Лагерлёф С. Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции Сказочная эпопея

Вид материалаДокументы

Содержание


Великая война с бабочками-«монашенками»
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   38

БЕСПОМОЩНЫЙ

Каждый год в августе в глухой чащобе леса Фридскуген появлялось несколько серо-белых ночных бабочек из семейства, которое называют «монашенки». Были они малы и немногочисленны, так что почти никто не обращал на них внимания. Пропорхав несколько ночей в еловых зарослях, они откладывали несколько тысяч яичек на древесных стволах, а сами вскоре падали мертвыми на землю.

Когда же наступала весна, из яичек выползали маленькие крапчатые гусеницы, которые начинали пожирать еловую хвою. И хотя они были страшно прожорливы, но причинить деревьям серьезный вред не могли, потому что их самих жестоко преследовали птицы. Редко удавалось хотя бы нескольким сотням гусениц спастись от своих врагов.

Гусеницы, которые успевали уже подрасти, заползали на ветви, пряли себе из белых нитей кокон и окукливались. Но через несколько недель большую половину куколок склевывали птицы. Если же в августе появлялась сотня крылатых бабочек-«монашенок», можно было считать, что год у них урожайный.

Такое вот незавидное существование и вели «монашенки» долгие годы в лесу Фридскуген. Так продолжалось бы и дальше, не появись у них неожиданный благодетель.

А появился он благодаря Серошкурому.

Весь следующий день после бегства из лесничества лось бродил по лесу, пытаясь найти приют. Уже к вечеру, протиснувшись сквозь густые заросли старых высоких елей, почти лишенных коры, он обнаружил за ними поляну, покрытую вязкой грязью. Посередине ее стояла большая и глубокая лужа черной болотной воды. Место это не пришлось Серошкурому по душе, и он уже хотел было уйти, но тут его взгляд привлек пучок ярко-зеленых листьев белокрыльника, росшего неподалеку от лужи.

Шевельнув листьями белокрыльника, лось разбудил спавшую под ним огромную старую ужиху. От Карра он слышал о ядовитых гадюках, которые водятся в лесу Фридскуген. И когда черная ужиха подняла голову, высунула раздвоенный язык и зашипела, лось решил, что наткнулся на самую страшную змею. Перепугавшись насмерть, он так ударил змею копытом, что размозжил ей голову, и опрометью кинулся прочь.

Лишь только Серошкурый исчез, из лужи вынырнул уж, такой же длинный и черный, как убитая ужиха, и пополз к ней.

- Неужто ты и впрямь мертва, старушка Безвредная? - жалобно прошипел он. - Столько лет нам было так хорошо вдвоем, так уютно в этой трясине! Мы прожили вместе такую долгую жизнь, что стали намного старше всех прочих ужей в здешнем лесу! Ох! Страшнее горя для меня нет!

Уж был в таком отчаянии, что извивался точно раненый, и даже лягушкам, жившим в вечном страхе перед ним, стало его жаль.

- Сколько, должно быть, злобы в том, кто убил бедную ужиху, которая и защищаться-то не может! Злодей заслуживает самой жестокой, самой беспощадной кары, - прошипел уж и поднял голову. - Я не я буду, если не отомщу за Безвредную! Клянусь, что я, Беспомощный, старейший уж в лесу, не успокоюсь до тех пор, пока этот лось не падет мертвым на землю, как моя старая жена-ужиха!

Дав клятву, уж свернулся кольцом и впал в глубокое раздумье. Да и было о чем подумать. Разве есть для бедного ужа задача труднее, чем отомстить огромному, сильному лосю?

Старик Беспомощный ломал голову дни и ночи, однако ничего путного так и не мог придумать.

Но вот однажды ночью, страдая бессонницей, уж лежал погруженный в свои думы о мести и вдруг услыхал легкий шелест над головой. Взглянув наверх, он заметил несколько светлых бабочек-«монашенок», резвившихся среди деревьев. Он долго не спускал с них глаз, потом громко зашипел и вскоре заснул, видимо, очень довольный тем, что придумал. На другой день уж пополз к гадюке, змею Крюле, обитавшему в скалистой стороне леса Фридскуген, рассказал ему о смерти своей старой жены-ужихи и попросил, чтобы Крюле, жало которого так ядовито, отомстил за нее. Но Крюле вовсе не хотелось сражаться с лосем.

- Если я нападу на Серошкурого, он убьет меня. Старушка Безвредная мертва, нам ее не воскресить. Зачем же зря навлекать на себя беду?

Услыхав такой ответ, уж поднял голову над землей на целый фут и страшно зашипел.

- Ви-ш-ш, ва-ш-ш! Ви-ш-ш, ва-ш-ш! Жаль, что ты, владеющий столь ядовитым орудием, так труслив, что не смеешь пустить его в ход!

Услыхав эти слова, Крюле в свой черед разгневался.

- Ползи туда откуда приполз, старик Беспомощный! Зубы мои наливаются ядом, но я, так и быть, пощажу тебя, поскольку ты мой сородич!

Но уж не тронулся с места, и они еще долго шипели, осыпая друг друга оскорблениями. Когда же Крюле до того рассвирепел, что даже и шипеть не мог, а лишь без конца высовывал язык, Беспомощный вдруг заговорил с гадюкой совсем иначе.

- Вообще-то я к тебе по другому делу, - сказал он, понизив голос до вкрадчивого шепота, - но, наверно, я так разозлил тебя, что ты не захочешь мне помочь?

- Отчего же, если ты не станешь просить меня о чем-то невозможном, я - к твоим услугам.

- Так вот, - продолжал Беспомощный, - в ельнике, поблизости от моего болотца, живет семейство бабочек-«монашенок», которые в конце лета начинают порхать по ночам.

- Знаю, о ком ты говоришь, - молвил Крюле, - так что же с ними приключилось?

- Это самый малочисленный народец в лесу среди насекомых, - сказал Беспомощный, - и самый безвредный: их гусеницы довольствуются одной лишь еловой хвоей.

- Да, знаю, - заметил Крюле.

- Боюсь, что этот народец вскоре вовсе истребят, - сказал уж. - Столько разных птиц склевывает весной их гусениц.

Крюле решил, что Беспомощный желает приберечь гусениц для себя, и дружелюбно ответил:

- Хочешь, я скажу совам, чтобы оставили этих еловых червяков в покое?

- Да, хорошо бы, если б ты это устроил, - попросил уж. - Ведь твое слово много значит в здешнем лесу!

- Может, мне и дроздам замолвить доброе словечко за этих пожирателей хвои? - спросил польщенный Крюле. - Я к твоим услугам, если, повторяю, ты не потребуешь от меня чего-то невозможного.

- Хорошо бы! Спасибо за обещание помочь в добром деле, - поблагодарил Беспомощный. - Я рад, что приполз сюда.

БАБОЧКИ-«МОНАШЕНКИ»

Прошло много лет. Карр сладко спал на крыльце. Лето только начиналось, стояла пора коротких ночей, и было совсем светло, хотя солнце еще не поднялось. Внезапно Карр проснулся оттого, что кто-то позвал его по имени. Ему показалось, что он узнал голос Серошкурого, приходившего повидаться с ним почти каждую ночь и поспешил на зов.

Не дожидаясь пса, лось помчался напролом сквозь дремучие еловые заросли. Карр напрягал все силы, чтобы не сбиться со следа.

- Карр, Карр! - послышалось снова в ночи. То был явно голос Серошкурого, хотя псу показалось, будто он звучал совсем иначе, чем прежде.

- Бегу, бегу! Где ты? - крикнул пес.

- Карр! Карр! Неужто ты не замечаешь, как опадает хвоя в лесу? - спросил Серошкурый.

И тут Карр увидел, что с елей, точно частый дождик, непрерывно сыплется хвоя.

- Да, вижу, - пролаял пес и ринулся в лесную чащу на голос лося. Он чуть было снова не потерял его след.

- Карр! Карр! - почти ревел Серошкурый. - Неужто ты не чуешь, как пахнет в лесу?

Остановившись, Карр принюхался. Только теперь он вдруг почувствовал, что ели испускают какой-то сильный запах, более крепкий, чем всегда.

- Да, чую, - откликнулся пес и снова устремился за Серошкурым.

Лось по-прежнему во всю прыть мчался вперед, так что псу было никак его не догнать.

- Карр! - немного погодя снова закричал Серошкурый. - Неужто ты не слышишь, как похрустывают ветви деревьев?

Его голос прозвучал так горестно, что мог бы растрогать даже камень. Карр остановился, прислушиваясь, и уловил слабое, но отчетливое похрустывание на верхушках деревьев. Казалось, там тикают часы.

- Да, слышу! - закричал Карр и остановился, догадавшись, что лось вовсе не желает, чтобы он следовал за ним по пятам. Он просто позвал его поглядеть, что творится в лесу.

Карр стоял под елью с пушистыми, развесистыми ветвями и жесткой темно-зеленой хвоей. Пес внимательно посмотрел на дерево, и вдруг ему показалось, будто хвоя шевелится. Подойдя ближе, он увидел тучи серо-белых гусениц, сплошь облепивших ветви дерева. Гусеницы ползли по ветвям, обгладывая их и пожирая хвою. И все деревья вокруг неумолчно похрустывали под натиском крошечных жующих челюстей. Объеденная хвоя непрерывно падала на землю, а бедные ели испускали необычайно сильный запах, мучительно раздражавший Карра.

Его внимание привлекла огромная статная ель, росшая поблизости. «Этой ели, может, удастся сохранить хвою», - подумал пес, но, приглядевшись внимательнее, увидел, что и ее постигла та же участь. «Что бы это могло значить? - ломал голову Карр. - До чего жалко прекрасные деревья! Скоро не останется и следа от их красы!» Пес бегал от дерева к дереву, пытаясь понять, что же случилось. «Вот сосна! Может, ее они тронуть не посмели?» - понадеялся Карр. Но гусеницы напали и на сосну. «А вот береза! Ой, и тут они! И тут тоже! Лесничий не обрадуется!»

Пес побежал в самые глухие заросли, чтобы узнать, как далеко зашло лесное бедствие. Но куда бы он ни заглядывал, всюду слышалось похрустывание, чувствовался тот же запах и падал такой же хвойный дождь. Везде были гусеницы, объедавшие лес догола.

Но вот пес забрел в такие места, где не чувствовалось мучительного запаха и где царили тишина и покой. «Тут - конец их власти», - решил Карр. Он остановился и огляделся. Но оказалось, что здесь гусеницы уже закончили свою работу, и хвойные деревья стояли раздетые, лишенные игл. Между их мертвыми ветвями протянулось множество запутанных нитей, спряденных гусеницами и служивших им мостами и дорогами.

Тут, среди погибших деревьев, и ждал Карра Серошкурый. Он был не один. Рядом с ним стояли четыре старых лося, самые почитаемые в лесу. Карр знал их. То был Горбатый, маленький лось с очень большим горбом - такого ни у одного из его сородичей не было, и Рогатый, самый статный во всем здешнем лосином племени, Жесткогривый, с жесткой густой шерстью, и еще один, старый-престарый длинноногий лось, которого звали Могучий. Горячий и воинственный, он немного присмирел после того, как во время последней осенней охоты ему всадили пулю в бедро.

- Скажите, что творится в здешнем лесу? - спросил Карр, подойдя к лосям. Они стояли, понурив голову, далеко выпятив верхнюю губу, и, казалось, были погружены в глубокое раздумье.

- Кто его знает, - ответил Серошкурый. - Этот крылатый народец слыл самым бессильным в лесу и никому прежде не причинял вреда, но за последние годы он сильно расплодился и теперь, того и гляди, уничтожит весь лес.

- Да, плохо дело, - пролаял Карр, - но я вижу, что мудрейшие из мудрых в лесу собрались на совет и, может, уже придумали, как спасти Фридскуген?

Горбатый величественно приподнял свою тяжелую голову и, прядая длинными ушами, сказал:

- Мы призвали тебя сюда, Карр, чтобы спросить: знают ли люди про это бедствие в лесу?

- Нет, - ответил Карр. - Люди ничего не знают. Так далеко в лесную чащу не забредает ни один человек, разве что в охотничью пору.

- Мы, старейшие в лесу, - молвил тогда Рогатый, - считаем, что нам, животным, одним с этой бедой не справиться.

- Призвать сюда людей - значит положить конец миру в нашем мирном лесу! - сказал Жесткогривый. - И это тоже беда, ничуть не меньше первой.

- Но нельзя же допустить, чтоб уничтожили весь лес, - возразил Могучий. - Выбора у нас нет!

Карр догадался, что лосям трудно выразить свои мысли словами, и попытался им помочь.

- Может, вы хотите, чтобы я рассказал людям про напасть в здешнем лесу? - спросил он.

Тут старые лоси, все, как один, закивали головами.

- Тяжело просить помощи у людей, но иного средства у нас нет.

Карр пустился в обратный путь. Он очень спешил, глубоко опечаленный всем, что увидел. Вдруг навстречу ему выполз черный уж.

- Счастливой встречи в лесу! - прошипел уж.

- И тебе счастливой встречи в лесу! - на ходу тявкнул Карр. Но уж, изогнувшись, попытался задержать его. «Может, он тоже тревожится о судьбе леса», - подумал Карр и остановился. Уж тотчас начал говорить о великом лесном бедствии.

- Настанет конец миру и покою в здешнем лесу, если сюда призовут людей! - сказал он.

- Я боюсь того же, - ответил Карр, - но старейшие в лесу, верно, знают, что делают!

- Я-то мог бы найти средство получше, - пообещал уж, - кабы мне дали за это награду, какую я хочу.

- А не тебя ли кличут Беспомощным? - насмешливо спросил пес.

- Я - тоже старейший в лесу, - заявил уж, - и знаю, как избавиться от этой напасти.

- Ну, если ты сможешь уничтожить гусениц, - обрадовался Карр, - никто не откажется исполнить все, что ты только пожелаешь.

Услыхав ответ Карра, уж свернулся кольцом и, только надежно укрывшись под корневищем дерева, продолжил беседу:

- Тогда передай от меня привет Серошкурому и скажи ему: пусть убирается из леса Фридскуген и идет на север, не останавливаясь до тех пор, пока в лесу ему не встретится ни единого дуба. И пусть не возвращается назад, покуда жив старик Беспомощный. А я нашлю хворь и мор на всех тех, кто ползает по деревьям и обгладывает еловую хвою.

- Ты что это мелешь?! - зарычал Карр, и шерсть на его спине встала дыбом. - Что худого сделал тебе Серошкурый?

- Он убил ту, кого я любил больше всех на свете, - прошипел змей, - и я хочу отомстить ему.

Не успел Беспомощный замолчать, как пес кинулся к нему, но уж, лежавший под корневищем, был недосягаем.

- Лежи, где лежишь, и помалкивай, - сказал наконец Карр. - Мы уберем этих еловых червяков без твоей помощи.

На другой день по лесной дороге шли владелец рудника и лесничий. Вначале Карр бежал рядом с ними, но немного погодя исчез, а вскоре из лесной чащи послышался его громкий лай.

- Карр гонит дичь! - сказал владелец рудника.

Но лесничий не поверил этому.

- Уже много лет Карр не нарушал запрета на охоту в лесу, - возразил он. И кинулся в чащобу поглядеть, почему лает Карр. Его спутник пошел за ним.

Лай привел их в самую глушь леса. Вдруг пес смолк. Люди остановились, прислушиваясь. И тут, в мертвой тишине, они услышали, как работают челюстями гусеницы, увидели, как дождем сыплется хвоя, и почувствовали сильный запах. С ужасом смотрели они на деревья, сплошь покрытые гусеницами бабочек-«монашенок», этими крохотными врагами деревьев, способными уничтожить лес на много-много миль вокруг.

ВЕЛИКАЯ ВОЙНА С БАБОЧКАМИ-«МОНАШЕНКАМИ»

Наступила весна. Однажды утром Карр бежал по лесу.

- Карр, Карр! - окликнул его кто-то.

Карр обернулся. Он не ослышался. То кричал старый лис, стоявший у входа в свою нору.

- Не скажешь, Карр, делают что-нибудь люди ради спасения леса? - спросил лис.

- Будь спокоен. Они трудятся не покладая рук.

- Люди истребили весь мой род, а теперь убьют и меня, - пожаловался лис. - Но это им простится, только бы они помогли лесу.

Каждый раз, когда Карр появлялся в лесу, его обязательно кто-нибудь спрашивал, могут ли люди помочь лесу. Ответить на этот вопрос было не так-то легко. Люди и сами не знали, удастся ли им победить бабочек-«монашенок».

Каждый день более ста человек выходили в лес, желая спасти его от гибели. Они валили деревья там, где лес пострадал больше всего, очищали подлесок и срубали нижние ветки, чтобы гусеницы не могли переползать с одного дерева на другое. Они прорубали широкие просеки вокруг опустошенных лесных угодий и раскладывали там смазанные клеем жерди, которые преграждали гусеницам путь в новые места. Люди обводили кольцами клея стволы деревьев, на которых уже были гусеницы, чтобы помешать им спуститься вниз, вынудить их остаться наверху и околеть с голоду. Оставалось только удивляться, вспоминая, как в былые времена люди ненавидели старый Кольморден и боялись его.

Все это продолжалось почти до самого лета. Люди с нетерпением ожидали, когда же гусеницы начнут вылупляться из яичек. Они были уверены, что хорошо подготовились к встрече с ними и теперь большинство гусениц подохнет с голоду.

И вот в начале лета стали появляться гусеницы, и было их в стократ больше, чем в прошлом году. Но это было бы не страшно, если бы их удалось запереть, если бы они не смогли раздобыть себе корм.

Но получилось не совсем так, как надеялись люди. Правда, немало гусениц застряло на смазанных клеем жердях, а целым полчищам помешали круги из клея и они не смогли спуститься вниз с древесных стволов. Но полностью запереть гусениц не удалось. Они все же вырывались и наружу, за ограждения. Они были повсюду: ползли по проселочным дорогам, по изгородям усадеб, по стенам домов. Они странствовали по всему лесу Фридскуген, переходя и в другие стороны Кольморденского леса.

- Они не успокоятся, пока не объедят весь наш лес, - говорили люди. Всякий раз, когда они входили в лес, слезы наворачивались у них на глаза.

Карр испытывал страшное отвращение к этому ползучему племени, безжалостно объедающему деревья, и с трудом заставлял себя выходить за порог лесничества. Но он очень соскучился по Серошкурому и однажды решил отправиться в лосиные угодья. Он бежал по лесу и, опустив нос к самой земле, отыскивал следы лося. Вот пес очутился возле дерева, у которого в прошлом году встретил Беспомощного, и снова увидел его под корневищем. Уж окликнул Карра и спросил:

- Ты передал Серошкурому мои слова? Уйдет он в изгнание?

Карр огрызнулся и попытался схватить ужа.

- Все же потолкуй с ним, - посоветовал Беспомощный. - Видишь, люди не знают средства против этой напасти.

- Да и тебе оно неведомо! - ответил Карр и помчался дальше.

Скоро он отыскал Серошкурого. Лось был мрачен и, едва поздоровавшись, тотчас заговорил про Кольморден.

- Все бы отдал, чтоб отвести эту беду! - сказал он.

- Тогда я, пожалуй, скажу тебе: ты бы мог спасти лес, - сказал Карр и передал лосю то, что говорил ему уж.

- Пообещай это кто другой, а не старик Беспомощный, я бы не задумываясь ушел в изгнание, - молвил лось. - Но откуда у несчастного ужа такая власть?

«Ясное дело, это одно бахвальство, - решил Карр. - Ужи всегда прикидываются, будто знают куда больше других».

Когда Карр собрался домой, Серошкурый пошел проводить его до дороги. И тут Карр услыхал, как дрозд, сидевший на верхушке ели, воскликнул:

- Вот идет Серошкурый! Это он сгубил лес! Вот идет Серошкурый! Это он сгубил лес!

Карр решил, что ослышался, но немного погодя пробегавший по лесной тропке заяц, увидев их, остановился и, прядая ушами, заверещал:

- Вот идет Серошкурый! Это он сгубил лес!

И снова пустился бежать со всех ног.

- Чего это они? - спросил Карр.

- Сам не знаю, - ответил Серошкурый. - Наверное, птицы и мелкие зверюшки в лесу сердятся на меня за то, что я посоветовал призвать на помощь людей. Ведь они вырубили подлесок и тем самым разорили все их надежные убежища - гнезда и норки.

Все время, пока они шли вместе, со всех сторон беспрерывно слышалось:

- Вот идет Серошкурый! Это он сгубил лес!

Серошкурый делал вид, будто не слышит, но теперь Карр понял, почему лось так печален.

- Послушай-ка, Серошкурый, - решился спросить Карр, - что это имел в виду уж… он сказал, будто ты убил ту, кого он любил больше всех на свете…

- Откуда мне знать! - удивился Серошкурый. - Тебе-то известно, что я никогда никого не убиваю.

Вскоре они повстречали четверку старых лосей: Горбатого, Рогатого, Жесткогривого и Могучего. Медленно и степенно шествовали они друг за другом.

- Счастливой встречи в лесу! - приветствовал их Серошкурый.

- Счастливой встречи и тебе! - отвечали лоси. - А мы как раз искали тебя, Серошкурый, хотели посоветоваться насчет леса.

- Нам удалось узнать, - торжественно начал Горбатый, - будто в нашем лесу было совершено злодеяние; оно осталось безнаказанным, и оттого весь лес обречен на гибель.

- Какое еще злодеяние? - спросил Серошкурый.

- Кто-то убил безвредное животное, которое и в пищу-то ему не годилось. А здесь, в мирном лесу Фридскуген, это считается злодеянием.

- Кто же совершил такое низкое преступление?! - возмутился Серошкурый.

- Ходит молва, будто в этом повинен какой-то лось. Вот мы и хотим тебя спросить: может, ты что-нибудь знаешь?

- Нет, - ответил Серошкурый, - я никогда не слышал, чтобы лось убил безвредное животное!

Расставшись со старыми лосями, Серошкурый отправился с Карром дальше. Он становился все молчаливее и молчаливее и шел, низко опустив голову. И тут они наткнулись на Крюле, лежавшего на своей каменной глыбе.

- Вот идет Серошкурый! Это он сгубил лес! - прошипел, как и все другие обитатели леса, Крюле.

У Серошкурого внезапно лопнуло терпение. Подойдя к гадюке, он поднял переднее копыто.

- Собираешься убить меня точь-в-точь так, как убил старую ужиху? - спросил Крюле.

- Когда это я убивал ужиху?! - возмутился Серошкурый.

- В самый первый день, лишь только появившись в лесу, ты убил жену ужа Беспомощного, - напомнил лосю Крюле.

Серошкурый отпрянул от гадюки и проговорил в отчаянии:

- Карр, это я совершил ужасное преступление. Я лишил жизни безобидное животное. Из-за меня погибает лес.

- Что ты мелешь? - прервал его Карр.

- Скажи ужу Беспомощному, что нынче ночью Серошкурый уходит в изгнание.

- Ни за что я этого не скажу! - вскричал Карр. - Северные края опасны для лосей!

- Неужели ты думаешь, Карр, я захочу остаться здесь после того, как навлек на лес такую страшную беду? - спросил Серошкурый.

- Только не торопись! Подожди до завтра!

- Ведь ты сам учил меня: «Лось без леса - не лось! Лес без лося - не лес!» - напомнил Серошкурый.

На том они и расстались. Карр отправился домой, но этот разговор с лосем так обеспокоил его, что уже на другой день он снова пришел в лес - встретиться с другом. Но Серошкурого нигде не было, да пес и не очень-то его искал. Он понял, что лось ушел в изгнание.

Унылый и мрачный, возвращался Карр домой. Он не мог простить Серошкурому, что тот позволил этому несчастному ужу так себя одурачить! Неслыханная глупость! Ну какой такой волшебной силой может обладать Беспомощный?

Когда Карр, погруженный в свои думы, подошел к дому, он увидел лесничего, указывавшего на какое-то дерево.

- Чего ты там высматриваешь? - спросил его стоявший рядом работник.

- На гусениц мор напал, - сказал лесничий.

Карр несказанно удивился, но еще больше разгневался оттого, что уж смог сдержать свое слово. Придется теперь Серошкурому до скончания века коротать жизнь на чужбине! Этот Беспомощный, наверно, никогда не околеет!

Но вдруг Карру пришла в голову мысль, немного утешившая его. «Может, Беспомощный и не доживет до самой глубокой старости. Пусть только уничтожит гусениц, а там я знаю кое-кого, кто загрызет его насмерть! Не всегда же он будет прятаться под корневищем! Пусть только высунется из своего логова!»

На гусениц действительно напал мор, но в первое лето все они не погибли. Многие из них успели превратиться в куколок. Из куколок же вышли миллионы бабочек. Они летали по ночам среди деревьев, словно снежинки в пургу, откладывая уйму яичек. Казалось, метет поземка! На следующий год можно было ожидать, что лесу станет еще хуже. Но, к счастью, дурные предчувствия не оправдались. Мор на гусениц быстро распространялся от одного конца леса к другому. Захворавшие гусеницы переставали обгладывать хвою, заползали на верхушки деревьев и там умирали. Люди страшно радовались, видя это, но еще больше радовались лесные звери и птицы.

Истосковавшийся по Серошкурому Карр мечтал о том дне, когда он наконец загрызет Беспомощного.

Но гусеницы успели расселиться на много миль в соседние леса, так что и нынешним летом хворь их окончательно не погубила.

Перелетные птицы передавали Карру приветы от Серошкурого: он жив, и ему хорошо. Но они же поведали тайком, что лося не раз преследовали браконьеры и он только с большим трудом спасся от их пуль.

Карра мучили тоска и заботы. Надо было ждать еще два лета; только тогда придет конец этим гусеницам.

Но вот наконец Карр услыхал от лесничего, что лес вне опасности, и тотчас отправился на охоту за Беспомощным. Однако придя в лесную чащу, пес понял: его постигла ужасная беда - он не может больше охотиться, не может бегать, не может выслеживать врага. Пока длилось это долгое-долгое ожидание, к Карру подкралась старость. Сам того не заметив, пес одряхлел и почти ослеп. Он не в силах был убить даже ужа, не мог избавить своего друга Серошкурого от заклятого врага.