Мне хочется познакомить вас с человеком по имени Сянцзы, а по прозвищу Лото Верблюд
| Вид материала | Документы |
- Министерство образования и науки РФ моу «средняя общеобразовательная школа №45», 192.02kb.
- Позвольте мне от имени Губернатора поприветствовать вас. Правительство отдаёт себе, 49.5kb.
- Математическое лото «натуральные числа», 119.13kb.
- Убежище по имени Марина, 54.46kb.
- «Принципы политической экономии», 228.2kb.
- Константин Станиславский, 6040.84kb.
- Профессия — артист, 6464.4kb.
- Савченко Нина Петровна сочинение. Моя семья. Меня зовут Киселева Маша. Яучусь в четвертом, 28.06kb.
- Устный журнал Е. В. Шубина, Учитель начальных классов моу ладожская оош, 72.14kb.
- План презентации на тему «Инструменты симфонического оркестра». Выступление. Цели, 102.82kb.
| Название акта пекинской оперы «Семейство воинов Ян»). Непременно надо идти за телегой. Вот и Небесный мост. Но ничего такого, что вызвало бы восторг и удовольствие толпы, не произошло. Однако с преступника не сводили глаз: как бы не пропустить, когда в него всадят пулю. Иначе можно считать, что время потеряно. В этот жаркий день Сянцзы, понурившись, прибрел к озеру. На берегу огляделся. Ни души. Стараясь ступать без шума, он крадучись, на цыпочках подошел к самой воде. Прислонился к стволу старого дерева, постоял немно го. Вокруг было тихо, и Сянцзы в изнеможении опустился на землю. Слегка покачивался под ветром тростник, чири кали птички. Неожиданно Сянцзы вскочил, лоб покрылся испариной. Он стал озираться, прислушался. Тишина Сянцзы снова сел. Его больше не пугал шелест тростника и голоса птиц. Он тупо уставился на плавающих в канаве рядом с озером рыбок — глаза у них сверкали, словно жемчужинки; рыбки то собирались стайками, то расплыва лись в разные стороны, пуская пузыри, к чешуе у них прилипала ряска. К склонам канавы лепились головастики, покачивая огромными головами. Вдруг и головастиков и рыб унесло течением только хвосты мелькнули, и при несло новых, которые всеми силами старались удержаться на месте; головастики пытались выбраться из потока. Вода перестала бурлить. Рыбешки собрались в стайки, раскры вая широко рты, хватали листочки и траву. Крупная рыба спешила опуститься ко.дну, от ее движений по воде расхо дились пруги. Промчался над водной поверхностью зимородок, и рыбы тотчас исчезли, только ряска осталась. Сянцзы смотрел перед собой невидящим взглядом; нехотя поднял с земли несколько камешков и стал бросать в воду, сбивая ряску и поднимая брызги. Вдруг, словно испугавшись чего-то, он едва не вскочил, а потом долго ощупы вал грязный пояс — в нем были спрятаны деньги. Сянцзы достал их, покачал головой, аккуратно пересчитал и снова спрятал. Сердце взволнованно забилось: как бы получше истра тить их, но чтобы никто не узнал? Тогда он успокоится. Он думал не о себе — о деньгах, он как бы стал их придатком, они им распоряжались. Деньги эти добыты бесчестным путем и так же должны быть истрачены. Тот, кто их взял, не смеет смотреть на солнечный свет. Народ ходит по горо ду, разглядывает Жуань Мина, а Сянцзы прячется и дума ет: хорошо бы найти еще более глухое место. О том, чтобы появиться на улице, не может быть и речи — ведь это он предал Жуань Мина, и теперь сидит здесь в одиночестве, у городской стены, не смея поднять голову, словно его преследует тень самого дьявола. Сянцзы везде чудится Жуань Мин: то в луже крови на Небесном мосту, то даже в ассигнациях, спрятанных в поясе. Сянцзы не раскаивается, он только боится дьявола. Жуань Мин был обречен с того самого момента, как получил чиновничью должность и стал прожигать жизнь. Деньги затягивают в порочный круг, лишают высоких идеалов, приводят в ад. Жуань Мин одевался в роскошные европейские костюмы, развлекался с продажными женщинами, играл в азартные игры и даже покуривал опиум. Но вдруг в нем заговорила совесть, и он решил, что виной всему безнравственное общество, в котором он живет,— слишком много вокруг соблазнов, и у него нет сил им противиться. Ему все чаще не хватало денег, и он приду мал, как раздобыть их, спекулируя на радикальных идеях, и приступил к осуществлению своего плана. Нечто подобное он проделывал в школе, всячески подлизываясь к учителям, чтобы получить удовлетворительную оценку. Бездельнику неведомо чувство собствен ного достоинства, он готов на все ради собственный выгоды. Жуань Мин получил солидную сумму и возглавил организацию по пропаганде революционных идей. Однако, с присущим ему легкомыслием, принимал п организацию не борцов за идею, а кого попало. В то же время он знал, что, получив казенные деньги, надо что-то делать. И Жуань Мин решил заняться организацией работы среди рикш. Все знали старого опытного рикшу Сянцзы, знал его и Жуань Мин и решил использовать его в своих целях, разумеется, за плату, уверенный в том, что при случае можно будет все свалить на Сянцзы. Но случилось по-другому: Сянцзы продал Жуань Мина. Для тех, кто работает только ради наживы, большие деньги таят опасность: честным путем их не заработаешь. Радикальные идеи помогали Жуань Мину оправдывать свои бесчестные поступки. Его разглагольствования Сянцзы считал вполне справедливыми. «Будь у меня побольше денег, я хоть несколько дней пожил бы, как он», с завистью думал Сянцзы. Ради денег Жуань Мин потерял человеческое достоинство, ради денег шестидесяти сребреников Сянцзы продал Жуань Мина. Жуань Мину нужна была поддержка масс, Сянцзы роскошная жизнь Жуань Мина. И вот деньги, окропленные его кровью, у Сянцзы за поясом. До самого захода солнца Сянцзы сидел у озера. И лишь когда тростник и плакучие ивы засветились золотисто красным светом, он поднялся и пошел вдоль городской стены в западном направлении. Не раз добывал он деньги нечестным путем, но никогда еще не предавал человека. К тому же сам он считал разглагольствования Жуань Мина в высшей степени справедливыми. Городские стены своей огромностью пугали Сянцзы. Он обошел мусорную кучу, где сидело несколько старых ворон, боясь, как бы они не накаркали ему беды, и, подойдя к западной части города, прибавил шагу, напоминая собаку, стащившую у хозяев еду. Кто мог бы ему вечером составить компанию, чтобы снять с души боль и страх, хоть ненадолго? Лучше всего пойти в публичный дом. С приходом осени болезнь обострилась, и у Сянцзы уже не было сил работать рикшей. Да и кто даст ему в аренду коляску? Он давно потерял доверие. Пришлось наняться сторожем в лавку. За ночь — два медяка, к тому же переночевать можно. Он теперь едва зарабатывал на миску жидкой каши. Попрошайничать? Бесполезно. Кто подаст милостыню здоровенному детине? Можно бы отправиться за подаянием в монастырь, но для этого надо было разрисовать свое тело «ранами», чтобы пожалели, а этого Сянцзы не умел. Воровать он тоже не научился. У воров свои шайки, свои способы; ему же приходилось добывать деньги на пропитание в одиночку. Сянцзы никогда ни до кого не было дела, он старался только ради себя, а пришел к собственной гибели. Его неприкаянная душа пока еще держалась в теле, но скоро и она вместе с телом где-нибудь сгинет. Пекин, с той поры, как был назван древней столицей, стал терять свою самобытность: его блистательный облик, ручные ремесла, пекинская кухня, язык, полицейские — все постепенно уплывало в поисках столь же могущественного и богатого покровителя, как Сын Неба, для поддержания своего величия. Приготовленную по-пекински баранину теперь уже можно было встретить на европеизированном Циндао, в шумном Тяньцзине в полночь услышать голос зазывалы: «Пекинские пампушки! Кому пекинские пампушки!»; в Шанхае, в Ханькоу, в Нанкине встречаешь полицейских и прислугу, которые говорят на пекинском диалекте, едят лепешки из семян кунжута, пьют цветочный чай, привезенный с юга на север,— в Пекине он проходил двойную ароматизацию и его снова отправляли на юг; даже носильщики из Пекина ездили в Тяньцзинь и Шанхай носить гробы с высокопоставленными чиновниками и знатными людьми. Пекин понемногу терял свой прежний блеск, свою респектабельность; правда, в кондитерских еще можно было купить после праздника «двойной девятки» (Праздник «двойной девятки» — традиционный осенний праздник, отмечаемый в девятый день девятого месяца по лунному календарю) пирожные «хуагао» с фруктовой начинкой, а также сладкие юаньсяо; в осенние дни торговцы вдруг вспоминали о двухсот— трехсотлетней традиции — к празднику полнолуния рекламировали продажу товаров по сниженным ценам... Экономические трудности заставляют забыть о респектабельности и вынуждают искать выход из положения: престижем сыт не будешь. Только свадьбы и похороны проходят так же, как и в давние времена, соблюдаются все обряды и церемонии, хотя не всегда одинаково пышно. Не всем по карману ведающий свадебным и похоронным обрядом, ударные музыкальные инструменты, свадебный паланкин или погребальные покрывала. Для выноса покойника делают бумажные фигурки — сосновых журавлей и сосновых львов; для свадебной церемонии — фигурки людей, паланкин, лошадей. Свадьбу тоже празднуют со всеми положенными аксессуарами, с двадцатью четырьмя музыкальными инструментами. Устраивают, как и прежде, торжественные шествия по улицам, создавая иллюзию, что все так же, как было в прежние добрые времена. Жизнь Сянцзы была теперь тесно связана с этими церемониями и обычаями: то он нес над кем-нибудь зонт, то траурные полотнища или венки на похоронах. Он не испытывал радости на свадьбах и не плакал на похоронах. Он мерял шагами улицы ради нескольких жалких медяков. Надевая зеленую рубаху или длиннополый голубой халат, он "хоть на время прикрывал -свои лохмотья и выглядел немного приличнее. Он даже брился, если обслуживал какую-нибудь знатную персону, надевал сапоги, словом, полностью приводил себя в порядок. Болезнь все время .напоминала о себе и особенно мучила как раз в те моменты, когда Сянцзы нес флаг или траурное полотнище, так что он с трудом тащился по улицам. Даже эту нетрудную работу Сянцзы выполнял кое-как. Давно прошла его золотая пора. Когда-то любое дело у него спорилось, словно по мановению волшебной палочки, а теперь что? Такой верзила, а хватает флажок или какое-нибудь маленькое траурное полотнище — вместо того чтобы нести красный зонт или большой транспарант с надписью «тишина». Он мог сцепиться со стариком, с ребенком, даже с женщиной. Себе в убыток ничего не делал. Даже с легкой ношей шел согнувшись, низко опустив голову, жуя подобранный с земли окурок, едва волоча ноги. Все останавливаются — он идет вперед. Продолжают двигаться — он останавливается, словно не слышит ни ударов гонга, ни команд. Он все время выбивался из ряда, шел, как во сне, погруженный в свои думы. Бара банщик, одетый в красное, с шелковым флажком в руке, поторапливал идущих и то и дело ругал Сянцзы: — Эй, ты, выродок!.. Я тебе говорю, Лото! Держи равнение, мать твою так! Но Сянцзы будто не слышал. Барабанщик толкал его своей колотушкой, Сянцзы таращил глаза, обводил всех тусклым взглядом, ни слова не говорил, уставившись в землю в поисках окурка. Когда-то порядочный, гордый, целеу стремленный, он видел прекрасные сны, мечтал о лучшей жизни для себя... Не счесть покойников, которых похоронил Сянцзы, но кто знает, где сам он закончит дни свои, где найдет успокоение его несчастная душа? Он был типичным порождением больного общества и, одинокий, шел к своему концу... Сканировал Илья Франк, мультиязыковой проект ссылка скрыта |