Файнберг В. Л. Иные измерения. Книга рассказов
| Вид материала | Книга |
- Макс Фрай Чайная книга, 3047.43kb.
- Неприкаянные сборник рассказов Москва 2010, 5489.54kb.
- Гейман Нил — Книга кладбищ (любительский перевод), 2534.05kb.
- 2. Т84. Государственные поверочные схемы т 84 Измерения геометрических величин, 3468.15kb.
- Практическое задание на поиск информации в глобальной компьютерной сети Интернет. Вопрос, 1531.76kb.
- Владимир Файнберг Второе посещение острова, 1914.91kb.
- Иные миры, 3004.29kb.
- Пути в иные измерения (Часть, 2604.94kb.
- Ю. нагибин из «Рассказов о Гагарине» Ворота в небо, 371.17kb.
- Лекция Экспериментальные методы измерения равновесной адсорбции, 296.24kb.
Депо
Вдруг подумалось — заботы предстоящего дня можно запросто отринуть. И сделать то, что хочется, — просто выйти из дома.
В солнечном свете раннего весеннего утра шел незнакомым предместьем по сиреневому, промытому дождями булыжнику мостовой.
Справа тянулись бедные домики с оградами, оплетенными цветущими глициниями. Кое-где среди голубых спиралей глициний свисали на бечевках сохнущие связки бычков и таранки.
Слева, в тени разросшегося куста цветущей сирени, стояла коляска со спящим младенцем. Никто ее не охранял.
Иногда во дворах виднелись перевернутые вверх килем лодки, стояли прислоненные к деревьям весла, из чего можно было заключить, что где-то близко море.
Посреди мостовой неспешно тек ручей, по которому плыли лепестки отцветшей сирени.
В безмолвном пространстве не было видно ни одного человека, ни одной автомашины.
Вдалеке показалось массивное здание железнодорожного депо под полукруглой крышей, и выдвинутый из него черный паровозище с длинным тендером. Словно похоронный катафалк на колесах.
Из оконца паровоза выглянул измазанный углем, худой как черт машинист.
— Опаздываешь? — злобно крикнул он мне. — Тебе пора ехать! Время твое вышло.
— Куда? — с ужасом спрашиваю я.
И просыпаюсь.
Менингитка
При первом взгляде на Васю сразу вспоминалось словосочетание «добрый молодец». Этот большой, ширококостный малый двадцати девяти лет отроду жил-поживал в городе Минске со своими отцом и матерью. О женитьбе не мечтал. Ни знакомых девушек, ни даже близких приятелей у него не было, если не считать нескольких церковных прихожан и священника, от которых он узнал о том, что христианин должен делать добрые дела.
Вася с готовностью соглашался поехать за город вскопать огород немощной старушке-соседке, вообще сразу же брался исполнить любое поручение, любую просьбу. Не пил, не курил. Вел до того растительную жизнь, что у некоторых сослуживцев складывалось впечатление, будто Вася несколько нездоров психически, чем-то от рождения обделен природой.
В последние годы советской власти работал он на минской киностудии художественных фильмов. Сперва курьером. Затем дослужился до ассистента кинорежиссера. Давал помыкать собой безотказно, старательно исполнял указания.
И вот однажды режиссер, снимавший фильм о довоенной жизни, отправил его в срочную командировку. Вместе с ассистентом кинооператора, художником фильма и администратором Вася должен был найти в ближайшем крупном городе — Вильнюсе подходящий для съемок довоенный дом. Непременно в стиле конструктивизма. Ибо такового в Минске не обнаружилось.
В день отъезда вся группа получила зарплату. А также командировочные на двое суток.
Выехали вечером на стареньком расхлябанном микроавтобусе рафике. Прибыли в Вильнюс к рассвету.
Невыспавшиеся, голодные, первым делом остановились на окраине у только что открывшейся столовой, наскоро позавтракали и покатили по улицам незнакомого города искать довоенный дом в стиле конструктивизма.
Кто и зачем подал кинорежиссеру эту идею, было неизвестно. К полудню водитель рафика старик Иван Антонович начал вполголоса материться. Не было в столице Литвы зданий в стиле конструктивизма! Экспертом выступал художник фильма.
Среди хрущевских пяти- и восьмиэтажек попадалось множество особнячков в стиле модерн, даже в готическом стиле. Один из них был с башенкой.
— Давайте снимем, – предложил Вася. — Может, ему понравится.
На всякий случай сфотографировали, как и десяток других особнячков, не имевших к делу никакого отношения.
Для очистки совести к концу рабочего дня отыскали в горсовете одного из городских архитекторов. Тот не без язвительности сказал, что до советской власти в Литве никаких издевательств над архитектурой не было. За конструктивизмом надо отправляться в Москву.
Нашли переговорный пункт. Вася дозвонился кинорежиссеру. Тот раздраженно обозвал Васю олухом, велел возвращаться в Минск.
Обидно было уезжать несолоно хлебавши из чистенького, чем-то смахивающего на заграницу Вильнюса. Зашли в католический собор Петра и Павла. Послушали орган. Когда началась месса, вышли. Повсюду уже горели фонари. Наступил вечер.
Решили, что перед поездкой нужно поужинать. Здесь же, в центре, нашли кафе.
Водитель остался в своем рафике. У него был с собой свой харч — сало, хлеб, термос с чаем.
Вошли в кафе и разом почувствовали себя жалкими провинциалами.
Здесь с маленькой эстрады гремел джаз. В платье, похожем на ночную рубашку, хрипло пела певичка. Отплясывала, теснясь и толкаясь, джинсовая публика.
Еле нашли свободный столик. Уселись. Раскрыли меню и увидели, что здесь, кроме пирожных, кофе, коктейлей и мороженого, ничего не подают.
Для четырех зверски голодных мужчин этот ассортимент явно не годился. Но они так устали за день бесполезных метаний по городу, что решили под конец наградить себя зрелищем псевдозападной жизни. А наесться можно было и пирожными. Коктейли подали в высоких узких бокалах. Красивые, разноцветные. В каждом торчала пластиковая соломинка. Вася, косясь на более опытных спутников, потягивал то один крепкий коктейль, то другой. Заедал то эклером, то наполеоном.
Джаз наяривал все громче. Даже те посетители, кто не танцевал, подергивали ногами и головами в такт разухабистой музыке.
Вася решил, что так принято. Залихватски закинул ногу на ногу и тоже стал старательно трясти то своей ножищей, то головой.
— Танцевать захотел? — спросил ассистент кинооператора. — Вон сидит, на тебя смотрит красотка в менингитке. Пригласи.
И вправду. За одним из соседних столиков скучали две подруги. Одна какая-то морщинистая, старообразная. Зато другая… Другую Васе сразу захотелось угостить пирожным.
На столике у подруг ничего, кроме двух полупустых бокалов, не было.
— Менингитка — это что? — спросил Вася.
— Вязаный блин у нее на голове, — ответил помощник кинооператора.
На макушке красавицы действительно покоилась небесно-голубая нашлепка. И глаза, у нее были голубые. Васе показалось, что она подмигнула.
— Тебе, тебе светофорит, — сказал художник фильма. — Пригласи, пригласи танцевать.
— Не умею, — признался Вася. И снова уставился на красотку.
К этому времени его организм, не привыкший к спиртному, вдруг наполнился необыкновенной легкостью и отвагой. Впервые в жизни неудержимо захотелось познакомиться с таким необыкновенным созданием.
Необыкновенное создание мельком взглянуло на часики, вдруг поднялось и само подошло к Васе, спросило:
— Танцуем?
— Я не умею.
Она решительно взяла его за руку, подняла с места.
На красотке была розовая кофточка с глубоким вырезом.
- ложбинке, там, где начинаются груди, сверкал крестик.
— Иди-иди, — подзадоривали в спину приятели. — Такая всему научит.
Вася оскорбился за девушку.
Она положила руки ему на плечи, повлекла в гущу танцующих у эстрады. С высоты своего роста Вася с нежностью смотрел на голубую нашлепку-менингитку.
— Танцуй. Что ж не танцуешь?
— Вас как зовут? — спросил Вася, нерешительно обнимая
- за талию.
— Луиза.
Вася почувствовал, как тело девушки придвинулось к его телу. Подчиняясь движениям Луизы, он начал было переминаться с места на место под музыку джаза и тут же наступил на ногу своей партнерше.
— Черт! — воскликнула она. — Поедем ко мне. Возьмем такси. У тебя есть деньги?
Вася кивнул, несколько шокированный ее решительностью. Луиза взглянула на часики и тотчас потащила его к выходу мимо столика, где в одиночестве томилась ее старообразная подруга. Та что-то сказала вслед, но Луиза даже не обернулась.
…Шумная компания как раз высаживалась из такси у входа в кафе. Рядом стоял обшарпанный рафик со спящим водителем.
— Мне холодно, — сказала Луиза.
Они сели на заднем сиденье. Вася обнял ее за плечи, немного подумал и привлек к себе.
Чем дальше такси увозило их по вечерним улицам Вильнюса, с тем большим восторгом и страхом Вася думал о том, что он, кажется, совсем скоро сделается настоящим мужчиной. Конечно, нужно было бы сначала жениться, обвенчаться. Но оформить отношения можно и потом, позже. После того как он станет таким же, как те, кто подсмеивался над ним, а сейчас остался в кафе доедать пирожные. Не их, а его выбрала эта голубоглазая девушка с таким красивым именем.
Мельком подумал он о том, что теперь может потеряться, что рафик может уехать в Минск без него. «В крайнем случае вернусь поездом, — решил он. — Зарплата цела».
Он уже чувствовал себя настоящим мужчиной.
Луиза поглаживала его ногу выше колена и почему-то все чаще поглядывала на свои часики.
Наконец доехали до ее дома. Вася расплатился с таксистом, засунул бумажник в задний карман брюк, и они вошли в подъезд восьмиэтажки. Луиза вызвала лифт.
В лифте осмелевший Вася попытался ее поцеловать. Луиза мягко отстранила его, повернулась к зеркалу, стала поправлять несколько сбившуюся на сторону менингитку.
Едва Луиза отперла дверь квартиры и зажгла свет в передней, как из комнаты раздался женский крик:
— Еды купила?! Жрать хочу! Хочу жрать!
И тотчас послышался плач ребенка. Надрывный. Хватающий за душу.
— Заходи.
Вася вошел за Луизой в комнату, и первое, что он увидел, был крест с распятой на нем фигуркой Христа над кроватью у стены, где под одеялом недвижно лежала женщина в очках. У изголовья стояла табуретка, на которой грузно высилась пишущая машинка. На полу вокруг табуретки валялись листы бумаги и копирки.
— Лиза! Лиза, где еда? Купила еду? Жрать хочу! — продолжала орать недвижная женщина, в то время как Лиза-Луиза одной рукой выхватывала из деревянной кроватки рыдающего младенца, другой пытаясь вставить ему в рот соску.
Он выплюнул соску на пол, заорал еще громче.
— Чего стоишь? — обернулась к Васе Лиза-Луиза. — Раздевайся. Ложись!
Вася оторопело огляделся. В глаза бросился заслоняющий окно высокий шатер-балдахин, внутри которого виднелась незастеленная постель.
— Ребенок опять мокрый, голодный. Я тоже вся мокрая, — заявила недвижная женщина. — Весь день пытаюсь перепечатывать. Хоть бы кто хлеба принес!
— Давай деньги! Гастроном еще открыт. А ты пока подержи его. Сбегаю и вернусь. Где деньги?
— В брюках, в заднем кармане, — отозвался Вася, принимая на руки мальца.
В тот момент, когда Лиза-Луиза вынимала из кармана бумажник с документами и деньгами, младенец ухватился ручонкой за менингитку на ее голове, сдернул вместе со шпильками, и Вася увидел проплешину…
Через минуту Луизы уже не было. Хлопнула входная дверь.
Вася стоял посреди комнаты с изнемогающим от крика младенцем в одной руке и отобранной у него менингиткой в другой.
— У меня разбит тазобедренный сустав, — сообщила женщина. — Не могу двигаться.
Младенец продолжал орать, выворачиваясь из рук. Боясь уронить его, Вася сунул менингитку в карман, ухватил младенца обеими руками под мышки.
…Эта проплешина, этот крест, эта постель под балдахином, эта бессильная женщина, очевидно мать Луизы. И этот младенец.
Вася шагнул к детской кроватке, положил на мокрые пеленки ребенка. Повернулся. И сначала пошел, а потом побежал вон из квартиры, боясь встретить по пути Луизу.
В кармане лежала забытая менингитка.
…Через несколько недель в Минск на домашний адрес Васи пришла заказная бандероль с его паспортом и пропуском на киностудию. Обратного адреса не было.
С тех пор он все чаще стал упрекать себя за то, что оставил эту семью в столь бедственном положении. В конце концов рассказал во время исповеди обо всем священнику.
— Я не знаю, — сказал тот. — Если бы ты остался в этой семье, ты бы погиб. Я читал, что художник Ван Гог, святой человек, взял к себе больную беременную проститутку. Ничего хорошего из этого не вышло. Для чего Господь устроил тебе это испытание — тайна. Как минимум отвратил от греха.