Критический обзоръ теорiй, научныхъ и романическихъ, древнихъ и новѣйшихъ, относительно обитателей свѣтилъ небесныхъ

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава xii.
Conquête de Naples
Découvertes dans la Lune, faites au cap de Bonne-Espérunce, par
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   23
ГЛАВА XII.




Девятнадцатый вѣкъ. — Заключенiе.


Наконецъ мы достигли послѣдней станцiи нашихъ историческихъ странствованiй. Безъ сомнѣнiя, мы вправѣ надѣяться, основываясь на прогрессѣ духа человѣческаго, что формы, которыми до сихъ поръ облекалась странствующая мысль, примутъ болѣе совершенный, прiятный и чистый видъ. Если умы, падкiе до всего новаго, совѣршатъ еще нѣкоторыя экскурсiи на Луну или на планеты, то путешествiя ихъ будутъ тѣмъ основательнее, что имѣя многихъ предшественниковъ, они, конечно, прiобрѣли надъ послѣднiми несомнѣнное превосходство. Съ этого времени фантастическiя путешествiя должны являться или остроумными и прiятными вымыслами, или сценой для проведенiя научныхъ теорiй, выясняющихъ природу невѣдомыхъ тварей, которыми населены небесные мiры. Если возвышенная идея, которую мы прослѣдили чрезъ всѣ вѣка, не на столько еще окрѣпла, чтобы стать въ центрѣ священнаго храма, если ею забавляются еще въ области фантазiи, то внушаемые ею образы носятъ уже на своемъ челѣ печать своего благороднаго происхожденiя. Однимъ словомъ, вѣкъ, въ который мы вступаемъ, долженъ, въ силу своихъ несомненныхъ преимуществъ, занять первенствующее положенiе въ числѣ прочихъ вѣковъ.

Нерѣдко однакожъ всякiя соображения оказываются болѣе состоятельными въ теорiи, чѣмъ на дѣлѣ. Если духъ человѣческiй и подвигается впередъ (въ этомъ мы нисколько но сомнѣваемся), то очень медленно; въ исторiи человѣчества дни слѣдуютъ за днями и походятъ одинъ на другой; годы чередуются въ одной и той же послѣдовательности и даже столѣтiя нерѣдко взаимно отражаются многими изъ своихъ граней. Мы видели, что въ шестнадцатомъ столѣтiи Раблэ воспроизвелъ своего остроумнаго предка втораго вѣка — Лукiана Сомосатскаго; св. Ѳома говорилъ, какъ Аристотель и Моисей, а позже милордъ Сетонъ слишкомъ ужъ рабски подражалъ Бержераку. Въ пятнадцатомъ вѣкѣ кардиналъ де-Куза является предшественникомъ Гершеля, а Джордано Бруно и Гассенди проповѣдывали философскiя истины, господствующiя и въ наше время. Если окинемъ однимъ взглядомъ произведенiя девятнадцатаго столѣтiя, то немедленно же убѣдимся, что большинство ихъ (въ отношенiи численности) не обладаетъ, не смотря на все ихъ значенiе, бóльшими достоинствами, чѣмъ произведенiя, разсмотрѣнныя нами выше.

Такое же разнообразiе господствуетъ и въ отношенiи и содержания произведенiй; нашъ цвѣтникъ испещренъ самыми разнообразными цвѣтами, такъ что въ отношѣнiй колеровъ, запаха, формъ и величины мы удовлетворимъ всякiй вкусъ.

Начнемъ теологическою серiею сочиненiй, написанныхъ по нашему предмету въ девятнадцатомъ вѣкѣ. Съ подобающимъ уваженiемъ изслѣдовавъ ихъ, мы послѣдовательно приступимъ къ разсмотренiю различныхъ сторонъ нашего вопроса.

Первый годъ нашего столѣтiя получилъ въ даръ отъ достопочтеннаго Эдварда Нериса книгу, подъ заглавiемъ: Είς Θεος Εΐί Μεσίτης (Одинъ Богъ, одинъ Посредникъ), написанную съ цѣлью установленiя философскаго положенiя, что идея обитаемости мiровъ находится въ полнѣйшемъ согласiи съ текстомъ Св. Писанiя. Авторъ полагаетъ, что выраженiя: Οίχουμενη, Οΰρανóς, Κοσμος, Mundos, Orbis, Coeli и проч. относятся ко всей вселенной. Англiйскiй епископъ Портеусъ такого же мнѣнiя. Авторъ извѣстнаго сочиненiя: Evidence of Christianity тоже высказывается въ пользу нашей доктрины и полагаетъ, „что родъ человѣческiй, обитающiй на Землѣ, не составляетъ высшаго порядка существъ во вселенной и что природа продолжаетъ iерархическую серiю въ другихъ мiрахъ“. Такъ думали Чарлзъ Боннетъ, Балланшъ и проч. Докторъ Фуллеръ въ своемъ произведенiи: The Gospel its oun Witness старался согласить доктрину искупленiя съ доктриною множественности мiровъ. „Мысль эта, говоритъ онъ, не ослабляетъ, но напротивъ, укрѣпляетъ нашу вѣру“. Другой протестантскiй богословъ, Грегори, слѣдующiмъ образомъ возражаетъ самому себѣ „Наука указываетъ намъ, что безконечное пространство наполнено мiрами, подобными нашему, а по аналогiи мы заключаемъ, что эти мiры населены существами разумными и, подобно нам, грѣховными по своей природѣ. Неужели Богъ повсюду посылалъ своего единственнаго Сына для спасенiя и искупленiя ихъ душъ?'' Затѣмъ онъ отвѣчаетъ: „Мысль, что Богочеловѣкъ, одинъ разъ принесшiй Себя въ жертву на Землѣ, миллiоны разъ могъ принести Себя въ жертву въ другихъ мiрахъ — не составляетъ оскорбленiя для безконечныхъ благости и величiя“ (*). Епископъ Гермополиса, Фрейсину, не доходитъ до такихъ подробностей, довольствуясь уверенностью въ возможности всякаго рода соглашенiй. Возвратимся однакожъ къ протестантамъ, которые вообще уступчивее католиковъ. Нобль проводить подобную же всепримиряющую теорiю въ своей статьѣ: The astronomical Doctrine of a Plurality of Wordls in perfect harmony witli the Christian religion, а Ѳома Чальмерсъ является самымъ краснорѣчивымъ и славнѣйшимъ ея поборникомъ. Чтобы не возвращаться къ этой сторонѣ нашего предмета, мы упредимъ нѣсколько хронологiю. Въ своихъ знаменитыхъ Discours astronomiques (**), Чальмерсъ возвышается до блистательныхъ мыслей о поразительномъ величiи истинъ астрономическихъ и въ дивныхъ выраженiяхъ развиваетъ ученiе о жизни на поверхности мiровъ небесныхъ. Сопоставляя эти возвышенныя воззрѣнiя съ христiанскимъ догматомъ и не усматривая противорiчiя между первыми и послѣднимъ, онъ прибѣгаетъ къ помощи сверхъестественныхъ обаянiй, подобно о. Феликсу облекаетъ свой предметъ всѣмъ великолѣпiемъ ораторскаго искусства и вноситъ первоначальную догматическую идею на недосягаемую высоту, причемъ эта идея и сама изумляется, увидевъ себя въ такой выси. Это уже не древнее апостольское ученiе, во всякомъ случаѣ это воззрѣнiя христiанскiя, кругозоръ которыхъ измѣнился. Протестантъ Чальмерсъ принадлежитъ къ числу ревностнѣйшихъ апологистовъ христiанизма. — Александръ Максвэль отвѣтилъ ему въ Plyrality of Worlds, что невозможно въ одно и то же время вѣрить въ обитаемость мiровъ и въ Евангелiе; что только евангельское слово несомнѣнно, а такъ называемыя, астрономическiя истины покоятся на зыбкомъ пескѣ что философiя Ньютона прямо ведетъ къ атеизму „lie at the fondation of all atheistical“; что эти науки не только нелѣпы, но и опасны и что онѣ вливаютъ губительный ядъ въ сердце человѣка“. Въ добрый часъ! По крайней мѣрѣ это очень откровенно. Такiя возраженiя не помѣшали однакожъ рѣчамъ Чальмерса прiобрѣсть громадный успѣхъ; въ 1875 году мы читаемъ ихъ съ такимъ же удовольствiемъ, съ какимъ ихъ читали въ 1820 году. Нѣкоторые писатели, не обращая никакого вниманiя на догматическую форму, въ основу своей религiозной системы полагали идею множественности мiровъ; подобнаго рода стремленiямъ мы обязаны сочинениями: Physical theory of another life, Тайлора и Terre et Ciel, Жана Рено. Такiя мнѣнiя никогда не погибали; они существуютъ со времени Оригена и пользуются полнѣйшимъ здоровьемъ и силами. Въ 1853 году, Уильямъ Уэвель, богословъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, человѣкъ ученый, подобно Максвэлю писалъ, „что доктрина множественности мiровъ — утопiя, противорѣчащая какъ наукѣ, такъ и христiанской религiи. Сочиненiе, неправильно озаглавленное: Of the Pluralite Worlds встревожило въ Англiи дремавшую совѣсть. Въ видахъ поддержанiя своего тезиса, авторъ, прикрываясь безполезнымъ анонимомъ, утверждалъ, что въ силу условiй, отличающихъ Землю отъ другихъ планетъ, послѣднiя не могутъ быть обитаемы людьми; изъ этого онъ выводитъ, на основанiи данныхъ, приводить которыя было бы излишнимъ, что на Юпитерѣ живутъ только рыбы и какiя-то студенистыя, клейкiя существа. Повторять такiя нелѣпости было бы непростительно. Читателямъ уже извѣстно, что съ нашей точки зрѣнiя подобнаго рода систематическiя пререканiя не благопрiятствуютъ истинному духу религiи и далеко не оказываютъ ему помощи. На сколько мы счастливы тѣмъ, что идея Бога озаряетъ смиренныхъ созерцателей Его дѣлъ, на столько же соболѣзнуемъ мы о людяхъ, упорно вертящихся въ тесной и дурно освѣщенной клѣткѣ своихъ понятiй. Послѣ сочиненiя Уэвеля, догматикамъ-оппонентамъ былъ коварно нанесенъ рѣшительный ударъ. Напрасно одинъ изъ нихъ въ своемъ Vie future; напрасно нѣкiй витiя въ своихъ Conférences de Notre Dam, вмѣстѣ съ редакторам» Monde и Bibliographie catholique, и съ послѣдними изъ упорствующихъ старались подорвать вопросъ въ его основахъ: не подозревая даже этого, англiйскiй богословъ окончательно сразилъ какъ ихъ, такъ и ихъ сочиненiя.

*) Letters on the evidence of the Christian religion.

**)A series of discourses on the christian revelation viewed in connection with the modern astronomy.

Теперь возвратимся къ нашимъ писателямъ. Въ 1801 году, авторъ поэмы — Conquête de Naples, поэмы на столько нескромной по содержанiю, что она не могла быть напечатана ни во время Лудовика XIV, ни въ эпоху Лудовика XV, — издалъ одно небольшое сочиненiе, котораго никакъ нельзя было ожидать отъ этого автора: Del' Univers, de la Pluralité des Mondes, de Dieu. Hupothéses. par Paul G. (Gudin) Paris an IX. Человѣкъ, воспѣвавшiй любовныя продѣлки папы Александра VI, воспылалъ благороднымъ рвенiемъ къ астрономiи; находясь въ дружбѣ съ Дидро, Бальи и Бомарше, которымъ онъ давалъ на разсмотрѣнiе свои рукописи, Гюденъ напiсалъ поэму объ астрономiи и проповѣдывалъ идею обитаемости мiровъ. Вообще его положенiя основательны, хотя и отличаются нѣкоторою смѣлостью.

По мнѣнiю нашего автора, теорiя о законахъ охлажденiя мiровъ въ пространствѣ не имѣетъ прочныхъ основъ. Равновѣсiе температуры не можетъ установиться въ пустомъ пространствѣ, въ которомъ находится одно только тѣло и когда Бюффонъ говоритъ, что пушечное ядро въ теченiе столькихъ-то часовъ охлаждается въ воздухѣ или въ водѣ, то теорiя его можетъ имѣть мѣсто только при существованiи среды, окружающей извѣстный предметъ. Въ абсолютно-пустомъ пространствѣ тѣла не могутъ ни сообщать, ни лишаться своей теплоты и своего движения.

Земля есть сфероидъ, поверхность котораго равна 25, 772, 900 квадратнымъ лье. Едва-ли 8.000,000 лье обитаемы существами воздушными, слѣдовательно на 17,000.000 остальныхъ лье живутъ другiя существа, находящiяся въ другой атмосферѣ, т. е. въ водѣ, прѣсной и соленой. И такъ, на одной и той же сферѣ существуютъ по меньшей мѣрѣ двѣ различныя атмосферы, обитатели которыхъ не представляютъ ни малѣйшаго между собою сходства. Существа, живущiя въ воздухѣ, обладаютъ руками и ногами, которыхъ нѣть у обитателей водъ, за исключенiемъ небольшаго числа амфибiй. Притомъ же, природа престраннымъ образомъ одѣла послѣднихъ: кости черепахъ, раковъ и гомаровъ находятся снаружи, а тѣло — внутри. Намъ неизвѣстно, существуютъ ли въ безднахъ океана твари, способныя къ развитiю. Если, какъ вообще полагаютъ, тамъ они не существуютъ, то двѣ трети земнаго шара отъ начала вѣковъ предназначены только для существъ неразумныхъ, звѣрей; но много-ли въ остальной трети Бог помѣстилъ умныхъ людей — это извѣстно только Ему одному!

Обитатели Луны не дышатъ и не пьютъ. Если на Лунѣ нѣтъ атмосферическаго воздуха, то звуки не могутъ распространяться тамъ, слѣдовательно обитатели Луны не имѣютъ ни ушей, ни легкихъ, ни языковъ, ни крыльевъ, ни жабръ. Но вѣроятно у нихъ есть глаза, такъ какъ Луна сильно освѣщена, въ особенности та ея часть, которая обращена къ Землѣ.

Жители Меркурiя такъ недалеко находятся отъ Солнца, ночи ихъ такъ коротки и свѣтлы, что очень сомнительно, чтобы они могли видѣть что либо другое, кромѣ громаднаго свѣтила, заливающаго ихъ блѣскомъ своихъ лучей. Они необходимо полагаютъ, что въ мiрѣ существуютъ только ихъ планета, да Солнце; только на Меркурiѣ и можно съ нѣкоторымъ основанiемъ предполагать, что Солнце создано собственно для насъ.

Обитатели Венеры, подобно Троглодитамъ нашего знойнаго климата, роютъ себѣ жилища въ горныхъ впадинахъ и обработываютъ долины, вообще менѣе знойныя, чѣмъ равнины. Быть можетъ, обитатели Меркурiя устраиваютъ себѣ жилища подъ зѣмлею; намъ извѣстно, что такъ живутъ на земномъ шарѣ многiя породы животныхъ. Троглодиты прячутся подъ землею отъ жаровъ, а Эскимосы — отъ стужи.

Къ человѣческой расѣ и къ другимъ породамъ животныхъ, обитающихъ съ нами на Землѣ, ближе всего подходятъ обитатели Марса, вслѣдствiе наибольшаго сходства его съ нашимъ мiромъ. Съ него хорошо видны Венера и Земля съ ея спутникомъ, которому вѣроятно очень удивляются на Марсѣ, не имѣющемъ спутника, а потому и не знающемъ затмѣнiй.

Гряды облаковъ и атмосферическiя волненiя, усматриваемыя на Юпитерѣ, по всѣмъ вѣроятiямъ производятся какими-либо громадными и страшными переворотами. Чтобы предохранить себя отъ нихъ, обитатели Юпитера, подобно рыбамъ, живущимъ въ водѣ, погружаются въ глубокiе и плотные слои планетной атмосферы; эта нижняя атмосфера, имѣющая особый удѣльный вѣсъ (какъ деревянное масло, напримѣръ), есть нѣчто среднее между воздухомъ и водою и не смѣшивается съ верхними слоями атмосферы.

Если есть въ мiрѣ какое-либо свѣтило, съ котораго можно наблюдать всю вселенную и притомъ — наблюдать безошибочно, то свѣтило это — Солнце. Все совершается на немъ съ такою правильностью, что рассудокъ не вводится тамъ въ заблужденiе обманчивымъ видомъ явленiй. Зрѣнiе обитателей Солнца не страдаетъ отъ блѣска, свойственнаго планетѣ, на которой они обитаютъ. У нихъ нѣтъ ни ночей, ни затмѣнiй. Должно быть, они живутъ въ атмосферѣ и носятся въ ней въ состоянiи равновѣсiя: такъ какъ притягательная сила планеты настолько велика, что тѣла, падающiя на Солнцѣ, въ первую секунду пробѣгаютъ 427 футовъ, то животнымъ необходимо поэтому противодѣйствiе среды, въ которой они могли-бы, такъ сказать, плавать. Въ атмосферѣ, не поддерживающей ихъ своею плотностью, крылья были-бы для нихъ совершенно безполезны.

Кометы могутъ быть обитаемы животными, вполнѣ отличными отъ всѣхъ другихъ животныхъ. Кометы не теряютъ въ пространствѣ той теплоты, которую онѣ получаютъ, проходя подлѣ Солнца. Если они состоятъ изъ плотной жидкости, окружающей очень небольшое ядро (быть можетъ ядра и вовсе нѣтъ), то обитатели кометъ, живущiе въ этой жидкости, не страдаютъ отъ стужи и зноя и довольствуются очень незначительнымъ количествомъ свѣта. Они могутъ быть подобны многимъ животнымъ, обитающимъ на земномъ шарѣ и въ океанахъ и которыя зарываются въ землю, песокъ и въ илъ, предохраняя себя отъ холода и довольствуясь столь малымъ количествомъ свѣта, что не будь у нихъ глазъ, то можно бы было сказать, что они не нуждаются въ свѣтѣ.

Вмѣстѣ со многими, нашъ авторъ полагаетъ, что линiя, по которой движутся кометы, первоначально прямая, закругляется вслѣдствiе притяженiя перваго, встрѣчаемаго кометами Солнца и превращается въ гиперболу; затѣмъ, закругляясь еще больше отъ встрѣчи съ другимъ Солнцемъ, она дѣлается параболою. Послѣ многихъ встрѣчъ и многихъ пертурбацiй, эта линiя принимаетъ форму эллипса, который все болѣе и болѣе приближается къ формѣ круга, въ области одного и того же Солнца; наконецъ, послѣ безчисленнаго множества кругообращенiй, комета дѣлается планетою.

Въ 1808 году, Коффенъ-Рони. „адвокатъ при бывшемъ парижскомъ парламентѣ“, издалъ Voyages d'Hyperbolus dans les planèts, ou la Revue générale du Monde, histoire véridique, comique et tragique. Самое заглавiе достаточно выясняетъ характеръ этого произведенiя. Гиперболъ — это сынъ одного мага и молодой персiянки. Подъ руководствомъ некоего духа (должно быть, очень близкаго родственника Бартелеми, такъ какъ авторъ скопировалъ не одну страницу изъ „Путешествiй Анахарсиса“) — герой разсказа въ зрѣломъ возрастѣ живетъ на планетахъ, на которыхъ, подобно милорду Сетону, онъ замѣчаетъ чрезмѣрное развитiе всѣхъ пороковъ, свойственныхъ земному человѣчеству. Вѣроломство въ любви, макiавелизмъ, малодушiе знати, глупость выскочекъ, духъ соперничества въ средѣ простолюдиновъ, плутовство въ игрѣ, сердечныя страданiя — все это подвергается разбору, начиная съ Луны и кончая Сатурномъ, послѣднею станцiею по пути въ Испагань.

Этотъ разсказъ, по формѣ своей принадлежитъ къ тому разряду разсказовъ, къ которымъ мы только-что отнесли его; къ нашему же предмету онъ относится только косвенно. То же самое можно сказать о „Письмахъ одного обитателя Луны къ покойному Бомарше, жительствовавшему на бульварѣ Св. Антонiя, но въ настоящее время обитающему на Лунѣ“. Авторъ этого памфлета, наперекоръ Мари Лафону, поддерживаетъ права Бомарше на признательность любителей литературы.

Но нельзя сказать того-же о знаменитой мистификацiи, появившейся подъ заглавiемъ: Découvertes dans la Lune, faites au cap de Bonne-Espérunce, par Herschel fils, astronome anglais (traduit de l'Américain de New-York). Это произведенiе заслуживаетъ рекомендацiи, достойной его юношескаго пыла и мы не можемъ не привести здѣсь нѣсколько его страницъ. Вступленiе такъ и пылаетъ энтузiазмомъ:

„Подите сюда, чтобы я обнялъ васъ... Вы приносите намъ извѣстiе, что Луна обитаема людьми... Я былъ увѣренъ въ этомъ; въ дѣтствѣ еще я говорилъ это; мечтая о другой жизни, я всегда стремился на Луну... Какое удовольствiе вы доставляете мнѣ!.. О, прекрасная Луна! Значитъ на ней существуютъ четвероногiя, растенiя, мора, озера, лѣса! Это божественно!.. Скалы изъ аметистовъ и рубиновъ, золотистыя деревья, однорогiя овцы, люди съ крыльями на спинѣ, парящiе въ воздухѣ, подобно орламъ... О, прелестная Луна, каждый вечеръ я буду наблюдать ее!.. И г. Араго смѣетъ утверждать, что наше извѣстiе — плохая шутка!.. Слушайте, питомцы Французскаго Института.“

Но если вступленiе отличается такимъ пыломъ, то самое изложенiе дышитъ гомерическимъ спокойствiемъ:

„Невозможно быть свидѣтелемъ великихъ астрономическихъ открытiй, не чувствуя глубокаго благоговѣнiя, не испытывая тревогъ, имѣющихъ нѣкоторое сродство съ тревогами души, покидающей сей мiръ и познающей невѣдомыя истины грядущей жизни. Прикованные къ Землѣ незыблемыми законами природы, существа затерянныя въ безконечности, мы какъ бы прiобрѣтаемъ сверхъестественныя и громадныя силы, когда любознательность наша постигаетъ нѣкоторыя изъ таинственныхъ и далекихъ дѣлъ Творца...

Такимъ-то высокимъ слогомъ авторъ излагаетъ свою одиссею. Сначала онъ описываетъ огромный телескопъ, со стекломъ въ 24 фута въ дiаметрѣ, и всѣ астрономическiе инструменты; затѣмъ авторъ переходитъ къ дивнымъ открытiямъ: къ растенiямъ странныхъ и неизвѣстныхъ формъ — къ минеральнымъ зданiямъ, которыя ошибочно принимаются астрономами за дѣла рукъ человѣческихъ, — къ стадамъ бизоновъ, „у которыхъ надъ глазами, поперекъ всего лба, до самыхъ ушей идетъ мясистый козырекъ“, — къ единорогамъ, чудовищамъ свинцоваго цвѣта съ козлиными бородами; самки ихъ не имѣютъ ни роговъ, ни бородъ, но хвосты у нихъ чрезвычайно длинные; затѣмъ настаетъ очередь сѣрыхъ великановъ съ непомѣрно-длинными ногами и носами; однажды въ полѣ телескопа появилась какая-то странная амфибiя, сферической формы, быстро катившаяся по прибережнымъ пескамъ.... Но все это не удовлетворяло нашихъ наблюдателей: они находились отъ Луны всего въ полукилометрѣ, а потому и имѣли право надѣяться на чего-либо получше. Однажды они смотрели на багряную опушку висячаго лѣса и, какъ обыкновенно, въ минуту, когда меньше всего они ожидали этого, толпа окрыленных животныхъ спустилась на равнину. То были искомые обитатели Луны, люди съ крыльями летучихъ мышей. Путешественники немедленно же описываютъ ихъ: „Въ разстоянiи восьмидесяти метровъ, при помощи телескопа, ихъ можно было разсмотрѣть подробно. Роста они средняго, въ четыре фута; за исключенiемъ лица, они покрыты длинною, густою и блестящею шерстью, подобною волосамъ; крылья ихъ, изъ чрезвычайно тонкой перепонки, конфортабельно спускаются по спинѣ, отъ плечъ до икры ногъ. Ихъ изжелта-тѣлеснаго цвѣта лица несколько красивее, чѣмъ лица орангутанговъ и проч.“

Дѣйствительно, сэръ Джонъ Гершель въ описываемую эпоху находился на мысѣ Доброй Надежды, по порученiю англiйскаго правительства и намъ извѣстно отъ одного изъ друзей нашихъ, жившаго въ то время съ Гершелемъ, что знаменитый ученый узналъ послѣднимъ о ходившихъ на счетъ его слухахъ *).

*)Брошюра эта произвела въ умахъ необычайное движенiе; вообще 1836 былъ фазою астрономическихъ волненiй. Въ Мартѣ мѣсяцѣ, въ Парижѣ и въ Лiонѣ была напечатана, вторымъ изданiемъ, книга: «Documents sur la Lune», а въ Апрѣлѣ появилось ея третье изданiе. Въ томъ же мѣсяцѣ въ Бордо вышло болѣе популярное ея изданiе, которому служило хорошею рекомендацiею имя издателя: «Лапласъ». Въ томъ же мѣсяцѣ изданы: «Notice sur les découvertes exraordinares dans la Lime, faites en 1835, à l'aide d'un télescope, par John Herschel, par le docteur Andrew Cyrant» и «Explication des découvertes dans la Lune». Въ Маѣ мѣсяцѣ та-же самая книга продавалась въ Мансѣ по низкой цѣнѣ: 20 сантимовъ за экземпляръ. Въ Iюлѣ мѣсяцѣ, новое ея изданiе, значительно пополненное, было опубликовано въ Парижѣ и въ Лiонѣ. Въ Ноябрѣ мѣсяцѣ появился «Voyageur aѣrien conduit dans les astres».

Прибавимъ, что въ Мартѣ мѣсяцѣ была отпечатана: «Publication complite des nouvelles découvertes de M. John Herschel dans le ciel austral et dans la Lune»

Но брошюры эти были затоплены громаднымъ числомъ рисунковъ, литографированныхъ картинъ и гравюръ, загромождавшихъ эталажи книгопродавцевъ втеченiе десяти мѣсяцевъ. Оригинальный видъ представляли эти толпы зѣвакъ стоявшихъ предъ изображенiями анонимныхъ летающихъ людей, которыхъ видѣлъ на Лунѣ какой-то англичанинъ, находясь на мысѣ Доброй Надежды.

Въ ту же эпоху изобретательный Эдгардъ Поэ, редакторъ Southern Literary Messenger, въ Ричмондѣ, издалъ описанiе совершеннаго имъ на Луну путешествiя, подъ заглавiемъ Aventure sans pareille d'un certain Hans Pfaal.. Эпиграфъ этой книги какъ-разъ подъ стать фантастическимъ путешествiямъ:

Avec un coeur plein de fantaisies délirantes
Dont je suis le capitaine,
Avec une lance de feu et un cheval d'air
A travers l'immensité je voyage

Дѣйствительно, это престранныя приключенiя. „Однажды на биржевой площади комфортабельнаго города Роттердама собралась громадная толпа народа, но съ какою цѣлью — неизвѣстно... Къ полудню въ ней стало обнаруживаться легкое, но замѣтное волненiе, за которымъ послѣдовалъ говоръ десяти тысячъ языковъ; минуту спустя, десять тысячъ головъ приподнялись къ небу, десять тысячъ трубокъ одновременно опустились внизъ въ десяти тысячахъ ртахъ и во всемъ городѣ Роттердамѣ и его окрестностяхъ раздался продолжительный, громкiй и неистовый крикъ, который можно сравнить только съ ревомъ Нiагары“.

Причина этого крика вскорѣ достаточно выяснилась: изъ облаковъ выдѣлилось и вступило въ лазурь пространства какое-то странное, невѣдомое существо, дородное но на столько странное по формѣ, такъ нелѣпо организованное, что толпа толстяковъ-бюргеровъ, которые, разинувъ рты, смотрѣли на пришельца, ничего рѣшительно тутъ не понимали и не могли надивиться такому чуду.

Приблизiвшись къ землѣ на сто футовъ, шаръ ясно показалъ толпѣ своего обитателя, дѣйствительно — субъекта прекурьезнаго. Ростомъ онъ былъ нiкакъ не больше двухъ футовъ, что не помѣшало-бы ему потерять равновѣсiе и вылетѣть изъ шляпы, служившею ему лодкою, если-бы его не поддерживала веревочная сѣтка. Тѣло маленькаго человѣчка было до невѣроятiя объемисто, что сообщало всей его особѣ нелѣпую, шаровидную форму. Его руки были чудовищно толсты; его сѣдые волосы были связаны сзади въ косу; его непомѣрно длинный крючковатый носъ былъ красенъ; глаза онъ имѣлъ съ красивымъ разрѣзомъ, на выкатѣ и проницательные; его подбородокъ и щеки, покрытые старческими морщинами, были широки, одутловаты и отвислы; по обѣимъ сторонамъ его головы не замѣчалось ни малѣйшихъ признаковъ ушей. Костюмъ этого курьезнаго господина состоялъ изъ голубаго атласнаго пальто, желтаго жилета и краснаго фуляроваго платка на шеѣ.

Это былъ обитатель Луны!

Этотъ Селенитъ, значительно разнившiйся отъ жителей Луны, видѣнныхъ съ мыса Доброй Надежды, а также и отъ Селенитовъ Сирано и Годвина, доставилъ госпожѣ Греттель Пфааль извѣстiе о ея мужѣ, отправившемся на Луну пять лѣтъ тому назадъ. Рукопись представляетъ подробнѣйшiй журналъ какъ способовъ, при помощи которыхъ совершилось восхожденiе нашего воздухоплавателя, такъ и феноменовъ, наблюденныхъ имъ во время его восемнадцати-дневнаго путешествiя. Этимъ фантастическимъ описанiемъ явленiй, согласно съ высотою, на которой находился путешественникъ, доказывается, что послѣднiй обладалъ нѣкоторыми познанiями въ физикѣ. Не одинъ туристъ, въ виду своихъ фантастическихъ странствованiй, пользовался тайкомъ журналомъ Ганса Пфааля. *)

*) Въ то время, когда умы, падкiе до новыхъ открытiй, странствовали по планетамъ, другiе умы, какъ и въ послѣднемъ столѣтiи, придумывали анти-научныя теорiи, въ которыхъ парадоксы являлись въ обществѣ полнѣйшей наивности. Въ девятнадцатомъ столѣтiи существовали заносчивые люди, съ полнѣйшимъ хладнокровiемъ отвергавшiе какъ астрономическiя истины, такъ и вытекавшiе изъ послѣднихъ выводы. Ради курьеза, упомянемъ о нѣкоемъ Реньо де-Жюбикурѣ, который въ 1816 году издалъ