Русская доктрина андрей Кобяков Виталий Аверьянов Владимир Кучеренко (Максим Калашников) и другие. Оглавление введение
| Вид материала | Документы |
- Пресс-релиз художественного фильма Изображая жертву, 123.56kb.
- Е процессы последних десятилетий существенно изменили не только границы нашей страны,, 334.03kb.
- Калашников Андрей Дмитриевич ат-06 Критика исходника приветствуется, но не одобряется, 36.19kb.
- Перечень экранизаций литературных произведений, внесённых в программу предмета «Литература, 259.1kb.
- Курносов Владимир Анатольевич Волжск 2007 Оглавление Введение 3-5 Глава I. Юродство, 355.39kb.
- Максим калашников, 494.88kb.
- Кинокомпания pygmalion production представляет художественный фильм, 436.63kb.
- Национальная доктрина образования в российской федерации (проект) Введение, 107.51kb.
- Современная финансовая олигархия пошла по пути средневековых феодалов, 643.14kb.
- Национальная доктрина образования в российской федерации введение, 94.79kb.
3. Главная проблема интеграции – дефицит идей
Однако наличие подобных предпосылок хозяйственной интеграции – условие необходимое, но не достаточное. Для того чтобы процессы интеграции реально заработали, нужна реальная программа; требуется определенная идеология и воля для ее проведения в жизнь.
При этом нужно отдавать себе отчет в том, что “локомотивом” интеграции может быть только Россия. Соответственно, именно от российского руководства требуются реальные шаги для перехода от центробежных тенденций к центростремительным. А в этом направлении сейчас делается очень мало, причем имеющиеся попытки не отличаются особой осмысленностью. К тому же полностью отсутствует понимание того, как следует себя вести в случаях, когда интеграционные инициативы наталкиваются на сопротивление.
Причин указанного сопротивления можно назвать несколько: здесь и амбиции некоторых элит стран постсоветского пространства, и прямое противодействие Запада (достаточно вспомнить череду “бархатных революций”, при победе которых к власти приходили недружественные России силы). С другой стороны, надо честно признать, что и имидж самой России как потенциального центра интеграции выглядит сейчас недостаточно привлекательно.
Именно от российского руководства требуются реальные инициативы для перехода от центробежных тенденций к центростремительным.
В настоящий момент приходится констатировать, что перед политическим руководством России стоят две серьезные проблемы – и похоже, что нынешняя власть решить их не в состоянии. Первая – очевидный дефицит политической воли. Повторимся, интеграционные процессы регулярно встречают достаточно жесткое противодействие, часто возникают конфликтные ситуации – примеров тому за последние годы мы наблюдали немало. И раз за разом выясняется, что действовать в условиях конфликта наши лидеры не готовы. Несомненным плюсом по сравнению с 90-ми годами является то, что откровенно капитулянтское поведение сейчас практически не встречается, но на этом положительные сдвиги, по большому счету, и заканчиваются. На смену бездействию вместо осознанных политических шагов приходит, скорее, некоторый паллиатив: вполне державная (а зачастую даже агрессивная) риторика сопровождается, в лучшем случае, действиями сумбурными и непоследовательными. В результате провалы во внешнеполитическом курсе на постсоветском пространстве стали немногим реже, чем во времена Ельцина, а их последствия (за счет очевидного противоречия с риторикой) – куда более очевидными и деморализующими.
Правда, в последнее время в Администрации Президента заговорили о более жестком и прагматичном курсе по отношению к странам СНГ. С одной стороны, это можно считать началом проявления той самой политической воли – но не обернется ли все опять грозной риторикой, не подкрепляемой реальными действиями? Да, рычагов давления у России достаточно много (от ценовой политики в области энергоносителей до политики миграционной) – но удастся ли их последовательно задействовать?
Но это только половина проблемы. Да, “кнут” (или, по крайней мере, выраженная готовность к его реальному применению) как реакция на недружественные действия конкретных властных элит постсоветских государств – вещь, увы, необходимая. Но, опять-таки, не достаточная: только на силовом давлении никакие интеграционные процессы инициировать не удастся. Интеграция – процесс взаимный, и к “кнуту” должны прилагаться достаточно вкусные “пряники”. Иными словами, нужна некая позитивная программа действий.
Возникает ощущение, что с “пряниками” для потенциальных партнеров на постсоветском пространстве у нынешних властей России пока не густо – в силу того, что подобной позитивной программы пока просто нет. Если в случае с политической волей можно говорить о ее дефиците, который удается отчасти восполнить, то на уровне идей наблюдается, похоже, даже не дефицит, а вакуум. К сожалению, нынешняя российская элита “конструкционно” не способна создавать концепции прорывного развития.
На это накладывается еще одна проблема – отсутствие полноценного “лифта идей”. Складывается впечатление, что властные элиты и экспертное сообщество живут совершенно отдельной жизнью, никак между собой не пересекаясь. Уточним: определенные пересечения есть, но небольшая группа экспертов практически монополизировала диалог с Администрацией Президента. Мы наблюдаем тот случай, когда отсутствие конкуренции (в данном случае – конкуренции идей) ведет к стагнации – как “наверху”, так и “внизу”. В самой Администрации, как уже было сказано, налицо кризис идей (концепции не поступают в должном количестве, нет возможности выбора), а экспертное сообщество вынуждено работать без отдачи, так как отсутствует механизм “обратной связи”.
Русская доктрина ЧАСТЬ IV. РУССКОЕ ХОЗЯЙСТВО
Глава 14. ПОСТСОВЕТСКОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО
4. Модели интеграции: теория и практика
При этом нельзя сказать, что экспертное сообщество пробуксовывает в части порождения конструктивных идей и разработки целостных механизмов интеграции на постсоветском пространстве. У экспертов есть ясное понимание роли России в интеграционных процессах как своеобразного “сетевого менеджера” – и это понимание стало основой для создания целого ряда моделей интеграции. Причем моделей самых разнообразных – от объединения по конфедеративному принципу до структур с весьма высоким уровнем централизации. Более того, отдельные эксперты заглядывают и в более отдаленную перспективу, и выходят за пределы постсоветского пространства, вводя, к примеру, понятие “Восточноевропейской конфедерации”.
К сожалению, в силу указанных выше причин, все эти модели пока лишены шанса на практическое претворение в жизнь. Паче того, политическое безволие российской политической элиты уже не первый год тормозит единственный реальный практический интеграционный процесс – создание единого Союзного государства России и Беларуси. А ведь важность этого проекта трудно переоценить: его успешная реализация стала бы именно тем самым позитивным опытом, модельным примером для других государств постсоветского пространства, который так необходим. В Союзном государстве появилась бы возможность “обкатать” схемы – с тем, чтобы в дальнейшем предъявить их потенциальным партнерам в качестве положительных примеров изменений, которые несет с собой интеграция.
Более того, именно Конституционный акт Союзного государства (проект которого все никак не сдвинется с уровня обсуждения) помог бы ответить на вопрос, как должно выглядеть – и какие формы принимать – новое государственное строительство на постсоветском пространстве. Тем более что та концепция, которую содержит нынешний проект, представляется нам едва ли не оптимальной: на законодательном уровне предлагается декларировать равенство всех участников союза, и в то же самое время подтверждается роль России как очевидного лидера нового образования.
В XXI веке мир вступил в новую фазу своего развития – фазу, когда основными субъектами мировой экономики становятся макрорегионы. Это делает задачу интеграции на постсоветском пространстве особенно актуальной. Грубо говоря, возможны только два пути развития нынешней ситуации на постсоветском пространстве: или здесь будет сформирован полноценный макрорегион, или пространство будет “растащено” по другим макрорегионам. Наша задача – не допустить развития событий по второму сценарию.
Возможны только два пути развития нынешней ситуации на постсоветском пространстве: или здесь будет сформирован полноценный макрорегион, или пространство будет “растащено” по другим макрорегионам. Наша задача – не допустить развития событий по второму сценарию.
Русская доктрина ЧАСТЬ IV. РУССКОЕ ХОЗЯЙСТВО
Глава 14. ПОСТСОВЕТСКОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО
5. Кто в России отвечает за геополитику?
Одним из важнейших инструментов геополитического влияния России на постсоветском пространстве является ее политика в области торговли энергоресурсами. Правда, инструментом, используемым весьма неэффективно.
В глобализирующемся мире природные ресурсы из статьи межстранового торгового обмена превращены в эффективный инструмент внешней политики обладателя и распорядителя этих ресурсов.
А что же Россия? Почему наша страна, обладая огромным экспортным потенциалом природных ресурсов – особенно высоколиквидных на мировом рынке топливно-энергетических ресурсов в виде нефти, газа и электроэнергии – не использует их в качестве действенного инструмента и рычага при проведении российской внешней политики, в том числе для укрепления своих геополитических позиций в странах ближнего зарубежья? Ведь некоторые из них (Грузия, Украина, Молдова, Литва, Латвия, Эстония) проводят внешнеполитический курс, который наносит серьезный ущерб интересам России на международной арене. И это они делают при том, что Российская Федерация в лице ОАО “Газпром” поставляет этим недружественным странам наш российский газ по ценам намного ниже средневзвешенной западноевропейской цены (250 долл. за 1 тыс. куб. м).
Либерализация внешнеэкономической сферы без учета национально-государственных интересов страны, как оказалось, привела к потере тех рычагов влияния российского государства в экономической сфере, без которых оно уже не смогло проводить активную внешнюю политику, особенно в отношении стран СНГ и Прибалтики.
Для пояснения данного утверждения следует хотя бы вкратце осветить в ретроспективе те политические, экономические и геостратегические причинно-следственные связи формирования постсоветской внешней политики РФ, которые действуют и поныне в отношении новоиспеченных стран ближнего зарубежья.
Хотя Российская Федерация была провозглашена правопреемницей распавшегося Советского Союза, с появлением на его территории многих государств последовало разрушение производственно-технологических, экономических и финансовых связей между предприятиями некогда единого народнохозяйственного комплекса. В качестве одной из стратегических задач российской государственной политики (еще при Б. Ельцине) было провозглашено формирование Единого экономического пространства (ЕЭП) с государствами СНГ на рыночных принципах.
Однако на практике оказалось, что Россия с ее вялыми и сверхосторожными подходами к постсоветской интеграции так и не встала во главе процесса создания ЕЭП, а страны СНГ, в свою очередь, по метким наблюдениям бывшего заместителя Госсекретаря США Строуба Телботта, стремились быть “подальше и позарубежнее от Москвы”.
В мировой практике показателем интеграционного взаимодействия стран общепризнана динамика их взаимного товарооборота. Как известно, доля стран СНГ во внешнеторговом обороте России за постсоветский период упала с 55% до 20%. Объем торговли РФ со странами Содружества снизился со 138,1 млрд долларов в 1991 году до 25,8 млрд долларов в 2002 году.
Следовательно, приведенные цифры неоспоримо свидетельствуют, что за постсоветский период наблюдался процесс “экономического исхода” России из СНГ. Этому исходу поспособствовало и то обстоятельство, что в РФ происходило неоправданно ускоренное свертывание экономических функций государства во внешнеэкономической сфере и усиление свободы частных предприятий, которые, как известно, руководствуются в налаживании торговых контактов естественными интересами обеспечения прибыльности сделок. А поскольку большинство предприятий в России являются частными, экономическая привлекательность практически неплатежеспособного постсоветского пространства для них резко упала.
Известно, что геостратегические интересы страны и проблемы национальной безопасности в понимании частного предпринимателя обычно занимают второстепенное место. Поэтому забота о подобных категориях, например, в промышленно развитых странах полностью находится в компетенции государства. В Соединенных Штатах правительство не только оказывает всемерную поддержку “своим” компаниям и фирмам за рубежом, но и регулирует географическую направленность их деятельности в соответствии с доктриной национальной безопасности. Кроме того, США всегда соотносят экономическую помощь, выделяемую отдельным государствам, со своей внешней политикой.
В России такого подхода к регулированию внешнеэкономической сферы, в том числе деятельности ее внешнеэкономических операторов, не наблюдается. В результате из-за свертывания торгово-экономических связей России со странами ближнего зарубежья порой страдают ее геостратегические интересы в этом жизненно важном регионе.
До ликвидации Советского Союза удельный вес межреспубликанских поставок в общем объеме российского вывоза достигал 60–68%, а в общем объеме ввоза 51–55%.
С распадом СССР все без исключения постсоветские государства стали широко использовать подход национально-хозяйственного прагматизма в выборе своих внешнеторговых партнеров. В новых условиях они также взяли курс на снижение степени экономической зависимости от России и постепенную переориентацию хозяйственных связей на западные страны.
В свою очередь и Россия отказалась от относительной преимущественной ориентации на связи внутри бывшего союзного пространства. С начала реформы она стала также прагматически исходить из критерия эффективности своей внешнеэкономической деятельности, устремив взоры на другие регионы. Доминирование топливно-энергетической составляющей в структуре экспорта Российской Федерации оказалось благом для нее на начальном этапе рыночной трансформации, так как свертывание торгово-экономических связей в рамках СНГ она могла легче компенсировать развитием связей со странами дальнего зарубежья, остро нуждающимися в основных статьях ее экспорта – нефти и природном газе.
Таким образом, распад советского Единого экономического пространства и отсутствие целенаправленной экономической политики в отношении вновь образовавшихся на постсоветском пространстве государств серьезно подорвал возможности России воздействовать на новые страны в экономической сфере, лишил тем самым ее ключевых рычагов и хозяйственных механизмов, с помощью которых РФ могла бы удерживать эти страны в своей геополитической орбите.
Все это – во многом прямое следствие проведения экономической реформы в новой России по плану, получившему название “Вашингтонский консенсус”. Согласно этому проекту, полной либерализации должны подвергнуться все сферы общественной жизни России. Иными словами, по замыслу реформаторов, активная роль российского государства заменяется частно-капиталистической инициативой; за судьбы страны в новой России теперь должен нести ответственность класс предпринимателей – главным образом, представители крупного капитала.
Русская доктрина ЧАСТЬ IV. РУССКОЕ ХОЗЯЙСТВО
Глава 14. ПОСТСОВЕТСКОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО
6. Интеграционная роль электроэнергетики
Сегодня, по оценке на конец 2004 года, суммарный объем выработки электроэнергии в России составляет около 900 млрд кВт·ч в год, а ее экспорт – 19 млрд кВт·ч., в том числе в страны СНГ – 6,6 млрд кВт·ч и Прибалтики - 0,7 млрд кВт·ч. Если доля экспорта в общем объеме производимой в Российской Федерации электроэнергии составляет 2,2%, то удельный вес ее поставок в страны СНГ и Прибалтики насчитывает совсем незначительную величину – 0,8%.
Следовательно, можно считать, что страны ближнего зарубежья практически независимы по линии поставок электроэнергии из России. Вместе с тем, формирование и развитие электроэнергетического рынка вообще и на постсоветском пространстве в частности невозможно без объединения энергосистем участвующих стран и настройку их на синхронную (параллельную) работу.
В настоящее время Единая электроэнергетическая система РФ (ЕЭС России) работает параллельно с энергосистемами двенадцати из четырнадцати бывших советских республик, а также с частью энергосистем Монголии и Китая. В последние несколько лет была возобновлена параллельная работа с энергосистемами Украины (а через нее – с энергосистемой Молдовы) и Казахстана (и, соответственно, с энергосистемами трех государств Центральной Азии), что позволило практически полностью восстановить Единую энергосистему в границах бывшего СССР. Создание такой системы межгосударственных электрических связей позволило существенно повысить устойчивость функционирования национальных энергосистем, надежность и экономичность электроснабжения их потребителей, создать предпосылки для динамичного развития экспорта-импорта, транзита, технологического обмена электроэнергией, оказания взаимной помощи в аварийных ситуациях.
Формирование единого электроэнергетического рынка на постсоветском пространстве стало возможным с началом процессов реструктуризации электроэнергетических отраслей в ряде стран СНГ, либерализации экспорта-импорта электроэнергии и внедрения рыночных механизмов торговли электроэнергией. По оценке РАО “ЕЭС России”, в Российской Федерации конкурентный рынок электроэнергии функционирует уже больше года, что позволило, по заверениям руководства компании, накопить значительный опыт рыночных отношений.
Здесь следует особо подчеркнуть, что опыт так называемых рыночных отношений в электроэнергетической отрасли был накоплен в первую очередь за счет серьезных социальных издержек, сказавшихся на резком понижении жизненного уровня большинства населения страны ввиду постоянного роста тарифов на электроэнергию.
Участие российских компаний в отраслевом сотрудничестве реализуется через экспортно-импортные поставки электроэнергии, приобретение профильных активов, а также выход на рынки электроэнергии других стран и объединений в качестве их полноправных субъектов.
Транзит российской электроэнергии осуществляется через энергосистемы Украины, Казахстана, Белоруссии и стран Прибалтики. Тарифы на транзит устанавливаются в двусторонних договорах на оказание соответствующих услуг. Транзит электроэнергии других стран через сети ЕЭС России в настоящее время не осуществляется. В целом проблема транзита электроэнергии и установления платы за него требует комплексной проработки, поскольку, с одной стороны, она тесно связана с проблемой оказания коммерческих услуг по резервированию и поддержанию частоты в объединенной энергосистеме, а с другой – РАО “ЕЭС России” как государственная компания решает и чисто внешнеполитические проблемы (например, осуществляя поставки электроэнергии в Южную Осетию или Приднестровье).
По утверждению РАО “ЕЭС России”, поставки российской электроэнергии по действующим контрактам оплачиваются денежными средствами в полном объеме и практически всегда своевременно. Несанкционированного отбора российской электроэнергии в странах СНГ и Прибалтики не зафиксировано.
Таким образом, политико-экономическая значимость деятельности ОАО РАО “ЕЭС России” в постсоветском пространстве объективно заключается в том, что даже при незначительных объемах поставок российской электроэнергии в страны СНГ и Прибалтики эта государственная компания закладывает основы для формирования в ближнем зарубежье Единого экономического пространства на рыночных принципах с ключевой ролью правопреемницы бывшей державы. Несомненно, нынешняя деятельность этой электроэнергетической компании, в которой пока еще сохраняется контрольный пакет акций в руках государства и, соответственно, контроль за деятельностью компании со стороны государства, носит не только коммерческий характер, но и выполняет важные интегрирующие функции по укреплению геополитических позиций России в ближнем зарубежье.
Как представляется, прежде чем принимать окончательное решение по разрушению государственной монополии в электроэнергетике, высшей законодательной и исполнительной власти следовало бы прислушаться к мнению авторитетных экспертов и почаще вспоминать плачевные итоги приватизации нефтяной отрасли.
Прежде чем принимать окончательное решение по разрушению государственной монополии в электроэнергетике, высшей законодательной и исполнительной власти следовало бы прислушаться к мнению авторитетных экспертов и почаще вспоминать плачевные итоги приватизации нефтяной отрасли, ведь российская нефть уже давно “не работает” на защиту национальных геополитических интересов, хотя по Конституции РФ недра и природные ресурсы пока еще принадлежат народу.
Русская доктрина ЧАСТЬ IV. РУССКОЕ ХОЗЯЙСТВО
Глава 14. ПОСТСОВЕТСКОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО
7. Нефть слабо “работает” на интересы России
Судя по оценкам специалистов, можно сделать вывод, что российская нефть уже давно “не работает” на защиту национальных геополитических интересов. Это случилось после того, как были приватизированы самые высокодоходные крупные нефтяные компании и государство в значительной мере потеряло рычаг влияния в этой отрасли.
Хотя по Конституции Российской Федерации недра и природные ресурсы пока еще принадлежат народу, но в нашей стране все статьи Основного закона реализуются не как во всем мире, а как-то совсем “по-российски”. Например, в богатых нефтью странах Ближнего Востока нефтедобывающие компании получают прибыль, равную норме прибыли на вложенный капитал (отношение чистой прибыли к выручке), только как операторы. А нефтью (включая природную ренту) распоряжаются сами нефтедобывающие страны.
У нас, в России, после извлечения нефти на поверхность земли, она становится собственностью нефтяных компаний. Последние отчисляют в Федеральный бюджет РФ непропорционально малую долю от доходов в виде налогов и экспортных пошлин, которые государству удается отстоять в противоборстве с разветвленной сетью лоббирования на всех этажах российской власти. Поэтому, как ни парадоксально, перефразируя известную поговорку, можно утверждать: “Мы такие бедные, потому что мы богаты нефтью”.
Российский парадокс будет легко понятен для каждого, если сравнить показатели прибыльности наших и зарубежных компаний. Так, норма прибыли российских крупнейших нефтегазовых компаний, по данным журнала “Форбс”, составляла (по состоянию на 07.04.2004 г.): 26,9% у ЮКОСа, 24,8% у “Сургутнефтегаза”, 11,9% у “Лукойла”, 19,5% у “Газпрома”. В то же время данный показатель у ведущих западных компаний – намного скромнее: 9,4% у “Exon Mobil” (США), 4,4% у “ВР” (Великобритания), 6,3% у “Royal Dutch/Shell Group” (Нидерланды/Великобритания), 6,7% у “Total” (Франция).
Государство не может существенно влиять на действия частных нефтяных компаний, которые вольны фактически устанавливать цены на топливо на внутреннем рынке, по своему усмотрению продавать нефть любому покупателю и экспортировать транзитом в любом направлении или страну, руководствуясь при этом исключительно получением коммерческой выгоды. Поэтому, несмотря на все декларации и ультиматумы, содержащие “гром и молнии”, направляемые Федеральным Собранием РФ и Министерством иностранных дел РФ в адрес Литвы, Латвии, Эстонии по поводу, например, нарушения гражданских прав русско-культурных общин в этих прибалтийских странах или проведения откровенных враждебных политических акций в отношении России, тем не менее, их национальные бюджеты – от трети до половины их доходной части – по-прежнему наполняются за счет транзита и перевалки российских природных ресурсов на их территории.
Несмотря на все декларации и ультиматумы в адрес Литвы, Латвии, Эстонии по поводу нарушения гражданских прав русско-культурных общин в этих прибалтийских странах или проведения откровенных враждебных политических акций в отношении России, тем не менее, их национальные бюджеты по-прежнему наполняются за счет транзита и перевалки российских природных ресурсов на их территории.
Таким образом, можно констатировать: российская нефть не служит с начала 1990-х годов защите и укреплению геополитических позиций РФ в ближнем зарубежье.
Русская доктрина ЧАСТЬ IV. РУССКОЕ ХОЗЯЙСТВО
Глава 14. ПОСТСОВЕТСКОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО