Книга вторая сестрёнка из преисподней

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20
     — Ах, Сергей Александрович, что же вы наделали? Я всей душой понимаю и одобряю ваш поступок... Это поступок настоящего христианина, да и любого честного человека, но... Вы ведь отдаёте себе отчёт, как теперь с вами поступят?
     — Вполне... — Я попытался хоть чуть-чуть развернуться, а то в спину давил какой-то сучок. — Вы не могли бы немного ослабить верёвки, у меня уже руки затекают.
     — Я попытаюсь... Увы, узлы слишком крепки. К сожалению, вам придется до конца испить чашу высокого мученичества. Многие праведники безропотно принимали её и волей своей доказывали превосходство духа над терзаемой плотью. Хотите, я в утешение расскажу вам о страшных муках святого Варфоломея?
     — Простите, не хочу!
     — Но это очень познавательно!
     — Всё равно не хочу. Не обижайтесь, пожалуйста, но после того как я глянул на местного жреца-маньяка, дополнительные истории с леденящими душу подробностями вряд ли сохранят во мне мужество.
     — Точно! Так его, Серёга! Не в бровь, а в глаз! — С левой стороны от меня присел на корточки нечистый дух.
     Ангел недовольно фыркнул и обиженно протянул:
      — Не понимаю... Подобные рассказы о житии и смерти святых мучеников очень полезны для души.
     — Ага, после них духовный рост прёт со страшной силой! — серьёзно подтвердил Фармазон, подмигнул мне и вытащил из необъятных глубин балахона складной швейцарский нож. — Вставай, Сергунь... Пока есть время, поброди на свободе! Братэлло, помоги хозяину подняться.
     Вдвоём они быстро сняли с меня остатки верёвок, и я смог осмотреться. Камера, куда меня поместили, напоминала грубый гранитный гроб квадратной формы. От стены до стены — пять шагов, рукой могу коснуться потолка, в углу маленькое оконце — мне туда и голову не просунуть. Дверь цельнокаменная, чтоб её сдвинуть, надо человек десять, не меньше. Пока я осматривал помещение, Анцифер так же придирчиво изучал алую розу, оставленную моим непредставившимся посетителем. Как вы могли догадаться, длинный стебель плавно переходил в стальной заточенный прут.
     — Такседо Маек? — прозорливо предположил ангел, мы с Фармазоном кивнули. — Думаю, таким неоригинальным способом он хочет лишний раз подтвердить своё незримое участие в ваших злоключениях. Вроде как вам отсюда уже не выбраться, а он первым бросает цветок на вашу могилу! Дешёвая театральщина, должен признать...
     — Это понимаем лишь мы с вами, а ведь Банни наверняка бы сочла такой жест очень благородным.
     — Да, Серёженька, у современной молодёжи слишком поздно формируются правильные понятия об истинном и ложном.
     — Между прочим, критика подрастающего поколения есть первый признак приближающейся старости.
     — Браво, господин поэт! Сергунь, сегодня ты просто сыплешь афоризмами... — бодро раздалось за нашими спинами. — А теперь попрошу всех к столу! Чем богаты, как говорится... Но главное, что есть повод.
     Мы с ангелом обернулись и ахнули... На аккуратно расстеленной газеточке стояла запотевшая бутылка «Гжелки», открытая баночка кильки в томате, порезанный толстыми кружочками сервелат, длинный турецкий батон и три пластмассовых стаканчика. Не могу даже сказать, чему я в большей степени удивился или обрадовался — еде или самому факту её появления. Мои духи частенько откушивали вместе со мной, но чтобы еще и угощали?! Нет, должно случиться нечто из ряда вон выходящее...
     — Прошу садиться! — несколько смущённо суетился Фармазон. — Чувствуйте себя как дома, извините, если что не так. Как мог, как успел, как уж получилось...
     — Да что, собственно, произошло? — искренне поинтересовались мы с Анцифером, садясь прямо на холодный пол.
     — Сначала нальём по маленькой. — Чёрт быстро свернул горлышко бутылке и набулькал всем по полстакана. — Так, взяли? Теперь позвольте небольшой тост. Дорогие мои...
     Мы с ангелом переглянулись. Наш нечистый торжественно поднял руку, его голос надломленно вздрагивал, а глаза предательски блестели.
     — Серёжа... и ты, Циля, вы... вы оба сделали для меня очень большое дело. Если помните, я как-то говорил, что у меня серьёзные неприятности на работе. Ну, другие бы плюнули и были рады, раз у чёрта неприятности, им-то от этого только лучше... Да, так рассуждает большинство. Но не вы! Вы... оказались, то есть показали себя настоящими друзьями. Вы не сказали: «Да пошёл ты, Фармазон!» Все так говорят, всегда... Так вот... о чём это я? А, вы оба пообещали мне помочь, прикрыть от начальства, давая мне возможность время от времени чинить положенные чёрту пакости. Ну, чтобы всё чин чинарём, согласно штатного расписания. Вы дали мне возможность показать себя и... Короче... вот! — Фармазон продемонстрировал отворот балахона: на чёрном шёлке алела красная шестиугольная звезда с золотеньким черепом в середине.
     — Мой... первый... орден.
     — О-о-о, ну, за такое событие грех не выпить! — поддержал я, подпихивая локтем светлого духа.
     Анцифер поморщился, поджал губки, но, встретив умоляющий взгляд братца, тоже поднял стаканчик:
      — Это, конечно, против моих принципов... Ведь ты, изменник, получил высокую награду, толкая нашего хозяина в пасть Геенны огненной, но... Не будем портить праздник. В конце концов, такое действительно бывает не каждый день... — За вас, друганы! — Ваше здоровье, Фармазон!


* * *


         Пожалуй, что пьяными мы не были. Просто в ближайшие два часа я наконец-то познал чувство полнейшей гармонии. Светлая и тёмная половинки моей личности не перегавкивались, как обычно, и не лезли друг с другом в драку, а слаженно исполняли старинный русский романс «Гори, гори, моя звезда...». Фармазон из ниоткуда выудил цыгановатого вида гитару, а у Анцифера оказался великолепный оперный тенор. При определённо спевшемся дуэте это было что-то! Раньше я искренне считал, что все лучшие певцы встречаются не на эстраде, а в КВН, но сегодня сменил точку зрения. Тот, кто хоть один раз слышал пение ангела без фонограммы, — может умереть спокойно: жизнь прожита не зря! Очень вежливо со стороны ацтеков было то, что нас не беспокоили... То ли вообще забыли, то ли оставили на торжественную часть, после ужина. За окошком начинало смеркаться — золотистый солнечный свет сменился оранжево-розовым сиянием. Нимб чуть поддатого ангела романтично озарял всю камеру, придавая нашему мужскому междусобойчику налёт некой питерской ностальгии. Я прикрыл глаза и вспомнил Наташу... На мгновение мне показалось, что мы безумно далеки и между нами целая вечность. Нет, умом-то я понимал отсутствие любой серьёзной опасности — случись что, Анцифер и Фармазон подцепят меня под белы рученьки и мигом доставят... куда-нибудь. В Город точно не попадём, у них это не получается. Ну и ладно, поблуждаем по Тёмным мирам, пока наконец моя дражайшая супруга не найдёт меня сама. Наташа — прирождённая ведьма, ей не составит никакого труда выяснить у крысюков, куда я направился и где меня поймать. Да, крысюки! Совсем забыл, я же пообещал добыть для них восемь золотых змей. Надо будет как-то решить этот вопрос с местными касиками. Может быть, они мне их просто подарят, в знак дружбы и добрососедских отношений? Ой, что-то много вопросов навалилось сразу, я бы предпочёл как-то более последовательно, по мере разрешения, так сказать...
     — Слышь, Серёга! Серёга-а! Циля, он не реагирует.
     — Не приставай, видишь — человек пребывает в состоянии лёгкого, возвышенного забытья...
     — Дебилизма!
     — Забытья! И не смей в моём присутствии дурно говорить о Наталье Владимировне!
     — Да я и сказать-то ещё не успел... Ладно, не буду. — Чёрт отложил гитару в угол и вновь настойчиво потеребил меня за плечо.
     — Вы что-то хотели? — очнулся я, стряхивая со лба золотые грёзы.
     — Хотел, Сергуня, поговорить с тобой хотел. Мы тут посоветовались с братишкой и тихо порешили тебе помочь. Не спорь! — Фармазон протестующе поднял ладонь, и ангел согласно кивнул. — Не переживай за меня, я от начальства далеко, так что всего не проконтролируют. К тому же, помогая тебе, я не обязательно сотворю доброе дело. Ну, короче, ты меня понимаешь...
     — Не совсем.
     — Он имел в виду, Серёженька, что дело спасения вашей жизни, несомненно, благое и хорошее, но добиться данного результата можно разными способами... — завуалированно пояснил Анцифер.
     — А-а-а... — сделав вид, что понял, протянул я.
     — Так вот, по моим прикидочкам, поведут тебя, добра молодца, в казённый дом и будут там сидеть три важных короля, а один из них — козырный! Как начнут они решать-советоваться, судьбу твою крестовую восьмёркой забубённой по усам бить — ты и не теряйся. Увидишь по углам двух тузов марьяжных, как они заговорят — ты джокера из колоды тотчас хватай, не глядя! И будет тебе тогда, яхонтовый мой, жизнь полной чашей и денег по маковку, и дама червовая в супружницы с известием хорошим, и удача во всех делах наиполнейшая...
     — Фармазон, — спросил я, когда он выдохся, — у вас в роду цыган не было?
     — Ай, морэ, морэ! Размар ман о кхам — кого там только не было... — прищёлкнул языком нечистый и начал заворачивать в газету остатки нашего пиршества.
     — Мы куда-то спешим?
     — Пожалуй, да... — с печальной улыбкой поглядел на меня Анцифер. — За вами скоро должны прийти. Не бойтесь ничего, я почти наверняка смогу защитить вас от местных языческих богов. В чём-то наука, несомненно, права: Господь действительно обрушил испанцев на инков как небесную кару за их ужасающие преступления. Человеческое жертвоприношение ничем нельзя оправдать! А значит, как верный сподвижник истинного Бога, я приложу все усилия, чтобы положить этому конец, и вы, Серёженька, будете моим оружием...
     И мой светлый дух исчез прежде, чем я успел его окликнуть.
     — Ну, чего нос-то повесил? Циля ушёл, я остался. Хочешь, с тобой на эшафот пойду? Давненько мне на трибуне выступать не доводилось...
     — Не хочу! — В моей памяти мгновенно всплыла драка в католическом монастыре. Там Фармазон не только лез в текст со своими подсказками, но еще и вселился в меня в самый неподходящий момент, вследствие чего треть стражи была покусана, поцарапана и оплёвана. Повторять подобный эксперимент, пожалуй, больше не стоило...
     — Как знаешь... Я от всей души, можно сказать... — участливо похлопал меня по спине разочарованный чёрт. — Не буду мешать вашей приватной беседе, уже слышны шаги твоих храбрых тюремщиков. Не скучай, пиши. Будут сложности — высылай телеграмму. И помни: мой дом — твой дом! Но лучше наоборот... Буквально через минуту раздался тяжёлый скрежет сложной системы открывания двери. Там, как помнится, стояла монолитная плита, и её можно было лишь отодвинуть. Техническим достижениям ацтеков я удивлялся чуть позднее, а сейчас четверо смуглых мужчин в длинных чёрных безрукавках молча кивнули мне на выход. В их руках не было заметно оружия, однако в глазах горела такая слепая ненависть, что я повиновался без уточняющих вопросов. С кем-то можно позволить себе побалагурить, с этими — нет... По-моему, их даже не удивило, что я развязался, чувствую себя хорошо и на запуганного пленника никак не похож. Мы взошли на вершину пирамиды, где меня торжественно провели по всему периметру вокруг храма. Народ внизу шумел о чём-то своём, тыкая в мою сторону пальцами. Солнце уже коснулось мерцающим краем фиолетово-янтарной кромки океана. С высоты мне хорошо была видна территория маленького городишки, отделённого от побережья относительно небольшой стеной девственного леса. Кстати, насчёт размеров самой пирамиды я, видимо, погорячился, всё-таки она была немаленькой. Поменьше египетских аналогов, но... Убедившись, что все жители имели равную возможность насладиться лицезрением моего грядущего «восхождения на небеса», четверо сопровождающих свернули экскурсию, и мы направились непосредственно в само храмовое помещение. Возвращать в прежнюю камеру меня не стали, а повели дальше, через несколько разных комнат, заставленных ритуальными сосудами, всякими непонятными предметами и громоздкими изделиями из драгоценных металлов. Вот тут я насчитал четырнадцать золотых змей! Значит, Фармазон был прав: их брали именно отсюда, оживляли волшебством и запускали в городские коммуникации с целью наведения шороху и беспорядков. А меня в конце концов доставили в довольно большой зал. Зал освещался горящей неочищенной нефтью в покачивающихся больших плоских чашах. Два каменных здоровенных идола стояли по разным сторонам комнаты. Первый изображал благообразного старца с длинной бородой и европейскими чертами лица. Его длинные одеяния украшали накладные золотые змейки, а руки сжимали непонятный предмет, напоминающий, скорее всего, космический бластер или укороченный домашний пылесос. Второй идол поражал явным негроидным типом, впечатляющими мускулами и какой-то странной позой. Его левая рука покоилась на дубине или рычаге переключения скоростей, а в правой была связка копий. Прошу прощения за излишние подробности и детализацию, но эти, несомненно технические, моменты так поразили моё воображение, что я до сих пор удивлённо вскидываю брови... Но вернёмся к нашей истории: пока я удивлялся, весь зал незаметно наполнился странными людьми. Создавалось впечатление, что я попал на карнавал доколумбовых ужасов...


* * *


         Вдоль стен выстраивались маски, более-менее равномерно группируясь поближе к тому или иному идолу. Приглядевшись повнимательнее, я зорким глазом профессионального литератора (шпионуса?!) отметил, что те, кто выбрал небесным пастором каменного старца, были наряжены в костюмы змей, птиц и рыжебородых карликов. А сторонники агрессивного негра изображали, соответственно, ягуаров, орлов и невразумительно-уродливых рогатых демонов. Я ещё подумал, что, будь здесь Банни, у нее не возникло бы трудностей с выбором мишеней... Однако постепенно вся эта пёстрая толпа без лишнего шума заняла всё свободное пространство близ своих кумиров. В центре, на специально выделенном круге, одиноко стоял я, а прямо передо мной расположили три высоких кресла: слева — из кожи и... костей, справа из зелёных веток и цветов, а в середине из старательно отполированного гранита. Зачем и для кого — вопросов не было, тут даже я мог бы догадаться. Вскоре появились и сами судьи. Три почтенных старца, чьи лица были скрыты металлическими масками, по-моему, золотыми. Поскольку и Анцифер и Фармазон торжественно поклялись оказать мне любую возможную помощь, то и дёргаться особенно не было смысла. Тот, что сел в каменное кресло, поднял вверх обе руки, как бы призывая к молчанию, хотя и так никто не шумел.
     — Теуль!
     — Это вы мне?
     — В судебном зале великих богов Чолулу нет других теулей! Слушай и запоминай, ибо время ценнее всего на свете, а у нашей бедной страны его осталось не так уж много. Тебя обвиняют в страшных преступлениях против нашего народа... Ты обманом проник в город, ты жестоко избил уважаемого жреца, желавшего лишь узнать твоё имя, ты осквернил наши святыни, ты поносил наших богов и совершил множество других ужасных грехов! Своими безответственными поступками ты приближаешь гибель Пятого Солнца и толкаешь в пропасть Тьмы всю землю. Мы будем судить тебя по нашим законам!
     Толпа ровным гулом выразила единодушное одобрение. Я пару раз пытался возмущённо открыть рот, но за креслом среднего вырисовывались чёрные фигуры неулыбчивых конвоиров. Теперь в их руках были внушительные копья, достаточно длинные, чтобы погасить любые попытки апелляции с моей стороны.
     — Я — Верховный Жрец и судья великого Теночтитлана, вершу истинную справедливость везде, где люди нуждаются в защите их прав. Моя правая рука, — старец сделал красивый жест, — будет говорить устами бога мира пресветлого Кецалькоатля. Моя левая рука... — точно такой же театральный жест в сторону кресла из кожи и костей, — будет говорить языком бога войны чёрного Уицилопочтли. Люди могут ошибаться, но боги... никогда! Именно они решат твою судьбу, а мы последуем их воле.
     Что-то вся эта система жреческого «правосудия» здорово напомнила мне знаменитый коммунистический лозунг: «Человек может ошибаться, но партия — никогда!» Сколько же измен, доносов, подлостей и предательств пряталось за такими красивыми словами... Я покачал головой и пожал плечами, всем видом демонстрируя полную покорность судебной процедуре.
     — О Великий и Добродеятельный Кецалькоатль, учитель и наставник, слышишь ли ты нас?
     Жрец справа вдруг начал судорожно дёргаться, делая глотательные движения, потом как-то успокоился, бочком устроился в зелёном кресле и невозможно знакомым голосом заявил:
      — Слышу, слышу, естественно... Не ори так, дедуля, у меня аж все пробки из ушей повылетали. Сейчас сяду поудобнее и почирикаем на досуге...
     Я закусил губу, чтоб не рассмеяться. Все прочие вытаращились так, что с них едва маски не попадали.
     — О Громоподобный и Ужасный Уицилопочтли, воин, защитник и палач, слышишь ли ты нас?
     — M-м... минуточку... — Тело жреца слева затряслось мелкой дрожью. — Кажется, я не туда попал... Нечистый дух, это опять твои штучки?!
     — Ша, Циля! — примирительно вскинул руки безвольный жрец Кецалькоатля. — Ну, произошла маленькая ошибочка... Так набрось скидку, я ж после праздника. Щас резво поменяемся, готов?!
     — Сделай милость.
     Через несколько секунд оба жреца пришли в нормальное человеческое состояние, взвыли дурными голосами и попытались удрать. Не тут-то было! Левый убежал на два шага, правый на три, а потом каждого настигло неумолимое возмездие в лице светлой и тёмной половин моей души. Что ж, если эти работники культа всю жизнь разыгрывали «театр трёх актёров», то теперь у Верховного появились серьёзные проблемы. Сценарий наверняка оставался прежним, а вот текст у исполнителей серьёзно подредактировали... Неритмично подёргиваясь, словно от одноразовых электрических разрядов, два подсобных судьи вернулись к покинутым креслам и заняли свои места.
     — Не тяни резинку, Верховный, она и так проверена электроникой! — весело заявил на весь зал тот, что выражал волю бога войны. — Правосудие надо вершить, пока не скисло! Или у кого-то из местных вшей другие предложения?
     Если у кого они и были, то ни одна живая душа в зале не могла выговорить ни слова. Тот, кто не успел вытаращить глаза, уронил челюсть... Правый жрец ласково улыбнулся мне исподтишка и мягким голосом Анцифера поддержал:
      — Действительно, не стоит затягивать процедуру этого фарса. Быстренько предъявите обвинения, Серёженька так же быстро даст исчерпывающий ответ, и мы дружненько закроем дело. Прошу вас начинать, уважаемый...
     Верховный жрец дрожащей рукой сбил маску на затылок, открывая совершенно растерянное лицо, и попытался вытереть пот. Похоже, он полностью потерял контроль над ситуацией...
     — О всесильные боги! Жизнь человека для вас подобна пылинке под ногами, — вы и не заметите, как она обратится в прах под вашей царственной пятой... Будьте же милосердны и ответьте: вы слышите нас?
     — Ясен пень! Сколько можно спрашивать?! — нетерпеливо притопнул ногой Уицилопочтли.
     — Вы готовы вершить свой праведный суд?
     — Вершить суд может лишь Всевышний! — нравоучительно напомнило «вместилище духа Кецалькоатля». — И не перебивай меня, лукавый, это вопрос принципиальный. Если я и согласился на твою авантюру, так это не значит, что ты услышишь от меня бесстыжее враньё!
     Верховный жрец беспомощно обернулся к левому жрецу, тот поудобнее вытянул ноги и попытался сунуть руки в несуществующие карманы:
      — Да ты продолжай, продолжай, дедуля... Не обращай на нас внимания, лепи всё, согласно установленного процессуального порядка.
     — Мабаско! Атешока! — жалобно взвыл Верховный, поочерёдно обращаясь к своим помощникам. — Что с вами?! Какую кару на вас обрушили небеса, замутив ваш ум и ожесточив сердца?
     — Не понял грязных намёков! Циля, он в нас не верит!
     — Ну, так объясни ему...
     — Сергунь, может, ты? — повернулся ко мне левый жрец. Я пожал плечами — почему нет, жалко, что ли...
     — Дамы и господа, все здесь присутствующие. Вы пригласили высокий суд для разбора моего уголовного дела. Хотя, с юридической точки зрения, нанесение некоторых побоев представителю неформальной религиозной общины может скорее расцениваться как лёгкое хулиганство. Во всяком случае, я своей вины не отрицаю и готов уплатить положенный штраф, если не очень дорого, конечно... В противном случае я лучше пятнадцать суток буду мести улицы. Далее, если мне верно растолковали суть процесса, то в тела уважаемых судей слева и справа должны были вселиться духи ваших богов Кецалькоатля и Уицилопочтли. Ну вот... не хочу никого обнадёживать, но духи действительно вселились. Не обессудьте, уж какие есть...
     Я победно оглядел притихшую толпу и неожиданно поймал себя на том, что краем глаза вижу чернявого Фармазона, пытающегося с головой залезть ко мне в нагрудный карман. Мгновением позже, бросив своего жреца, в тот же карман поспешил и Анцифер. На мой удивлённый взгляд ангел только придушенно пискнул:
      — Хозяева пришли! Статуя Кецалькоатля явственно вздрогнула, а в глазах идола Уицилопочтли заметались зелёные огоньки. Всё помещение заполнил аромат свежесрезанных роз, и я невольно поёжился...


* * *


         Похоже, нечто подобное ощутили и остальные. Зашевелившаяся было толпа на мгновение замерла, а потом люди бросились ниц. Самые сообразительные потеряли сознание, остальные просто делали вид, что не дышат. Правый и левый жрецы, когда из них удрали мои авантюристы, буквально рухнули безвольными куклами в позах, явно оскорбляющих высокие чувства верующих. Тот седобородый, что называл себя Верховным, от страха впал в религиозный экстаз, начал пускать слюни и приплясывать на одной ноге, активно стараясь понравиться обоим богам сразу. Впрочем, они не обращали на него внимания. Их интересовал исключительно я! Но сейчас это нисколько не льстит, даже наоборот, я думаю, что моей скромной особе уделяют слишком много незаслуженного внимания...
     — Человек! — Голос Кецалькоатля был торжественен и благозвучен, как новгородские колокола. — Зачем ты разбудил нас и чего просишь?
     — А... э... я на самом-то деле совершенно не хотел никого будить, но раз уж это произошло — примите мои нижайшие извинения! — Мне удалось справиться с пляшущими коленями, а всё прочее приложится...