Первая

Вид материалаДокументы

Содержание


Условие творенья?
Горькая мудрость – по сторонам цепи времёни – и ключ к …
Подобный материал:
1   ...   39   40   41   42   43   44   45   46   47

Разгадка



А теперь… Теперь – мне хочется вернуться ко вчерашнему уюту, яркому свету, заливающему гостиную, к чашкам кофе на столе, к Анне, уютно поджавшей ноги в мягком кресле, к Юджу, корпящему над странным текстом со странными рисунками, время от времени поглядывающему на экран ноутбука, трудолюбиво, аж с бурчаньем дисковода отыскивающего что-то в Сети, да к потрескиванию поленьев в камине. Картинка дополняется дремлющей неподалёку от камина на диванной подушке Матильдою Белла-Моль – трёхцветною киской Анны-Медеи. Вот, послушайте, милая Анни (Юдж постоянно изобретал для неё различные забавные уменьшительно-ласкательности в именах), что мне удалось накопать благодаря любезности заведующего отделом древностей Британского музея: «Изображения и фигурки скарабеев – традиционные амулеты солнцепоклонников, в частности, в древней Халдее. Наш же экземпляр датируется (Анна затаила дыханье) аж тринадцатым веком до нашей эры, и представляет собой копию редчайшей фигурки, якобы подаренной Хаммурапи жрецом бога Солнца – за сохранение Храма. Таких фигурок, по легенде, было всего четыре – по сторонам света722. Наш – северный723. Но главное – не это. Вот, слушайте выданный мне текст, и, если я правильно перевел: «…талисман этот обладает даром избавленья от наказаний за грехи» - то есть (объяснил Юдж, увидав вопросительную улыбку Анны) – вспоминайте, вспоминайте, Сологуба, Медеюшка. Уж вы-то должны его помнить:

В тихий вечер на распутьи двух дорог
Я колдунью молодую подстерег,
И во имя всех проклятых вражьих сил
У колдуньи талисмана я просил.
Предо мной она стояла, чуть жива,
И шептала чародейные слова,
И искала талисмана в тихой мгле,
И нашла багряный камень на земле,
И сказала: "Этот камень ты возьмешь, -
С ним не бойся, - не захочешь, не умрешь.
Этот камень всё на шее ты носи
И другого талисмана не проси.
Не для счастья, иль удачи, иль венца, -
Только жить, всё жить ты будешь без конца.
Станет скучно - ты веревку оборвешь,
Бросишь камень, станешь волен, и умрешь".

А дальше… дальше – многое становится понятным, не правда ль? Стоит лишь на мгновенье предположить, что талисман этот (ах, прав, прав был старый Сатир!) и вправду – действует. Тогда при расставаньи с ним… Но самое, самое-то интересное – не это даже. За пару дней до…(Юдж запнулся) – С. запрашивал в Британском музее тот же материал… То есть он – знал


Да, прав был старый Сатир – воистину нет нам спасенья от грехов наших, разве только… да и то – от лукавого. И каждый, даже самый малый из них, неизбежно тянет за собою цепочку иных, и, ежели начало этой цепи где-то у привратника небесного, то другой – в преисподней, где вовсе не традиционные черти со сковородками да адским пламенем, но – воистину изощрённые темные силы готовят нам такие муки… Так быть может лучше, чтобы наказание за то или иное прегрешенье724 следовало бы – сразу? Впрочем, рассуждать о подобном в терминах лишь преступленья и наказанья725 - тож грех, потому как зачастую речь идёт о гораздо более неявном, потаённом, спрятанном – даже и от самого себя. И всё же – я хочу726 понять…


Именно эти строки дневника, датированные кануном зловещей даты, и дали Юджу основание предположить, что за желанием - последовало действие…

Условие творенья?



Как порою странно происходит кристаллизация мысли – из ничего, отталкиваясь лишь от беседы (пусть и книжной) с неторопливым, умным и чуть лукавым собеседником727, да неких ощущений-воспоминаний… Достаточно «Обломова»728 да светлого, покойного зимнего дня за окошком, да гетевской цитаты: «безусловный покой даётся людям дороже всего, а потому я охотно посылаю им в товарищи даже чертей, чтобы они подстрекали их и возбуждали»729, чтобы вдруг возникло…Что? Да-да, нас подстрекали, но – к чему именно? И, потом, право ж, этот чёрт – совсем иного сорта730 - он хорошо знает, что Достоевский бессмертен, и что свет не может существовать без тьмы731. Так есть ли грех – непременное условие творенья?732 А со-творенья? Или, быть может, те бездны, в которые заглянул автор733, становятся (в той или иной степени) странным образом безопасны для читателя (и, разумеется, читательницы), будучи преображенными, возведенными, в «перл созданья», как говаривали в старину734? И это живое, нежное, воссозданное волшебство бездн и отраженных в них небес (или наоборот) и есть искупленье? Быть может – да735, а быть может….


Горькая мудрость – по сторонам цепи времёни – и ключ к …736




Сколько откровений, вдохновений – чувственных, интеллектуальных, сотворённых… Сколько горькой мудрости737 и божественного лепета738 невнятных обещаний, никогда не сбывающихся, но сбывшихся – уже потому, что – обещано – окружает нас в сумерках одиночества, за давно знакомыми переплётами. И лишь нашим желаньем могут они вернуться из бытия здешнего, точнее – из своего бытия где-то там, где солнце сияет на морских волнах, пахнет сосновыми досками и в глазах Дэзи переливается мир739… Или – где в дивных сумерках сиреневой мглы перелистывает каталог сокровищ – стужа740… Они-то могут вернуться, но что нам – с того? Вот поглядите: Бунин в «Жизни Арсеньева» был самим собою, Набоков – в «Других берегах» и «Лолите» - с тою же пронзительной точностью воспоминаний и воплощенья сумел стать и Гумбертом, и Лолитою, и мудрым автором-небожителем, пережившим всё это. Кем, чем станет кто-то следующий, кто, вобрав в себя эти бесчисленные существованья, сможет воплотить их – в волшебно-чувственном единстве – вдохновений, текстов, запахов, музыки и оттенков? Интересно – наверное, те, будущие, возвращенья-воспоминанья будут совсем иными по форме, но вот по сути? И хочется, отчаянно хочется верить в непрерывности цепи времён, в то, что даже грехи и слабости наши – её звенья, но – увы! Никогда б я не услышал неведомого мне вовсе автора «Слова» - когда б не брюсовское «Стародавней Ярославне»741 - из уст Н, да не Бунинские медитации в «Жизни Арсеньева»… А конец этой цепи уходит, увы – «в темноту, в пустоту…»742, но, подобно иной цепи – из предыдущих текстов, другой её конец…? Быть может, именно этот волшебный цепной туманный подвесной мост и связывает – обе стороны времён? «Прервалась связь времён…» - но нет-нет, до тех пор, пока существуют эти вдохновенья, откровенья и горькая мудрость, пока хоть кому-то дано вернуть и воплотить их – по эту и по ту сторону времён и воспоминаний.

Сколько ж таких, полусонных, давних, словно б и позабытых вовсе воспоминаний, таится, проживает в душах наших… И надобен лишь соответствующий ключ743- ощущенье, освещенье, сонная прохлада, чтобы они ожили, воскрешая из кажущегося небытия смуглое лицо испанской красавицы-танцовщицы в Марбелье, её «отраженье» на одном из мадридских (нынче, на которые глядел – вот недавно совсем 744) полотен Гойи, да перекличка парафразы совсем других уже снов – «Снов разума» другого испанца745… А потом – «Ты, призрак облака, будь Гойя!»746 - через их классические испанские воротники и крахмальные облака747, к другому портрету, другому женскому лицу, к имени «Изабелла», тож позабытому вовсе, и вкусу вина на берегу сверкающего моря… «О, сколько их, открытий чудных…»748 могло б ждать ещё на этом пути, когда бы знать749 – где лежат к ним ключи…

А пока… пока Юдж, отыскивая очередной ключ на пути к… к чему? – позволил себе позабавиться сборищем собеседников в одном из И-нетных чатов. Анна любила750 эти нечастые, но всегда насыщенные его появленья, вносившие азарт, иронию и неожиданную парадоксальность751 в традиционные темы бесед. А уж когда попадалась пара-другая достойных собеседников (а ещё лучше – собеседниц, ибо в удовольствии поволочиться – а-ля Lovelace за каждою хорошенькой юной особой в виртуале Юдж редко себе отказывал) – наблюдать за такою беседой было для Аннушки истинным удовольствием… Любила она и эффектные вызовы на дуэль752, с неизменным упоминанием гражданина города Кологрива и выбором оружия753, со щебетанием девушек: «Дуэль, дуэль!»754. И хотя за Юджиновым Ловеласом не водилась слава завзятого дуэлянта, прыгающего – а-ля Жан Маре по лабораторным столам755, мало кто мог достойно сопротивляться ехиднейшей его вежливости… Однако ж Юдж всегда ценил мастерство соперников-собеседников, и частенько «пропускал» даже весьма парируемый удар, насмешничая над Самим собою – пропускал лишь ради его изящества и спонтанности, апплодируя сопернику, и картинно падая на колено (чуть ниже, однако, нежели требовалось бы – чего потешенное самолюбие756 противника зачастую не замечало). Тем паче было их удивленье, когда, склонившись в изысканно-насмешливом поклоне, и перебросив (а-ля тот же Д’Артаньян Маре) плащ через руку, Lovelace растворялся в дверях, оставляя лёгкую насмешку в голосе, да сакраментальное «ARS LONGA…» Были, впрочем, у Юджа и традиционные собеседники и собеседники, появленью которых он всегда был рад, и советы и мненья которых немало помогали ему в их с Медеею поисках.

Впрочем, нынче, не обнаружив никого из них, Юдж отыскал какой-то малопонятный даже для Анны старинный текст (на который, как выяснилось впоследствии, ссылался По в одном из своих рассказов757), и углубился в его изучение…