Юрий Никитин
| Вид материала | Документы |
- Юрий Никитин, 6327.1kb.
- Юрий Никитин Фарамунд, 4898.32kb.
- Никитин Б. П. Здоровое детство без лекарств и прививок от семьи никитиных (Вместо предисловия, 5715.63kb.
- "хожение за три моря" афанасия никитина, 1022.23kb.
- Программа самара 28 30 марта 2012 г. Организационный комитет конференции Председатель:, 185.87kb.
- Мд проджект лтд, ООО teл./Фaкс: +7 (495)-718-35-97 Тел моб. 8-916-155-98-10, 57.15kb.
- Никитин Сергей Никитин Описание курса и программа, 895.69kb.
- Вопросы обеспечения «качества обслуживания» опорной инфраструктуры научно-образовательной, 147.61kb.
- Запрос информации по карточным мошенничествам, 91.35kb.
- Юрий Дмитриевич, 182.48kb.
- Ты знаешь, что эта жемчужина может дать жизнь, равную жизни самых долгоживущих деревьев!
Она кивнула:
- Знаю.
- И почему ж ты...
Ее ясные глаза смотрели чисто и честно:
- Сейчас меня больше волнуют таблицы, ибо с ними я смогу видеть судьбы людей, влиять на них. А это власть, абсолютная власть!.. А жизнь... Мне даже до старости далеко, а уж до смерти... С такой властью я что-то смогу и без жемчужины. А то и больше. И жизнь могу добыть долгую, очень долгую... У меня еще есть время.
Он кивнул, уже спокойно принял жемчужину. Голос его был невеселым:
- Ты права. У тебя еще все впереди. Но когда вот так, как я, когда одной ногой в могиле, надо торопиться...
В тот миг, когда Беркут прорвал паутину зеленого огня и грузно ввалился, Сосику уже тщательно упрятал в заготовленный ящик драгоценную жемчужину, а Хакама, загадочно улыбаясь, раздвинула стену, оттуда появились когтистые лапы, драгоценные свитки ушли с ними в темноту.
Беркут, слишком взволнованный переходом, буркнул что-то вроде приветствия, остановился в углу, словно оберегал от ударов спину. Хакама и Сосику обменялись взглядами, Хакама сказала сладким голосом:
- Дорогой Беркут, ты прибыл первым, как и должен поступить не только могучий маг, но и отважный воин.
- Ладно-ладно, - проворчал Беркут. - Если ты сама не воткнешь нож под ребро, то опасаться нечего.
- Да? - промурлыкала она. - Погоди, еще другие не прибыли...
- А кто будет еще? - насторожился Беркут.
Сосику поспешно вмешался:
- Могучий Беркут, Хакама пригласила еще с десяток колдунов... из самых сильных, но ты же знаешь этих трусов! Вряд ли кто прибудет еще. Но мы и трое стоим немало, верно?
Беркут открыл рот, но через комнату пронесся незримый ветер, а из стены медленно вышел, разрывая ее как паутину, приземистый человек, весь в зеленом. На зеленом лице выпуклые немигающие глаза смотрели пристально и подозрительно. С ним вошел запах гнили, рыбьей икры,
Хриплый квакающий голос разорвал тишину с таком хлопком, что все вздрогнули:
- Все вы трое не стоите и... У меня лягушки больше знают и умеют. Приветствую тебя, Хакама.
Хакама сладко улыбнулась:
- Ты уже все знаешь?
- Мои уши, как и твои, по всему свету.
Беркут пробурчал:
- Ее ухи только там, куда пробираются муравьи, а твои - где жабы. За мой защитный круг из них пока никто не прополз.
Хакама примирительно вскинула ладони:
- Успокойтесь, великие! Конечно же, мы не можем видеть, что творится у других колдунов. Но мы зрим и слышим по всему достаточно, чтобы сейчас вот слегка... только слегка!... встревожиться. В мире появился странный человек из Леса. У него красные волосы и зеленые глаза, что указывает на колдовскую природу еще по рождению. К тому же он что-то узнал, чему-то успел научиться... Пусть крохи, но это могут быть как раз те опасные крохи...
Она прервалась на полуслове, глаза ее следили за старым мудрецом. Сосику уже набросил на плечи дорожный плащ, поднял посох и, постукивая по струганным половицам, медленно двинулся к лестнице.
Беркут спросил удивленно:
- Ты что же, старик? Думаешь, он тебя пощадит?
Лицо Сосику было просветленным, глаза сияли как две звезды. По губам скользнула мечтательная улыбка:
- Да.
- Да ты от старости рухнулся!
Сосику покачал головой, посох его опустился на первую ступеньку, старый мудрец с кряхтением начал опускаться. Глаза его не отрывались от ступеней, колдунов он уже не видел и не слышал.
Голова Сосику еще не скрылась, а Беркут сказал нетерпеливо:
- Давайте о деле. Мне как-то не по себе, лучше поскорее все закончить и разойтись... Еще надо будет думать, как разойтись, не получив нож в спину! Но пока давайте об этом парне из Леса. Я с ним встречался и разговаривал. Он, в силу своей молодости, просто еще не способен на хитрость. А то, что может считать хитростью, для нас просто детскость, которую видим насквозь с другого конца света.
- К тому же силен, - добавил Ковакко. - А сила всегда... Даже мудрый, имея силу, предпочитает противника долбануть по голове, чем убеждать долго и занудно. А чего еще ждать от молодого и дикого полузверя из Леса?
Колдуны опустили взоры, когда Ковакко прошелся насчет по голове, все люди, все предпочитают решения проще, пусть даже трижды мудрые и старые, а Беркут рыкнул нетерпеливо:
- Да-да, жаба права. Давайте решим, что делать.
На их лица внезапно пал зеленый свет. На стене снова пробежали зеленые молнии, образовали круг, а свет там стал сразу изумрудным. Невиданное дело, в двух шагах тоже возникло зеленое пятно, будто кто-то еще пытался докричаться до волшебницы Хакамы!
Беркут и Ковакко переглянулись, а Хакама, косясь на них, прошептала заклятие. Пленка зеленого огня разом прорвались, в комнату из обоих окон ввалились две. Один не удержался, растянулся с хриплым криком, второй сделал два торопливых шагах, оглянулся в страхе.
Зеленые окна растаяли, колдун с облегчением перевел дыхание. Одежда его в лохмотьях, лицо в ссадинах, копоти, а пахло горелым камнем. Беркут озабоченно хмыкнул. Хакама видела как губы лесного колдуна шевельнулись, но Беркут только сжал поплотнее. Здесь нельзя пользоваться своей магией, чтобы самому не превратиться в гигантский факел.
- Красноголовый, - прохрипел человек, в нем узнали Автанбора. - Он уничтожил мою башню!
Хакама озабоченно покачала головой, а Беркут сказал сварливо:
- Наверное, какой-нибудь курятник?
- Моя башня... моя башня была из каменных глыб!
- Песок выдуло, - хладнокровно предположил Беркут. - Вот и рассыпалась. А как он ее?
Второй со стоном поднялся, лицо искривилось, волосы покраснели от засохшей крови.
- Приветствую тебя, Сладоцвет, - сказала Хакама. - Это тоже он?
Колдун, которого она назвала Сладоцветом, дико огляделся вытаращенными глазами, посмотрел наверх, словно страшный человек уже смотрел на него оттуда. Голос прерывался, слова вылетали хриплые:
- Он... Нет, ударился головой я сам, когда убегал... но он разрушил горы, он сотрясал землю, он...
Он сам трясся как лист на ветру, глаза безумно блуждали. Хакама с брезгливым опасением поинтересовалась у Беркута:
- Ты полагаешь, Сладоцвет тут нечего не спалит?
- Вряд ли. Но помощи от него ждать не придется.
Сладоцвет с трудом выпрямился, сквозь страх на лице проступила злоба и ненависть. Шипящим как у змеи голосом произнес медленно:
- Помощи... нет... не дождетесь... верно... Но если он придет сюда... а он придет... я обрушу всю свою мощь! Теперь я буду готов.
Беркут скептически выпячивал губу, Хакама же, напротив, одобрительно кивнула. Гордость не позволяет побитому чародею признаваться в поражении, но поддержку примет с радостью. А четыре пары кулаков лучше одной.
Беркут присвистнул, его лицо было подсвечено снизу зеленью, ибо до пояса высунулся из широкого окна. Внизу показалась крохотная сгорбленная фигура, сверху совсем жалкая и приплюснутая. Сосику заметно хромал, в его возрасте даже вниз по такой лестнице непросто, но все же удалялся с несвойственной мудрецу торопливостью.
- Не понимаю, - сказал Беркут, - мог бы вернутся так же, так и явился.
- И потом сутки копить силы? - ответила Хакама загадочно.
- Ну и что?
- Есть дело, которое он не хочет откладывать на сутки.
Беркут покосился удивленно, снова поймал взглядом старого мудреца. Оба видели как он покачнулся, ухватился рукой за сердце. Затем торопливо перебросил мешок со шкатулкой со спины на грудь, вытащил крохотный ящичек, раскрыл, торопливо шарил внутри.
Беркут непонимающе хмыкал, а Хакама загадочно улыбалась. Дряхлый старец страшится, что не успеет добраться до своей башни, вон спешно роется, в его пальцах блеснул свет, это жемчужина, вот что-то шепчет...
Ее внезапно тряхнуло. Воздух смялся, пошел тугими волнами. Вдали на месте мудреца возникло огромное толстое дерево. Воздух дрожал как перегретый. Хакама впилась глазами в странный силуэт, что растопырил ветви, странно дряблые и безлистные, ствол раздался и стал еще толще. Таких деревьев она никогда не видела, даже не думала, что могут быть такие толстые, массивные, от которых веет уверенностью и... долголетием.
- Дерево... - прошептала она, - дерево, которое живет десять тысяч лет!.. О нем когда-то писали... Так вот во что превратился Сосику!
В глазах был страх, ведь могла и она... Но хоть чудесные вещи всегда выполняют желания людей, но иногда странно выполняют. Не так, как те задумали, а как оформили в слова...
Она посмотрела на каменные плиты стены, где в тайном месте, защищенном заклятиями, спрятала звездные карты. Вот оно, настоящее сокровище! Кто обладает им, тот обладает всем. А у нее еще есть время, что с их помощью получить не только долгую жизнь, равную жизни самых долгоживущих деревьев, но и бессмертие богов... если это только возможно.
Правда, надо выбрать время, чтобы пересмотреть хотя бы линии жизни этих... что собрались в ее башне. Таким сборищем нельзя не воспользоваться. Может быть, даже в самом деле придти к какому-то соглашению?.. И создать что-то вроде союза чародеев, о котором все твердил тот, с зелеными глазами?
Но только править будет она.
Одна.
Глава 46
Из окон башни магическая скорлупа, незримая для простого народа, блестела лиловыми искорками. Она накрывала башню куполом, легким и почти прозрачным, похожим на пузырь из пленки молодого бычка, но в башне собрались не простолюдины, а чародеи, каждый видел, что эту скорлупу не пробить и самыми могучими таранами, не разрушить камнями из баллист...
Беркут посопел, внезапно его густой неприятный голос разорвал напряженную тишину:
- Хакама, я ставлю свою скорлупу поверх твоей!
В помещении стало тихо. Глаза всех были обращены в их сторону. Она медленно наклонила голову, чувствуя смятение и торжество. Все колдуны укрепляют свое гнезда, но такого еще не было, чтобы кто-то укреплял гнездо другого. Правда, сейчас сам укрывается в нем, но все же...
Воздух стал суше, в окна блеснуло цветными искрами. Казалось, многоцветная радуга повисла прямо за башней. Все видели как медленно проявился широкий купол, который накрыл башню вместе со скорлупой Хакамы. Пока что он был цветной как радуга, но быстро уплотнялся, матовел, становился даже на вид толще, непроницаемее, потом испрозрачнился и словно растаял. Даже колдуны не сразу могли сказать, что новый купол созрел и стал настоящей скорлупой, о которую разобьются любые стенобитные орудия.
Скорлупа Беркута отстояла от купола Хакамы на три шага, ближе нельзя, магические силы соприкоснутся, начнут перетекать одна в другую, купола где-то станут впятеро толще, а где-то истончатся до кленового листка, но Ковакко, Автанбор и сама Хакама видела, что скорлупа Беркута даже толще и прочнее, хотя площадь ее больше. Лесной колдун оказался неожиданно силен, это надо учесть на будущее... если оно будет.
Ковакко недовольно булькнул:
- Ну, если это необходимо... Наша хозяйка... э-э-э... хозяйка этой башни не решается попросить нас помочь, но на всякий случай все же стоит, стоит... э-э-э... стоит. Я не верю, что человек из Леса настолько уж силен, но... э-э-э... стоит...
Его короткие руки с перепонками между пальцев задвигались, кваканье стало громче. Во всему помещению потек запах гнили, лягушек, тины и разлагающихся рыб. За окном коротко блеснуло. Радужные отблески пали на лица, испятнали пол, задвигались как цветные жуки на сером дереве.
Его скорлупа накрыла купол третьим слоем. Все так же, на три шага от скорлупы Беркута, сперва радужная, потом матовая и тут же неуловимо прозрачная, она словно остановила время, потому что все стояли неподвижно, оглушенные свершившимся.
Никогда еще за все века ни одна башня не бывала окружена тройным слоем защиты!
Широко расставив ноги, Олег угрюмо рассматривал башню Хакамы. Она уже на казалась точеной, изящной, а когда западная часть неба стала наливаться пурпуром, вовсе стала похожа на вбитый в тело земли огромный деревянный кол.
Внезапно красное по небу пошло волнами. Складки стали темными, между ними полыхнуло оранжевым, словно на расплавленном металле нарушили застывающую корку. С запада по небу пронеслись алые стрелы, длинные и прямые, пересекли небосвод и растаяли уже почти у самого края на востоке.
Среди сумятицы на небе проглянула скачущая четверка коней. В колеснице на миг показался человек в блистающих грозно доспехах. Красные кони несли по небу неистово, из-под колыт летели длинные искры.
Голубка, пронеслось в голове. Голубка освободила шлем! Жаждущий крови бог, уже в нетерпении облаченный в боевые доспехи, наконец-то ухватил шлем, и с мечом наперевес вскочил на боевую колесницу. Быть большой крови, быть пожарам, был лязгу мечей, стуку стрел о щиты, крикам умирающих...
Неистовый Перун снова начинает великую войну!
Он быстро посмотрел на башню, в груди стало жарко, запекло, яростная мощь жгла, но он еще чуть помедлил, все ли колдуны там, покончить со всеми разом, и наконец выплеснул всю ослепляющую ярость в единый всесокрушающий удар...
Хакама быстро переходила от одного колдуна к другому. Не все общались друг с другом, воздух пропитан ненавистью, надо смягчать, служить даже толмачом, что удобно вдвойне, можно вязать сложную сеть интриги, пусть все так и общаются только через нее, она от роли хозяйки убежища быстро переходит к роли хозяйки вообще...
Решетка на окне внезапно налилась багровым. Пошел тусклый свет, решетка мигом превратилась в оранжевую, потекли тяжелые капли металла. За пару мгновений все истаяло как воск под жаркими лучами, на полу медленно застывали красные наплывы, темнели, бугрились.
В тесный оконный проем втиснулась огромная птица. Все молча ждали, а птица рухнула на пол, затрепыхалась, роняя перья, поднялся некрупный человек с суровым напряженным лицом, сухой, жилистый, черноволосый, с небольшой сединой на висках. Дыхание вырывалось частое, он быстро посмотрел на оборванные рукава, на перья, что остались даже в оконном проеме, перевел взгляд на остальным. В круглых птичьих глазах была злость:
- Что за окна?..
Вокруг него заструился воздух. Хакама проговорила мягко:
- Приветствуем тебя, мудрый и могучий маг!.. Не спеши укреплять доспехи на своем теле. Здесь все союзники...
- Союзники?
- Пусть сообщники, - поправилась она, такая же чувствительная к словам, как и все маги. - Но сейчас все здесь заинтересованы в жизни и здоровье другого. Пусть это впервые, но это случилось... ибо чем больше нас, тем лучше отразим угрозу. Потому не спеши укрываться от нас, взгляни на стены.
Новоприбывший обвел всех подозрительным взором, осмотрел еще раз, а потом еще и магическим оком просмотрел все, что казалось подозрительным. Почти все без магических щитов, зато вокруг башни тройной заслон из магии настолько плотной, что пущенная в ее сторону стрела сгорит не только мгновенно, но даже пепел исчезнет без следа. Да что там стрела: метни целую гору, все равно сгорит, песчинки не долетит...
- Ладно, - сказал он хмуро. - Меня зовут Россоха, я с этим человеком встретился раньше вас всех. И могу подтвердить, что он в самом деле страшен... Страшен для всех нас.
Беркут разглядывал его подозрительно:
- Россоха?.. Я слышал, тебя зрели в облике большого и тучного.
- Я принимаю различные обличья, - обмахнулся Россоха, - но сути не меняю... как многие из вашей породы. С ним я впервые общался в облике старца... Почему нет? Я в самом деле древний старец для двадцатилетних. Он испугал меня еще в первую же встречу. Не силой, нет. Но я давно не встречал таких порывов души... Он жаждет осчастливить весь свет, а мы знаем в каких случаях начинаются самые кровавые войны, самые лютые потрясения, когда насмерть бьются не только люди, но и маги, а то и сами боги!
Ковакко булькнул брезгливо:
- Прекраснодушных много. Обычно они мрут еще во младенчестве! Остальные не доживают до отрочества, ибо их бьют даже куры.
Россоха бросил предостерегающе:
- Этот не просто выжил. Первый раз, желая от него отделаться, я послал его спросить у Яфета. Не помню что, сами знаете эти детские вопросы, на которые отвечать труднее всего!.. А второй раз отправил к самому Перуну.
В помещении повеяло зимней стужей. Чародеи ежились, переглядывались. Хакама спросила нервно:
- И что же... он побывал у него?
Россоха развел руками:
- Похоже на то. С его упрямством, он мог решиться вломиться в покои самого бога войны! Но посему остался жив, ума не приложу.
С другого конца комнаты Беркут прорычал:
- Да и наша хозяйка... тьфу на ее голову, хозяйка этой башни!... тоже посылала его не за пряниками. Но это воины из дальних походов возвращаются обессилевшие, изнемогающие от ран, а колдуны либо гибнут, либо обретают новую мощь. Что он умеет теперь?
- Мудрость предпочитает переосторожничать, - сказал Россоха серьезно. - Беспечные маги до мудрости не дожили.
Он уже спешно бормотал странно щелкающие для колдунов равнин слова, вздымал руки и приглаживал ладонями незримые стены.
Хакама бросила быстрый взгляд за окно. В двух-трех шагах от третьей скорлупы заискрилась черная как ночь стена, выгнулась, накрыла куполом. В помещение внезапно стало темнее, чем в погребе. Кто-то вскрикнул, голос Россохи пробормотал что-то успокаивающее. Тьма медленно сменилась сумерками, затем посветлело вовсе, а купол медленно ушел от простого взора.
- Черт, - сказал Беркут с нервным смешком, - да он покрепче, чем... Как же ты его сумел так...
- Потому что умею, - ответил Россоха, но чувствовалось по голосу, что колдун собой доволен. - Когда имеешь дело с таким, то ничто не лишнее. Хакама, я на твоем месте пригласил бы всех, кого достигают твои нити. Или хотя бы тех, кого этот лесной волхв задел или напугал.
Хакама кивнула, улыбаясь загадочно, что не укрылось от Россохи:
- Ты прав. Кого ты советуешь?
- Хотя бы Короеда, Боровика, Сладоцвета, Беркута... Ах, Беркут уже здесь? Никогда бы не подумал, что могучий Беркут может сидеть тихий и мелкий как воробей под дождем. Короед, конечно, дурак... как и все здесь, но он знает кое-что из древесной магии, которая неведома даже мне. Если тебе нужна помощь в отыскании...
- Нужна, - ответила Хакама светло. - Вместе мы их не только отыщем! Стоит им увидеть нас впятером, прибегут без страха.
Короед, едва переступив через магическое окно, сразу натянул шатер, похожий на свою неопрятную бороду, поверх защитного купола Россохи. Утолщаясь, он в то же время таял с виду, а когда исчез, Короед еще долго шептал и двигал руками, уплотняя стенки, усиливая, укрепляя. Даже если его скорлупа и слабее той, что натянул Россоха, но все-таки основание шире, магии ушло на создание больше, а поддерживать такой панцирь под силу только великому магу.
Боровик набросил свой магический щит, теперь башня Хакамы блистала как драгоценное зернышко, упрятанное в восемь скорлупок, по прочности превосходящие алмаз.
Хакама, напряженная как тетива на луке, неспешно обходила гостей, стараясь держать пальцы на виду, не колдует, улыбалась, про красноволосого волхва почти забыла, ибо в ее башне самые сильные, самые могучие и знающие... Как воспользоваться, как завладеть их знаниями?.. А если не удастся с чужими знаниями... если останется одна, то что ж, у нее есть своя голова, есть звездные карты.
Колдуны стояли и сидели порознь, исподтишка следили друг за другом. У каждого брови сдвинуты, над каждым сгущается облачко, мысль работает бешено, каждый не прочь воспользоваться случаем...
Все услышали тяжелый грохот. Не сговариваясь, одновременно бросились к окнам. Степь выглядела ровной и спокойной, вокруг башни блистали и вспыхивали искорками сгорающие пылинки, которых ветром бросило на незримый панцирь.
Тишину разорвал нервный смешок Боровика:
- Фу, я уж думал...
- Да, это ему не горы ломать, - согласился Беркут.
Даже Хакама нервно улыбнулась, на щеках появился слабый румянец:
- Похоже, он разбил нос.
- Хорошо бы, лоб, - бросил Беркут.
- Ну, это вы уж чересчур! - возразил Россоха. - Лоб у варвара - самое крепкое место.
- А не зад?
Россоха ответить не успел, тяжелый гул повторился. Радужная скорлупа начала подрагивать, появилась вмятина, словно туда уперли невидимое бревно. Несколько мгновений пузырь подрагивал, затем вмятина начала расширяться, невидимое бревно давило сильнее, пленка магического пузыря натянулась, послышался тонкий звон, словно в комнате разом зазвенели сто тысяч комаров...
Хакама инстинктивно собрала и бросила магическую мощь в пленку, это оказалось странно легко, а когда оглянулась в недоумении, увидела закушенную губу Беркута, напряженное лицо Россохи, их губы двигались, маги впервые в жизни не только не вредили друг другу, но крепили оборону вместе.
Раздался резкий пронзительный звон. Хакама дернулась, на миг заболели все зубы, тут же затихло, но в груди остался страх, а когда подняла глаза на панцирь, страх вздыбил кожу мелкими бугорками.
Скорлупа исчезла! Невидимый таран уперся во второй слой. Хакама не успела укрепить слабое место, как снова по ушам резко щелкнуло, острая боль стегнула уже не только в зубы, но защемили глаза. Непроизвольно она бросила все силы на третий слой, теперь уже он стал внешним, справа и слева хрипело и булькало во впалых грудных клетках магов, кто-то бормотал вслух, не обращая внимания, что могут услышать и запомнить, кто-то ругался... а может, это тоже заклятия, очень мужские и крепкие.
- Да помогите же!
Она услышала свой вскрик, больше похожий на стон. Боровик, что стоял посреди как полусгнившая копна соломы, все обозревал и ни во что не вмешивался, вздрогнул и двинулся к ее окну. Она ощутила волну жара, что пошла от его тела, скорлупа сразу задрожала, вмятина перестала углубляться, медленно-медленно начала вытеснять незримый таран.
В помещение было влажно и жарко как в натопленной бане. Хакама захлебывалась, грудь жадно прогоняла нечистый воздух через легкие. В узкие окна вливались жалкие струйки, тут же тонули, ибо восьмеро магов разогрели воздух и даже стены как раскаленные слитки металла.
Внезапно треск разбитой скорлупы ударил по ушам резко, до боли в зубах. Она ощутила соленый вкус во рту. В помещении стояла ругань, кто-то во весь голос призывал богов, рядом воздух дрожал от рук Россохи, что мелькали как крылья ветряка.
- Он проломил и эту скорлупу! - прозвенел чей-то тонкий как лезвие острого ножа голос. - Он проломил...
Беркут гаркнул люто:
- Ну и что? Остались еще четыре! Быстрее всю мощь, пока он не собрался...
Пот бежал по бледным лицам. Она слышала хриплое дыхание, всюду вытаращенные глаза, бледные лица. Сцепив заклятия, они удерживали скорлупу, уплотняли, наращивали слой за слоем, выкладывали всю мощь, уже не оставляя ничего для защиты друг от друга.
Когда скорлупа дрогнула, все ощутили, что это только пробный удар, затем тряхнуло, еще и еще, но скорлупа держала. Они боялись посмотреть друг на друга, и не зря: скорлупу затрясло, удары обрушивались с разных сторон,
Глава 47
Багровое солнце медленно опускалось. Башня слегка вздрагивала, но уже глухо, а дыхание колдунов, напротив, выравнивалось. Хакама первая ощутила, что хотя от усталости едва может пошевелить губами, однако напор выдержали.
- Сколько? - прошептала она.
Воздух был горяч, пропитан запахом пота, хриплое дыхание раздавалось сразу из восьми глоток, но ее услышали, Россоха выругался, задыхаясь и хрипя как загнанный конь, бросил люто:
- Одна!
- Чт-т-то?
- Последняя, - повторил он сипло. - Теперь мы крепим твою...
Мир покачнулся перед ее глазами. Когда зрение очистилось, она рассмотрела, что башню окружает ее скорлупа, а дальше по степи расходятся семь выжженных кругов, где земля спеклась в отвратительную ноздреватую массу.
Семь мужчин, бледных и взмокших, стояли у окон. Она видела как дрожит над ними воздух, все держат последний барьер всеми силами, все вливают свою мощь в ее скорлупу!
- А где он?
- Сейчас взгляну, - ответил Россоха. - Пора...
Несмотря на потрясение, ее сердце радостно екнуло. Могучий колдун, полной силы которой никто не знает даже теперь, уже начал выполнять ее повеления. Пока бездумно, а потом...
В десятке шагов от скорлупы на траве распластался лицом вверх человек. Он бессильно раскинул руки, но голая грудь мерно вздымалась, а когда Россоха приблизил магический глаз, лицо лесного колдуна выросло, уже и другие увидели нечеловечески зеленые глаза, потемневшие от усталости, на лбу блестят крупные капли пота, побледнел, а скулы заострились.
- Так вот он каков, - проговорил Беркут задумчиво. - Я его видел... но не таким.
Сейчас, когда опасность миновала, он уже вовсю старался понять источник его мощи. Без злобы, без недоброжелательства.
- Он опасен, - обронила Хакама. - Если бы я знала, насколько он опасен!
В ее сладком голосе проскользнули тонкие булатные нити. От края стены на лицо Беркута падали тени, она не могла рассмотреть выражение его глаз, но голос не понравился, когда Беркут все всматривался и всматривался в крохотную фигурку с красной головой.
- Он же совсем мальчишка!
- Мальчишка, - согласилась Хакама. - Тем и опасен.
- Старик бы так не рискнул, - согласился Беркут. - Старик вообще бы махнул рукой на весь белый свет. Мне хорошо и ладно. А у молодого... мы все когда-то все исправить, все переделать, всех осчастливить...
В жарком воздухе потекли запахи гнили, рыбьей икры, все ощутили, что открыл рот Ковакко, а потом услышали его булькающий голос:
- Он просто туп. Все еще торчит, пень! Понятно же, что теперь только лоб раздробит. Мы, если честно, сперва растерялись, но сейчас даже Хакаму на испуг не взять.
Колдунья скользнула по нему прохладным взором. Беркут ощутил как по всему его телу пробежали сотни муравьиных лапок.
- Он выдохся, - предположила она. - Сейчас его муха собьет с ног.
- Потому и не поднимается, - засмеялся Боровик.
- Лучше бы так и лежал..
- А жратаньки?.. Когда я был помоложе, меня все время терзал голод.
Беркут предположил осторожно:
- А он не сможет куда-то быстренько сбегать, поесть и вернуться?
Хакама покачала головой:
- На сотни верст корм только для моих муравьев. Это не нарочно, просто я заботилась о своем муравьином народце.
Боровик сказал задумчиво:
- А что толку?.. Он уйдет за едой, мы разбежимся, а если он вернется?.. Сотрет с лица земли эту башню, одной Хакаме его не удержать. А потом отыщет и нас.
Автанбор и Сладкоцвет держались ниже травы, тише воды, даже к окнам подошли, когда остальные колдуны попадали в кресла без сил, шумно дышали, старательно набирая магической мощи из пространства.
К ним дважды подходила Хакама. Все видели как оба колдуна в первый раз даже отпрянули, но она говорила и говорила, наконец Автанбор кивнул, в глазах блеснула свирепая радость. Сладкоцвет наклонил голову с явной неохотой, но когда вскинул руки к потолку, донесся далекий гром: небо подтвердило нерушимость его клятвы.
Все услышали сдавленный возглас Автанбора. Он стоял возле окна, багровый свет заката падал изнутри на его худое лицо.
- Что там? - спросил Беркут настороженно. Он сделал движение подняться, закряхтел, поморщился и остался в кресле.
- Вам не придется решать, - ответил Автанбор, не поворачивая головы, - не придется решать, что делать, когда он уйдет...
Голос его мрачным. Чувствуя беду, потащились к окнам. Варвар уже сидел на том же месте. Перед ним прикрыла траву широкая белая скатерть, а на ней теснилась еда. Можно было различить жареных лебедей, глубокое блюдо с рыбой, а рядом на траве стояли два кувшина с толстыми боками.
Хакама слышала тяжелое дыхание, снова учащенное, потом сдавленный голос Беркута:
- Черт... Как я забыл, он умеет... Эта оборона совсем мозги вышибла.
Нельзя вышибить то, чего нет, подумала она мстительно, а если и есть, то вышибу я... попозже, а вслух произнесла рассчитано испуганным голоском:
- Он может сторожить нас вечно!
Россоха откликнулся:
- Захочет ли?
Беркут буркнул:
- Почему нет? У него в запасе молодость.
- Молодость как раз нетерпелива...
В молчании смотрели как неспешно ест варвар, словно чувствует, что за ним наблюдают восемь пар глаз. Ноги протянул, нимало не заботясь, что стоптанные подошвы на скатерти, мясо запивал водопадами вина из обеих кувшинов.
Россоха сказал мечтательно:
- Если бы можно было... На миг снять защиту! Я бы сам достал его огнем. Или Стрелой Заката.
- То, что так долго крепилось, - ответил благоразумный Короед, - в одночасье... тем более, в одномигье не снимешь. А он заметит сразу, что скорлупы нет. Тут же шарахнет со всей дури!
По комнате пронесся ледяной ветер. С потолка посыпалась мелкая снежная крупа, что тут же растаяла.
Беркут морщился, колдуны слишком нервничают, не держат себя в узде, могут натворить что-то и похуже, чем вьюга в комнате. Сказал рассудительно:
- Если он со скорлупой едва не смял, то без скорлупы... даже не берусь представить, что здесь будет.
Россоха смотрел в окно, не отрываясь:
- А точно заметит?
Беркут буркнул:
- Пощупай скорлупу!
Лицо Россохи стало отстраненным, губы зашевелились, глаза ушли под лоб. Внезапно вздрогнул, посмотрел дико:
- Ощущение странное... как будто на куполе огромная лапа. Снимем защиту, нас если даже не сомнет... тут же удар другой лапищей.
В помещение пронесся холодный призрак, разросся, охватил всех и, поднявшись на потолочную балку, смотрел оттуда мертвыми жаждущими глазами.
В помещение становилось все жарче. Мелкие капельки пота усеяли даже зеленое лицо Ковакко. Россоха сам дышал тяжело, часто. Он не раз находит на дне кувшинов мертвых мышей, которые погибли, как сперва казалось, без всякой причины. Он потратил годы, пытаясь отыскать неведомую магию, пока не понял, что мышки просто задыхались в загаженном воздухе. Свежий оставался наверху, а тот, который прогнали через свои крохотные мышиные легкие, становился вскоре ядовитым.
Беркут взглянул коротко, буркнул:
- Это все кажется. Хоть воздух не выходит, но и под скорлупой хватит на десяток лет. А этот столько не высидит даже на зеленой травке.
Россоха отвел взгляд в сторону. Неприятно, что тебя видят насквозь, но, похоже, они все думают об одном и том же. И Беркута тоже трясет, а говорит чересчур громко и напористо.
- Она не долго будет зеленой, - пробормотал он. - Но вряд ли этот станет ждать до наступления снега.
- А что он может?
- Кто знает. Мы знаем, что можем мы.
Беркут проговорил угрюмо:
- Ты хочешь сказать, что мы можем... не так уж и много?
Россоха сказал нехотя, никто не любит признаваться в неумении что-то делать:
- Мы соперничаем... но черпает из одного источника. Наша магию построена на долгом овладении тайнами слова, на отыскании сокровенной связи звука с сутью вещей. Мы наращиваем мощь терпеливо из года в года по каплям, мы умело приучили камни наших башен вбирать магию из воздуха, как трава умеет из ночного воздуха пить влагу и создавать чудодейственные капли, в народе пресно именуемые росой! А если мы так же, как простолюдины... и великие могут заблуждаться!.. прошли мимо мощной реки магии, что изливается на весь мир, а мы не замечаем?
- Дикость, - бросил Короед ядовито.
Россоха смолчал, только кивнул за окно. Строгое лицо мага было выразительным, плечи зябко вздрогнули. По ту сторону защитного пузыря находится тот, что стоит в своей реке по колени, и, похоже, может черпать столько, сколько сумеет.
Беркут переходит от одного окна к другому, словно так скорее мог отыскать уязвимое место.
- Возможно, - сказал он скорее из упрямства, недостойного его возраста, - он просто умеет больше впитывать. Учение учением, но чтобы, скажем, петь, надо чтобы голос, слух, луженая глотка... а герою нужны не только умение владеть мечом, но и высокий рост, широкие плечи, масса мышц...
Россоха бесцельно бродил по комнате, голову опустил, глаза шарили по каменным плитам так усердно, словно в них пряталось решение. Неожиданно спросил:
- А кто нам мешает узнать?
- Что? - не понял Беркут.
Спина Россохи медленно ударялась, видно было как под ветхим халатом двигаются острые лопатки. Возле окна он на миг остановился, скользнул взглядом, и снова пошел мерить шагами комнату. Беркут фыркнул. Россоха вздрогнул, выходя из глубокой задумчивости:
- Что? А?.. А-а, я говорю, он ведь как раз и добивается поговорить с нами. В чем-то убедить.
- Додобивался, - буркнул Короед.
- А сейчас?
- Посмотри за окно! Где остальные пять скорлуп? Или их было восемь?
Россоха покачал головой:
- Но, если говорить правду, мы ж разговаривать с ним отказались вовсе!
Короед не сдавался:
- И что с того? Если со мной откажутся, я отвернусь и займусь своим делом.
- То ты. А это - человек из Леса!
А Ковакко скептически фыркнул:
- Мудрый Короед несколько красуется... Если с ним откажется разговаривать простолюдин, тому доживать век жабой. А то и вовсе как вот нас сейчас... в пыль!
Россоха сказал неожиданно:
- Так мы впускаем его?
Колдуны ощетинились, Хакама спросила враждебно:
- Уж не хочет ли мудрый Россоха такой ценой... купить свою жизнь? За счет наших?
Россоха моргал, не понимая смысла обвинения, в мыслях он уже забрел в какие-то дали, а Хакама поинтересовалась ядовито:
- А что, мудрому Россохе было видение?
Россоха в нерешительности развел руками. Вид был сконфуженный. Все насторожились, мудрец что-то скрывает, а при его умение прятать концы в воды, проще было бы носить воду решетом.
- Видение... - проговорил Россоха невесело. - Сегодня я зрел его изможденного и в цепях, прикованного к стене... зрел бредущего под знойным солнцем в рубище, голодного и всеми гонимого...
Ковакко жадно прервал:
- А мы? Что с нами?
Россоха развел руками:
- Не понимаю. Совет Тайных... вроде бы есть... даже правит миром!... Всем миром, представляете? Но этого... который трясет нашу крепость, в том совете нет.
В долгом молчании они смотрели на молодого и здорового парня, что все еще лежит на траве, мировые ручьи магии вливаются в него со всех сторон, изгибая воздух и пространство, видели как он трогает незримой ладонью скорлупу, и над головами слышался шорох, словно мириады муравьев Хакамы бегали по всем стенам.
Глава 48
- А зачем ему мы теперь? - поинтересовался Беркут. Он говорил вызывающе, насмешливо, но в голосе прозвучала неуверенность и скрытая мольба, чтобы возразили. - Мы наконец-то вместе, как он и хотел. Объединились даже. Общность интересов, цели... Вот теперь нас и... разом.
- И все-таки у него больше шансов, - сказал Ковакко невпопад. - Мы заперты, он - на свободе. Сколько мы здесь продержимся? Пусть даже всю жизнь. А если учесть, что странные видения Россохи сбываются...
Короед возразил сварливо:
- Это мы не знаем. Он чаще всего зрит нелепости, которые ни подтвердить, ни опровергнуть никто не может. Как и он сам. Но я согласен с Россохой, надо вступить с ним в переговоры.
Россоха удивился:
- Разве я такое предлагал? Впрочем, я тоже за переговоры.
На миг настала звенящая тишина. Слышно было как за их спинами вздохнул Автанбор:
- Это могут быть не переговоры, а истребление! Но мы с Сладоцветом тоже готовы рискнуть.
Ковакко и Боровик тоже кивнули, только Хакама кривилась. На безукоризненно чистом лобике проступила легкая морщинка. Глаза потемнели:
- Я против. Тем более, я здесь хозяйка... Но если мы в самом деле ходит держаться против этого варвара вместе, то я... соглашаюсь. Только вот переговоры через скорлупу невозможны. Но если мы ее снимем...
По комнате снова пронесся холодный ветер. Под сводами зашумело, посыпались колючие снежинки, на лету сцеплялись, широкими хлопьями опускались на головы и плечи, быстро таяли, оставляя блестящие следы.
Беркут быстро взглянул на Хакаму:
- Давайте поверим мудрому Россохе. Он говорит, что видит! Мы сами виноваты, что не всегда понимаем. Я снимаю свои запоры.
Короед сказал тут же:
- Я тоже. И пребудет с нами удача.
- Да, на успех рассчитывать трудно, - согласился Боровик. - Только на удачу. Я снимаю.
- Я снимаю, - сказал Ковакко.
Автанбор только кивнул. Хакама не промолвила слова, однако блестящая скорлупа разом исчезла. На земле вокруг башни возникло еще одно выжженное кольцо в ладонь толщиной, словно там дремала толстая змея, заглотившая хвост.
Олег успел увидеть как высокая башня снова возникла во всей прекрасной и устрашающей красе, тут же перед ним возник полупрозрачный старик в длинной одежде с развевающимися во ветру белыми волосами и такой же серебряной бородой, хотя ветра здесь нет, и вряд ли сильно дует там, в башне.
- Благородный воин и великий маг! - вскричал старец. - Пощади, мы сдаемся на твою милость, твое великодушие!.. Покорно просим пожаловать в эту башню... что теперь твоя.
Олег едва удержался от ликующего вопля, но лицо оставалось все так же мрачным, а голос сохранил прежним:
- Что там еще приготовили эти... мудрые?
- Они ждут твоего победного появления, - заверил старец. Голос его посвежел, а согнутая спина чуть выпрямилась, словно начинал верить в свое спасение. - Они в восторге... гм... да-да, в диком восторге от твоей мощи. Наконец-то на белом свете появился чародей, который способен трясти горами, который может... и готов стать властелином всех земель!
Башня мрачно маячила за его спиной. Теперь она казалась не такой высокой. Может быть, потому, что уже не была овеяна духом победы. Олег чувствовал как по нему ползают колючие взгляды, а сам, ощетинившись, готов был выплеснуть в ее сторону всю мощь, если только хоть пикнут с той стороны, хоть косой взгляд, не говоря уже об оскаленных зубах.
- Ладно, - сказал он. - Только ты прими свой вид.
- А что, - спросил старик встревожено, - что-то не так?
- Да что-то смазывается...
Старик развел руками:
- Если бы я помнил свой вид!
- Ну тогда, - сказал Олег, сердце его бешено колотилось, - хотя бы тот, в каком я тебя зрел последний раз. Что-то мне сдается, мы уже виделись. И общались!
Старик развел руками, на миг вокруг него образовалось облачко, а когда ветер смахнул как паутину, перед Олегом стоял Россоха.
Олег не успел раскрыть рот, как Россоха опередил:
- Эх, молодость... Как вы обращаете внимание на личины! А для мудрого разве это значимо?
Голос его был полон укоризны. Олег нахмурился, у него начинают перехватывать инициативу, вскочил, а Россоха невольно отметил, с какой легкостью варвар из сидячего положения перешел в почти боевую стойку. Если с такой же быстротой перехватывает брошенные в его стороны заклятия...
- Пойдем, - сказал Олег нетерпеливо. - Пора с этим заканчивать.
- Если позволишь...
- Не позволю, - отрезал Олег. - Я сам. Ножками, ножками!
Полупрозрачный Россоха засеменил следом, что-то бормотал, но теперь двигался рывками, ноги порой не касаются земли, а то по щиколотку уходят в нее, словно тот, кто его ведет и кто разговаривал, сейчас в башне отвлекся, готовит что-то еще...
Чертовы искусники, мелькнуло завистливое. Наверняка на такое идет совсем капля магии, но призраки - дело тонкое, это не горами трясти. А еще Россоха намеревался, судя по его тону, как-то передвинуть его в башню, прямо к колдунам, не задев за стены, как-то пройдя через решетку на окнах, не промахнувшись, не врезавшись лбом в каменные глыбы...
Башня вырастала, закрыла полнеба, раздвинулась в стороны. Огромные врата уже зияли чернотой, словно внутри была непроглядная ночь. Было непривычно видеть черную землю вокруг башни, все муравьи попрятались как во время грозы. Он сжал кулаки, захотелось метнуть в каменную стену скрученную молнию, сразу все озарится, а что огонь и дым, так допросились, знают же...
За воротами тут же осветилось трепещущим оранжевым огнем, словно факелы горели на ветру, остроконечные блики выметнулись наружу и заметались под его ногами. В напряжении он пересек линию ворот, мышцы стонали от готовности дать сдачи, Никакое колдовство не бьет внезапно... по крайней мере, чародей ощутит раньше, чем оторвется голова. Если в башне попробуют устроить ловушку, то он с грохотом и треском обрушит в преисподнюю и башню, и землю на пять саженей вокруг... А он, летя вверх тормашками, может попытаться выметнутся оттуда той, страшномордой.
Знакомая лестница обвивалась вокруг массивного столба как полевой вьюнок. Олег видел только нижние два кольца, на этот раз показались легче, хотя все те же мраморные плиты ступеней. Мелькнула мысль, что птахой бы, но оказаться потом голым даже перед стариками не очень-то хотелось, это не баня, когда все одинаково голые, Тем более, перед этой, с серыми глазами... Непонятно, как вести себя с нею, преспокойно забросившей его на мучительную смерть...
Он поставил ногу на ступеньку, внезапно пахнуло холодом. Он пригнулся, над головой что-то пролетело, больно дернув за прядь, он упал, перекатился через бок, кого-то сшиб в темноте, к запахам трав примешался крепкий запах мужского пота.
По этому запаху он понял сколько здесь человек, почему так напряжены мускулы, что затевают и даже кто куда прыгнет.
Руки сами задвигались, он ощутил сильный удар в плечо, кольнуло в бок, на него набрасывались с острым железом, а он двигался как можно быстрее, пока в руке не хрустнули тонкие кости, а другая рука не подхватила короткий меч с широким лезвием.
О, сладчайший миг! Он чувствовал как из груди рвется дикое, звериное. Сам прыгнул навстречу, чего никто не ждал. Страшный яростный крик потряс мир, это кричал он, враги застыли, оцепенев, а меч в его руке тут же забрызгало красным. Он чувствовал сладостное ощущение, когда полоса тяжелого железа врубается в лицо врага, успевал увидеть вытаращенные в ужасе глаза, тут же справа и слева падали под его ударами рассеченные тела, красное и теплое брызгало ему в лицо.
Когда мир перестал дергаться как умирающий кролик, Олег слышал только предсмертные хрипы, шорох и бульканье вытекающей крови из страшно разрубленных тел.
Глаза привыкли, даже в полутьме он различал как по всему огромному помещению вокруг столба слабо барахтаются, застывая в темнокрасных лужах, человеческие тела, но ему показалось, что он покидает городскую бойню для скота.
С каждой ступенькой чувствовал напряжение и растущую вражду. Ноги тяжелели, хотя раньше мог бы оленем взбежать на вершину десятка таких башен, не сбившись с дыхания. Меч не бросил, с лезвия продолжало капать, словно в железо впитались ручьи крови. С плеча из глубокой раны сползала широкая красная полоса.
На середине лестницы совершенно бесшумно появились две тени, холодно блеснуло железо, Он инстинктивно отшатнулся, меч будто сам прыгнул вперед. Звякнуло, он услышал сдавленный вскрик, одна тень зашаталась, но второй нападающий так стремительно размахивал саблей, что перед Олегом мерцала полосатая стена из острого железа.
Он наощупь отступил, страшась сделать лишнее движение, пропасть совсем рядом, голова дергалась из стороны в сторону, нападающий пытался достать его лицо концом длинного узкого меча, оказывается все это время руки Олега угрожающе держали его на расстоянии с помощью чужого меча...
Он сделал вид, что отступает еще, меч метнулся острием вперед как копье. Противник успел парировать удар, и острие попало не в грудь, а намного ниже.
Был хриплый вопль, стон, Олег в самом деле отступил, ибо первый, удержавшись, наступал, прижимаясь к столбу. Олег сделал еще шаг, выбирая дистанцию, чтобы меч уж точно не достал, снова ткнул острием быстро и сильно...
Тускло блеснуло, в кистях тряхнуло и отдалось болью. Стало неожиданно легко, он увидел зажатый в руках обломок меча не длиннее ложки. Даже в темноте видел как противник радостно сверкнул глазами. Не давая воспользоваться преимуществом, Олег прыгнул вперед сразу на две ступеньки, обломком отбил удар меча влево, а правый кулак угодил в лицо.
Второй еще хрипел, ухватившись руками за раненое место. Олег пинком швырнул его на первого, тот ухватился обеими руками, и оба, еще не поняв, что уже мертвы, соскользнули в бездну.
Он тяжело дышал, уже не в груди, но и в голове бурлила ярость. На миг мелькнуло: а не разнести ли все к такой матери, это же змеиное гнездо, потом посмотрел на обломок в руке, усмехнулся, швырнул вслед упавшим.
Поднимался, чувствуя, что все тело исполосовано царапинами, ссадинами, но из раны на плече сочится теплая сукровица, совсем бледная, как у червяка. На груди при каждом движении открывается длинная трещина, с готовностью выступает темно-багровая густая кашица, совсем не похожая на кровь в боку, словно у него не одна и та же чашка крови обмывает мудрую голову, горячее сердце и не такую уж мудрую задницу, которой он, похоже, мыслит чаще, чем головой.
Колдуны стояли тесной группкой. Только один, сгорбленный старик, весь в длинных волосах, даже борода до пояса, сидел за столом, голова вздрагивала. Олег поднялся с последних ступеней неподвижный как каменная статуя, с грозным лицом, глаза старался держать так, как умел держать Ковакко... он тоже здесь, рядом с Беркутом!
Сам Беркут уже сдвинулся в сторону, правая рука за спиной. Глаза лесного колдуна цепкие, внимательные, но едва встретился взглядом с Олегом, веки тут же опустил, пряча взгляд.
Глаза колдунов скрестились на Олеге, а он сразу отыскал взглядом Хакаму. Она тут же мило улыбнулась:
- Приветствуем тебя, герой! Второй твой поход, как видим, тоже на пользу. Ты вернулся еще сильнее...
- Третьего не будет, - ответил Олег мрачно. Перед глазами пронеслось как он умирал от палящего солнца, как лопались губы и горели внутренности, внутри больно прижгло как угольком, он повторил с яростью: - Не будет! Мы решим все сейчас.
Колдуны, не сводя с него осторожных взглядом, медленно рассаживались. Щелкали суставы, Олег слышал старческое покряхтывание, все усаживались по-стариковски основательно, но он уловил и нарочитую замедленность, насторожился так, что заломило в висках.
Россоха взглянул на Хакаму, надо бы говорить ей, хозяйка, но, у красноголового в зеленых глазах ярости больше, чем зелени в лесу.
- Скажи, могучий, - спросил он осторожно, - когда мы разговаривали... там, внизу... у тебя ведь не было этой ужасной раны на плече?
Олег посмотрел в упор:
- А ты не знал, что мне придется входить в башню?
Россоха быстро взглянул в сторону хозяйки башни. На ее губах улыбка застыла как примороженная.
- Я предлагал быстрее, - напомнил он, - но понимаю твое недоверие. Ладно, давай о деле. Ты загнал нас в эту нору... э-э... башню. Ты не можешь ее разрушить, а мы не можем... э-э... одолеть тебя. Скажи, чего ты хочешь. Теперь, когда ты показал свою мощь, тебя будут слушать иначе, чем слушали раньше.
Олег остался стоять, только прислонился к стене, чтобы никто не попытался зайти сзади. Магия не страшна, почует сразу и ответит... так ответит, что мало не покажется. Они это знают, и если попробуют, то либо ножом в бок, либо еще какой-либо дрянью...
- Стоит ли повторять? - возразил он. Голос чуть сел, с тревогой ощутил, что от усталости и потери крови начинает слегка кружиться голова. - Вы все знаете, чего я хочу. Я не хочу спорить и доказывать, в словоплетениях вы сильнее меня. Но вы все же собрались здесь для низкой цели... ладно, малой цели, а это недостойно великих чародеев! Недостойных самых мудрых людей на всем белом свете. Я вас все еще считаю самыми мудрыми... Так неужто же вы, не сумеете вместе... чтобы мир стал чище, добрее, справедливее?..
Ковакко пыхтел, пытался за спинами вязать сложные узлы заклятий. Беркут, набычившись и глядя исподлобья, прогудел:
- Не думаю...
- Почему?
- Чтобы прибить тебя... уж прости, но на прямоту я тоже прямо, мы могли потерпеть общество друг друга... недолго. А вот мир не улучшишь одним ударом.
Глава 49
Чародеи обменивались злобными понимающими усмешками. Олег сказал горько:
- Для себя лично вы готовы потерпеть неудобство. Даже такое непомерное, как видеть друг друга! А вот для спасения мира, для всех людей на свете вы не дадите себе даже пальчик прищемить. Так?
Беркут сказал размеренно:
- Так, юноша. И ты ничего с этим не поделаешь.
- Но вы же... Зрелые мужи, облеченные умом и даже мудростью, или драчливые дети? То ли от большой мудрости в старческое слабоумие впадаете, то ли в самом деле недобрали в детстве драк, больно рано умными стали!
Ковакко отступил за спины, Олег видел только осторожные движения рук. По коже прокатилась холодная волна, волосы встали дыбом, кожа вздулась пупырышками, словно голым стоял на холодном ветре. Еще один колдун сдвинулся в сторону, губы шевелились, а на висках подрагивали, быстро наливаясь кровью, синие жилки.
В кресле задвигался Боровик, пошаркал ногами, скрипом и шевелением привлекая внимание на себя, сказал хмуро:
- Да, ты силен, если сумел так смести горы Автанбора, а затем пройти Стальные Стены могучего Сладоцвета. Кстати, как тебе это удалось?
Вопрос задан неспроста, чтобы польстить ему, дать похвастать своей мощью, редкий мужчина откажется, и все же он поймал себя на том, что все же попал в эту сладкую ловушку, хоть и знает, что попал:
- Стальные Стены? Какие Стальные Стены?
- Когда шел через Выжженную Долину, - прогудел Боровик. - Ты не мог не заметить. Ни один колдун не в состоянии пройти. Даже ни один из нас.
- Гм...
- Потому что Сладоцвет единственный, кто умеет ставить такие Стены!
Олег собрал морщинки на лбу:
- Там были ваши Стены?.. Нет там больше никаких Стен. Ни стальных, ни деревянных. Даже собачьей будки нет.
Их лица были непонимающими, Боровик спросил осторожно:
- Сладоцвет их ставил, это точно...
- Я не знаю, что там было, - ответил Олег как можно беспечнее, но в груди наливалось тяжелым и горячим, словно туда залили расплавленное олово, - но я знаю, что там сейчас... Стальные Стены, говорите?... В моей деревни плетни крепче. Вас и сейчас заботит, как бы меня вбить в землю, да снова в свою жалкую жизнишку! Как вы, которым дано так много, можете жить как все?
Сладоцвет, самый недалекий из всех, сказал с достоинством:
- Но мы не живем, как все!.. Мы живем... кто в удивительной башке, кто на самых высоких горах... Мы вкушаем особые яства, у нас слуги... зачастую вовсе не люди...
Боровик отвел взор, Россоха поморщился, а Олег гаркнул так яростно, что под сводами загремело, вспыхнул короткий злой свет, длинная молния с шипением вонзилась под ноги и дрожала как причудливое дерево, рассыпая шипящие искры.
- Это не как все?
- Но мы...
Он заорал, его трясло от ярости, губы прыгали, а зубы стучали как у голодного волка при виде молоденького ягненка:
- Слушайте меня вы... ленивые толстые твари! Вы, по своей тупости, вежливость и нежелание спорить принимаете за слабость, но здесь вы ошиблись!.. Вы меня разозлили, твари!.. Да-да, твари, а не могучие чародеи, если живете как твари, таскаете в свои гнезда как вороны блестящие камешки, если как кроты забиваетесь в свои норы или подобно летучим мышам прячетесь в высоких башнях, дабы не видеть света!.. Если вас, как тварей, больше волнуют ваше положение в стае, а не... я не знаю как это выразить, но если нам, чародеям, больше дано, то с нас больше и спрашивается!.. Если умнее остального стада, то должны вести это стадо на лучшие пастбища, а не довольствоваться тем, что в состоянии каждого козла забодать и забрать его коров или кобылиц!
Его бросало то в жар, то в холод, не сразу понял, что это не чародеи, спохватившись, пытаются заморозить или сжечь. В глазах помутилось, заволокло красным. Он скрипнул зубами, и в ответ раздались испуганные крики.
Сквозь красную пелену он увидел человеческие фигуры, что распластались на каменном полу. Воздух был настолько горяч, что у него затрещали волосы. Стены накалялись на глазах, стали темновишневыми, пурпурными. Колдуны кричали в страхе, на Боровике загорелась одежда, а Сладоцвет катался по полу, объятый пламенем.
С трудом заставил застыть мышцы, жар тут же сменился холодом.
- Сдержи свой гнев! - прокричал чей-то голос. - Мы ведь не пытаемся тебе что-то сделать...
Он заорал, его трясло, он чувствовал как надуваются жилы на шее, а от прилива горячей крови череп затрещал. Глаза застлало красным, казалось, что он, прижавшись лбом, смотрит через стекло, по которому стекают потоки крови.
Колдуны отшатнулись, он был страшен. Боровик что-то пролепетал, выставил дрожащие руки, но воспользоваться заклятиями не посмел, уже видел страшную мощь этого дикого человека из Леса.
- Не пытаетесь? - гаркнул Олег. - Ты хоть одного человека сделал счастливым? Это я говорю, которому двадцать весен, и который доселе чтил старших!.. Но ты не старший, ты вообще не человек, а тварь ненасытная, жадная и тупая!. Как ты мог, дожив до семидесяти... или не знаю, скольких лет, все еще тлеть как простой селянин, которому ничего не надо, как только нажраться, поиметь жену соседа, а другому плюнуть в суп?
Колдуны вжимались глубже в кресла, опускали глаза, ежились, но он видел с болью и яростью, что все равно его крик и горечь не пробивается, они если не о том как сокрушить, то хотя бы как оправдаться, выкрутиться, чтобы снова вернуться к своей простенькой жизни, так как другой не знают и знать не хотят.
Беркут, который легче других переносил его ярость, вытер лба тыльной стороной капли пота:
- Ну ты и зверь!.. Откуда у тебя, столь юного, такая мощь? Мы никогда ни о чем подобном даже не слыхивали!
Олег огрызнулся:
- Вы все слышали о воде... той воде, прежних людей. Но только мне пришло в голову отыскать ее.
Беркут ахнул:
- Ты... побывал в тех горах?
- Да.
- И ты...
Оба видели как все застыли, даже Сладоцвет перестал превращать обгорелые лохмотья в красочный халат с диковинными золотыми звездами.
- Да, я спустился в те мрачные пещеры, там уцелело озеро. Мудрец намеревался пользоваться ее долго... Там нет ни солнца, ни холода, так что вода ни испарилась, ни вымерзла. Ее почти столько, сколько и было.
В гробовой тишине Беркут прогрохотал:
- Так вот откуда у тебя такая мощь!
- Я захватил с собой этой воды, - сказал Олег сухо. - И мог бы поделиться со всеми... Но с чародеями, а не тараканами, что сидят в норах, ненавидят и боятся друг друга!
Беркут встал, походил взад-вперед. Колдуны посматривали то на него, то на грозного пришельца, как отнесется, звероватый колдун вышагивает так, что оказывается почти за спиной волхва с зелеными глазами.
- Допустим, - сказал Беркут, - только допустим, что мы... Но что это даст лично для нас? Я никогда не поверю, что кто-то бескорыстно шелохнет хоть пальцем! Либо защищает родню, либо тех, кем попользуется, либо еще какие личные страстишки... Что движет тобой? На самом деле?
Олег ответил зло:
- Да, движет! Иногда я сам начинаю думать, а на кой мне, не лучше ли все к черту, и вон как свиньи или как вы, что одно и то же... Но я в самом деле хочу больше! Лично для себя!
Все оживились, заулыбались, в глазах понимающий блеск. Он сказал еще злее:
- Ну стану я могучим магом! И что? Да деревьев не хватит, чтобы таких магов перевешать!.. Все это уже было, было... И что хорошего править народами, что почти не отличаются от того скота, который пасут? Как легко чувствовать себя умным и знающим! А я хочу, чтобы все люди стали... как боги! И тогда мне будет с кем тягаться.
Беркут вытаращил глаза:
- И как же ты собираешься всех сделать колдунами?
- Да не колдунами! В городе, откуда ты пришел, даже женщины и дети таскают камни на городские стены, варят смолу, втыкают во рту обломки кос, строят ловушки... Да, там во рту погибнет часть мужчин из другого города. А остальные проломят стену, ворвутся, еще половина поляжет, залив улицы своей кровью, а оставшиеся победно разбегутся по улицам и начнут резню... Еще половина погибнет в уличных схватках поодиночке, где каждый защищает свой дом, но в конце-концов город будет сожжен, разрушен, а на том месте, где он был, плугом пропашут полосу... Но что получит победитель, когда вместо десятитысячного войска с победой вернется два десятка искалеченных?.. Все еще непонятно? Да какие же вы мудрые... Если каждый город будет знать, что никто не нападет, то люди смогут все оставшееся время после работы истратить на... на все то, сто делает нас людьми! Если головы не будут забиты страхом, как бы укрыть своих близких в новую войну, люди смогут...
Он говорил быстро, захлебываясь, перескакивая с одного на другое, ибо легко доказывать свои права на престол, пусть даже только что придуманные, это звучит весомо, но забота о благе всех людей звучит все равно неискренней.
- Да черт бы вас побрал! - заорал он, озлившись. - Мы будем править не племенами, не народами, а всем миром! Вы даже не знаете, что он в самом деле шире ваших огородов!.. Вы только слышали о заморских странах, а так и заморье будет тоже вашим! Вы будете их незримыми правителями! Пусть хоть ваша жадность подтолкнет вас! Все сокровища мира - ваши!.. Все тайны древних народов, скрытые в их пещерах, все древние книги, которые они не смогли прочесть, все золото, все камни, весь жемчуг, все диковины и чудеса!
Воздух оставался горячим и насыщенным, лица тоже не менялись, глаза злые, но он ощутил как нечто изменилось, душа обнажена как ветка молодого деревца с содранной корой, малейшее движение чувствуется болезненно.
Снова первым пошевелился Беркут, пророкотал:
- Не знаю, что другие... Наверняка, возразят, ибо у меня всегда было не так, у этого сброда... но в твоем сумасшедствии нечто такое... Наверное, я сам сумасшедший...
Колдуны переглядывались, Хакама спросили сладким голоском:
- Но если в тех странах есть свои маги...
- Они не сильнее, - ответил Олег горячо. - Я видел, общался, знаю!.. Но если вы устояли против моего напора, то весь мир - ваш!.. Они так же дерутся друг с другом, как и вы. Если так же, объединившись, скажете: либо вы маги и будете вести себя как маги, либо придем и сметем вас к... просто сметем.
- А как вести себя, как маги? - полюбопытствовала Хакама все же же сладеньким голоском, в котором яду было больше, чем во всех змеях и скорпионах белого света.
- Каждый из вас заботился о своем племени, - процедил Олег зло. - О своем народе! Крепит его мощь, блюдет интересы, заботится о здоровье, помогает с дождями... Это достойно мага... но только простого мага. А вы, став Высшими Магами, узрите все народы и племена. И будете володеть всеми!
Лохматый Короед, покряхтев в длинную бороду, как-то стыдливо зыркнул из-под огромных лохматых бровей, посмотрел на всех по очереди:
- Если честно... не поверю, чтобы каждому из вас хоть раз в жизни не приходила мысль... стать самым первым из чародеев! Показать себя так, чтобы все согнулись. И тогда весь мир будет твоим... Весь, а не тот клочок, который гордо именуем страной, вроде других нет вовсе. Разве что двое-трое соседей, а больше на всем белом свете ничего... На картах за Гипербореей - пусто, только надпись "Там странные звери". Но именно там могут быть самые древние книги, самые мощные заклятия! Кто знает?
Олег затаил дыхание. Колдуны переглядывались. Хакама спросила напряженно:
- Короед, что ты предлагаешь?
- Я скажу, что он хочет предложить, - вмешался Олег торопливо. - Вы в ярости, я вломился как медведь, что-то поломал и теперь хочу всех себе в челядь... Нет! Я не хочу Первым Чародеем. Я не хочу никого наклонять... Довольно крови и разбросанных кусков мяса, от которого звери жиреют, а вороны перестают летать от тяжести. Мы составим совет из сильнейших, чтобы следили за странами и народами. Мы будем вмешиваться, когда это необходимо... на благо самих народов. Мы будем строить города, зная, что никто их не собирается разрушать, будем отправлять караваны с товарами в дальние страны без охраны, потому что никто не посмеет остановить, тем более - ограбить! Мир, освобожденный от наших распрей, станет неслыханно богат! А богатство - это магов как муравьев в трухлявом пне, это мудрецы, учителя, странствующие пророки! И все отыскивают тропинки, а то и дорожки к новым мудростям, новым знаниям, новым заклятиям, что когда-то приведут человека на те сверкающие вершины... откуда мы достанем... достанем...
Его дыхание участилось так, что из груди вырывался только свистящий хрип. Кулаки сжимались, он снова ощутил стыдное стремления зверя кого-то разорвать, сплющить, доказать свою мощь.
Беркут поинтересовался с плохо скрываемой заинтересованностью:
- Положим, осуществимо. Кто будет в этом совете?
Олег развел руками:
- Возможно, мы не самые лучшие, не самые знающие, не самые умелые. Но если будем искать поумнее... Словом, мы и станем этим Советом! Никто не будет главным, мы так и останемся каждый... главным. Сколько нас здесь? Восьмеро? Там и создадим Совет Восьмерых. Мир о нас не будет знать, зачем простолюдинам... будь они деревенские кузнецы или короли, знать о тех, кто ими незримо правит?
Он обвел горящим взглядом всех, Россоха протестующе выставил руки:
- Я ничего не сказал!.. Мне вообще не нравится... править. Я редко считаю себя правым, вправе... Да еще правило в руки!.. Без меня!
Что-то важное почудилось Олегу в словах мудреца, которого встретил первым на пути, предостерегающе грозное, но остальные смотрели затравленными глазами, на лицах страх и жадность, уже слышно как скрипят мозги у Беркута, хлюпают у Ковакко, шуршат у Хакамы, всяк прикидывает выгоды и невыгоды, но, похоже, жажда выгоды перевесит, к тому же у каждого есть подленький страх, что если не войдет в этот совет чародеев, то будет их не Восемь, а Семь, а то и Шесть или Пять... Мир в самом деле будет принадлежать тем, кто согласится с этим полузверем, тогда не получить и те крохи от пирога, которые сейчас полагаешь своим неслыханным богатством...
- Ты говоришь, - сказала Хакама задумчиво, - не будет главного. А кому принимать решения?
- Нам! Если заспорим, будет убеждать друг друга. Если не убедим, то поступим, как решит большинство.
Глава 50
И все-таки колдуны переглядывались, отводили взгляды. Он ощутил, что все чего-то ждут, а взгляды, которые бросают как стрелы, в чем-то странные... Внезапно на затылке зашевелились волосы, по спине прошла ледяная волна.
С абсолютной ясностью понял, что в помещении есть еще кто-то. Незримый для него. Незримый даже для других, но это человек или колдун из их круга, и этот незримый приближается к нему с поднятым мечом.
С колдунами что-то странное, он еще раз скользнул по ним взглядом. Вроде бы их стало меньше... Так и есть! В помещении на него с застывшими улыбками, полными ожидания каких-то событий, смотрят Беркут, Хакама, Короед, Ковакко, Боровик, Автанбор... Кого-то недостает, их явно было больше. Так и есть, исчез Россоха, не видно того дурака в расписном халате, как его... Сладоцвета!
- Не слушаете, - сказал он горько. - Как драчливые селяне... только о том, как сдачи... Прав или не прав, но главное - дать сдачи! Как мне убедить? Как?
Голос его сорвался на крик. Горло сжало, он закашлялся, на глазах выступили слезы.
Справа пахнуло холодом, какой может идти только от острого железа. Он на миг представил как лезвие врубится в мягкую теплую плоть, рассечет, перерубит кости, толстые и тонкие, и лишь потом брызнут тугие струи горячей крови...
- Россоха, - сказал он, - не тяни... Довольно! Что делаешь - делай.
Колдуны зашептались, их вытаращенные глаза не отрывались от смертельно бледного лица молодого волхва. Тот стоял напряженный как тетива перед выстрелом, с закушенной губой, в глазах страх и мольба, чтобы все поскорее кончилось.
Затем все услышали свист рассекаемого воздуха. Даже успели увидеть как закрутился небольшой вихрь и метнулся вслед за невидимым лезвием.
Автанбор вздрогнул, глаза выпучились. От его шеи по воздуху через всю комнату протянулась нить красных бусинок, а когда они достигли стены, там возникли крохотные красные пятнышки.
Руки Автанбора метнулись вверх, пальцы ухватили голову. Все видели как голова осталась зажатой в ладонях, а тело начало медленно оседать. Из обрубка шеи на плечах ударили кипящие бурунчики крови, но из головы в руках кровь полилась как из ведра.
Олегу да еще Беркуту послышался новый свист меча, глухой удар железа по живой плоти, но тут тело Автанбора тяжело грохнуло на пол, руки все еще сжимали отрубленную голову. Кровь хлестала бурно, красная лужа растеклась по полу, заполнила щели и медленными волнами потекла под стол, достигла лестницы и освобожденно устремилась по ступенькам.
Колдуны вжались в глубину кресел. Их трясло, глаза вылезали из орбит. По полу тяжело протопали широкие ступни, оставляя кровавые следы. Цепочка протянулась в дальний угол, где вода в широкой бадье заколыхалась, послышался плеск, хлюпанье.
Короед вскрикнул, его трясущийся палец указывал в место, где стена соединялась с полом. Там расплывалась красная лужа, кровь текла прямо из пустоты, а чуть позже начало проступать скорченное тело человека. В полупрозрачной руке блестел такой же едва видимый нож с длинным узким лезвием. Тело медленно наливалось красками, Короед первый воскликнул:
- Сладоцвет?.. Так Россоха и его?..
Хакама со страхом и ненавистью смотрела в изможденное, лицо зеленоглазого волхва:
- Но как... как ты сумел... предугадать?
- По вашим же... дурацким, - прохрипел Олег, - звездным картам. Не Сосику, правда, и не твоим ныне... я сам посмотрел на звездное небо, на людей, снова на звезды... Кое-что понял.
Она завизжала, перекосив красивое личико:
- Но так не могло быть! Почему Крыса не сумел, Обезьяна не перехитрила и не ударила в спину? Павлин должен был убить тебя, а не Автанбора! Звездные карты - безошибочны!
Олег стер ладонью кровь с плеча, поморщился, кровь засохла, пошла безобразной коркой. Он снова провел ладонью, коричневые струпья посыпались на пол. Теперь там пульсировал, медленно опадая безобразный багровый шрам, на глазах стал лиловым, опал, побелел, но на большее у красноголового волхва сил то ли не хватило, то счел, что шрамы в самом деле украшают не только мужчину, но и волхва.
Хакама с ужасом следила за ним вытаращенными глазами. А волхв оглядел себя, буркнул с неприязнью:
- Сейчас ты даже красивой не кажешься.
- Что?
- Какая же из Беркута Обезьяна, если он родился в северных лесах, где отродясь обезьян не было? И где не знают, что такое обезьяна?.. Мало ли что там, на далеком жарком юго-востоке в эти дни рождаются обезьяны. А у нас в это время зима, как раз в берлогах появляются медвежата, весной вылезают на свет... Он - Медведь! Во всем медведь, а медведи - звери честные, на хитрости да удары в спину не больно идут. У них и своей силы хватит, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу. Это мог бы Горностай, но ты его почему-то обозвала Девой... ну, какая из него дева?.. и подговорила перехватить меня еще в горах.
Хакама спросила глухо:
- Где он?
Олег удивился:
- А где бы ты думала?
Она опустила голову:
- Глупый вопрос, признаю... Он там, в горах?
- Только кости, - поправил Олег. - Сам он наверняка возит воду Ящеру.
Спины Квакко и Беркута горбились в дальнем углу. Олег услышал слова заклинаний, по телу пробежала зябкая волна, затем словно окатили теплой водой пополам с березовым соком. На стенах исчез красные капли, а когда он быстро посмотрел на пол, там уже не осталось и следа от двух убитых, пол блестел, словно дюжина слуг чистили его долго и усердно.
Боровик кашлянул, привлекая внимание:
- Можно мне спросить?.. Почему Россоха не убил... гм, понятно. Но почему он убил Автанбора? И Сладоцвета, который... как я понимаю, должен был вместе с Россохой убить тебя?
- Чтобы этого не сделал я, - ответил Олег хмуро. - Автанбор достал воду из подземного источника и принес царевне Миш. Из-за него погиб друг... Россоха взял на себя кровь, чтобы ее не было на мне.
Короед опасливо поинтересовался:
- Прости нас, могучий. Любой бы на твоем месте уже крушил бы направо и налево... А ты сохраняешь твердость, как подобает настоящему мужу и воину. Тогда объясни, разве не одни и те же звезды зрят и на Хакаму, и на Беркута?
Колдуны уже стояли под стеной как присмиревшие отроки. Олег сказал с презрением:
- Но по-разному возжигают сердце рожденного в знойных странах, где в десять весен уже замужем, и сердце рожденного среди северных скал, где до двадцати лет играют в песочке! Будь Россоха родом из Песков, его меч обрушился бы на мою голову, но в его жилах течет кровь гиперборея! Он должен был поступить так, как поступил. Он не хотел, чтобы по его землям двигались чужие армии... а я - единственный, кто мог помочь ему остановить эти армии. Вы считали его Павлином... слово-то какое, а он по гороскопу - Россомаха. А это зверь, который как никто охраняет свои земли. Чужакам не позволяет не то, что селиться или охотиться, а даже проходить мимо. Я сам из Леса, россомах знаю. С ними ни один охотник по своей воле не связывается. Взять удается мало, но своего можно лишишься сразу...
Половицы заскрипели, он переступил с ноги на ногу, в виски стрельнуло болью. Похоже, он побледнел, Хакама начала всматриваться так, словно пыталась прочесть час его смерти.
Ковакко сказал негодующе:
- Этого не может быть! Великий Сосику не мог ошибиться! Я не поверю, что его звездные карты неверны!
- Может быть и верны, - ответил Олег. - Для тех земель, откуда Сосику. Но не для наших северных, гиперборейских... Он передал мне карты, а я обещал, что не буду их таить, как... некоторые из вас, а передам людям. Я выполню! Но сам я не такой уж круглый дурак, чтобы верить... или пользоваться. Что еще?.. Хоть вы и чародеи, но как и простые селяне, признаете только палку. Что ж, будете работать из-под палки! А потом, когда на ваши места придут другие, уже создастся молва среди колдунов, волшебников и чародеев, что существует некий Совет Восьми Тайных... сейчас уже Семи, самых сильных и благородных, которые живут и работают только затем, чтобы сделать мир счастливым. Не для себя живут, для всех людей. Для рода людского!
Беркут, самый быстросхватывающий, вытер кровь с губ, неожиданно растянул толстые губы в кривой ухмылке:
- А ты знаешь.. это может получиться.
- Из-под палки?
- Вера в благородные побуждения. Мы будем делать вид, что мы чистые души, все для народа... только без замка, власти, огорода... гм... и к нам придут в самом деле чистые души. И постепенно нас, неисправимых, можно будет заменить в самом деле достойными... Которые уже не из-под палки.
Колдуны переглядывались, но уже не отводили взоры. Только Хакама поморщилась, спросила мурлыкающим голоском:
- А ты, герой, в каком году родился?
Предостерегающая улыбка раздвинула его твердые губы, блеснули острые зубы, Хакама вздрогнула, такими клыками да если в ее горло...
- В несчастном для тех, кто попытается. Теперь нас семеро? Зато голоса не разделятся поровну.
Хакама отступила на шажок:
- Прости, я просто пошутила.
От улыбки осталась одна тень. Однако он сказал так неожиданно, что колдуны вздрогнули:
- Я скажу не только год, но день и час.
Беркут сказал предостерегающе:
- Э-э, парень! Мы только-только начали грабить весь мир... хотя бы в мечтах, не потерять бы твою нахальную голову!
- Вам же важен какой-то залог? - сказал Олег просто. - Я родился двадцать три года тому в седьмой день весны в тот миг, когда солнце выглянуло из-за виднокрая. Вот здесь.
Его палец уперся на карте Хакамы в середину пустого пространства, где была надпись "Здесь водятся дивные люди и дивные звери". Беркут кивнул, от уже понятной Славии дальше тянулись дремучие леса, в которые не ступала нога человека.
Глаза Хакамы быстро скользнули за его пальцем, лицо напряглось, будто она пыталась в считанные мгновения вычислить его жизнь, успеть увидеть слабые места. Но Беркут, Россомаха и даже Боровик смотрели укоризненно, зачем же отдавать вот так просто ключи к своей жизни? Ковакко и Короед тоже покачали головами, но на карту взглянули, глаза стали цепкими, потом оба наперебой заговорили о целях Совета Семи Мудрых.
Россоха тщательно вытирал руки, все не мог вытереть, уже растер докрасна, но все отыскивал видимые только ему пятнышки крови, снова вытирал чистым полотенцем. Для всех его голос прозвучал неожиданно:
- А почему тебя, зеленоглазый, называют Великим Изгоем?
Олег опешил:
- Так называют?
Россоха вдруг смутился, глаза опустились к полу, словно искали мышиную норку. И без того сморщенное лицо съежилось как яблоко в огне костра.
- Прости... Я вечно путаю... Это не о тебе... Так, почудилось... Я ошибся, ошибся! Еще раз прости.
- Ничего, - ответил Олег, по спине пронесся холодный ветерок, волосы на затылке зашевелились в предчувствии беды. - Ничего страшного...
Он не понял, почему эти слова так заледенили кровь. Может быть, потому, что Россоха частенько путал настоящее с будущим.
И то, что назвал ошибкой, завтра уже не будет ошибкой.
КОНЕЦ
Звездная карта,
составленная Олегом Вещим для рожденных в северных странах и дошедшая в записях на бересте до наших дней