XV. Огонь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   32
2 и поразила этого чудесного петуха. Однажды человек-исполин и хитрый Курент поспорили между собою, кому из них обладать белым све­том; долго боролись они, изрыли ногами всю землю и сделали ее такою, какова она теперь: где прежде были широкие равнины, там появились высокие горы и глубо­кие пропасти. Ни тот, ни другой не осилил противника. Тогда Курент взял виног­радную лозу и стиснул так крепко, что «rujno vino iz nje udarilo»; этим вином он упо­ил человека в то самое время, когда тот сидел на высокой горе за божьим столом.


1 В плавающей туче поэтическая фантазия усматривала иногда колыбель, в которой покоится ма­лютка новорожденная молния. Так вельская сага рисует потоп в следующей картине: в Brecknockshir'e — там, где расстилается теперь великое озеро, в древние времена стоял славный город; жители его погрязли в грехах; не знали сострадания к бедным странникам и были за то наказаны все­общим потопом. Посреди вод, затопивших равнину, плыла только колыбель с плачущим ребенком; изо всех обитателей грешного города он один избежал смерти (D. Myth., 546; сличи Срп. н. njecмe, I, № 207).

2 Перевод: где сидит петух и сторожит божия яства.


«Naskorom se Bog povratio i ugledav čovjeka, gdje mu za stolom driemlje, razjadi se te ga bad silnom rukom niz goru, gdje sav pobijen i cštetjen, polu mrtav mnogo godina ležaše. Kad opet ozdravi, snaga mu propala, ne može mi preko mora, ni na dno zemlje, ni uz goru do nebeskog stola. Tako zavlada Kurent svietom i čovjekom, a ljudi su od onda slabi i maleni»1. Высокая гора означает здесь небо, вино — живительный напиток дождя; Курент, как создатель этого напитка и как представитель грозовой музыки (I, 169—170), напоминает собою Одина2; а падение человека с небесных высот род­нится с мифами о низверженном на землю Гефесте и побежденных титанах. По другому краинскому преданию, человек, которому суждено было спастись от все­мирного потопа, взошел на вершину высочайшей горы и, когда стали прибывать воды, — ухватился за виноградную лозу; лоза эта служила палицей Куренту, кото­рый поднял ее высоко над облаками и таким образом спас человеческий род от ко­нечной гибели. Во все время, пока продолжался потоп, человек висел на воздухе, де­ржась за виноградную лозу и питаясь ее гроздями и вином3. В белорусском крае и в Тульской губ. великаны известны под именем волотов4; малороссы называют их велетнями5; в некоторых местностях слово волотка употребляется для обозначения древних курганов, которые считаются в народе за могилы исполинов и богатырей6. По мнению Шафарика, волот и велет — формы, родственные с хорватск. великаш (velikaš) и словен. веляк (velják), и буквально означают велий муж, великан7. Древ­нерусская редакция хроники Амартола дает великанам название полоники: «бысть некыи гигантии, рекомыи полоник, имя ему Неврод»; «родишася гигантове, еже сказуется полоници»8. В обоих приведенных местах слово «полоник», «полоници» — пояснительная прибавка славянского переводчика. Слово это одного происхожде­ния с лужицк. plon (см. выше стр. 282) и указывает на сродство великанов с баснос­ловными змеями, что, как мы видели, подтверждается и словом див, равно означа­ющим и змея, и великана (см. стр. 312—3). Великорусские сказки, выводя на сцену исполинов, называют их дикими людьми и обрисовывают такими красками: рос­том великан выше лесу, вместо палки держит в руке вырванный с корнем дуб или сосну; на обыкновенного смертного он смотрит презрительно, как на слабого червя, которого ничего не стоит ему раздавить ногою; самые глубокие моря он может сво­бодно переходить вброд; громадная голова великана, сраженного на ратном поле, представляется страннику высоким холмом. Один из таких исполинов тридцать три года лежал убитым в поле, но будучи окроплён живою водою — вскочил и тот­час же предложил своему избавителю помериться в рукопашном бою. Эта неутоми-


1 Перевод: Вскоре воротился Бог и увидел человека, дремлющего за столом; разгневался и сбросил его сильной рукою с горы вниз, отчего много лет лежал он разбитый и полумертвый. Когда человек оздравел, сила его пропала: не мог он ни скакать через море, ни спускаться в глубь земли, ни восходить вверх к небесному столу. Так завладел Курент светом и человеком, и люди с той поры сделались слабы и малы.

2 Один, превратившись змеею, похитил вдохновительный мед; сатана в виде змея или червя со­блазнил Адама, напоив его виноградным соком, последствием чего и было изгнание первого человека из рая (см. I, 203).

3 Эрбен, 259-264.

4 Обл. Сл., 27; Рус. Вест. 1862, III, 55—57; Географич-. Словарь Щекатова, I, под словом волоты.

5 Малорос. Слов. Чужбинского, 24: велетень.

6 Историч. разговоры о древностях велик. Новгорода, 7—8; Черты литов. нар., 75.

7 Славян, древности, II, кн. 3, 94, 104. Г. Микуцкий признает: велий, великий, болий, волот, велет, латин. valeo, validus, и санскр. bala (сила, могущество; сильный, огромный) — словами одного проис­хождения (Зап. Р. Г. О. по отдел, этнограф., I, 571).

8 Записки И. Ак. Н., VI, кн. 2, 274.


мая жажда битв весьма знаменательна; она указывает на те дикие и грубые страсти, какими народная фантазия наделила великанов, воплощая в их образах страшные и неразумные силы физической природы1. В Могилевской губ. о богатырях-вели­канах рассказывают, что они принадлежат к породе бессмертных, растут не по дням, а по часам и минутам, головою достают до облаков и шествуют по следам ветров с одного конца земли на другой: так живо представлялись некогда народно­му уму быстрое возрастание туч, надвигающихся на небесный свод, и их стреми­тельный полет по воздушным пространствам. Как в Литве признаются великанами Вода и Ветер (стр. 327), так в Могилевской губ. сохраняется предание о двух маль­чиках исполинского племени: один из них дунул и в прах разметал по воздуху все крестьянские хаты2, а другой плюнул — и образовалось бездонное озеро. Когда, во время сильной бури, вихрь вырывает столетние дубы и кругом блистают яркие и частые молнии — явление это крестьяне называют игрою богатырей3. В сказках из­вестен богатырь Дубыня, исторгающий с корнями вековые дубы и другие старые деревья. Литвины приписывают борьбе великанов северное сияние4, очевидно сме­шивая эту великолепную картину с летнею грозою. В Малороссии до сих пор не за­быто поэтическое предание о великане, который был так громаден, что ему не было ни крова, ни пристанища. И вот задумал он взойти на беспредельное небо: идет — моря ему по колено, горы переступает, и взобрался наконец на высочайшую из земных скал; радуга — этот мост, соединяющий небо с землею, принимает его и возносит к небесным обителям. Но Господь не пускает туда великана5, а на землю уже нет дороги, и остался он навсегда между небом и землею; тучи ему — постель и одежда, крылатые ветры и птицы (олицетворение тех же ветров) носят ему пищу, а радуга, наливаясь водою, утоляет его жажду. Но тяжка жизнь безлюдная; горько возрыдал великан, и слезы его дождем полились на поля и нивы; от стонов его раз­дались громы и потрясли низменную землю6. Народная легенда представляет св. Христофора великаном; когда умерла его мать — он сел над страшною пропастью и заплакал; слезы наполнили бездну и образовали широкое море: оттого-то морская вода солона и горька, как слезы7! Тот же сверхъестественный, стихийный характер сохраняют великаны в эпических сказаниях греков, скандинавов, немцев, лито­вцев, финнов и других народов. По свидетельству греческих памятников, братья Ветры олицетворялись в титанических образах; германские саги говорят о велика­нах и великанках, которые насылают град, вихри и непогоду8; Эдда называет вели­кана Hraesvelgr: в образе орла сидит он на краю неба и взмахом крыльев направляет на людей бурные ветры; в другом месте Эдда упоминает о великанке Hyrrokin (igne fumata), которая приезжает на волке, взнузданном змеями, т. е. на туче, сверкаю­щей молниями: едва толкнула она погребальный корабль Бальдура, как тотчас


1 Н. Р. Ск., II, стр. 402; VI, 53, а; VII, 5, b, 23, 42; Этн. Сб., V, 99—100 (стат. о кашубах). У финнов Turrisas, бог войны, принадлежит к породе великанов (turras, tursas, turrisas — великан); перед началом войны он является в облаках и бьет в свой барабан. — D. Myth., 892.

2 Сравни кашубский рассказ (Этн. Сб., V, 128): великанка дунула с такою силою, что человек, кото­рому поручено было затопить печь, вылетел в трубу.

3 Могилев. Г. В. 1851, 18.

4 Черты литов. нар., 69.

5 По свидетельству Эдды, бог Геймдалль приставлен был оберегать мост-радугу, чтобы не овладе­ли им великаны и не вторглись в светлое царство асов — см. т. III, 183.

6 О. 3. 1840, II, смесь, 46-47.

7 Семеньск., 27.

8 Так великанка Gridh из ноздрей своих выдыхала град и бурю.


блеснул огонь, земля задрожала и тяжелое судно двинулось в море; на связь велика­нов с мифическими волками указывают некоторые из собственных имен (извест­ны великаны Ulfr = Wolf, Yifingr = Wolfskind) и родство волка Фенрира с исполин­ским племенем. В старинных заклинаниях были призываемы Mermeut и Fasolt, как злые духи — виновники бури; последнего героическая сага изображает великаном, братом Ecke — властителя потоков и волн. Оба брата в качестве полубогов, заправ­ляющих бурями и взволнованным морем, стоят в том же отношении к Донару, как Эол и подвластные ему ветры к тучегонителю Зевсу1. Немецкие сказки уподобляют ноги великана башням, а звук его голоса — раскатам грома и вою бури; когда он спит — от его храпа и дыхания сильно колышутся окрестные дубравы. Поссорив­шись, великаны вырывают дубы и другие громадные деревья и бросают ими друг в друга, что вполне согласуется с русским преданием о «богатырской игре». Они мо­гут переходить вброд самые глубокие воды и с необычайной скоростью измерять своими шагами огромные пространства2; этим последним свойством они роднятся с богами, быстрота которых указывает на связанные с их именами стихийные яв­ления3. Выше мы видели, что демоны облаков и туч — змеи, драконы, тролли пред­ставлялись многоглавыми чудовищами; подобно тому, и великаны являются в не­мецких сагах с тремя и шестью головами, одной же великанке дается девятьсот го­лов; греческая мифология знает великанов многоглавых и многоруких: Бриарей имел сто рук ( έχατόγχειρος ) и пятьдесят голов, Герион — три головы, шесть рук и столько же ног; Kottus u Gyges обилием рук и голов сходны были с Бриареем4. Сродство великанов с змеями выразилось и в тождестве их характера, и в постоян­ной замене одних другими. В старинных рукописях дивии (дикие) люди изобража­ются с одним глазом во лбу (как античные циклопы), с одной или тремя ногами, с большим числом рук, и соответственно олицетворению вихрей — собаками, неред­ко с песьими головами: «человецы-песьи главы велицы и страшни зраком»5.

Древнейшая метафора, уподобившая облака и тучи горам, скалам, камням, го­родам и башням, связала эти представления с племенем великанов неразрывными узами. Как Змеи Горынычи, так и великаны обитают в больших горных пещерах и в ущелиях скал, почему скандинавы называли их: bergbûi (dergbewohner), bergdanir (bergvolk), bergrisar (bergriesen), biargagaetir (felsenhüter), hellis börvar (söhne der höhlen)6. Как с змеями, так и с великанами равно сражается бог-громовник, рушитель облачных гор и замков. Молот Тора на поэтическом языке — ôtti iötna, т. е. ужас великанов, и страх перед этим карающим божеством так велик, что они, за­слышав гром, спешат сокрыться в чащи лесов, ущелия скал и подземные вертепы. Народный эпос обыкновенно сравнивает великанов с горами, и вся природа их до того отождествляется с царством скал, что они, по меткому замечанию Як. Грим­ма, кажутся или оживленными камнями, или окаменелыми исполинскими суще­ствами. Собственные имена, данные великанам, указывают на камень и столько же


1 D. Myth., 220, 509, 597—9, 602—3; Roggenwolf und Roggenhund, 47—48.

2 Сказ. Грим., I, стр. 126—131; II, стр. 52, 448; Гальтрих, 36.

3 Вишну тремя шагами измерял небо, землю и воздух; Посейдон, ступивши три раза, достигал пределов мира.

4 D. Myth., 494.

5 Н. Р. Ск., III, 14; Времен., XVI, смесь, 9; лубочн. картины, изображающие «дивьи народы» и «Кос­мографию». В народе до сих пор ходят расссказы о песиголовцах. — Морск. Сб. 1856, XIV, ст. Чужбинского; Худяк., 38.

6 Die Windgottheiten bei den indogennan. Völkern, 7; German Mythen, 181.


твердое железо: Iarnsaxa (die eisensteinege), Iarnhaus eisenschädel). Наоборот, многие горы и скалы носят имена, намекающие на великанов; таковы, наприм., Исполиновы горы — Riesengebirg. Hrungnir (der rauschende, schallende) имел каменное, клино­образное сердце; голова его и щит так же были из камня. Дикий, суровый характер великанов по преимуществу проявляется в низвержении ими гор и замков и в бро­сании громадных каменьев; отторгнутые скалы и камни составляют обыкновенное их оружие; в битвах они употребляют не мечи, а каменные булавы (keulen), и от ударов врагов своих закрываются каменными щитами. В разных местностях, по народным рассказам, доныне видны на скалах знаки исполинских рук и конских копыт или подков: хватался ли великан за утес или скакал на своем богатырском коне с одной горы на другую, он везде оставлял свои неизгладимые следы. Любо­пытные поверья: одно — будто великан может с такою силою сжимать в своих ру­ках камни, что из них выступает вода, и другое — будто могучие удары его вызыва­ют из скал всепожигающее пламя, возникли из стародавнего поэтического воззре­ния на бурные грозы, как на работу исполинов: под их титаническими усилиями с треском рушатся облачные башни и скалы, загораются бесчисленными молниями и разливаются дождями. Это возжжение грозового пламени роднит великанов с богом-громовником, и в каменной булаве, с которой они являются на битвы, нетруд­но угадать «громовый камень» (donnerstein — см. I, 129). Называя холмы и горы исполинскими: riesenberge, riesenhügel, hunenbette (постели великанов), народ сое­диняет с ними разнообразные саги: то видит в этих громадах окаменелых исполи­нов, то — могилы, насыпанные над их трупами, то рассказывает, как такая-то гора была принесена великаном и оставлена там, где она теперь возвышается. Так одна сага повествует о двух сестрах-великанках Grimild и Hvenild, которые жили в Зелан­дии. Гвенильде захотелось перенести несколько кусков Зеландии в Шонию; одну глыбу она счастливо донесла в своем переднике, но когда вслед за тем потащила са­мый большой кусок, то посреди моря лопнула завязка передника, и она уронила свою ношу: на том месте, где это случилось, образовался остров Hven. Почти то же рассказывает ютская сага о происхождении небольшого острова Worsoekalv. В По­мерании известна следующая сага: жил великан на острове Рюгене; теснимый вра­гами, он при всяком нападении должен был удаляться в Померанию и переходить глубокое море. Вздумалось ему, наконец, устроить плотину между островом и про­тивоположным берегом; привязал себе передник, наполнил его землею и двинулся в путь. Но едва дошел с своим грузом до Роденкирхена, как в переднике показалась дыра, земля посыпалась — и выросли новые горы. Великан заткнул дыру и пошел скорее; достигнув моря, он высыпал в него остальную землю: явился полуостров Drigge; но узкое пространство между Рюгеном и Померанией все-таки оставалось незасыпанным. Эта неудача так раздражила великана, что он тут же упал мертвый, и плотина не была окончена. Мысль построить мост из Померании в Рюген зани­мала и девочку исполинского племени: «тогда, думала она, я буду переходить через эту лужицу, не замочив моих башмачков». Она набрала полный передник песку и поспешила к берегу, но передник прорвался, часть ноши просыпалась и образовала небольшую гору Dubberworth. «Ax, — сказала девочка, — теперь мать станет бра­ниться!» — и, закрывая дыру рукою, она побежала вперед; но тут увидала ее мать и прикрикнула: «что ты тащишь, непослушный ребенок! поди-ка сюда... вот я тебя розгою!» Испуганная девочка выпустила из рук передник, и на том самом месте стали песчаные горы. Есть еще сага о двух сестрах-великанках, которые жили в со­седстве, но занятые ими земли разделялись проливом, для удобства сообщений они решились построить через пролив мост. Одна из сестер набрала огромных камней, положила в передник и понесла к воде; утомленная ношею, она присела от­дохнуть в поле, и там, где она отдыхала, доныне виден оставленный ею след. Отдох­нувши, она продолжала путь — как вдруг начал греметь Тор и так напугал великанку, что она от страху пала мертвою; камни рассыпались и до наших дней лежат ог­ромными утесами; один из них носит имя великанки (Zechiels-stein, у Литцова). Ничто не может сравниться с чудовищным ростом и силою великанов; целая гора, попадая в башмак великана, причиняет ему не более беспокойства, как человеку не­большой ком грязи; в мешок его и даже в перчатку входит столько песку, что, опо­рожняя их, можно самые глубокие места моря превратить в песчаные мели. Подо­бные же сказания были распространены между греками и кельтами и доныне су­ществуют между литовцами и финнами1. В Литве сохраняется предание о великане Альцисе, который один, без всякой помощи, разрушал укрепленные города, выры­вал с корнями старые и высокие деревья и, бросая огромные камни, раздроблял ими корабли и поражал несметные полчища врагов. Калевала упоминает о дочерях великана, которые в подолах своих юбок носили отторгнутые горы2.

Не менее интересны предания о великанских постройках. Громадные стены, сложенные из массивных, друг на друга нагроможденных камней — памятник упорных, почти невероятных трудов какого-то неведомого народа — греки называ­ли циклопическими и приписывали их возведение великанам. Сверх того, они рас­сказывали, что высокие каменные стены Трои были возведены общим усилием бо­гов Аполлона и Посейдона и что Амфион звуками своей чудесной лиры заставлял огромные камни слагаться в крепкие стены при постройке семивратных Фив. Все эти суеверные сказания суть только низведенные на землю и приуроченные к изве­стным местностям древнейшие мифы о постройке облачных городов и замков, со­зидаемых небесными владыками под громкую песню бури3. То же участие в сози­дании старинных каменных стен, мостов и башен немецкие саги приписывают ве­ликанам или черту. Согласно с старинным воззрением на мрачные, сильно сгу­щенные тучи, как на существа демонические, — великаны и черти постоянно сме­шиваются в народных преданиях; что в одной местности рассказывается о велика­не, то в другой рассказывают о дьяволе. Нигде не является черт с такими яркими языческими чертами стихийного духа, как там, где он заступает место великана. И того, и другого преследует бог-громовник своим убийственным молотом; и тот, и другой считаются за обитателей горных вертепов. Подобно великану, и черт поды­мает страшные тяжести, носит на голове обломки скал — словно шляпу, бросает ог­ромные камни, оставляет на них отпечатки своих пальцев и вообще отличается злобною, неуклюжею и грубою природою исполина. По русским народным пого­воркам: «горы да овраги — чертово житье», «черт и горами ворочает (малор. перевертае)», «бес качает горами, не только что нами»4. Славянские предания утвержда­ют, что горы созданы были сатаною (см. стр. 233); что нечистые духи морозов и вьюг прилетают на землю из железных гор5, т. е. из туч, оцепенённых дыханием зимы; что Илья-пророк поражает чертей своими огненными стрелами. Очевидно, черти заменяют здесь змеев и великанов, воздвигающих на небе облачные горы, на


1 D. Myth, 189, 497-504, 507, 513, 1172; Моск. Наблюд. 1837, XI, 523-7.

2 Черты литов. нар., 76—77; Библ. для Чт. 1842, XI, смесь, 37.

3 Der Ursprung der Myth, 16.

4 Архив ист.-юрид. свед, II, ст. Бусл, 90; Москв. 1852, XXIII, 129; Номис, 4.

5 Сахаров, II, 65.


разрушение которых выступает грозный Перун. Демонический характер присвоялся великанам на тех же самых основаниях, что и драконам. Как змей Вритра сози­дает зимою ледяной, облачный город, куда скрывает теплые лучи солнца и водяную жену (= дождь), так и великаны, в качестве властелинов зимних туманов и снего­вых туч, строят свои облачные города, чтобы спрятать за их стенами золото сол­нечных лучей и благодатную влагу дождей. Гримтурсы = великаны инея были де­моны зимы, естественные враги земледелия и урожаев; в числе имен, какие дают великанам древние сказания, встречаем: Hrîmkardr (reifkalt), Hrîmnir, Hrîmgrîmr, Hrimgerdhr. Между сыновьями и внуками великана Форниота (Fornjotr) числи­лись не только Ветер (Kari), Вода (Н1éг = дождевое море) и живой Огонь (Logi = wildfeuer), но и царь-Снег (könig Schnee), Лед (Jökull = eisberg) и Холод (Frosti). Так как зима налагает на дожденосные облака железные оковы, то немец­кие предания сообщают великанам названия, заимствованные от железа. Выше бы­ло указано, что змей-туча в холодное время зимних месяцев представлялся окован­ным железными цепями; так точно и великаны, состоя на службе у сказочных геро­ев, сидят заключенные в цепях и освобождаются не прежде, как наступит военная невзгода и понадобится их помощь против вражеских полчищ, т. е. при начале гро­зовых битв1. Замечателен рассказ Эдды: к асам приходит иотун (великан) и, выда­вая себя за кузнеца, предлагает соорудить им крепость (burg) — в защиту от непри­язненных великанов; но в уплату за такой труд требует, чтобы ему были уступлены солнце, луна и прекрасная Фрея. Боги держали совет и, по настоянию коварного Локи, решились принять вызов, с тем, однако, условием, чтобы работа была окон­чена в течение одной зимы, чтобы кузнец-зодчий строил один, без всякой посто­ронней помощи, исключая коня, который будет возить камни; если же к первому летнему дню крепость не будет готова, то иотун лишается права на обещанное воз­награждение. Договор был скреплен самою священною клятвою. Но когда асы уви­дели, что конь, принадлежащий великану — Suadhilfari (ездок по льду) таскает на постройку целые скалы и что работа уже близка к скорому концу, то, не желая рас­ставаться с солнцем, луною и Фреею, обратились к Локи с упреками в обмане и грозили ему смертию. Хитрый, изворотливый Локи оборотился кобылою и стал заманивать жеребца Свадильфари. Сбросив с себя ношу, Свадильфари пустился за кобылою, а великан за своим конем, и так гонялись друг за другом до истечения назначенного срока. Иотун пришел в страшную ярость, но был убит молниенос­ным молотом Тора. В этом любопытном сказании переданы в поэтических образах те естественные явления из жизни природы, какие замечаются в обычной смене зимы и лета. Великан здесь представитель зимнего холода и мрака; согласно с оли­цетворением Зимы — кузнецом налагающим железные = ледяные оковы на зем­лю, воды и тучи, он является искусным кузнецом и в период зимних стуж обносит светлое царство асов (Asgardh = небо) крепкою стеною, т. е. сплошными массами снежных облаков; конь его (= буйный вихрь) возит для этой постройки огромные облачные скалы. Плодом исполинской работы должна быть утрата солнца, луны и богини Фреи: окутанные мрачными зимними покровами, они как бы достаются во власть демонов и уносятся в страну гримтурсов. Но приходит весна — труды вели­кана оказываются тщетными, и сам он гибнет под ударами молний; Тор очищает небо от великанских сооружений, выводит из-за них солнце, месяц и богиню «ди­кой охоты» (= бурной грозы, сопровождаемой дождевыми ливнями) и водворяет