Критический обзоръ теорiй, научныхъ и романическихъ, древнихъ и новѣйшихъ, относительно обитателей свѣтилъ небесныхъ

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   23
Обитаемые мiры или откровенiя одного духа; впрочемъ произведенiе его не отличается остроумiемъ. Авторъ описываетъ семь мiровъ, обитаемыхъ потомками семи падшихъ ангеловъ: Адамъ живетъ на Землѣ, Зильзминуфъ — на Лунѣ, Кктiсъ — на Ззъ (Млечномъ пути), Кiиикiииикъ — на Альдебаранѣ, Бокби — въ странѣ Циклоповъ, I — на планетоидѣ, имѣющемъ 17 лье въ дiаметрѣ, наконецъ Бакаръ — въ мiрѣ, извѣстномъ подъ именемъ Сатурна и обитаемомъ только разумными яйцами.

Путешествiя, предпринимаемыя духами въ угоду любопытнымъ вообще или любопытнымъ медiумамъ женскаго пола въ особенности, а также и самими медiумами, подъ руководствомъ обязательныхъ духовъ, не всегда бывали лучше путешествiй, которыя проходили предъ нами втеченiе двухъ тысячъ лѣтъ; часто даже эти произведенiя ума человѣческаго являлись вполнѣ лишенными послѣдняго. Изъ этого слѣдуетъ, что намъ не суждено познать таинственныя средства, при помощи которыхъ можно проникнуть въ другiе мiры и что за разрѣшенiемъ этой великой задачи мы должны обращаться къ точнымъ наукамъ.

Къ произведенiямъ духа системы и воображенiя, къ творенiямъ, возникшимъ въ силу научныхъ изысканiй и, наконецъ, къ произведенiямъ иллюзiй и мистицизма присоединимъ произведенiя, внушенныя чувствомъ. Небесные горизонты были открыты любовью взорамъ г-жи Гаспаренъ; привязанность, разбитая смертью, вознесла ее за предѣлы Земли, со взорами, устремленными на послѣднюю и вѣчную обитель невѣдомыхъ небесъ и мiровъ, надежда на которые внушена ей чѣмъ-то въ родѣ нео-христiанизма. Не возвышаясь до истиннаго пониманiя вселенной, авторъ вѣруетъ однакожъ въ воскресенiе тѣла и обновленiе мiра въ послѣднiй день существованiя Земли; но стремленiя его являются исполненными истиннаго величiя, когда онъ краснорѣчиво проповѣдуетъ непреходящую тождественность души, вѣчность любви и несомнѣнность будущей жизни. Упомянемъ еще объ одномъ, заслуживающемъ вниманiя сочиненiи: Альсима, Очерки Неба; автору извѣстны истинныя начала, на которыхъ зиждется философiя мiрозданiя и онъ представляетъ въ ея дѣйствительномъ значенiе гармонiю, связующую стремленiя души съ истинною идеею вселенной. По его предположенiямъ, на освѣщающемъ насъ свѣтилѣ обитаетъ совершенное человѣчество, въ средѣ котораго воплощаются знаменитые люди нашего мiра и ведутъ жизнь, къ которой стремятся разумные оптимисты.

Тутъ авторъ доходитъ до самого щекотливаго мѣста своего предмета. Съ одной стороны, онъ не желаетъ быть историкомъ своего собственнаго дѣла, съ другой — не можетъ оставить неоконченною свою картину и не указать точки, въ которой стекаются всѣ ея черты. Не легко устранимая альтернатива!.. Но какимъ-же образомъ выйти изъ затруднительнаго положенiя?

Къ счастiю для автора, современная исторiя не находится ни въ условiяхъ исторiи древней, ни даже въ условiяхъ новѣйшей исторiи. Такъ какъ современныя событiя извѣстны всѣмъ образованнымъ людямъ, то не считая нужнымъ напоминать о нихъ, авторъ закончитъ свои бесѣды нѣсколькими дополнительными словами.

За пять лѣтъ до 1862 года, одинъ скромный мечтатель проводилъ прекрасныя лѣтнiя ночи въ наблюденiи неба; весною онъ жилъ въ излюбленныхъ природою мѣстахъ, во время прекрасныхъ осеннихъ вечеровъ онъ восхищался эффектами свѣта, а по длиннымъ зимнимъ вечерамъ занимался изученiемъ точныхъ наукъ. Проводя жизнь въ неизвѣстности, какъ и подобаетъ малымъ мiра сего, этотъ мечтатель, лѣта котораго неизвѣстны (душа не имѣетъ возраста), таилъ въ глубинѣ сознанiя мысль о существованiи разумныхъ и сознательныхъ тварей на лонѣ той необъятной природы, которой величiе свидѣтельствуется звѣздными ночами. Какъ кажется, онъ бесѣдовалъ объ этомъ съ людьми учеными, которые относились къ нему съ полнѣйшимъ равнодушiемъ и даже насмѣхались надъ его наивными убѣжденiями. Изумленный, что можно сомнѣваться въ столь очевидной реальности и отрицать значенiе ея въ судьбахъ человѣческаго знанiя, онъ началъ размышлять, нѣтъ-ли возможности осязательно доказать ее людямъ, умъ которыхъ не отличается особой живостью и вскорѣ затѣмъ онъ осмѣлился приступить къ организацiи самыхъ доказательств. Пятилѣтiе, о которомъ мы упомянули, истекало въ то время, когда трудъ его приближался къ окончанiю; наконецъ онъ вышелъ въ свѣтъ...

На первой его страницѣ мы находимъ слѣдующую фразу: „До сихъ поръ еще не существуетъ философского убѣжденiя въ непререкаемости идеи множественности мiровъ, такъ какъ эта истина не можетъ быть утверждена на астрономическихъ, доказывающихъ ее явленiяхъ. Въ наше время писатели, пользующiеся извѣстностью, безнаказанно пожимаютъ плечами, когда имъ говорятъ о небесныхъ мiрахъ: имъ нельзя отвѣчать фактами, ихъ нельзя смутить ихъ собственными безсмысленными умозаключенiями“.

Съ этого времени анонимный писатель посвятилъ себя дѣлу, тѣмъ болѣе для него важному, что его значенiе было блистательнымъ образомъ доказано. Побуждаемый любопытствомъ, онъ обратился к исторiи съ вопросомъ: кто раздѣлилъ его убѣжденiя и вмѣстѣ съ тѣмъ старался взвѣсить въ ихъ абсолютномъ значенiи послѣдствiя своей доктрины. Было это въ 1864 году.

Здѣсь авторъ опять вступаетъ въ свою роль историка и на основанiи современныхъ журналовъ, французскихъ и иностранныхъ, констатируетъ, что съ этой эпохи доктрина множественности мiровъ становится вопросомъ дня.

Если черты, проходящiя въ нашей исторiи и достигаютъ точки, на которой мы остановились, во всякомъ случаѣ онѣ не заканчиваются здѣсь, а только перекрещиваются. Продолженные, онѣ, подобно солнечнымъ лучамъ, скопляющимся на стеклѣ и проницающимъ его, уходятъ въ будущность. Если исторiя прошлаго заканчивается здѣсь, то здѣсь-же начинается исторiя настоящаго. Нѣсколькихъ словъ достаточно для того, чтобы обозначить начало новаго движенiя, продолжать наше обозрѣнiе внѣ его рамокъ и завершить его въ томъ мѣсяцѣ, въ которомъ мы пишемъ настоящiя строки.

Въ концѣ 1864 года, философъ, давно уже извѣстный свѣту значительными трудами своими, увѣнчанными Институтомъ, издалъ: La Pluralité des existences de l'âme, conforme à la doctrine de la Pluralité des Mondes. Сочиненiе это устанавливало на предъидущемъ произведенiи основы теорiи, защитникомъ которой явился авторъ. Г. Пеццани объяснилъ, что утверждая доктрину множественности существованiй души на доктринѣ множественности мiровъ, онъ придалъ первой тотъ рацiональный характеръ, который легко усвоивается позитивными умами нашей эпохи. Тотъ-же авторъ изложилъ „Сокращенное обозрѣнiе мыслей о множественности мiровъ“ въ своей брошюрѣ, озаглавленной: Nature et la destination des astres.

Въ томъ-же году появилось „Путешествiе на планеты и истинное предназначенiе человѣка“. Авторъ, въ сопровождении небеснаго посланника. встрѣчаетъ на обитаемыхъ сферахъ знаменiтыхъ людей древности и новѣйшихъ временъ. Во время дальнѣйшихъ существованiй своихъ, они становятся въ условiя жиани, соотвѣтствующей ихъ умственнымъ и нравственнымъ достоинствамъ и опредѣляемой имъ то въ награду, то въ наказанiе, то какъ испытанiе, чтобы они могли безпрестанно подниматься по лѣстницѣ безконечного совершенствованiя.

Въ Февралѣ мѣсяцѣ 1865 года Александръ Дюма помѣстилъ въ l'Univers Illustré „Путешествiе на Луну“, въ которомъ, какъ по всему видно, знаменитый романистъ не заявляетъ никакихъ особенныхъ претензiй и только желаетъ указать, что его перо можетъ упражняться во всѣхъ родахъ. Туристъ Мокэ вплавь пускается по Сенѣ до океана; затѣмъ орелъ возноситъ его на Луну, которую путешественникъ наклоняетъ тяжестью своего тѣла и наконецъ падаетъ на Землю, спроваженный однимъ обитателемъ Луны, котораго горшокъ онъ опрокинулъ.

Въ Мартѣ мѣсяцѣ въ Лондонѣ появилось новое „Путешествiе на Луну“, авторъ котораго, подобно своему предку, Годвину, избираетъ Луну сценою для своего фантастическаго разсказа.

Въ Апрелѣ мѣсяцѣ въ Парижѣ вышло „Путешествiе на Луну, согласно съ подлинною рукописью, выброшенною однимъ луннымъ волканомъ“, Воздухоплаватели — европейцы; поднявшись на Луну при помощи какого-то вещества, обладающего свойствомъ быть „отталкиваемымъ“ Землею, они и въ настоящее время находятся на сказанной планетѣ и прислали о себѣ вѣсточку въ аэролитѣ, который упалъ въ саду г. Кателино, живущаго въ Грасъ-Дьё.

Въ Маѣ мѣсяцѣ появился нѣкiй „Обитатель Меркурiя“, вырытый изъ земли въ саркофагѣ, упавшемъ въ Америкѣ съ неба. Спрашивается, къ чему трудились выкапывать его?

Въ Iюнѣ мѣсяцѣ одинъ остроумный туристъ, только-что возвратившiйся изъ своего „Путешестiя къ центру Земли“, въ свою очередь отправился на Луну и описалъ свой вояжъ въ книгѣ, подъ заглавiемъ: „Отъ Земли до Луны''. Такъ начался 1865 годъ; однакожъ часъ солнцестоянiя еще не насталъ.

Большое движенiе, уже совершившееся и продолжающееся въ пользу той-же самой идеи, представляетъ нашу доктрину, какъ выраженiе неопровержимой истины и закрѣпляетъ за нею то мѣсто, которое она заняла въ исторiи наукъ и философiи. Для большей части людей она является въ своемъ торжественномъ и царственномъ видѣ, но для иныхъ сохранитъ еще фантастическiя прикрасы, которыми человеческое воображенiе одѣло ее. Во всякомъ случаѣ, она уже заняла подобающее ей мѣсто въ наукѣ и по словамъ одного знаменитаго писателя, „идея множественности обитаемыхъ мiровъ составляетъ конечную цѣль и главную задачу астрономiи“*).

*) Анри Мартенъ.

Въ большомъ обозрѣнiи, начавшемся туманными горизонтами древности и завершающемся нашею эпохою, предъ глазами нашими проходили причудливыя и разнородныя полчища писателей. Мы обращались къ природѣ съ просьбою выяснить намъ строенiе вселенной и свойства далекихъ обителей, носящихся вмѣстѣ съ земнымъ шаромъ въ безпредѣльныхъ пространствахъ; мы спрашивали человека, какъ думаетъ онъ на счетъ столь интереснаго предмета и какой отвѣтъ дастъ онъ на этотъ, вѣчно стоящiй предъ нимъ, вопросъ. Исполняя наше желанiе, человѣкъ отвѣтилъ, что не смотря на блестящiя и плодотворныя способности воображенiя, онъ всегда стоялъ ниже дѣйствительности и что при совокупномъ дѣйствiи самыхъ могучихъ усилiй, онъ никогда не производилъ того, что производитъ природа посредствомъ необходимаго порядка вещей.

Однакожъ, какъ она отважна, эта рѣзвушка, узорчатыя крылья которой трепещутъ непреодолимымъ нетерпѣнiемъ; какъ она жива и быстра, эта белокурая богиня, которой уста, склоненныя надъ источникомъ Молодости, почерпаютъ въ немъ безконечныя юныя силы! Какой умъ въ состоянiи услѣдить за прихотливымъ воображенiемъ въ его полетѣ среди невѣдомыхъ мiровъ? Чей взоръ можетъ достичь границъ тѣхъ таинственныхъ областей, въ которыя оно устремляется быстрымъ полетомъ? Мы уже видѣли: принимаетъ-ли воображенiе исходною точкою прочную почву знанiя и ударивъ объ нее ногою, свободно устремляется въ высь; тѣшится-ли оно химерами и носясь на облакахъ, по волѣ прихотливаго вѣтра, слѣдуетъ неправильными путями; во всякомъ случаѣ оно не полагаетъ границъ своей отвагѣ и по произволу носится въ воображаемыхъ пространствахъ до той поры, когда опомнившись, старается наконецъ осмотрѣться и останавливается въ своемъ полетѣ. Но порою, забывая о самомъ себе, побуждаемое только любознательностью, воображенiе продолжаетъ до безконечности свои безцѣльныя странствованiя и носится только изъ удовольствiя парить въ пространствахъ; безконечно свободное, отважное и смѣлое, оно населятъ пустоту и создаетъ новые мiры. Ничто не останавливаетъ его; ему неизвѣстны никакiя преграды. Законы и силы — все это изчезаетъ въ его глазахъ. Творить — это создавать изъ ничего и воображенiе заявляетъ претензiи творить. Существованiе, жизнь, разумъ, мысль — все это, по его мнѣнiю, находится въ его власти. Сущность и форма — все ему подвластно. Оно не соблюдаетъ никакой мѣры: свѣтъ или мракъ, стужа или зной, великое или малое, тяжелое или легкое, красота или безобразiе, голубое или красное — до этого ему нѣтъ никакого дѣла. Существуетъ только его произволъ, дающiй жизнь всѣмъ измышленiямъ воображенiя и подъ его влiянiемъ возникаютъ образы, подобные тѣмъ легкимъ и разноцвѣтнымъ шарамъ, которые дѣтскiя руки посылаютъ въ воздухъ.

Но, быть можетъ, вслѣдствiе такой неограниченной свободы, воображенiе возносится надъ самою природою, дѣятельность которой, какъ кажется, ограничивается стихiями и силами, находящимися въ ея власти? Несравненное могущество, которымъ обладаетъ воображенiе, не даетъ ли ему возможность творить нѣчто дивное и неизвѣстное? Наблюденные факты отвѣчаютъ на это. До сихъ поръ воображенiе всегда стояло ниже уровня дѣйствительности; оно преобразовываетъ извѣстный типъ, видоизмѣняетъ извѣстный образъ, но не творитъ.

Громада многоразличiй, собранныхъ нами въ анекдотической части нашего изслѣдованiя, можетъ быть помещена внутри огромнаго круга, который можно назвать кругомъ человеческой фантазiи и изъ предѣловъ котораго не въ состоянiи выйти самое пылкое воображенiе. Многiе изъ нашихъ писателей сталкивались уже другъ съ другомъ, стараясь создавать новые типы, или помѣщая въ невѣдомыхъ мiрахъ города и цѣлыя государства; въ наше время, новѣйшiе путешественники еще чаще встрѣчались съ древними. Дѣло въ томъ, что даже въ области воображенiя зрѣнiе человѣка ограничивается извѣстными предѣлами и не можетъ выходитъ изъ сферы, образуемой или непосредственнымъ наблюденiемъ окружающей насъ обстановки, или соображенiями, вытекающими изъ существующаго порядка вещей. Напротивъ, область природы безконечна и подобно океану, охватывающему песчинку, затерявшуюся въ лонѣ его водъ, она охватываетъ собою сферу воображения.

Если и были проницательные умы, которые при помощи воображенiя или наитiя достигли до правильныхъ понятiй о природѣ нѣкоторыхъ мiровъ, то, во всякомъ случаѣ, они не могутъ служить намъ примѣромъ. Мы вполнѣ убѣждены въ существованiи живыхъ тварей внѣ нашей Земли, въ небесныхъ, насъ окружающихъ пространствахъ; но если бы у насъ явилось желанiе, вслѣдъ за общими соображеньями о строенiи мiра, приступить къ соображенiямъ частнымъ, относящимся къ менѣе изслѣдованнымъ частямъ вселенной; если бы за общимъ обозрѣнiемъ картины мы заинтересовались ея подробностями, то и въ такомъ случаѣ въ дѣйствiяхъ нашихъ мы должны соображаться съ требованiями разсудка, а не воображенiя. Поэтому именно мы начали нашу книгу изслѣдованiемъ каждаго мiра въ астрономическомъ и физическомъ отношенiяхъ и установленiемъ фактовъ, до которыхъ мы дошли путемъ научныхъ, находящихся въ нашемъ распоряженiи, способовъ.

Съ другой стороны, нашими историческими изслѣдованiями выяснились нѣкоторыя общiя и не лишенныя интереса соображенiя. Каждая эпоха сказала намъ свое слово. Знаменитые творцы астрономической и философской науки, суровые и сдержанные, присутствовали въ трибунахъ нашего Колизея, въ первыхъ рядахъ научной серiи поборниковъ нашей идеи. Движенiя духа человѣческаго, проходившаго необходимыми фазами, съ очевидною ясностью отпечатлѣлись въ нашей частной исторiи, равно какъ и его, обусловливаемыя временемъ, тенденцiи, его характеръ и степень его величiя.

Не люди опредѣляютъ характеръ времени, но время производитъ людей и даетъ имъ то или другое назначенiе. Въ исторiи единичной истины отражается, если только она не искажена, всеобщая исторiя людей и ихъ дѣлъ.

Но какими путями проходитъ идея, прежде чѣмъ достигаетъ она того центра, въ которомъ ей суждено разцвѣсть, воспрiять жизнь и свѣтъ! Сколько времени она слѣдуетъ тайными тропинками до дня, который долженъ прославить ее и окончательно возвести на престолъ человѣческой мысли! Сколько препятствiй она должна преодолѣть, какимъ невзгодамъ должна подвергаться! Философская генеалогiя нашей доктрины восходитъ гораздо выше, чѣмъ вообще думаютъ: начало ея кроется въ натурализме первобытныхъ народовъ.

Разоблачивъ ее отъ ея фантастическихъ покрововъ и анекдотическихъ формъ, мы прослѣдили ее изъ вѣка въ вѣкъ въ ея прогрессивномъ ходѣ. Повидимому, ея первоначальная несостоятельность составляла необходимое условiе ея существованiя; незамѣтно прокрадываясь изъ вѣка въ вѣкъ, она только въ наше время безбоязненно предстала предъ взорами свѣта. Какъ кажется, непризнанную истину всегда ожидаетъ моментъ торжества, каковы бы ни были препятствiя и покровы, при помощи которыхъ невѣжество, злорадство или человѣческая тупость стараются затмить истину и задержать ея ходъ.

Таковы факты, которыми доказывается, насколько всесторонняя исторiя правильной идеи содѣйствуетъ къ окончательному установленiю этой идеи въ средѣ людей въ томъ даже случаѣ, когда первая не составляетъ дѣйствительнаго пополненiя и интереснаго выясненiя послѣдней.

конец.