Файнберг В. Л. Иные измерения. Книга рассказов
Вид материала | Книга |
- Макс Фрай Чайная книга, 3047.43kb.
- Неприкаянные сборник рассказов Москва 2010, 5489.54kb.
- Гейман Нил — Книга кладбищ (любительский перевод), 2534.05kb.
- 2. Т84. Государственные поверочные схемы т 84 Измерения геометрических величин, 3468.15kb.
- Практическое задание на поиск информации в глобальной компьютерной сети Интернет. Вопрос, 1531.76kb.
- Владимир Файнберг Второе посещение острова, 1914.91kb.
- Иные миры, 3004.29kb.
- Пути в иные измерения (Часть, 2604.94kb.
- Ю. нагибин из «Рассказов о Гагарине» Ворота в небо, 371.17kb.
- Лекция Экспериментальные методы измерения равновесной адсорбции, 296.24kb.
1 9 9 2
Со стороны двора периодически доносился невнятный вопль. Кто-то вопил и вопил.
- конце концов я распахнул балконную дверь и с высоты третьего этажа увидел нервно расхаживающего внизу парня в распахнутом кожаном пальто.
- тот момент, когда я вышел на балкон, он на ходу откинул длинную полу пальто, что-то доставал из кармана брюк. Блеснувшее в лучах утреннего солнца. Это, как я понял, были старинные часы-луковица.
Неловко поддев крышку часов, он глянул на циферблат, задрал голову, заорал на весь двор:
— Джемал! Джемал!
И тут наши взоры встретились.
— Эй, слушай! Не знаешь, где живет Джемал? Где-то здесь квартиру снимает!
— Не знаю никакого Джемала.
— Как не знаешь? Такой солидный человек. Чеченец.
— Не знаю.
Он полез в карман прятать часы. А у меня в этот момент почему-то возникло ощущение, что сейчас я получу пулю в лоб. Оно было настолько сильным, что я, помедлив секунду-другую, ретировался. Закрыл за собой балконную дверь.
— Джемал! — периодически раздавалось снизу. — Джемал! Уличив себя в трусости, я уязвленно думал о том, что этот парень ничего плохого мне не сделал, не сказал. Разве что обратился на «ты». Но эти антикварные часы, почти наверняка у кого-нибудь изъятые, это черное кожаное пальто, в кармане которого вполне мог таиться пистолет… Неизвестно почему, я был почти уверен в этом.
Что-то провинциальное слышалось в этих зовах за окном.
Вспомнилось, как один русский человек, бежавший из Грозного, недавно рассказывал мне о своем девятилетнем сыне, игравшем возле дома со своими приятелями — чеченскими сверстниками. Они увидели вооруженных дудаевцев, подбежали к ним, донесли, что в доме осталась русская семья. Бандиты ворвались в квартиру, выставили всех, даже больную бабушку. Спасибо, не убили.
«С другой стороны, что творили войска НКВД, когда в 1944 году вышвыривали весь народ в Казахстан? Такого не забывают веками…»
Мои размышления прервал телефонный звонок. Полузабытый человек, по слухам несколько лет назад эмигрировавший в Соединенные Штаты, звонил отсюда, из Москвы. Сообщал, что ездил навестить родителей в Новосибирск. И вот теперь на обратном пути в Лос-Анджелес остановился на сутки в гостинице «Центральная», жаждет повидаться.
Я был ни сват, ни брат этому художнику-авангардисту. Мы познакомились в доме одной хлебосольной женщины, которая регулярно собирала у себя компанию «интересных» людей. Там бывали «физики-лирики», художники, непременный певец с гитарой, даже пьющий батюшка.
После перестройки компания довольно быстро распалась, и мы без особого сожаления потеряли из вида друг друга.
Но вот один из художников объявился. Наглая мазня его мне никогда не нравилась. Вообще-то я подозревал, что его «авангардизм» есть средство для маскировки элементарного неумения рисовать.
И вот теперь он жаждал увидеться, познакомить со своей американской женой, набивался прийти в гости. Но принять их мне было нечем. Начатый батон хлеба да в холодильнике начатая баночка сырковой массы с изюмом. Денег, как всегда, не было. И он вынудил меня приехать к ним в гостиницу вечером.
В восемь часов я второй раз в жизни вошел в гостиницу «Центральная», беспрепятственно миновал старика-вахтера. Лифт не работал. И я стал подниматься по старинной лестнице на третий этаж.
…Мне было шестнадцать, когда я с одноклассником взбегал по вот этой лестнице, чтобы посетить какую-то немецкую княжну, зачем-то вывезенную после войны из Германии.
Ни тогда, ни потом я понятия не имел, зачем ее тут держали, что делала тут эта жалкая женщина. Откуда знал ее мой одноклассник, зачем ей, с трудом понимающей по-русски, понадобилось, чтобы мы читали свои юношеские стихи?
Княжна угостила нас рассыпчатым берлинским печеньем, кофе, и мы покинули гостиницу со смутным ощущением опасности и глупости нашего визита.
К счастью, последствий не было. За тем исключением, что после окончания девятого класса мой приятель перевелся учиться в какую-то таинственную школу чекистов.
Сейчас, в 1992 году, я вновь шел по ярко освещенному коридору гостиницы. Замызганному и бесконечному.
Новый американец встретил меня преувеличенно радостно. Обнял. Познакомил с женой Сюзи. Сразу же сказал, что они ждали меня, чтобы пойти всем вместе в буфет, расположенный здесь же на этаже.
Там было на удивление пусто. Почти темно. Лампа под абажуром светилась на стойке, за которой скучала толстая тетка. Она выдала нам по тарелке сосисок с горошком, по чашечке кофе.
И мы расположились за столиком.
— И дым отечества нам сладок и приятен, — сказал бывший соотечественник, втыкая вилку в сосиску.
Сосиски были чуть теплые. И кофе чуть теплый, жидкий.
Мне стало неприятно, стыдно за эти несчастные сосиски, кофе, этот убогий буфет.
Благополучные жители Лос-Анджелеса, к моему удивлению, поедали сосиски с аппетитом.
Жена моего знакомого была явно старше его, по-русски не понимала. Время от времени о чем-то по-английски напоминала ему. Сколько я понял — о том, чтобы он наконец приступал к делу.
Никаких общих дел у меня с этим хвастливым, самоуверенным человеком быть не могло.
Расспросив о судьбах тех людей, которые когда-то составляли нашу пеструю компанию, он принялся рассказывать о баснословном успехе своих картин среди американских галерейщиков.
После очередного напоминания жены вдруг залез во внутренний карман своей клетчатой куртки, вытащил оттуда стопку шоколадных плиток.
Одну из них протянул мне.
Я распечатал ее и положил на середину стола.
— Вот что, — услышал я, — сейчас в России трудные времена. Мы с Сюзи решили тебе помочь. Есть проект, который всем нам принесет деньги. Может быть, большие деньги. Я мог бы заняться этим делом сам, но нет времени. Завтра улетаем в Лос-Анджелес. Если ты здесь все провернешь, часть суммы будет твоя. Какая часть — договоримся. Я тебе доверяю.
— А в чем дело?
— Понимаешь, в Новосибирске у родителей остались мои ранние работы. Около тридцати небольших холстов. Родители почтой, бандеролями отправляют их тебе. Ты находишь тут покупателей через аукционы, галерейщиков, знакомых. Треть выручки — твоя. Что ты смотришь? Ну хорошо, половина.
— Извини, я не стану этим заниматься.
— Как? Почему?!
— Не стану. И все.
Женщина по имени Сюзи что-то сказала. И он перевел:
— Заработаешь как минимум несколько тысяч долларов.
Я уже встал, чтобы развернуться и уйти, как в коридоре послышался нарастающий женский визг, невнятные выкрики, топот множества ног. Этот шквал пронесся мимо дверей буфета и замер.
— Опять! Ужас какой-то! — воскликнула буфетчица. — Водят девок, что ни день режут, убивают. Милиция не вмешивается. Гостиница полна чеченцев. Сумасшедший дом.
— Гуд бай! — сказал я и вышел в коридор.
…Шел по истертой ковровой дорожке, стараясь не наступать на темные пятна крови.
Гостиница была сумасшедшим домом, страна стала сумасшедшим домом. И этот эмигрант со своей шоколадкой и «проектом».
Оказалось, на улице идет дождь. Под фонарем на краю мокрого тротуара стоял парень в черном кожаном пальто, вглядывался в циферблат карманных часов-луковицы.
Я-то узнал его сразу. А он меня, конечно, нет. Тем более что как раз в этот момент у тротуара тормознула черная «Волга». Оттуда выскочили три человека. Хохоча, что-то сообщили ему на ходу. Я разобрал только два слова — «платежки» и «авизо».
Все трое бегом направились в гостиницу. А парень с восторгом хлопнул себя по заднице и, к удивлению прохожих, пустился в пляс.
Сообщение о том, что боевикам с помощью каких-то фальшивых авизо удалось выкрасть из казны миллионы, вскоре разнеслось по всей стране.
Парень в кожаном пальто больше в моем дворе не появлялся. Зато довелось увидеть его по телевизору.
…Как-то вечером в «Новостях» показывали площадь Минутка в Грозном. Хоровод стариков-чеченцев в бараньих папахах жутко топтался по осенней грязи в ритуальном танце. Поодаль толпилась группа боевиков с автоматами. Один из них показался мне знакомым. На этот раз он был не в кожаном пальто, а в бушлате. На плече висел автомат Калашникова.
Какой-то пацан подбежал к ним, что-то сообщил. Парень с размаху ударил себя по заду и немедленно принялся танцевать.
Но ему мешал автомат.