломатов инициировать шаги, направленные на обсуждения проблемы «один на один» с Ассоциацией.

Такой поворот событий означал, что отныне все решения, оказывающие влияние на развитие обстановки в Южно-Китайском море, будут приниматься без участия США. Осознавая, что может потерять контроль над ситуацией, Вашингтон значительно расширил присутствие своих ВМС в Южно-Китайском море и активизировал маневры с союзниками. Это логично привело к столкновению боевых самолетов США и КНР в воздушном пространстве Южно-Китайского моря, за чем последовал дипломатический конфликт между двумя странами (апрель 2001 г.).

После 11 сентября 2001 г. стремление Вашингтона полагаться в большей степени на силовые, чем дипломатические, методы обеспечения своих интересов в Южно-Китайском море стало еще более заметным. К такому выводу подталкивает анализ принятых США документов, наиболее важными из которых стали инициатива по обеспечению безопасности контейнерных перевозок (январь 2002 г.) и по противодействию морской транспортировки оружия массового поражения (май 2003 г.), а также предложение о размещении кораблей США в водах Малаккского пролива и принятии комплексных мер, направленных на усиление безопасности на морских рубежах региона (весна 2004 г.). Результатом этого стало расширение возможностей заинтересованных американских ведомств отслеживать масштабы и номенклатуру грузопотока, следующего через Южно-Китайское море.

Далее автор переходит к рассмотрению приоритетов Японии в Южно-Китайском море.

Как известно, с начала 1990-х гг. основная цель японской внешней политики заключается в приведении политического влияния страны в соответствие с ее экономическим и научно-техническим потенциалом. Соответственно, Токио стремится играть активную роль в урегулировании актуальных проблем Восточной Азии, одной из которых остается конфликт из-за островов Спратли. Вместе с тем, японская дипломатия скована рядом объективных факторов, способных свести к минимуму желаемый эффект. Осознавая это, в первые годы после окончания «холодной войны» руководители страны рассматривали именно многосторонний диалог с участием крупных держав в качестве наиболее эффективного средства снижения остроты противоречий из-за островов архипелага. Однако уже к середине 1990-х гг. Токио стал склоняться к выводу, что этот подход не оправдал первоначальных надежд, и инициировал шаги, направленные на расширение собственного военно-морского присутствия в Южно-Китайском море, что стало возможным благодаря укреплению и диверсификации военно-политических связей с Вашингтоном.

В результате во второй половине 1990-х гг. политика Японии по обеспечению своих интересов в Южно-Китайском море заметно активизировалась. В частности, японские специалисты инициировали расширение сотрудничества с коллегами из стран ЮВА по противодействию пиратству и иным нетрадиционным угрозам безопасности, а правительство спонсировало проведение конференций, участники которых обсуждали возможности оптимизации такого взаимодействия.

После 11 сентября 2001 г. Япония поддержала антитеррористическую стратегию США в Юго-Восточной Азии, попутно рассчитывая усилить собственное влияние в субрегионе, в том числе на его морских рубежах. В частности, Токио выразил одобрение принятых Вашингтоном инициатив, присоединился к многосторонним учениям по перехвату оружия массового поражения в Южно-Китайском море и предложил странам АСЕАН создать режим многостороннего мониторинга Малаккского пролива. Если отмеченные выше тенденции получат развитие, то правомерно ожидать существенного возрастания влияния «японского фактора» на развитие обстановки в Южно-Китайском море.

В ЗАКЛЮЧЕНИИ представлены итоги исследования и сформулированы основные выводы.

Историческая ретроспектива конфликта свидетельствует, что вплоть до окончания Второй мировой войны ни одна страна не проводила целенаправленной и последовательной политики в отношении хотя бы одного из архипелагов. Отдельные острова и рифы регулярно использовались рыбаками и пиратами практически всех прибрежных стран в качестве временных стоянок, и никто не считал их принадлежавшими какому-либо государству. А экспедиции, предпринимаемые властями Китая, Вьетнама и Франции, не были поставлены на постоянную основу и носили «разовый» характер.

В период «холодной войны» спор из-за островов Южно-Китайского моря оставался на периферии внешнеполитических приоритетов как ведущих держав Восточной Азии, так и стран ЮВА. Впервые это стало очевидно во время конференции в Сан-Франциско (1951 г.). С середины 1950-х гг. по конец 1980-х гг. данная проблема также была объективно менее значима, чем корейская, вьетнамская или тайваньская. Она целиком зависела от множества факторов «общерегионального» масштаба и «подгонялась» под более актуальные направления политики участников конфликта.

Фундаментальные перемены в отношениях между странами Восточной Азии на рубеже 1980-1990-х гг. обусловили превращение спора из-за островов Спратли в один из наиболее серьезных факторов нестабильности региона. Соответственно, осознание необходимости добиваться его урегулирования объективно подтолкнуло АСЕАН активизировать усилия по формированию общерегионального многостороннего диалога по вопросам безопасности.

Вместе с тем, многосторонние обсуждения общерегионального масштаба не способствовали ни прояснению вопроса о государственной принадлежности отдельных островов архипелага Спратли, ни снижению противоречий между странами-претендентами на них. Основные причины этого крылись в изначальной ограниченности асеановских принципов сотрудничества, отсутствии единства внутри Ассоциации и, наконец, нежелании крупных держав Восточной Азии искать пути решения проблемы на заседаниях АРФ. Как только это стало очевидно, Китай перевел обсуждения в русло политического диалога «один на один» с АСЕАН и добился урегулирования конфликта на выгодных для себя условиях.

Рассматривая наиболее вероятный сценарий эволюции проблемы островов Южно-Китайского моря в обозримой исторической перспективе – следующие 5-7 лет, – представляется целесообразным разделить вопрос о Парасельских островах и островах Спратли.

Изменение ситуации вокруг Парасельского архипелага, находящегося под контролем КНР, крайне маловероятно. Более того, объективные тенденции развития китайско-вьетнамских отношений подталкивают к выводу, что в скором времени КНР и СРВ подпишут соглашение, юридически закрепляющее суверенитет Китая над островами. Предпосылками к этому являются активизация экономического сотрудничества и начало процесса урегулирования погранично-территориальных вопросов.

Обстановка вокруг архипелага Спратли в ближайшие годы тоже, скорее всего, будет развиваться по «бесконфликтному» сценарию. Залогом того служат приоритеты китайской политики в Юго-Восточной Азии, а именно, стремление активизировать экономическое и политическое сотрудничество со странами субрегиона. Соответственно, руководство КНР заинтересовано в разработке ресурсов архипелага Спратли совместно с ассоциированными государствами, а не конфронтации с ними. Кроме того, после 11 сентября 2001 г. в Южно-Китайском море произошло существенное расширение американского и японского военного присутствия, что служит дополнительной гарантией недопущения эскалации напряженности. Наконец, в первые годы XXI века Южно-Китайское море являет собой арену в большей степени сотрудничества стран региона в противодействии нетрадиционным угрозам безопасности – прежде всего, пиратству и морскому терроризму, – чем соперничества некоторых из них из-за государственной принадлежности отдельных островов и рифов архипелага. Принимая во внимание указанные выше факторы, можно заключить, что в обозримой перспективе для обстановки в этой акватории будет характерно некоторое «затишье».

Вместе с тем, в более отдаленной перспективе – 8-15 лет – КНР, безусловно, рассчитывает добиться изменения ситуации в выгодном для себя направлении. Основной предпосылкой к этому служит характер внешнеполитической и внешнеэкономической стратегии Китая в Восточной Азии, направленной на формирование «китаецентричной» модели взаимодействия субъектов региональной политики. Соответственно, активизация мероприятий в отношении архипелага Спратли поможет КНР еще больше «замкнуть» на себе два субрегиона, усилив свои позиции как одновременно «северо-восточно-азиатской» и «юго-восточно-азиатской» державы, подобно тому, как США расположенные на севере Американского континента, определяют развитие его центральной и южной частей.

Вместе с тем, на практике реализация такой стратегии сопряжена с серьезными препятствиями.

Во-первых, слишком энергичные шаги по «возвращению в лоно Родины» отдельных островов Спратли способны реанимировать старые фобии стран Юго-Восточной Азии – что Китай стремится «поглотить» субрегион, «поставить его под контроль», «доминировать» на морских рубежах и т.д., что вступит в противоречие с основным содержанием политики КНР.

Во-вторых, в настоящее время ассоциированные государства пытаются оптимизировать отношения с крупными внерегиональными странами – Индией, Австралией и Россией, что объективно сужает для Китая «свободу маневра», побуждая его соотносить свои действия не только с АСЕАН, но и с ее влиятельными партнерами.

В-третьих, военное присутствие Вашингтона и Токио в Южно-Китайском море будет, по всей видимости, продолжать расширяться, что также подтолкнет Пекин к сдержанности.

В-четвертых, в ближайшие годы, а, возможно, и десятилетия приоритетным направлением китайской политики «возвращения утраченных территорий» будет оставаться Тайвань, а не архипелаг Спратли. Соответственно, это потребует от Пекина не «распылять» усилия, а наоборот, сконцентрировать их на решении наиболее важной задачи.

Таким образом, факторов, способных предотвратить превращение Южно-Китайского моря в «китайское озеро», набирается достаточно. Именно они, по всей видимости, и будут превалировать, сохраняя «бесконфликтное» развитие обстановки в этой акватории как в ближайшей, так и в более отдаленной перспективе.

Blog

Безопасность на основе сотрудничества в восточной азии и конфликт из-за островов южно-китайского моря

Содержание