Религиозные традиции мира

Вид материала

Документы

Содержание Духи охоты и животных Сельское хозяйство и Маисовые Девы Зунистская версия мифа об Орфее Обзорные замечания по структуре религии зуни: мифический «выход» и его ритуальное воспроизведение

Подобный материал:

• Религиозные традиции мира, 7987.31kb.
• Религиозные традиции мира, 3577.88kb.
• Религиозные традиции мира, 6955.69kb.
• Религиозные традиции мира, 5215.77kb.
• Религиозные традиции народов мира, 14.46kb.
• Религиозные традиции мира, 4998.86kb.
• Религиозные традиции мира, 4728.23kb.
• Задачи исследовательской деятельности. Познакомиться с историей празднования Нового, 254.33kb.
• Религиозные традиции мира, 5659.6kb.
• «Религиозные партии и демократическое развитие: опыт Западной Европы, выводы для современного, 325.64kb.

Паятаму, научивший людей выращивать маис и затем исчезнувший. Он связывается с мифом о полете Маисовых Дев (см. ниже). Его флейта является мужским сексуальным символом.

В море и подземных водах живет водяной змей, представляемый как рогатая или оперенная змея. Это чудовище может вызывать дождь и оплодотворять купающихся женщин. Он управляет наводнениями, оползнями и землетрясениями. Сила дождя и росы принадлежит ува-намми, живущим вдоль побережья океана и в родниках по всей стране. Эти духи путешествуют в виде облаков и туманов. Некоторые из них управляют громом и молниями. Они не являются единственными богами дождя, ибо большинство сверхъестественных существ у зуни могут вызывать дождь. Духи качина также приносят дождь, когда оставляют свои жилища в озере «шепчущих ручьев» к западу от зуни ипоявляются в виде облаков. Качина, или коко, являются духами умерших, которые, как и в других аграрных религиях, способствуют плодородию посредством несущего жизнь дождя. Дождь приносят и духи убитых врагов — через сохраненные скальпы. Есть некоторые указания на то, что уванамми — это души предков, как и качина, но эти две категории явно не идентичны во всех других отношениях. В самом деле, предки образуют что-то вроде отряда духов, идентичных нескольким категориям, но в большей степени эти духи соответствуют духам качина.

 

Духи охоты и животных

Некоторые из духов, в том числе и духов качина, управляют охотой и животными духами. Учитывая сильный акцент на теме плодородия и урожая, может вообще показаться странным, что охоте находится место в рамках религии зуни. Но мы должны помнить, что охотничья субструк­тура американских индейских культур играет заметную роль в жизни всех племен и охота является вспомогательным экономическим занятием в культуре пуэбло. Следовательно, можно ожидать, что следы старой охотничьей идеологии будут найдены и у зуни. Они заботятся о том, чтобы кости убитого зверя не растаскивались, оказывают знаки почета убитому животному с помощью одеял и украшений, а изображения животных на глиняной посуде и символических щитах, принадлежащих жрецам, имеют линию, прочерченную от рта к сердцу, — «линию жизни» животного³⁶.

Охотничье прошлое и его все еще сохранившееся значение для жизни племени объясняют веру в животных духов у зуни. Одной из категорий духов являются звериные боги или промысловые боги, «хо­зяева» различных видов животных. Главный среди них Горный Лев, страж севера (потому что он желтый, а это — цвет севера). Следующие по рангу — Медведь, страж запада; Барсук, страж юга; Волк, страж востока, Орел, страж неба, и Крот, страж подземного мира, — все они связаны с цветами, соответствующими священным направлениям. Однако, согласно религиозной организации зуни, эти промысловые боги подчиняются Пошаянки, вождю двенадцати знахарских общин, и являются его персональными стражами. Другими словами, предста­вители охотничьей культуры и «неприрученной» природы организо­ваны в социорелигиозную систему урбанистического, аграрного обще­ства зуни. Животные духи несут и целительные функции в дополне­ние к старым обязанностям приносить удачу в охоте. Первые вытес­нили в настоящее время последние. Животные духи стали также и богами магии и колдовства.

Другая категория животных духов — «хозяева» копытной дичи. Они также выстроены согласно священным направлениям, хотя к ним были добавлены «хозяева» других животных — для получения необходимой цифры шесть: Олень на севере, Горный Баран на западе, Антилопа на юге, Белохвостый Олень на востоке, Заяц в зените и Кролик в надире. Есть также упоминание о «матери» всех промысловых животных, помо­гающей им размножаться и живущей к югу от зуни. Эта концепция явно конфликтует с другой, согласно которой мертвые животные уходят в великую «деревню» духов качина, на дно священного озера, расположен­ного к западу от зуни, и остаются там. Вполне естественно, что эта «мать дичи» выступает как враг озерных качина.

 

Сельское хозяйство и Маисовые Девы

Если животные духи и боги важны как посредники между знахар­скими общинами и культурным героем Пошаянки, то духи земли и растительности напрямую связаны с земледелием. Так мы опять обра­щаемся к Матери-Земле, описанной в мифе об эманации как сексуаль­ный партнер Отца-Солнца. В обычном религиозном контексте она всегда выступает как олицетворение земли и ее растительности. Как мы уже отмечали, четыре подземных мира — это четыре ее чрева. Зуни обращаются к ней в своих молитвах, «чтобы наша Мать-Земля завернула себя в четыре белые мантии, чтобы покрыла себя морозными цвета­ми». Затем приходит весна, «когда наша Мать-Земля наполняется живительными водами», и зуни молятся о лете, или

 

«Чтобы наша Мать-Земля

Могла одеть четыре зеленых покрова,

Полных моха,

Полных цветов,

Полных пыльцы»³⁷.

 

Пора цветения предоставляет работу многим другим силам: богам дождя и грома, духам качина, водяным чудовищам и, конечно, дающему жизнь Отцу-Солнцу. Наиболее важный вид растительности — маис — расцвечен во многие цвета, которые воплощаются в Маисовых Девах. Сверхъестественные существа также в чем-то похожи на свои раститель­ные формы. Маисовые стебли описываются как существа с кисточка­ми-головами, держащими созревающие колосья в руках. Это пред­ставление о земле и маисе как жизненных силах хорошо иллюстрирует то, как зуни сочетают духовное и материальное.

Эта идентификация духа и материи заставляет нас задуматься, можем ли мы применить здесь обычное разграничение между земным миром и миром духовным. Ответ на этот вопрос состоит в том, что мы не должны ожидать строгого следования формальной логике у американских индей­цев. Принципиально зуни разделяют два мира; на практике граница размыта по причине человеческой склонности давать конкретную форму религиозным понятиям: в этом случае они становятся более реальными. Земля и маис являются более ощутимыми субстанциями, чем небо и бесплотные духи; следовательно, они дают более «реалистическое» впечат­ление. Эти явления осложняются тем фактом, что зунистская религия имеет тенденцию сочетать духовное и материальное в ритуальных цере­мониях и обрядах с масками.

Маисовые Девы представляют собой хороший пример зунистского мифа и ритуала: они являются главными персонажами в драматическом мифе, описывающем (подобно некоторым древним мифам Ближнего Востока) улетающих богинь плодородия и растительности и их последую­щее возвращение. У зуни существует много версий этого мифа, но все они сходны в общей структуре и последовательности событий³⁸. Миф повест­вует о том, как Маисовые Девы были оскорблены отношением людей — те не заботились о них и даже допустили нападение на них человека — жреца Лука или одного из божественных близнецов. (В действительности это одно и то же: ахаюта являются сверхъестественными двойниками жрецов Лука.) В результате Маисовые  Девы улетели с земли или спрятались   под   крыльями   уток   (в   океане),   вызвав   голод.   Люди послали гонцов найти богинь плодородия. По одной из версий на поиски отправился культурный герой Паятаму, инициатор выращива­ния маиса. Этот красивый герой с флейтой, покровитель культа флейты, связанного с одним из знахарских союзов, вернул Маисовых Дев к людям. Они уступили их просьбам «дать свою плоть», и голод был прекращен.

Подобно другим мифам зуни, этот миф имеет свое драматическое отражение в ритуалах: в церемонии флахью (праздник маиса, отмечае­мый каждые четыре года), в обрядах жатвы осенью и в ритуале шалако, проводимом зимой. В этих представлениях Маисовые Девы воплощают­ся актерами или представляющие их колосья выступают как живые персонажи. Интересно отметить, что зуни неохотно продают маис из своих запасов, опасаясь, что весь их маис последует за тем, что продано, так же как в мифе хранящийся в амбарах маис последовал вслед за улетевшими Девами.

Есть и другие духи с женской сущностью, играющие существенную роль в жизни индейцев зуни. Например, изготовитель зунистских молитвенных тростей — коротких прутов с перьями, «высаживаемых» в землю как воплощение молитвы, — обращается к трем «матерям»: «женщине-глине», «женщине — черной краске» и «женщине-хлопку». Эти духи по очереди помогают ему завязать хлопок вокруг палки и «нарас­тить плоть»³⁹.

Отличительной чертой всех этих духов и божеств является то, что они включаются как важное звено в какой-нибудь ритуал: все эти божества и духи выполняют свои функции в ритуалах, а не выступают как существа, проявляющиеся в природе или человеческих снах или видениях. Лишь с очень малой долей преувеличения мы можем сказать, что эти духи важны только в связи с ритуальными целями и ритуаль­ными структурами, основой которых они являются.

Примером такой интеграции выступает связь между священным временем, ритуалами и духами — то, что обычно называется календар­ным циклом. Как и другие американские индейские культуры, зуни имеют концепцию времени, согласно которой год следует за годом, сезон за сезоном в виде «волнообразного» или циклического ряда. Это верно, что в нынешние времена существует более линейное представле­ние о времени, проявляющееся в идеях о том, что в конце мира все вещи, сделанные руками человека, восстанут против него, и с небес хлынет горячий дождь. Однако такие идеи, очевидно, родились из западных (христианских) представлений о финальной катастрофе. Ти­пичной же концепцией времени для аграрного общества является циклическая картина, и эта концепция существовала у зуни с древних времен.

Этот цикл начинается каждый год с ритуалов, посвященных успеш­ному выращиванию маиса и, следовательно, здоровой и счастливой жизни для всех зуни. Год заканчивается, когда сила плодородия исчер­пана и должна быть восполнена. Так начинается новый священный год, с праздниками и ритуалами, тесно связанными с ростом, созреванием и жатвой зерна. Здесь мы наблюдаем строгую параллель с аграрными календарями в Европе и Азии. Как и другие племена пуэбло, зуни разделяют год на две половины: между серединой зимы и серединой лета и между серединой лета и серединой следующей зимы. Первый период начинается с ритуалов очищения и ритуальных танцев, при­званных способствовать росту и цветению. Второй период начинается с ритуалов, вызывающих дождь, чтобы тот гарантировал урожай и жатву. Мы можем заключить, что два сезона календарного года экологически привязаны к благополучному росту и созреванию маиса и, следовательно, к благоденствию человеческого рода. (Более деталь­ное описание развития ритуального года будет дано в следующей главе.)

 

Качина

главными духами, фигурирующими в этом календаре, являются качина, зунистские коко. Слово «качина» в действительности происходит из словаря племени хопи, под этим термином стали известны все духи этого рода у племен пуэбло, поэтому мы будем использовать его для обозначения духов зуни. Качина — все существа «в масках», то есть все духи, которые могут быть воплощены в ритуальных танцах танцорами в масках. Качина служат многим целям. Они, помимо прочего, вызывают облака и дождь, появляясь вблизи пуэбло в форме уток. Они приходят или прилетают с гор или из «деревни качина», расположенной на дне священного озера к юго-западу от зуни и являющейся домом для большинства из них.

Этот район представляет собой также жилище умерших духов или, скорее, тех умерших, что были посвящены в священный союз качина. Как мы увидим, большинство мужчин принадлежат к этому союзу.

После смерти тело хоронят на кладбище, головой к востоку. В течение четырех дней дух умершего остается с ним. Все это время супруга постится и очищается, съедая лишь немного маиса.

По истечении четвертого дня душа умершего превращается в качина и улетает к священному озеру, а его сородичи сжигают его личные вещи.

Ученые спорят, были ли качина первоначально духами умерших или духами дождя. Мы знаем на примерах других аграрных народов, что существует тенденция отождествлять умерших предков с духами плодо­родия. Ученые показали, что в культуре пуэбло идея плодородия пронизывает практически все сферы сознания, и поэтому духи умерших интерпретировались в соответствии с этой моделью⁴⁰. Как мы отмеча­ли, у зуни почти все группы духов, включая уванамми, водяных чудовищ, качина и даже вражеские скальпы, могут посылать дождь. Комплекс качина мог также развиться и под влиянием извне. Есть свидетельства того, что эта конкретная форма поклонения качина пришла из Мексики, возможно, не столь давно.

Существуют — среди качина — три категории духов умерших.

Во-первых, это те, кто умер недавно. Они могут вызывать дождь, а могут и не иметь этой силы. Во-вторых, есть души предков, умерших довольно давно. Зуни обращаются к ним в молитвах за здоровьем и благополучием, просят дождя и хорошего урожая маиса. В-третьих, есть исконные мифологические качина — коко, дети, утонувшие после «вы­хода» (см. миф о «выходе»), и те, чьи души отправились обратно в подземный мир. Иногда все три категории называются термином «коко», иногда люди различают души предков и собственно качина. По-видимому, только те, кто в жизни был членом общины или союза качина, особенно те, кто занимал какой-либо пост в этом союзе и носил собственную маску, уходят после смерти в «деревню качина»полноправными ее членами. Члены «союза Дождя» присоединяются к уванамми, а члены других ритуальных союзов и общин «уходят» после смерти к своим сверхъестественным покровителям в потустороннем мире. Что происходит с душами женщин и детей, не столь ясно. В целом картина ухода душ людей после смерти сложна и запутанна. Это неудивительно, потому что большинство представлений о жизни после смерти у американских индейцев двусмысленны и противоречи­вы. Кроме того, известно, что зуни относятся более строго к ритуаль­ным деталям, чем к вопросам веры, и уделяют мало внимания концепции жизни после смерти.

Условия жизни в загробном мире, насколько известно, рисуются в довольно светлых тонах. Мужья и жены (если, конечно, они ладили друг с другом) живут вместе в «деревне качина», хотя неизвестно, могут ли с ними жить и их дети; иногда говорят, что дети превращаются в водяных животных. Как и качина, умершие живут счастливой жизнью в своем подводном мире: носят красивые одежды и украшают себя бусами и перьями — точно так, как их живые прототипы в масках в нашем мире, танцуют, поют и пируют. Если захотят, то могут навестить живых родственников, появляясь с облаками. Говорят, что в «начале времени» усопшие приходили в пуэбло танцевать на плазе. Однако поскольку, возвращаясь назад в «деревню», они часто забира­ли с собой кого-нибудь в другой мир (то есть человек умирал), то решили «не приходить больше как люди». Вместо этого они велели живым исполнять их танцы и подражать в одежде, а сами решили быть вместе с ними как духи. С тех пор все так и происходит. Качина прилетают к зуни в виде уток, а члены союза качина воплощают их в танце, одеваясь в их костюмы, а главное — надевая их маски. Исполнители ролей качина должны сделать приношения в виде пищи, перед тем как надеть маску. Считается, что, когда танцор надевает маску, невидимый дух качина стоит рядом с ним и помогает ему. После представления духи возвращаются в «деревню», опять под личиной  уток.

Здесь мы имеем еще одно свидетельство интеграции религиозных понятий и ритуалов у зуни: в данном случае это души умерших предков, участвующие в ритуалах. В действительности культ качина у зуни представляет собой наиболее выразительный пример поклонения предкам в Северной Америке. У хопи также есть культ качина, но связь между душами умерших и качина не столь конкретна, как у зуни.

С учетом этого поклонения предкам кажется странным, что имя умершего человека — табу. Объяснение может быть в том, что умерший человек опасен, он теряет свою индивидуальность, приходя в этот мир растворенным в массе духов качина. Когда зуни обращаются к качина в молитвах и бросают жертвенную пищу в Уайд-Ривер (Широкую реку), протекающую к западу от города (река должна уносить пищу в священное озеро — дом качина), они обращаются ко всем предкам в целом, но не к отдельным ушедшим родственникам.

Как это часто наблюдается в представлениях других американских племен о жизни после смерти, зуни верят, что мертвые снова умрут. На то, что происходит с ними в этом случае, существуют различные взгляды. Некоторые считают, что с каждой смертью душа умершего спускается глубже в подземный мир, достигая в конечном счете четвертого чрева, откуда вышел человеческий род. После этого души людей переселяются в животных,  вид  которых зависит от занятиячеловека при его жизни Так, колдунья может стать койотом, ящери­цей, змеей или совой, все это — презираемые животные, тогда как душа заметного члена общества качина переселяется в оленя.

 

Зунистская версия мифа об Орфее

У зуни, как и у многих других племен Северной Америки, есть своя версия трогательной истории о том, как мужчина следует за своей умершей женой в страну мертвых, пытаясь вернуть ее в наш мир. (Эта легенда, напоминающая греческий миф об Орфее, спустившемся в царство мертвых за своей женой, иногда называется североамерикан­ским мифом об Орфее.) В американской версии легенда часто произ­водит впечатление основанной на переживаниях в трансе или глубо­ком сне, но, как бы то ни было, эта история дает нам описание некоторых интересных деталей зунистских представлений о жизни после смерти. Легенда повествует о том, как девушка-колдунья, снедаемая ревностью из-за своей любви к молодому охотнику, убива­ет его молодую жену. После похорон охотник сидит у могилы и в сумерках видит свет, исходящий из могилы, и слышит голос жены. «Муж мой, не сиди лицом на запад. Ты же не мертв, а жив. Смотри на восток Я все еще здесь, в этом мире. Только на четвертый день я отправлюсь в деревню качина». Охотник сказал, что хочет пойти с ней. Жена соглашается и говорит, чтобы он надел лучшую одежду, как для похорон, и принес с собой четыре пары мокасин и пушистое орлиное перо, которое она вплетет в волосы. К утру четвертого дня у него все готово. Привязав орлиное перо к ее голове, он следует за ним. Их путь лежит на запад, пересекая обширные кактусовые равнины. Она двигается быстро (ведь она дух), а он, изнашивая одну пару мокасин за другой, постепенно устает. Через некоторое время они попадают на открытую равнину, без кактусов, и подходят к пропасти. Перо устремляется вниз, но он не может следовать за ним, останавливается и плачет. В этот момент к нему подбегает белка и предлагает свою помощь. Муж забирается к ней на спину, и они пересекают каньон. Обернувшись, он больше не видит позади себя пропасти и продолжает путь. Вскоре он замечает перо далеко впереди себя, у подножия крутой скалы. Он плачет, и опять появляется белка и переносит его через препятствие. Оглянувшись, он опять не видит ничего, кроме равнины, вновь продолжает путь, но в конечном счете теряет след пера. Он плачет, потому что любит свою жену. Тем не менее он идет дальше и, наконец, опять видит перо. К концу дня муж приходит к деревне качина. Его жена велит ему оставаться возле деревни еще четыре дня, потому что он все еще жив. Она уходит в озеро, а ее муж остается плача сидеть на берегу. «Вот почему, когда умирает жена или муж, мы говорим не плакать тому, кто остался, иначе он скоро тоже умрет»⁴¹.

Эта легенда не соответствует строго общей схеме мифа об Орфее, потому что не решен вопрос возвращения умершей женщины. Однако рассказ рисует некоторые основные черты представлений зуни о мерт­вых. Так, душа умершего не отправляется в царство мертвых, пока не истекут четыре дня с момента смерти. Души отправляются на запад, держа путь по земле, но они невидимы; только перо на голове, принадлежащее этому миру, могло быть увиденным. Мертвые могут преодолевать  препятствия,   которые   не   преодолимы  для  живых,   и кактусы не причиняют им вреда. Из другого мира горы и ущелья не представляются препятствиями. Только действительно мертвый человек может попасть в озеро качина. Эти представления о мертвых поддержи­ваются мифом о «выходе», в котором подтверждается, что мертвые не имеют тела, они подобны ветру и принимают любую форму, какую захотят. В то же время они сохраняют связь с обычным миром — ветер отождествляется с дыханием, которое является символом жизни. В конце молитвы или песнопения люди делают глубокий вдох как акт ритуального благословения. Мы заметили, что перо есть визуальное проявление дыхания. Эта идея общая для всех культур и религий американских индейских племен.

 

Обзорные замечания по структуре религии зуни: мифический «выход» и его ритуальное воспроизведение

Религия зуни, как и религия шошонов, не имеет письменных теологических постулатов, но, в сравнении с последней, религия зуни более строго сформулирована в мифах о происхождении мира и находит более однородное отражение в коллективных ритуалах. Одной из при­чин, почему зуни имеют более четкую и последовательную религиозную систему, является то, что они живут в одном районе в течение уже многих веков и имели возможность сохранить довольно устойчивую традицию верований и ритуалов. Аграрная культура зуни служила материальным фундаментом богатой религиозной жизни, построенной на естественном фоне нынешнего города зуни и его окрестностей.

Миф о происхождении дает начало большинству религиозных кон­цепций с представлением о зарождении мира от двух божественных родителей — Отца-Неба (или Отца-Солнца) и Матери-Земли: как результат этого сожительства в глубинах четвертого чрева земли была зачата жизнь. Другая версия мифа о происхождении описывает выход людей на поверхность земли из подземного мира. Этот миф, или пара мифов, открывает нам интересный аспект зунистского религиозного мира. Из всех духов, или богов, Отец-Солнце является главной фигурой в пантеоне, но больше внимания уделяется земле и силам плодородия с женской сущностью. В самом деле, наиболее важные духи — это духи качина, и танцы качина во время ритуала шалако являются основны­ми ежегодными религиозными представлениями, потому что они описывают восхождение из глубин на поверхность земли. Другими словами, Отец-Небо (или Отец-Солнце) — важная фигура для объяс­нения происхождения макрокосмоса, но сила концентрируется в основном у Матери-Земли и богинь плодородия. Эта сила представ­лена в маисе и Маисовых Девах: мы можем говорить о Маисовых Девах, воплощенных в маисе, и маисовых колосьях, персонифицируе­мых Маисовыми Девами. Существует отдельный миф, повествующий о том, как Маисовые Девы подарили зуни этот злак, затем были оскорблены отношением людей, покинули землю, но позднее, под­давшись уговорам людей, вернулись.              

Такие мифы можно рассматривать как обоснование ритуала, но, вследствие доминирующей роли коллективных ритуалов у зуни, можно также и считать, что ритуал является оправданием для сохранения мифа. Что важно в структуре религии зуни — это тесное слияние мифа и ритуала, со всем ритуализмом, основанным на мифических рассказах. В самом деле, танцоры шалако в масках представляют ежегодное наполнение мира живительной силой и возобновление времени. Как мы увидим далее, время, или ритуальный год, разделяется на две полови­ны зимним и летним солнцестоянием; шалако в момент зимнего солнцестояния знаменует не только сезонный поворот движения солнца, но и призыв к новому году, исполняемый в ритуальной форме танцорами в масках. Миф о происхождении определяет начало священного времени и обосновывает район поселения зуни как центр мира, священное место. Пуэбло (или город) зуни представляется как «пуп Земли», и вся ориентация мира строится вокруг этого места. Для зуни это означает не только четыре стороны света, но и небо (зенит), и особенно подземный мир (надир). Кива — ритуальная комната зуни — символизирует эту космическую модель, включая сипапу, или «нору выхода». Так же как вигвам «пляски солнца» представляет микрокос­мос у шошонов, так кива — мир в миниатюре у зуни.