Российские немцы в инонациональном окружении: проблемы адаптации, взаимовлияния, толерантности международная научная конференция

Вид материалаДокументы

Содержание


Особенности конфессионального менталитета немцев-католиков Акмолинской области периода аграрных переселений
Традиционная музыкальная культура немцев Поволжья и проблемы этнической идентичности в современных условиях
В первой группе
Во второй группе
В третьей группе
Розенхайм, Урбах, Краснояр, Швед, Шульц, Шталь, Райнвальд, Шэфер, Блюменфельд
Пройсс, Мариенталь, Зельман, Новая Галка, Либенталь, Крафт, Цюрих, Унтервальден, Семеновка, Галка, Тарлик.
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   27

Т. Г. Недзелюк443


Особенности конфессионального менталитета немцев-католиков Акмолинской области периода аграрных переселений

(последняя четверть XIX – первая четверть ХХ вв.)


В фонде 826 (Канцелярия митрополита римско-католических церквей в России, 1839-1926 гг.) Российского государственного исторического архива (РГИА) хранится чрезвычайно интересное и информативное дело (№ 3491), заключающее в себе переписку немцев-католиков, переселившихся в Акмолинскую область, с Митрополичьей курией. Документы данного архивного дела позволяют выявить мотивацию, механизмы адаптации, ценностную ориентацию поселенцев.

Итак, сами о себе они пишут: «В 1905 году было разрешено Правительством безземельным переселяться в Сибирь на жительство, вследствие этого разрешения были наши посланы ходаки для осмотра страны и узнать на каких условиях казна переселяет безземельных. Условия, предложенныя казной нам понравились. Отведено нам на каждую мужскую душу 15 дес. земли и 165 рублей на первое обзаведение хозяйством и на участках тех отведено нам церковной земли … на содержание священника. С вышеупомянутого 1905 года, мы поселились на отведенных нам Правительством участках: Розовском, Келлеровском и Любимовском»444. В момент начала массового освоения сибирских земель (последняя четверть XIX – начало ХХ вв.) новые земли казались необъятными, и Российскому правительству не было дела до того, приверженцы какого исповедания заселили тот или иной участок. Главным критерием являлись трудолюбие и лояльность к Российскому правительству445. Однако уже в первое десятилетие ХХ века поток переселенцев, получивших разрешения и, соответственно, денежную ссуду и земельный надел, оказался настолько велик, что Переселенческое Управление начало регламентировать количество «удобной и неудобной земли», «допричислять» вновь прибывших на уже заселенные и освоенные участки. Сокращения надельных участков «старожилов», каковыми теперь именовались немцы, не предусматривалось, однако «уплотнение» предполагалось осуществить за счет выделенных ранее каждому переселенческому обществу церковных земель446.

Чтобы понять весь трагизм ситуации, необходимо принять во внимание специфику восприятия немцами самого факта наделения церковной землей. Во-первых, католических священников-немцев в Могилевской архиепархии было очень немного, и при обращении жителей сел Келлеровка, Розовка, Любимовка с просьбой прислать священника, прихожане с гордостью отмечали, что «имеется плебания, причтовый дом и участок церковной земли»447, чем жители других регионов похвастаться могли далеко не всегда. Во-вторых, выделение церковной земли всем обществам, вне зависимости от конфессиональной принадлежности, в преддверии реформаторских настроений 1905-1907 гг., ставило в равные условия не столько даже материально, сколько ментально, всех переселившихся. Именно поэтому любые поползновения на церковную собственность рассматривались как попытка ущемления в правах. «…нам сообщено, согласно копии журнала общаго Присутствия Акмолинскаго Областного Правления по переселенческому делу от 28-го Июня 1912 г. что церковная земля будто бы получается только на содержание Православнаго духовенства, а инородцам отнимается и обращается в колонизационный фонд, что с нами уже сделано. Ввиду вышеизложеннаго, имеем честь просить Ваше высокопреосвященство не найдете ли возможным исходатайствовать у Правительства об оставлении нам Церковной земли …Никогда нам даже не думалось, чтобы после истечении 7 лет были так обижены, ибо как Православным, так и инородцам без удовлетворения духовных нужд существовать не возможно, так как отсутствие духовной помощи приносит вред не только обществу, но и Правительству»448. И, наконец, в-третьих, в данном конкретном случае присутствует, как мы уже увидели, осознанное рефлексирование, осознание своей нужности для «общества, Правительства», не случайно, говоря об общем деле, келлеровцы пишут неизменно с заглавной буквы «Мы», «Наш» и т. п.

Справедливости ради нужно заметить, что изменения коснулись не только инославных и иноверческих исповеданий. Исследователь из г. Кемерово А.В. Новашов замечает: «когда миграция в Сибирь достигла беспрецедентных масштабов, «гражданскими властями» в деле удовлетворения духовных нужд переселенцев «не делается ровным счетом ничего» - так писали Томские епархиальные ведомости449. Таким образом, изменения в финансировании церковного строительства и материальном положении прихожан всех, даже государственного, православного, исповеданий, имели место.

«Камнем преткновения» с самого начала появления сельских немецких католических обществ в Сибири являлся факт отсутствия собственных священников. Строительство церковного дома, соблюдение праздничной обрядности могло достигаться силами прихожан; наиболее активные из них избирались синдиками. Органист, как правило, руководил жизнью общины. Однако церковные таинства могло совершать только духовное лицо, соответственно, дети росли некрещеными, умершие были похоронены неотпетыми, а некоторые семьи с точки зрения церковного и гражданского закона не существовали, так как между супругами не было совершено таинство брака.

Для совершения духовных треб келлеровцы могли отправиться в Омский приходской храм либо в Петропавловский филиальный, расстояние до которого составляло 116 верст450. Однако, и небезосновательно, немецкие католики полагали, что их компактное поселение, достаточно многочисленное, может рассчитывать на собственного священника. Здесь снова выступают поведенческие стереотипы. В традиционных немецких католических селениях образ сельского общества ассоциировался с приходской общиной. Соответственно, вполне логичным казалось обращение к митрополиту с просьбой: «изъявляем искренное Наше желание Вашему Высокопреосвященству о назначении Нам Священника Знающаго немецкий язык. В случае не достачи священников Знающих немецкий язык, Мы Уполномоченные от прихожан подвергаем Нашу покорнейшу просьбу к Стопам Вашего Высокопреосвященства, командировать Нам священника по соглашению с Его Преосвященством, Тираспольским Епископом из его Епархии по примеру Тургайской Области»451. За неимением в епархии духовных лиц немецкой национальности епископы И. Цепляк и Э. Фон Ропп командировали священников-поляков, однако взаимопонимания между настоятелями и их паствой не возникало: они говорили на разных языках. Священники чувствовали себя обиженными и обращались с жалобами на «узурпаторские настроения» келлеровцев, те же в свою очередь, не желали слушать наставлений из уст людей, проповедующих на чуждом языке.

Таким образом, в разные годы здесь служили: кс. Иосиф Сенвайтис, «настоятель Горбачево-Обытокскаго костела, …назначен капелланом для немцев католиков, проживающих в селе Келлеровка и других местностях Акмолинской области»452, настоятель римско-католическаго прихода Илгов, Сейнской Епархии, кс. Петр Радзинский, «эвакуированный во внутренния губернии»453, бывший викарный Омскаго костела, ксендз Иосиф Козакевич454, вновь Иосиф Сенвайтис «капеллан Петропавловскаго костела, с оставлением его в занимаемой должности»455. Наконец, в 1923 г. в ответ на очередное ходатайство келлеровцев, «от дня 4 Февраля с.г. Митрополичья Курия, по поручению Архиепископа Цепляка, сообщает, что в нынешнее время Архипастырь при всем своем желании не в состоянии Вам прислать священника, так как таковых в Архиепархии большой недостаток. По этому вопросу наш Архиепископ обратился к Управляющему Саратовской епархией и в Германию к Кардиналу Бертрану. НАДЕЕМСЯ, что от туда приедет нужное количество священников и тогда Ваша просьба будет уважена. Временно обслуживание Ваших духовных нужд поручается Омскому настоятелю»456.

Показательно, что со временем проживания в Сибири, в границах Могилевской архиепархии, произошли определенные изменения в поведенческих стереотипах немецких переселенцев. Так, обращаясь с просьбой, прихожане ходатайствуют о назначении «ксендза» (ксендзами называли священнослужителей-поляков); былое почтение к священнику сменяется порой хулиганскими поступками по отношению к «заведывающему костелом»; митрополит, все ещё оставаясь «Преосвященством», в восприятии прихожан превращается в административно-хозяйственную инстанцию, разбирающую споры внутри общины и земельные тяжбы с местной, «Степной», администрацией. Однако говорить о «падении нравов» здесь неуместно: секуляризация сознания, характерная в это время для всего российского и европейского общества, не могла не коснуться и рассматриваемой нами категории населения. Однако налицо стремление к сохранению национальной самобытности, и, как непременный её атрибут, конфессиональной идентичности, что выражалось в стремлении «иметь ксенза своей национальности» и «жить согласно своего конфессиона»457.


Е. М. Шишкина458


Традиционная музыкальная культура немцев Поволжья и проблемы этнической идентичности в современных условиях


Wenn in der deutschen Heimat die Klaenge deutscher Lieder

zugleich mit der Muttersprache an das Ohr der Kinder klingen,

wenn in Haus und Familie, in der Schule und beim Spiel die

Liebe zum Volkslied erwacht, so bietet das Leben in den

Kolonien Russland keinen Boden, auf dem das Lied mit

gleicher Hingabe in die Herzen der Jugend gepflanzt werden

koennte.” (Georg Schuenemann. Das deutsche Lied im Leben

der Kolonisten. Muenchen, 1923. S.1)

Если на немецкой родине звуки немецких песен и родной

язык одновременно слышны ребенку, если дома и в семье, в

школе и за игрой просыпается любовь к народной песне, то

жизнь колоний в России не дает почвы, на которой с той

же увлеченностью можно было бы лелеять песню в

сердцах молодежи.”

(Георг Шюнеман. Песня немецких

колонистов в России. Мюнхен, 1923. С.1.)


1. Исторический и политический контекст: к постановке проблемы


Важнейшим аспектом возрождения различных сторон духовного наследия российских немцев является научное осмысление его генезиса, а также особенностей его современного состояния. Если такие науки, как история и этнография российских немцев были значительно продвинуты вперед трудами замечательных ученых России А.А.Германа, И.Р.Плеве, Т.Б.Смирновой, С.А.Рублевской и другими, то современный этап традиционной музыкальной культуры российских немцев, как было подчеркнуто участниками Международного научного симпозиума «Прошлое, настоящее и будущее музыкальной культуры российских немцев в свете русско-немецких музыкальных взаимосвязей» (Москва, 1998), ещё ждет своего исследования и описания.

К сожалению, немецкая музыкальная фольклористика в России никогда не имела серьёзных научных основ, что вполне естественно, если сбор и публикации музыкального фольклора в России в течение XX века осуществляли пасторы, врачи, писатели, и – в самом лучшем случае! – учёные-диалектологи. Естественно, что практически все музыкально-фольклорные собрания, издающиеся в России, даже не имели жанровой классификации, начиная со сборников проф. Виктора Жирмунского «Народные песни баварской колонии Ямбург на Днепре» (41) и проф. Георга Дингеса «Народные песни немцев Поволжья с мелодиями и рисунками» (7, 20) и заканчивая сборниками последних лет, например, изданных И.П. Виндгольцем (1988), Е.Н. Миллером (1995) и др. (1, 2, 52).

Народная музыкальная культура российских немцев в регионе Поволжья стала объектом нашего изучения с 1991 года, а целью – описание современного состояния традиционной культуры субэтноса (9-16,32,42, 46). Автором было проведено с 1992 по 2003 гг. 16 фольклорных экспедиций в 68 поселениях различных регионов России (из них 12 экспедиций в 35 поселениях Поволжья), записано около полутора тысяч немецких народных песен, баллад, инструментальных наигрышей, этнографических описаний календарных и семейно-бытовых обрядов. Архивные изыскания в городах Кельн, Мюнхен, Фрайбург/Брайзгау (Германия), Энгельс, Санкт-Петербург (Россия) помогли значительно расширить представление о традиционной культуре немцев в России с точки зрения исторической ретроспективы.

В этой связи интересным представляется отслеживание опыта адаптации каждой из шести субэтнических групп (немцы Поволжья, Украины, Закавказья, Прибалтики, Петербурга и Москвы, Волыни), сохранивших свои своеобразные черты до настоящего времени. Их особенности заключаются в том, что в России немцы попали в специфическую и достаточно чуждую им культурно-цивилизационную среду. В этих условиях адаптация эмигрантов в XVIII-XIX вв. проходила не столько с помощью аккультурации или ассимиляции, сколько путем внутригрупповой консолидации, при которой наблюдалось, скорее, межкультурное обособление, нежели взаимопроникновение, не исключающее, впрочем, элементов диалога. Такой путь способствовал в течение достаточно длительного времени сохранению исторической целостности немецкого сообщества. Консолидация эмигрантских групп шла на основе этнического, политического, религиозного, профессионального факторов, из которых выделить какой-либо один невозможно – они были тесно взаимосвязаны и взаимообусловлены. Следует отметить, что различные немецкие субэтнические группы находились в России в разной степени отдаленности от цивилизационной среды Германии (страны исхода), поскольку выходцы из различных земель Германии, хотя и являлись представителями единой германской культуры, в то же время были носителями разных культурных традиций.

Небезынтересна в этом плане история пребывания в Поволжье немецкой диаспоры. В целом для данного региона России, его формирования и развития культурных взаимосвязей характерна большая пестрота этнических традиций и значительный диапазон их вариативности: при общей цифре населения 25 миллионов (или 17 % всех жителей России) русские на его территории составляют около 15 млн., татары – до 2,5 млн., чуваши – до 1,5 млн., мордва – свыше 700 тысяч, марийцы – свыше 400 тысяч., казахи – 250 тысяч, калмыки – более 150 тысяч (4). В результате такого длительного межэтнического контакта в Поволжье складывается своеобразный «культурный тип», отличающийся большой толерантностью к иноэтническим компонентам. В течение всего двадцатого столетия в регионе продолжаются процессы, изменяющие этническую структуру населения. Например, в конце столетия доля русских имела тенденции к снижению, а численность народов Кавказа (аварцы, чеченцы, даргинцы и др.) на территории региона наоборот за этот период увеличилась. Эта ситуация своеобразного «этнокотла» была предопределена в свое время особенностями заселения Поволжья, так как именно полиэтничность и многоконфессиональность являются его характерными чертами.

Немецкая община в Поволжье отличалась сплоченностью и самобытностью, в которых традиционно ведущую роль играла религиозная деятельность, неразрывно связанная с культурно-просветительской. Политика властей до конца XIX-го века в определенной степени способствовала сохранению национального самосознания у этнических немцев - выходцев из Германии. Власти до определенного времени не мешали национальному сообществу культивировать собственно этническую идентичность (строительство церквей, роль личностей и их деятельность).

К сожалению, эта островная культура с конца XIX века начала подвергаться репрессиям вплоть до депортации в середине XX-го века. Этапы формирования немецкой общины в Поволжье, как они нам представляются: 1 этап–с конца 18-го века до 1941 года - отражает планомерный процесс создания российским правительством компактных немецких поселений; 2 этап - 1941 - 1956 - годы депортации - явились временем полного уничтожения на территории региона немецких колоний;

3 этап - с 1956 года - и по настоящее время - это этап перманентной реновации (восстановления) на территории региона немецких поселений, уже изначально дисперсных (этническая карта немцев, проживающих сегодня на территории Поволжья, никем ещё не составлялась).

Современные процессы этнокультурного возрождения в среде российских немцев, сохранения и укрепления своих национальных черт идут параллельно процессам реэмиграции: в 1989 году из СССР в Германию выехало 100 тысяч немцев, в 1990 - 120 тысяч, в 1991 – около 150 тысяч, в последующие годы – по 50 тысяч ежегодно. В настоящее время численность немецкого населения Поволжья колеблется по разным источникам (в рамках от 50 до 100 тысяч человек), регион заполняется как возвращающимися на прежнее место жительства немцами Поволжья, находившимися в течение 15-30 лет в регионах Казахстана, Алтая, Западной Сибири, так и представителями иных субэтнических групп бывших “советских немцев”: немцами Украины, Закавказья и пр. Возникшие после 1956 года на территории Поволжья немецкие поселения могут быть определены как

а) восстановленные бывшие немецкие колонии;

б) немецкие поселения - вкрапления в иноязычную среду;

в) временные “контейнерные” поселки.

В первой группе сел сегодня в основном проживают те, кто был депортирован или из этой колонии, или из колонии поблизости (например, в Волгоградской области: село Цветочное (немецкая колония Блюменфельд), село Кано, Суетиновка (немецкая колония Моргентау), село Верхний Еруслан (немецкая колония Гнадентау), село Ромашки (немецкая колония Штрасбург), 2-я ферма села Ромашки (немецкая колония Крафт).

Во второй группе поселения строились после 1956 года волжскими немцами, депортированные из различных колоний Поволжья, а также немцами субэтнической группы «немцы Украины» (например, в Астраханской области пос. Гремучий Харабалинского района).

В третьей группе «контейнерные поселки» строились после 1990 года правительствами России и Германии, в них проживают немцы из различных республик бывшего Советского Союза: Казахстана, Узбекистана, Туркменистана (например, пос.Богаевка Саратовской области).

Экономическая поддержка правительств России и Германии вновь создаваемых немецких поселений на территории Поволжья не носит стабильный характер. Это усугубляет мироощущение народа, находящегося до сих пор в состоянии психологического стресса и не получившего ни моральной, ни политической, ни экономической компенсации за годы депортации. В результате многие немцы, проживающие в контейнерных поселках, знают, что их переезд продолжится дальше, в Германию, в качестве так называемых «поздних переселенцев» на историческую родину. Следовательно, для современного исторического периода, в течение которого происходит восстановление и/или создание немецких поселений на территории Поволжья, характерно постоянное размывание этнической культуры поволжских немцев, глубокие ассимиляционные процессы, динамизм миграционных и эмиграционных потоков. Для более глубокого понимания возникающей современной картины необходимо было привлечь также материалы современных фольклорных экспедиций автора в другие регионы России, например, на Урал, где в 1998 году были осуществлены звукозаписи от городских немецких самодеятельных песенных и инструментальных ансамблей жителей Свердловской области (города Екатеринбург, Нижний Тагил, Карпинск, Волчанск, Кушва, Краснотурьинск). В процессе полевых исследований выяснилось, что современные немцы на Урале имеют самую тесную связь с субстратом «немцы Поволжья», так как в основной своей массе появились здесь после 1941 года в связи с организацией на этой территории одного из десятков созданных на территории Урала, Сибири военизированных концентрационных лагерей, так называемого «Тагиллага», в котором работали в том числе и депортированные немцы Поволжья из различных немецких колоний Поволжья, сохраняющие и сегодня многие культурные особенности субэтноса.

Современный этап функционирования немецкой народной песни в России несомненно имеет свои важные отличительные особенности, связанные с изменениями в социальной и остальных сферах жизни российских немцев, переживших слом общинной и религиозной жизни 1930-х гг., депортацию 1940 - 50-х гг., реэмиграцию 1980 - 2000-х гг.

  1. Музыкально-фольклорные источники


Вся аналитическая часть настоящей работы опирается на определенную источниковедческую базу, состоящую из опубликованного и неопубликованного материала. Весь этот материал должен быть разделен по времени и характеру записи на:

а) песни и инструментальные наигрыши, записывавшиеся непосредственно от жителей различных немецких сел Поволжья до 1941 года и в последующем опубликованные в трудах А. Минха (1890), Й. Эрбеса - П. Зиннера (1914), Г. Шюнемана (1923), С. Максимова (1923), Е. Кагарова (1929), Г. Дингеса (1932), а также сохраняемые в архивах, в частности, Г. Дингеса и В. Жирмунского (3, 5-7, 20-21,41, 45);

б) песни и баллады, записываемые в течение ряда десятилетий после второй мировой войны в Германии, Америке, Аргентине и др. странах от эмигрантов – волжских колонистов, и презентирующие музыкальную культуру определенных поволжских колоний. Например: 207 песен и баллад от Георга Зэнгера из волжского села Ляйхтлинг, 285 песен и баллад от Марии Вон из волжского села Ротхаммель и мн.другое в работах 1950-х-80-х годов В. Залмена, Й. Кюнцига, В. Зуппана, К. Штумпа, В. Виттрока, А. Каммана, Л. Вайгеля, И. Б. Грэфе , Г. Хабенихта (19, 23, 24, 30, 39, 49-51, 53, 55);

в) рассказы об обрядах и песни, записываемые от реэмигрантов последних лет – так называемых Spaetaussiedler («поздних переселенцев» в Германию) в работах германских ученых в течение последнего десятилетия XX века и начала XXI в.: Петера Ассиона, Клауса Болла, Эккарда Йона, Манфреда Клаубе, Ирины Миримович, Ганса-Вернера Реттерата (17-18, 25-26, 33-36, ) и др.;

г) этнографические описания обрядов, песни и инструментальные наигрыши, записанные автором работы в 90-е годы XX-го века от современных немецких жителей Поволжья, а также от поволжских немцев, депортированных в другие регионы (9, 14).

Все эти материалы существуют как в опубликованном, так и неопубликованном виде и хранятся в ряде архивов России, Германии, Австрии, Швейцарии, Америки, личном архиве автора.

  1. Музыкально - фольклорный архив Георга Дингеса

Как культурологический источник


Музыкально-фольклорный архив Георга Дингеса является одним из наиболее интересных и сугубо специфическим источником по традиционной культуре немцев Поволжья, так как в народных песнях не только зафиксирована определенная и очень важная часть народной музыкальной культуры, но и отражены различные её стороны. Достаточно полно проанализировать все значение этой музыкальной части общего архива Георга Дингеса можно лишь в специальном труде. Здесь рассматриваются те материалы архива Г. Дингеса, в которых аккумулированы результаты полевой музыкально-фольклористической собирательской деятельности по немецким деревням Поволжья в 1928-1929 гг. (филиал архива ГАСО: фонд 1348, опись 2, дела №№ 109-111), всего найдено пока 526 народных немецких песен – ноты и тексты на 1141 листе (в экспедициях работали, прежде всего, Георг Дингес и его жена Эмма, нотированы их записи Готфридом Шмидером).

Большая часть рассматриваемого нотного материала осталась не издана. Из всех найденных в архиве 526 народных песен издано только 50 песен в сборнике: Dinges G. Wolgadeutsche Volkslieder mit Bildern und Weisen. Berlin/Leipzig, 1932. Это сборник был библиографической редкостью до переизданий его материалов в Германии Александром Швабом в 1991 году и в России И.П. Виндгольцем в 1996 году (7, 38). Сравнение изданных материалов с архивными ставит целый ряд вопросов. Начнем с того, что в монографии Эрнста Штёкля 1993 года о материалах архива говорится, что Г. Дингес записал 500 песен и 80 инструментальных пьес в 17 поселениях Поволжья (см.47, с.167). Однако анализ архивных материалов и опубликованного сборника Г. Дингеса расширяет эти данные следующим образом: песни и баллады были записаны не в 17, а в 26 немецких колониях Поволжья. Эта цифра сложилась следующим образом:

а) из д е в я т и колоний Поволжья песни имеются как в публикации (14 песен и баллад), так и в архиве (395). Это колонии: Розенхайм, Урбах, Краснояр, Швед, Шульц, Шталь, Райнвальд, Шэфер, Блюменфельд;

б) из ш е с т и колоний материалы имеются только в архиве (131). Это колонии: Кано, Фриденберг, Штрассбург, Гнадентау, Эндерс, Райнхардт;

в) из о д и н н а д ц а т и колоний материалы есть только в опубликованном сборнике Г. Дингеса 1932 года. Имеются в виду колонии Пройсс, Мариенталь, Зельман, Новая Галка, Либенталь, Крафт, Цюрих, Унтервальден, Семеновка, Галка, Тарлик. Материалы из этих сел пока в архиве не найдены и отсутствуют в делах №№ 109-111.

Напрашивается вывод, что часть музыкального архива Г.Дингеса остается неизвестной, а цифра «500 песен», которую даёт Э.Штёкль в своей работе (напоминаю, что в настоящее время найдены уже 526 песен), не соответствует полному объему всех полевых записей Г. Дингеса в 1928-1929гг. К тем же выводам приводит нас сравнение одних и тех же песен из одного и того же села ( опубликованных и архивных вариантов), так как ни одна песня не совпадает: обязательны или текстовые или мелодические разночтения, которые с большой натяжкой могли бы быть отнесены за счет редакторской правки. Все эти наблюдения, во-первых, означают, что архив Г.Дингеса значительно обширнее тех материалов, что изучаются в настоящее время, а, во-вторых, необходимо сделать вывод, что публикация материалов в музыкально-фольклорном сборнике 1932 года не является научно достоверной. Ведь в опубликованном Г. Дингесом сборнике все песни даны в двухголосном виде - тогда как все песни в архиве о д н о г о л о с н ы. К сожалению, в связи с отсутствием в сборнике Г. Дингеса атрибуции песен по исполнителям (в архиве она имеется), выявить, какие же из песен оказались переделанными - и понять логику дописывания второго голоса - в настоящее время в достаточной степени затруднительно. Таким образом, пользоваться опубликованным сборником Г. Дингеса для научного текстологического изучения материала по немцам Поволжья можно только частично и с уже высказанными оговорками.

Весьма интересно с культурологической точки зрения изучение народнопесенного репертуара, записанного в 1928-29 гг. в селах Поволжья. Информация, которую содержат народные песни, очень разнообразна, и эти песни раскрывают многие характерные черты быта и особенности жизни российских немцев своего времени. Так, например, ряд проблем социологического и культурологического характера можно осмысливать и решать, изучая наиболее распространенные по жанру народные песни (пусть даже не имеющие высокой художественной ценности), если их записи повторялись, что говорит, прежде всего, о широкой распространенности этих песен. Отметим значительное жанровое разнообразие: в изучаемом массиве песен можно найти образцы всех выделенных Г. Шюнеманом жанров, а также и тех, отсутствующих у Г. Шюнемана, выделенных П. Зиннером, В. Жирмунским, В. Кляйном (детские песни, песни-загадки и пр.). При этом четко просматривается основная ориентация на любовно-лирические песни (22% от всех записей), баллады (15%), солдатские песни (14%), шуточные (12%), частушки (9%). Достаточно типичны песни колонистов (6%) и духовные песнопения (5%). Более редки охотничьи песни (3%) и песни о родине (2%), представленные единичными образцами. Доминантность жанровой ориентации на любовно-лирические, баллады, солдатские и шуточные песни несомненно связана с тем, что основная часть информаторов – это мужчины в возрасте от 25 до 56 лет, прошедшие через первую мировую войну 1914 года, плен 1915-1917 гг., Красную армию 20-х гг.. На нотировках песен имеются пометки, например, такого рода: «Выучил в Красной армии», «Выучил в плену в 1915 году» и пр. Но имеются и песни, относимые самими информаторами к старинным свадебным («oder Trinklied») песням с пометками «Выучил в детстве» (таких песен 3-4% от общего числа).

Ряд архивных вариантов песен различных жанров отсутствует в публикациях как у Г. Шюнемана, так и в других источниках по Поволжью, это касается многих жанров, прежде всего – баллад, духовных песнопений, любовно-лирических, шуточных, солдатских. Особенно здесь интересны песни колонистов: «Ai der Hanspeter wollt», «Geh ich die Gass owe naus», «Alle Jahr na kaschdyi God». Часто в этих архивных вариантах песен колонистов упоминаются названия местных сел, местных жителей, определенные ранее описанные в других песнях события имеют своих оригинальную трактовку. Например, своеобразен вариант из села Блюменфельд песни-эпиграммы «Russland, armes Russland», что ранее был опубликован В.Жирмунским, а совпадающий по тексту с опубликованным у Г. Шюнемана (№ 259) архивный вариант села Блюменфельд песни «Ein Schmerzensruf durchdringet Russlands Reiche» имеет свою оригинальную мелодию и т.д. и т.п. Так что данные архивные материалы значительно расширяют наши представления о музыкальной народной культуре немцев Поволжья и позволяют ставить вопрос о её самобытности.

Публикация части архивных материалов в 1999 году (32) ввела в научный оборот новые и неизвестные науке народные песни и баллады поволжских немцев, записанные Георгом и Эммой Дингесами во времена расцвета этой народно- песенной традиции, когда ещё ничто не нарушало её естественного бытования. Это следующее после издания Шюнеманом в 1923 году крупное музыкально-фольклорное собрание поволжских немцев монографического плана, так как все 83 народные песни и баллады записаны в одной немецкой колонии Блюменфельд (ныне село Цветочное Старополтавского района Волгоградской области), и они являются уникальными образцами различных жанров, являющихся своего рода константными субэтническими доминантами национальной культуры данного этнического меньшинства, - таких, например, жанров, как: Geistliche Lied («духовные песни»), Balladen («баллады»), Kolonistische Lieder («колонистская песня»), Schnaderhuepfel («частушки»), Brautlieder («песни невесты») и ряд других. Жанровая атрибуция всех опубликованных образцов стала определенным научным вкладом автора статьи, так как она вообще отсутствует в архивных материалах. В этой публикации наличествует пять разделов, дополняющих и углубляющих научный аппарат книги. В начальном разделе «Предисловие» редактором-составителем (то есть автором статьи) дана определенная оценка публикуемых материалов, степень их сохранности, типичности, научной достоверности, приводится сравнительная характеристика с современным состоянием народнопесенного наследия волжских немцев. 15 опубликованных в «Предисловии» фотографий иллюстрируют как современное состояние соседствующих бывших немецких колоний Блюменфельд и Крафт (ныне Ферма № 2 села Ромашки), имевших недавнем историческом прошлом самые тесные экономические и культурные взаимосвязи, так и представляют образы Георга и Эммы Дингес 1920-х гг., в том числе и во время фольклорно-этнографической экспедиции в колонии Блюменфельд. Впервые опубликовано и «Сопроводительное письмо» Георга Дингеса, написанное им на немецком языке (дан также авторский перевод на русский язык) и хранящееся в Немецком архиве народной песни (Deutsches Volksliedarchiv, г.Фрайбург/Брайсгау, Германия), в котором он дает своё понимание песенной традиции колонии Блюменфельд и принципы организации материала (в частности, соединение текстов музыкальных и вербальных одной песни от разных информантов).


4. Некоторые результаты сравнительно-исторического и структурно-типологического анализа жанра духовных песнопений («Geistliche Lied») в аспекте возрождения национальной культуры российских немцев


Словесный и музыкальный материал жанра духовных песнопений, записанный от российских немцев, публиковался только с начала ХХ века в музыкально-фольклорных сборниках и церковных песенниках: например, 18 образцов песнопений в 1914 г. у Йозефа Эрбеса – Петера Зиннера (21 №№ 1-18), 66 песнопений в 1923 г. у Георга Шюнемана (45 №№ 1 - 66), 733 – у патера П. Лихиуса в 1924 г. (31), образцы у Томаса Коппа в 1937 г. (28), у Петера Вайнанда в 1979 г. (54), и Александра Шваба в 1991 г. (38, №№1-12) дополняют общую картину. Духовные песнопения российских немцев публиковались также внутри научных статей Мариуса Шнайдера в 1959 г. (43, №№ 9,13), А. Клоса в 1966 г. (27, s.18-19 “Es traeumet einer Frau”), Готфрида Хабенихта в 1983 г. (24). Кроме того, духовные песнопения занимают определенное место среди материалов музыкально-фольклорного архива Георга и Эммы Дингесов (жанр духовных песнопений «Geistliche Lieder» - более 5% от общего числа песен. Среди архивных записей есть такие известные, как “Und als die Otilia geboren war”, “Maria wollte wandern”, “Ei es traeumet einer Frau”, “Das Schicksal wird keinen verschonen”).

Автором статьи было записано во время фольклорно-этнографических экспедиций около 80 образцов жанра «Geistliche Lied» в областях Астраханской, Волгоградской, Саратовской, Самарской, Ульяновской и республике Татарстан, регионах Урала и Сибири (опубликовано: см. 14 №№ 1-15). Научная литература по данному жанру в определенной степени носит проблемный характер, и не только в связи с ее труднодоступностью, но и в связи с размытыми очертаниями самого объекта исследования. Это ведь и как официально признанные для исполнения в церкви церковные песни, так и отвергнутые церковью народные песнопения, но имеющие религиозное содержание. Эволюцию процесса отвержения официальной церковью народных духовных песнопений рассмотрел в работе «Очищение» духовной песни в 19 веке с точки зрения музыкальной фольклористики» проф. Вильгельм Шеппинг, в которой он упоминает точку зрения историков церковной музыки и гимнологов, пасторальных теологов и литературоведов, что «едва поддающемуся учету количеству песен противостоит… вопиющая нехватка качества» (40, часть 1, с. 21). Ученый отмечает в заключение, что именно музыкальная фольклористика обязана обратить свое внимание на этот жанр и сделать хотя бы самые первые шаги в охвате источников, сборе песенного материала. И само определение жанра сегодня различно у разных исследователей. В сборнике Й.Эрбеса - П.Зиннера (21) - “Legenden und geistliche Volkslieder”, в собрании Г. Шюнемана (45) – “Geistliche Lieder”, в коллективной монографии, выпущенной учеными Германии и Австрии “Руководство к народной песне. Жанры народной песни” имеется статья “Legendenlied”, а также еще пять статей об обрядовых песнопениях, связанных с церковными праздниками (29). У Александра Шваба в его “Российсконемецком песеннике” (38) соответствующий раздел носит образное наименование «Мы - только странники» (“Wir sind nur Pilger”). Наконец, в подготовленном к печати Готфридом Хабенихтом музыкально-фольклорном собрании «Песни Марии Вон» раздел церковных и народных духовных песнопений называется «Religioeses Liedgut», в котором всего 19 жанровых разновидностей, в частности: часть A - “Legendenlieder”, а также: “Lieder im Kirchenjahr”, то есть жанр народных духовных песнопений ученым называется «песнями - легендами».

Профессор Георг Шюнеман, осмысливая в 1920-х гг. значение жанра духовных песнопений в жизни российских немцев, отметил: «Церковь – сильнейшая власть в жизни колонистов…Сборники хоралов и бытовых песен сопровождали колонистов на войне и в плену, и кое-кто с воодушевлением пел мне в бараке свой хорал. Один спел целый ряд народных песен, но высказался, «что все эти песни ничего не стоят, что лучшее и истинное – в духовном религиозном песнопении». Затем он спел любимый хорал, сопровождавший его всю жизнь: «Gott des Himmels und der Erden». И когда я снова повторил хорал на фонографе, он благоговейно сложил руки и вступил вторым голосом» (45, с.2). И сегодня имеются группы немецкого населения в России, - обычно это члены лютеранских общин в возрасте 60-75 лет, - у которых сохраняется подобное же иерархическое отношение к собственно народным песням и духовным песнопениям. Крайним его выражением может быть отказ от исполнения народных песен вообще, так как «Двум господам не служат» (обычное замечание, которое мне неоднократно доводилось слышать во время моих экспедиций в 1992-1999 гг. по немецким селам в России от религиозно настроенных пожилых женщин – лютеранок, протестанток, меннонитов-мужчин – Е.Ш.). Определяя распространенность того или иного жанра в начале 20-го века в той или иной социальной или половозрастной группе, Г. Шюнеман пишет, что на Волге «духовные песнопения звучат и дома, и в женских и девичьих прядильнях» (45, с.3). Пастор Й. Эрбес описывал, что в поволжских немецких колониях девушки поют «боязливо и украдкой ту или иную из спетых парнями» песен (21, с.3). На первых порах богослужение у немецких колонистов в России практически ничем не отличалось от богослужения в Германии, так как немецкие церкви продолжали обеспечиваться песенниками и теологической литературой непосредственно из метрополии (см. 8, с.282). Но постепенно национальное своеобразие субэтноса начинает проявляться и на уровне репрезентативного народнопесенного жанра духовных песнопений.

Духовные песнопения в современном репертуаре народнопевческих групп российских немцев среди жанров лирических песен, солдатских и шуточных часто доминируют или играют важную роль. Один из характерных примеров: в Германии проф. Иоганнесом Кюнцигом записано от российской поволжской немки Марии Вон в течение 20 лет - с 1950-х до 1970-х гг. - 300 народных песен и из них более 100 духовных песнопений.

В наших записях по Поволжью самыми самобытными явились певческие группы религиозных (лютеранских) общин из пос. Гремучий и г.Харабали Харабалинского района Астраханской области, а также от одиночных певиц, например, Эмилии Фрай (католичка), Марии Майер (лютеранка) из сел Саратовского региона.

Эти самобытность и своеобразие певческих религиозных сельских ансамблей несомненно были связаны с тем значением в духовной жизни немецких колоний, которое после революции в России имела церковь, все более запрещаемая правительственными указами. Здесь надо вспомнить и о личном подвиге во времена депортации священников, продолжавших говорить проповеди и петь хоралы на немецком языке - и тем уже сохранявших для нас национальную культуру и родной язык. О связи религиозности с этнической идентичностью пишет А. Шваб (8), о ней же в 30-х годах ХХ века писал немецкий ученый Густав Феллерер, отмечая что российские немцы именно в духовной религиозной жизни ищут свою идентичность и связь с родиной предков (22). И сегодня во всех селах, где проводилось наше обследование, лучше помнят свои народные песни именно верующие, причем в основном лютеранского вероисповедания. Доминирование в России сегодня в среде верующих российских немцев – приверженцев лютеранской церкви не случайно. История лютеранской и католической церквей в России подробно рассмотрена в монографии Йозефа Шнурра «Церковь и религиозная жизнь российских немцев» (44). В этой работе указывается, что после переписи населения 1959 года 1619 тыс. жителей Советского Союза признали себя немцами, среди них свыше 1 млн. (то есть более 2/3) – лютеране или реформаты. Однако это очень содержательное как информационно, так и иллюстративно, исследование не рассматривает современного этапа развития религиозной жизни российских немцев. Публикации российских ученых А. Вернер, О. Лиценбергер, Т. Плохотнюк, Т. Савраниной построены только на исторических материалах XVIII - начала ХХ веков и не фиксируют современных проблем развития религиозной жизни российских немцев. Но их важное значение в том, что после длительного перерыва вновь рассматриваются особенности религии немецких жителей России.

По результатам проведенного нами исследования были записаны варианты таких народных духовных песнопений и церковных песен, как: “Es traeumet einer Frau”, “Die Hirten, die waren in Felde”, ”Jesu, geh voran”, “Der Himmel steht offen”, “Er lebt”, “Liebster Jesu, wir sind hier” и других. Мы попытались поставить и ответить на такие вопросы:

1. Сохранили ли известные субэтнические группы «немцы Поволжья», «немцы Украины», «немцы Закавказья» и др. в последепортационный период свои этнические особенности, установленные на уровне диалектов как вербальных, так и музыкальных, исследователями Г. Дингесом, А. Дульзоном, В. Жирмунским, Г. Шюнеманом и другими?

2. Сохраняется ли типологическая взаимосвязь в песнопениях жанра «Geistliche Lieder” между вариантами из Германии и России?

На оба эти вопроса были получены при сравнительном анализе в записанных нами вариантах духовных песнопений ритма, мелодики и лада положительные ответы, которые требуют проверки на более широком материале.


5. Особенности современной народно-песенной традиции поволжских немцев: некоторые итоги изучения


В нашей работе осмысливаются современные особенности этнической культуры поволжских немцев с определением степени её трансформации и дивергенции, описано моделирование субэтнических доминант, необходимых для восстановления субкультуры этноса, исследованы структуры свадебного ритуала поволжских немцев в их историческом развитии, особенности жанровой классификации, сделана попытка создать ритмическую и мелодическую типологии песен и баллад.

В результате проведенного исследования народная музыкальная культура немцев Поволжья рассматривается как культура вторичного формирования, принципиально конгломеративная. Она является результатом синтезирования в течение двухсот лет репрезентативных черт и признаков типологически разных систем, результатом чего стала интеграция культур (городской профессиональной и крестьянской).

На основе сравнительно-исторического исследования вариантов поволжских народных песен в современных записях со сходными культурными реликтами Германии подтверждены выводы ученого Г. Хабенихта и ряда других исследователей об органическом родстве волжсконемецкой песенной традиции в России с южнонемецкими песенными традициями в Германии (земли Гессен) с одной стороны и об оригинальности и самобытности поволжской традиции с другой.

К характерным чертам современной немецковолжской народной культуры можно отнести:

- в народнопесенной традиции – пение в крестьянской манере открытыми голосами, протяжно, с богатой орнаментацией напевов;

- специфичность жанрового наполнения народнопесенного наследия (44 жанровых вида песен и баллад у немцев Германии и 25 - у немцев Поволжья);

- нормативность хорового пения;

- близость к компонентам русского народного многоголосия, в частности, общность с особенностями тембра и фактуры, а также наличие линеарности;

- константность развитых семиступенных диатонических ладов, мелодики, опосредованной созвучиями, периодической ритмики, текстов стопного стихосложения;

- единство народных музыкальных инструментов (гармоники разных видов), типичных для современной волжской культуры;

- хорошую сохранность национальных кулинарных рецептов;

- почти полную редукцию национального костюма;

- значительную редукцию хореографической и обрядовой культуры.

Большая часть перечисленных современных особенностей должна быть осмыслена как лавинообразные результаты динамичной русификации последепортационного периода. Например, до депортации для немцев Поволжья была характерна эстетика мужского высокого пения, - женщины исполняли из всех жанров только колыбельные и некоторые свадебные песни, - при этом низкое звучание мужских голосов было редким, при вертикально подвижном октавном дублировании голосов происходило тембровое варьирование звучащей партитуры. В настоящее время подобные образцы записать практически не удается, эти виды пения изучал музыковед-фольклорист И. П. Виндгольц в 1970-х – начале 1980-х годов у немцев Казахстана, депортированных из колоний Поволжья (эти материалы не опубликованы).

Современная интерпретация народной музыкальной культуры поволжских немцев – это её женская интерпретация, когда солирующие мужские голоса сменились на многоголосные женские хоры, а мужчины в этих певческих ансамблях выступают в основном в роли инструменталистов - исключения редки. Разумеется, в этой тенденции последних десятилетий легко просматривается русское – шире – славянское влияние. Интересно однако, что и эта женская современная песенная традиция на сегодняшнем этапе развития российско-немецкой народно-песенной музыкальной культуры последепортационного периода продолжает сохранять многие культурные артефакты, типичные для субэтноса. Например, являются типологически обусловленными ритмические и мелодические формы песен и баллад, протяженность и содержание песенных текстов, их стиховые формы. Центральным компонентом жанровой системы народной музыки немцев Поволжья мы считаем жанр баллады, к которому примыкают и духовные песнопения «Geistliche Lied»: их характеризуют развитая сложно-прихотливая мелодика, самобытная ритмика с чертами ямбичности, ладовое своеобразие. Таким образом, культура немцев Поволжья является одним из соединительных мостов для понимания как истории культуры в целом, современной культуры Германии, так и собственно культуры России и до сих пор находится в подпольном, латентном состоянии.