Geum.ru

Илья Стогов отвертка

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   35
18

   Дождь барабанил в подоконник нудно и жалостливо. Словно там наверху кто-то плакал. Кто-то большой и беззащитный. Как ребенок, которому никогда не суждено стать взрослым. Из окна были видны крыши домов. Повсюду было одно и то же – дождь и ничего, кроме дождя. Серое низкое небо всей тяжестью давило на город. От пейзажа воняло тоской. Дебби почти шепотом спросила: – Хочешь кофе? Я кивнул. – Здесь будем пить? – Все равно. Она помолчала, а потом сказала: – Давай здесь. Я сейчас принесу кофейник. Ничто так не обесценивает жизнь, как смерть, и ничто так не обесценивает начало, как конец. У всей этой истории с Дебби, ирландцами, убийством и капитаном Тихорецким было начало – и вот все кончилось. Больше ничего не будет. Зачем же тогда это начиналось, думал я, глядя на плачущие тучи. Зачем? Дебби собирала чемоданы. Она возвращалась в Ирландию, улетала нынешней ночью рейсом Петербург – Дублин. С утра она позвонила, сказала, что парни куда-то смотались, и попросила помочь упаковать вещи. Я согласился и приехал к ней в гостиницу. Мне было все равно. От множества выкуренных сигарет во рту стоял металлический привкус. Я все равно вытряс из пачки еще одну, прикурил и отвернулся от окна. Смотреть на льющийся за окном дождь больше не было сил. Чемоданы Дебби были собраны и стояли в углу. Их лакированные бока блестели. Три больших, дорогих, с металлическими замками и кожаными ремнями. Один старый, размером поменьше. Бубня под нос, пожилая горничная унесла постельное белье, и на кровати Дебби остался лишь серый казенный матрас, шерстяное одеяло и тощие подушки с печатями гостиницы. На полу валялись листки бумаги. Все в комнате говорило мне о том, что история окончена и еще об одной части моей бестолковой жизни можно забыть. Дебби ногой толкнула дверь и внесла в комнату поднос с кофейником и двумя чашками. Шаги гулко раздавались в пустой комнате. – Садись. – Ничего. Постою. Я взял чашку, налил себе кофе и вернулся к подоконнику. Мне было неприятно смотреть на ее кровать. Мы молча пили кофе, и я слушал, как в стекло за моей спиной барабанит дождь. Грустный, серый, осенний дождь. – Осокин звонил. Сказал, что через полчаса будет здесь. Обещал помочь отвезти вещи. Ответить на это было нечего. Я молчал и, обжигая губы, пил кофе. – Илья… Это невыносимо… Ты все время молчишь. Я промолчал и на этот раз. – Это из-за вчерашнего? Ты ведь не знаешь… – Это не из-за вчерашнего. Я молчу просто потому, что мне нечего сказать. Она опустила голову и двумя руками обхватила старенькую чашку с эмблемой гостиницы на боку. Чем больше я смотрел на нее, тем сильнее мне казалось, что эту девушку я вижу впервые… Вчера Осокин сказал, что у нее чувственная ямочка между ключицами. Понятия не имею, почему я это вспомнил. – Я уезжаю. Даже не верится. – Во сколько твой самолет? – Поздно. В полвосьмого утра. Но в аэропорту нужно быть часов в пять. – Зачем? – Ну, как… Таможня, паспортный контроль, все такое… А в одиннадцать по вашему времени я уже буду в Дублине. – Ты помнишь, что в полночь нас ждет капитан? – Помню. Я успею. В полночь на «Сенной площади» капитан Тихорецкий устраивал прощальную акцию. То ли следственный эксперимент, то ли реконструкцию картины преступления. Трудно поверить: вчера в это же время меня очень интересовала разгадка убийства. Я строил версии, присматривался к подозреваемым, искал мотивы… Сегодня все это занимало меня чуть меньше, чем вопрос, отчего именно вымерли динозавры. Я выковырял из лежащей на подоконнике пачки «Lucky Strike» еще одну сигарету и закурил. Неделю назад я увидел эту девушку впервые, а после сегодняшнего дня не увижу ее больше никогда. Чемоданы собраны, белье сдано в прачечную, через полчаса приедет Осокин… Раз так все получилось, значит, так и должно было получиться. Дебби допила свой кофе и поставила чашку на тумбочку. – Тебе грустно? – Не знаю… Наверное… – Ты уже знаешь, чем будешь заниматься завтра? – Пока нет. – Еще не думал об этом? – Наверное, завтра я буду работать. Снова приду в редакцию, включу свой компьютер и не встану из-за стола, пока не допишу все до конца. Как обычно. Она уезжала – а я оставался. Теперь она будет жить на своем зеленом острове, а я – в этом насквозь вымокшем городе. Кто она мне? Однако с тех пор, как вчера она уехала с Осокиным, мне казалось, что я не хочу больше жить. В дверь постучали. Дебби сказала, что, наверное, это Алеша, и пошла открывать. – Привет, – пробубнил Осокин, стаскивая набухший от воды плащ. Смотреть на меня он избегал. – На улице льет. Промок до ушей. Вы уже все упаковали? – Илья помог мне собрать чемоданы. – Теперь в аэропорт? – Да. Хочу заранее сдать чемоданы. Из гостиницы нужно съехать до четырех часов дня. – Такси уже вызвала? – Сейчас вызову. – А во сколько тебе в метро? На эту… на место преступления? – К двенадцати. Капитан сказал, что будет ждать нас сразу, как только закроется метро. Я созванивалась с ним. Он сказал, что больше чем на пару часов нас не задержит. Говорит, что хочет еще раз все сверить и перепроверить. Чтобы потом не пришлось вызывать нас из Ирландии. Осокин с размаху уселся на кровать. На кровать, в которой целую неделю спала Дебби. Она посмотрела в мою сторону. Я старался не обращать внимания. – Выпьешь кофе? – Хорошо бы. – Приятного аппетита. А я пойду. Дела. – Погоди, Илья. Выпьешь кофе и пойдешь. Ладно? Дебби вышла. Мы с Осокиным остались вдвоем. – Стогов, когда ты так молчишь, я чувствую себя полным кретином. – Может быть, ты и есть полный кретин? – Обижаешься? – Да пошел ты!.. – А чего обижаешься? Лучше бы ты, Стогов, о чем-нибудь меня спросил. Ты ни о чем не хочешь меня спросить? – Хочу. – Так спроси. – Леша, скажи, пожалуйста, сколько времени? – Настолько охота повыебываться? Ты что, не знаешь меня? – Знаю. – Ты же не в курсе, что здесь вчера было! – Зато ты в курсе, что я никогда не любил порно. – Ты – мудак. Все ведь иначе. – Леша, я знаю тебя шесть лет. Что еще я должен у тебя спросить? – Мы же мужчины. Ты должен меня понять… Черт! Я не так сказал. Не в этом смысле. – Леша, повторяю второй и последний раз: не пойти ли тебе в задницу, а? – Ну что ж… По крайней мере, я пытался все тебе объяснить. Осокин усмехнулся и закурил новую сигарету. Потом спросил: – Ты тоже пойдешь вечером в метро? – Пойду. – Капитан вызвал? – Ага. Мы помолчали. – А я сегодня в редакции был. – Как там? – Как обычно. Степашин про тебя спрашивал. Когда же, говорит, специальный корреспондент Стогов на рабочем месте появится? – На подходе новая партия гостей из Ирландии? – Он тему для тебя придумал. Хочет поручить крупное журналистское расследование. – Меня его идеи пугают. Как подсунет – хоть вешайся. – Да? – Сам, что ли, не видишь? – По-моему, он хочет, чтобы ты порылся в той истории с английскими спецслужбами. Слышал, да? Наш супермен в Лондоне захватил целый автобус детишек и смылся с денежками. – На место преступления не пошлет? В смысле в Лондон? С выплатой командировочных? – В задницу он тебя пошлет. А в Лондон – вряд ли. – Плохо, когда твой редактор – придурок. То ирландские журналисты, то английские шпионы… Может, мне вообще не ходить завтра на работу? – Там выяснились новые детали, и он хочет, чтобы ты написал комментарий. Мне компьютерщики показывали. В Интернете уже неделю висят приметы супермена. Вернее, висит, что у него нет ни единой приметы. Только наколка чуть повыше запястья. В виде морского змея, пожирающего подводную лодку. – Что?! – Ты чего? – Что ты сказал? Повтори! – Что с тобой? – Что ты сказал?! – Я сказал, что у разведчика, который взял в заложники школьный автобус в Лондоне, была наколка. В виде морского змея… – Да нет! До этого! – Чего ты орешь? Когда до этого? У меня перед глазами из отдельных кусочков выстраивалась ясная картина. Я даже не верил, что она стала настолько ясной. – Знаешь, Леша… похоже, до меня дошло, кто и из-за чего убил Шона.