Гаэтано Моска "Правящий класс"

Вид материалаДокументы

Содержание


4, ессеев5
Гвельфы и гибеллины
Прасины и венеты
Мадзини Джузеппе
Махди (араб.
Цельс Авл Корнелий
Маколей Томас Бибингтон
Лактанций Фирмиан
23 Выучка (франц.). Вернуться к тексту 24
25 Что есть истина? (лат.). Вернуться к тексту 26
Подобный материал:
  1   2   3   4

Моска Г. "Правящий класс. Церкви, партии, секты"

Фрагмент работы Гаэтано Моска "Правящий класс" приводится по источнику:

Моска Г. Правящий класс / Пер. с англ. и примеч. Т.Н. Самсоновой // Социологические исследования. – 1994. № 12. С. 97-117.

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице источника

1.

По свидетельству Бюффона1, если определенное число оленей-самцов закрыть в загоне, они обязательно разделятся на два стада и будут постоянно враждовать друг с другом. Такого же рода инстинкт есть, видимо, и у людей. Им присуща естественная склонность к борьбе, но проявляется она лишь время от времени, и тогда один человек воюет с другим. Однако и в этом случае человек остается прежде всего существом общественным. Поэтому происходит объединение людей в группы, в каждой из которых есть лидеры и рядовые члены. Составляющие группу индивиды испытывают взаимное чувство братства и общности и проявляют свои воинственные инстинкты по отношению к тем, кто входит в другие группы.

Этот инстинкт стадности и борьбы против других групп является первопричиной и естественным основанием внешних конфликтов между различными обществами; он же лежит в основе создания всех образований и подразделений - всех фракций, сект, партий, в определенном смысле и церквей, возникающих в данном обществе и вызывающих не только моральные конфликты. В небольших и примитивных обществах, где царит значительное моральное и интеллектуальное единство и у всех индивидов одни и те же привычки, верования, предрассудки, упомянутого выше инстинкта достаточно, чтобы сохранить чувство враждебности и воинственности. Арабы и кабилы в Берберии исповедуют одну религию. Они стоят примерно на одном уровне развития и нравственной культуры. И тем не менее до завоевания французами они, в то время, когда не воевали с неверными в Алжире и Тунисе, с турками в Триполи или с султаном в Марокко, сражались между собой. Каждый племенной союз соперничал или открыто находился в состоянии войны с соседним. Существовали разногласия внутри каждого союза, и часто вспыхивали войны между входившими в него племенами. Внутри одного племени враждовали различные группы, и они нередко распадались из-за борьбы между отдельными семьями**.

В других случаях, когда социальные условия весьма ограничены, внутренние конфликты возникают между малыми группами и у весьма цивилизованных народов. Для оправдания подобных конфликтов может не быть никаких моральных и интеллектуальных различий среди враждующих партий, но даже если такие различия и существуют, то они используются просто как предлог. Так, понятия “гвельфы” и “гибеллины”2 служили лишь предлогом и поводом, а не причиной внутренней борьбы в средневековых итальянских коммунах; то же самое можно сказать о понятиях “либеральный”, “клерикальный” и “социалистический”, которые обсуждались фракциями, боровшимися за административные посты в маленьких городках на юге Италии. В периоды чрезмерной интеллектуальной апатии даже самые легковесные [c.97] претензии способны вызвать серьезные конфликты в очень развитых, цивилизованных обществах. В Византии в период правления Юстиниана и позднее городские улицы часто орошались кровью из-за борьбы двух партий: “зеленых” и “голубых” (“прасинов” и “венетов”)3. Такие “шайки”, возникавшие в цирке, наблюдали в качестве зрителей состязания возниц, ездивших под двумя этими цветами. В конечном итоге можно быть уверенным, та или иная фракция постаралась бы перетянуть при дворе на свою сторону одну или другую из “банд”. В результате то “зеленые”, то “голубые” пользовались императорской благосклонностью, и таким образом партии обретали определенный политический вес, не теряя свой статус, окружение, т.е. свою “банду”. Нечто похожее происходило в некоторых итальянских городах до 1848 г., когда молодежь могла создавать враждующие между собой группы и фракции, споря относительно достоинств какой-либо примадонны или балерины. [c.98]

2.

В маленьких сообществах так же, как и в больших, если жажда конфликта находит выход в соперничестве и войнах с иностранцами, то происходит определенное умиротворение, и уменьшается опасность, что она выльется в гражданские войны и внутренние распри. При ближайшем рассмотрении природы политических партий, философских течений и религиозных сект, развивающихся во всех цивилизованных обществах, видно, что воинственный инстинкт стадности и борьбы, который является наиболее примитивным и, можно сказать, наиболее “животным” из инстинктов, соединяется с другими, интеллектуальными и психологическими факторами, носящими более сложный и социальный характер. В больших высокоразвитых обществах, объединенных не только морально и интеллектуально, но и благодаря сильной и сложной политической организации, проявляется большая, по сравнению с маленькими и слабо организованными обществами, свобода мысли и чувств. Поэтому у великого народа политические и религиозные конфликты чаще всего вызваны обилием различных идейных течений, верований и склонностей, утвердившихся путем образования различных, своего рода интеллектуальных и моральных горнил, в которых различным образом сплавляются убеждения и мнения.

Так, мы видим, как распространялись буддизм в брахманском обществе, пророчество и позднее различные школы саддукеев 4, ессеев5 и зелотов6, будораживших жизнь в Израиле; стоицизм, манихейство7, христианство и культ Митры8, боровшиеся за преобладание в эллинистически-римском мире; маздакизм9 - вариант манихейства с явной тенденцией к проповеди общности имущества и жен, охватившего Персию в период правления Сассанидов10; мусульманство, берущее начало в Аравии и быстро распространившееся в Азии, Африке и Европе. Подобные им, хотя и более соответствующие рационалистической природе современной европейской цивилизации явления - это либерализм и радикализм XIX в. и в еще большей степени социал-демократия, которая возникла почти одновременно с либерализмом, но дольше него сохранила свою действенность, поскольку остается по-прежнему одним из наиболее важных исторических факторов в XX столетии, как это было и в XIX. Помимо только что упомянутых движений нетрудно проследить великое множество других, незначительных явлений в истории цивилизованных народов, более или менее признанных доктрин, получивших то или иное распространение, но, во всяком случае, удовлетворявших инстинкты разногласий, борьбы, самопожертвований и преследований. которые так глубоко коренятся в сердцах людей.

Все эти доктрины, идейные течения, мнения, убеждения возникают примерно таким же путем и, видимо, с самого своего зарождения обладают определенными устойчивыми чертами. Человек, существо весьма слабое, чтобы совладать с собственными страстями и со страстями других людей, зачастую более эгоистичен, чем нужно, нередко тщеславен, завистлив, мелочен, и вместе с тем он несет порой в себе два стремления, два чувства, которые облагораживают, возвышают и очищают его. Он стремится к истине, любит справедливость, иногда может ради этих двух идеалов пожертвовать долей собственных удовольствий и материальных интересов. Цивилизованный человек, существо гораздо более сложное и чувствительное, нежели [c.98] дикарь или варвар, может в некоторых случаях подняться до весьма утонченных представлений о названных выше идеалах.

В определенные моменты в истории государства появляется человек, убежденный в том, что знает новые пути поиска истины или же является носителем более совершенной концепции осуществления принципа справедливости. Такой индивид при условии, что он обладает талантом и ему сопутствуют определенные благоприятные условия, оказывается тем зерном, из которого может произрасти дерево, оплетающее своими ветвями большую часть земного шара. [c.99]

3.

История не всегда хранит все подробности, которые нам хотелось бы знать о жизни этих основателей религиозных и социально-политических школ, также по существу являющихся религиями, хотя и лишенных выраженных теологических элементов. Некоторые биографии известны, однако, очень хорошо. Жизнь Мухаммеда, Лютера, Кальвина и особенно Руссо, оставившего свои мемуары, можно изучать с соответствующей достоверностью.

Все эти люди должны, по-видимому, обладать необходимым качеством - глубоко осознавать собственную значимость или, лучше сказать, искренне верить в действенность своих усилий. Если они верят в Бога, то всегда считают себя предназначенными самим Всевышним реформировать религию и спасти человечество. В таких людях, несомненно, не следует искать гармонии всех интеллектуальных и моральных качеств. Но в то же время их нельзя считать и сумасшедшими, ибо душевная болезнь - это заболевание, при котором в больном сохраняется определенная доля здравого смысла. Их скорее следует считать эксцентриками или фанатиками в том смысле, что они придают преувеличенное значение определенным сторонам жизни или человеческой деятельности и ставят собственную жизнь и все усилия, на которые только способны, на карту, стремясь добиться разработанного идеала, используя для этого непривычные пути, кажущиеся большинству людей совершенно неприемлемыми. Но очевидно, что уравновешенный человек, четко осознающий возможные результаты своих действий, соотносящий их с необходимыми усилиями и жертвами, точно и разумно оценивающий собственную значимость и реальные последствия своей деятельности, четко и хладнокровно взвешивающий все “за” и “против” продвижения вперед, никогда не пустится в какое-либо оригинальное и отважное предприятие и никогда не совершит великих дел. Стань все люди нормальными и уравновешенными, мировая история была бы совершенно иной, но, надо признаться, и довольно скучной.

Неотъемлемым качеством, присущим лидеру партии, основателю секты или религии, как, впрочем, и всякому “пастырю народов”, который стремится заявить о себе и направить развитие общества сообразно со своими взглядами, является способность внушать другим людям его собственные надежды и особенно вселять в них присущий ему энтузиазм, умение побуждать многих жить предписанной им определенной интеллектуальной и нравственной жизнью и приносить жертвы во имя целей, которые он замыслил.

Не все реформаторы обладают даром внушения собственных мнений и чувств другим людям. Те. кто лишен этого дара, могут обладать большой оригинальностью мышления и чувств, но в повседневной жизни их усилия тщетны, и нередко они кончают как пророки без верующих, новаторы без последователей, как непонятые и осмеянные гении. Те же, кто действительно обладают этим даром, не только заражают своих сторонников и массы энтузиазмом, доходящим порой до безумия, но и вызывают в конце концов по отношению к себе своего рода чувство благоговения, становятся объектами поклонения, так что самый незначительный их шаг обретает особую значимость, каждому их слову верят без размышления, каждому жесту слепо повинуются. Вокруг них создается атмосфера экзальтации. Это сильно действует на новообращенных и побуждает их к рискованным действиям и готовности принести жертвы, что не наблюдается у людей, находящихся в обычном состоянии разума.

Этим объясняется огромный успех определенных проповедников и наставников; [c.99] примером может служить необычная судьба таких разных людей как св. Франциск Ассизский и Абеляр, столь не похожих друг на друга и в равной степени привлекательных. Этим объясняется то благоговение, которое испытывали перед Мухаммедом новообращенные и ученики, сохраняя как священные реликвии его мотыгу и волоски из его бороды, и то, почему простого намека с его стороны было достаточно для того чтобы совершить убийство опасного противника. Имея в виду кого-либо, являющегося большим препятствием на пути осуществления его замыслов, Мухаммед мог сказать в присутствии какого-нибудь фанатично настроенного молодого человека: “Неужели никто не освободит меня никогда от этой собаки?” Его приверженец и последователь срывался с места и совершал убийство. Впоследствии Мухаммед, естественно, осудил бы это преступление, заявив, что он не отдавал такого приказа. Руководители сект и политических партий сознательно или бессознательно повторяют в этом отношении Мухаммеда. А сколько их поступает точно также и в наши дни! Множество людей всегда готовы были пуститься в самые рискованные предприятия по одному намеку со стороны Мадзини11. В ходе различных коммунистических экспериментов, осуществлявшихся в XIX в., от Оуэна до Фурье и Лаззаретти, не было недостатка в людях, готовых и даже страстно стремившихся пожертвовать своим состоянием. Если кто-либо из этих политических или религиозных “основателей” был борцом, наподобие Яна Жижки12, то ему удавалось вселить в своих последователей абсолютную веру в победу и, следовательно, убедить их в необходимости проявлять особую смелость.

Не следует ожидать особого проявления нравственности во всех действиях тех эксцентриков, которые создавали новые идейные течения. Такое ожидание совершенно напрасно. Поглощенные поисками своих идеалов, исключая все остальное, эти люди всегда готовы страдать сами и заставлять страдать других, до тех пор, пока не будут достигнуты их цели. Они даже испытывают глубокое презрение к повседневным нуждам и удовлетворению материальных потребностей или, по крайней мере, в значительной степени индифферентны к ним. Даже если они об этом не говорят, то в душе явно порицают тех людей, которые сеют, убирают урожай и запасаются продуктами. Очевидно, они уверены, что в один прекрасный день будет установлено Царство Божие, Царство Истины и Справедливости в их собственном понимании, и отныне людей можно будет без труда накормить как птичек божиих. Живя в более рационалистическое и якобы позитивное время, они не учитывают факт истощения социальных ресурсов и поэтому за попыткой осуществления их идеалов ничего нет.

Можно выделить три периода, через которые проходит жизнь всякого великого реформатора.

В первый период он постигает и разрабатывает свое учение, действуя вполне чистосердечно. Его можно назвать фанатиком, но никак не мошенником или шарлатаном. На втором этапе он приступает к проповеди, и тогда необходимость произвести впечатление с неизбежностью заставляет его сгущать краски, смещать некоторые акценты и становиться в позу. Третий этап наступает в том случае, если ему удается добиться практического осуществления своего учения. Как только достигнута эта стадия, он сталкивается со всеми слабостями и пороками человеческой природы и вынужден, желая достичь успеха, нравственно деградировать. В глубине души все реформаторы убеждены, что цель оправдывает средства и поэтому, руководя людьми, необходимо их в какой-то степени обманывать. Итак, от компромисса к компромиссу они доходят до такого состояния, когда даже самый проницательный психолог не сможет точно сказать, где же кончается их искренность и начинаются действие и софистика.

Отец Орвальдер был в течение нескольких лет узником махдистов и описал свои злоключения. С одной стороны, он описывает Мухаммеда Ахмеда, работорговца, основателя махдизма13, как человека глубого охваченного искренним религиозным рвением. В то же время он проявляет себя как лицемер и шарлатан. Отца Орвальдера резко критиковали за такую непоследовательность в оценке. Но мы, со [c.100] своей стороны, не находим ничего противоречивого в этих двух суждениях прежде всего потому, что они относятся к двум разным периодам жизни Махди.

Несомненно, самые несопоставимые моральные нормы могут проявляться одновременно в действиях одного и того же человека. Так было с Анфантеном, вторым по значимости столпом сен-симонизма, которому в последние дни существования этого движения один из его представителей писал: “Вас постоянно обвиняют в позерстве. Я соглашаюсь с Вашим утверждением, что позерство коренится в Вашей природе. Это Ваша миссия, Ваш дар”. Мухаммед, несомненно, обладал искренним и честным устремлением к религии менее грубой, менее материалистической по сравнению с теми, которые были до того времени распространены среди арабов. Тем не менее, суры Корана, сообщенные ему наедине архангелом Гавриилом, появились в наиболее подходящий момент, когда Мухаммеду нужно было освободиться от им же самим данных скучных обещаний и от строгого соблюдения моральных заповедей, изложенных в более ранних сурах и обязательных для исполнения другими людьми. В указанное время Мухаммеду требовалось увеличить число жен до семи, поскольку этим можно было укрепить определенные политические связи и удовлетворить свою прихоть. В Коране число жен жестко ограничено четырьмя, и это правило провозглашено для всех верующих. Но особняком стоял архангел Гавриил с весьма удобным изречением, который разрешал апостолу Бога игнорировать его собственное предписание.

Упрощая свою задачу, мы исходили из того, что основатель каждой новой религии или философской доктрины - отдельная личность. Но это не совсем так. Временами, когда реформа в историческом плане морально и интеллектуально созрела и имеются подходящие условия, может одновременно появиться несколько великих учителей. Так было с протестантизмом, когда Лютер, Цвингли и Кальвин начали проповедовать почти одновременно. Иногда успех одного вызывал соперничество и плагиат. Мосейлама, например, да и немало других, пытались копировать Мухаммеда, провозглашая себя, в свою очередь, пророками Аллаха. Еще чаще случалось так, что новатор не преуспевал не только в развитии своей доктрины, но и в еще меньшей степени добивался успеха в ее реализации на практике. Тогда могли появиться один или дюжина последователей, и Судьба-злодейка давала порой учению название по имени одного из них, а не в честь его основателя. Видимо, это и произошло с современным социализмом, создателем которого, как правило, считается Маркс. На самом деле его интеллектуальным и моральным отцом был Руссо. Выдающихся последователей, продолжающих дело основателя, нельзя путать просто со сторонниками, о которых речь пойдет далее. [c.101]

4.

Вокруг индивида, первым формулирующего новое учение, всегда собирается более или менее многочисленная группа людей, которые ловят каждое слово учителя и глубоко вдохновляются его чувствами. У каждого мессии должны быть свои апостолы, поскольку во всякой духовной и материальной деятельности человек нуждается в обществе; при длительной изоляции всякий энтузиазм иссякнет, и вера поколеблется. Школа, церковь, вечеря любви, ложа, “регулярная встреча” - как бы ни называлось всякое собрание граждан, одинаково думающих и чувствующих, похожих друг на друга своим энтузиазмом, ненавистью, симпатиями, являющихся носителями одного образа жизни, - эти люди столь превозносят и развивают свои качества и так воздействуют на характер каждого члена группы, что все эти свойства становятся неотъемлемыми признаками данной ассоциации.

Внутри этой руководящей группы исходящее от учителя вдохновение, как правило, развивается, очищается, разрабатывается далее, чтобы стать истинной политической, религиозной или философской системой, свободной от многочисленных или слишком уж явных непоследовательностей или противоречий. В этой группе священный огонь пропаганды поддерживается даже после исчезновения основателя учения, и на данное ядро, которое пополняется автоматически в ходе отбора и сегрегации, возлагается будущее этого учения. Сколь исключительной ни были бы оригинальность мысли [c.101] учителя, сила его чувств, его способность к пропаганде - все эти качества ни к чему, если он не преуспеет еще до своей физической или духовной смерти создать школу; если же дыхание, которое оживляет школу, сильно и здорово, все несообразности и упущения, выявленные впоследствии в деятельности учителя, удастся преодолеть и постепенно исправить, а пропаганда по-прежнему будет действенной и эффективной.

Вне руководящего ядра формируется группа прозелитов. Пока она многочисленна и поддерживает секту или партию материально, но и в интеллектуальном и моральном отношении ее значение невелико. Некоторые современные социологи утверждают, что массы консервативны и ретроградны и настороженно относятся ко всему новому. Это означает, что они с трудом принимают, новую веру. Но, приняв, откажутся от нее с величайшим нежеланием, и если действительно начнут один за другим отходить от веры, то повинно в этом почти всегда руководящее ядро. Ибо оно всегда первым впадает в индифферентизм и скептицизм. Лучший способ заставить верить других - самому быть глубоко убежденным; искусство вызывать страсть обусловлено собственной способностью глубоко возбуждаться. Когда священник не тверд в своей вере, прихожане становятся равнодушными и готовы обратиться к какому-либо другому учению и найти более рьяного священника. Если офицер лишен воинственного духа и не готов пожертвовать собой ради величия своего флага, солдат не погибнет на своем посту. Если сектант не фанатик, он никогда не поднимет массы на восстание.

Что касается старых учений и верований, которые уже устоялись и обрели определенные традиции и четкие сферы проявления, то восприятие их индивидом обусловлено прежде всего его рождением и участием в созданных ими организациях. В Германии и Соединенных Штатах человек почти всегда является католиком или протестантом или же исповедует иудаизм - в зависимости от религиозной принадлежности его семьи. В Испании или Италии почти все верующие - католики. Однако если в стране идет процесс формирования новых доктрин, и они ведут активную пропаганду, вовсю соревнуясь за увеличение числа своих приверженцев, тогда личный выбор среднего человека зависит от множества обстоятельств, отчасти случайных, отчасти зависящих от эффективности проводимой пропаганды. Во Франции молодой человек становится консерватором или радикалом в зависимости от воззрений своего отца, школьного учителя или одноклассников, в том случае, если они оказывают большое влияние на него тогда, когда формируются его взгляды. В том возрасте, когда основные представления мальчика еще не сложились и он нуждается в эмоциональном развитии, испытывает потребность кого-либо или что-либо любить или ненавидеть, книга, попавшая ему в руки, газета, которую он ежедневно читает, могут определить весь ход его жизни. Для многих людей политические, религиозные или философские убеждения играют, в сущности, весьма второстепенную роль, особенно когда проходит первый порыв юности и наступает время практической деятельности или бизнеса. Поэтому отчасти из-за лени, отчасти из привычки, отчасти же из-за ложной гордости и стремления проявить так называемую последовательность характера человек часто кончает, если это не вступает в серьезный конфликт с его собственными интересами, тем, что всю свою жизнь придерживается той доктрины, которую усвоил в период юношеского увлечения, отдавая ей столь же мало энергии и сил, сколь практичный человек имеет обыкновение уделять так называемым “идеалам”.

Однако из того, что выбор индивидом веры или политической партии может в значительной степени быть случайным, вовсе не следует, что именно случай является главным фактором, определяющим успех данной школы или религии. Одни доктрины в большей, другие - в меньшей степени способствуют формированию прозелитов. Сможет ли политическое или религиозное учение добиться широкого признания - это почти исключительно зависит от трех факторов. Во-первых, оно должно адаптироваться к конкретной исторической ситуации. Во-вторых, удовлетворять возможно большее число человеческих чувств, страстей и склонностей, в том числе таких, которые наиболее широко распространены и глубже всего коренятся в сознании людей. В-третьих, иметь хорошо организованное руководящее ядро, или