Хомик под редакцией О. Ю. Артемовой Художник А

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Евстратова, К. Виткова Художник обложки В. Королева Подготовка иллюстраций Н. Резников, 2183.64kb.
• Евстратова, К. Виткова Художник обложки В. Королева Подготовка иллюстраций Н. Резников, 2205.08kb.
• Баринова Анна Юрьевна учитель английского языка Как правильно готовить проект к урок, 42.88kb.
• Учебник под редакцией, 9200.03kb.
• Рабочая программа по русскому языку 11 класс По учебно-методическому комплексу под, 152.57kb.
• Рабочая программа По технологии для 5, 7, 8, 9 класса на 70 часов в год, 619.15kb.
• Главный редактор Зав психологической редакцией Зам зав психологической редакцией Ведущий, 16568.8kb.
• Зинченко П. И. Непроизвольное запоминание / Под редакцией В. П. Зинченко и Б. Г. Мещерякова, 260.23kb.
• Рабочая программа по литературе для 6 классе по программе под редакцией Коровиной, 194.25kb.
• Рабочая программа по русскому языку 9 класс По учебно-методическому комплексу под редакцией, 544.8kb.

6»





161
Б. Малиновский

ного празднества, умершие родственники часто посещают людей в сновидениях. В первом из упомянутых случаев (когда духи после смерти приходят к отсутствовавшим друзьям или родственникам) наблюдаются некоторая свобода интерпретаций и некоторая "сим­волизация", как это бывает при толковании сновидений во все вре­мена и во всех цивилизациях. К примеру, большая группа юношей из Омараканы отправилась работать на плантацию в Майлн Бэй на крайней восточной оконечности Новой Гвинеи. Среди них был Ка-логуса, сын вождя Тоулувы, и Гумигавайа, туземец незнатного про­исхождения из Омараканы. Однажды Калогусе приснилось, что к нему пришла его мать, пожилая женщина, одна из шестнадцати жен Тоулувы, жившая в Омаракане, и сказала ему, что она умерла. Он очень опечалился и, по-видимому, выразил свое торе причитаниями. (Эта история была рассказана мне одним из членов группы). Все другие поняли, что "что-то, должно быть, случилось в Омаракане". Когда на пути домой они узнали, что умерла мать Гумигавайи, то совсем не были удивлены и нашли в этом объяснение сновидения Калогусы.

Мне кажется, что сейчас самое время обсудить природу балома и их соотношение с коси. Из чего они состоят? Из одной и той же субстанции или из разных? Являются ли они тенями, духами или представляются чем-то материальным? Все эти вопросы можно за­дать туземцам, и самые интеллектуальные из них легко поймут смысл таких вопросов и будут обсуждать эту тему с этнографом, проявляя и проницательность, и интерес. Но такие дискуссии ясно показали мне, что, затрагивая эти и подобные им вопросы, мы ос­тавляем в стороне сферу собственно веры и сталкиваемся с совер­шенно иным классом туземных идей. Здесь туземец скорее прибе­гает к умозрительным спекуляциям, нежели к положительной вере, причем сам он не слишком серьезно относится к своим спекуляциям; не беспокоит его и то, являются ли они ортодоксальными или нет. Только самые интеллектуально развитые туземцы станут углублять­ся в такие вопросы и при этом будут высказывать свое личное мне­ние, а не определенные догматы. Даже они — особо одаренные — не имеют в своем словарном запасе или наборе понятий ничего, что хотя бы приблизительно соответствовало нашим понятиям "субстан­ция" или "сущность". Правда, у них есть слово у-ула, близкое по значению к нашим "причина" и "начало".

Вы можете спросить: "Как выглядит балома! У него такое же тело, как у нас, или другое? И если другое, то чем отличается?"

БАЛОМА

Далее вы можете привлечь внимание к тому обстоятельству, что тело остается, а бестелесный балома уходит. Почти неизменный ответ: балома похож на отражение (сарибу) в воде или в зеркале (так может сказать современный житель Киривины), а коси подобен тени (каикуабула). Это разграничение (балома есть "отражение", а коси — "тень") — типичное, но ни в коей мере не единственное мнение. Иногда о том и другом говорят, что они похожи как на сарибу, так и на каикуабула. Мне всегда казалось, что такие отве­ты — не столько определения, сколько сравнения. Я хочу сказать, что туземцы вовсе не были уверены, что балома имеет тот же "сос­тав", что и отражение; на самом деле они знали, что отражение — это "ничто", что это сасопа (обман), что в нем нет никакого балома, но что балома — это "просто что-то похожее на отражение" (балома макавала сарибу). Если их припереть к метафизической стенке ко­варными вопросами: "каким образом балома может окликать живых людей, есть и заниматься любовью, если он похож на сарибу!] как может коси стучаться в дом, бросать камни или ударить человека, если он подобен тени?" и т.п., — то наиболее умственно одаренные туземцы отвечают приблизительно следующее: "Да, балома и коси похожи на отражение и на тень, но они также похожи и на людей и ведут себя точно так же, как люди". И трудно спорить с ними²⁵. Некоторые менее одаренные или менее терпеливые информаторы склонны пожимать плечами в ответ на такие вопросы; другие же явно не прочь пофантазировать и выдвинуть какую-нибудь крайнюю точку зрения, а также поинтересоваться вашим мнением и вступить в метафизическую дискуссию. Однако такие импровизации никогда не достигали уровня самостоятельных гипотез; они просто враща­лись вокруг уже приведенных выше представлений.

Следует четко уяснить, что существуют и убеждения, которых придерживались все мои информаторы без исключения. Нет ни ма­лейшего сомнения в том, что балома сохраняет наружность челове­ка, которого он представляет, так что если вы видите балома, то узнаете в нем умершего человека. Балома живут жизнью людей; они стареют; они едят, спят, любят, как на Туме, так и во время посещения своих деревень. Все это моменты, относительно которых у туземцев не было ни малейшего сомнения. Следует отметить, что эти догматы относятся к поступкам балома, описывают их поведе­ние, а некоторые из них — такие как, например, убеждение в том, что балома нуждаются в пище — подразумевают определенное по­ведение живых людей при контактах с балома (см. ниже, описание











163

162
Б. Малиновский

миламала). Единственным, по сути, всеобщим убеждением, касаю­щимся природного естества балома и коси, было то, что первые подобны отражениям, а последние подобны теням. Заслуживает внимания, что такой дуализм сравнений соответствует поведенчес­ким характеристикам этих образов: открытые, определенные и пос­тоянные балома и непонятные, непредсказуемые ночные призра­ки — коси.

Но в понимании даже фундаментального соотношения между 6а лома и коси имеются существенные противоречия — противоречия, которые касаются не только их сущности, но и соотносительного их существования. Бесспорно преобладающей точкой зрения является то, что балома отправляется прямо на Туму, и то, что другой дух, коси, в течение короткого периода времени бродит вокруг селения. Этот взгляд допускает два толкования: либо в живом человеке на­ходятся два духа, и оба они оставляют тело после смерти, или же коси является чем-то вроде вторичного духа, появляющегося только в момент смерти и отсутствующего в живом теле. Туземцы понимали этот вопрос, если я формулировал его так: "Балома и коси живут в теле все время? Или же в теле живет один балома, а коси появ­ляется только после смерти?" Но все ответы были нерешительными и противоречивыми, один и тот же информатор в разное время от­вечал по-разному. Это как нельзя лучше свидетельствует о том, что человек вступает здесь в сферу чистых догадок и импровизаций.

Помимо выразителей названной выше наиболее распространен­ной позиции, я нашел нескольких человек, которые неоднократно утверждали, что коси представляет собой первую стадию развития духа и что в дальнейшем, спустя несколько дней, коси превращается в балома. Таким образом, в этом случае мы имели бы только одного духа, который некоторое время после смерти остается в округе, рядом со своим домом, а затем удаляется. Несмотря на свою боль­шую простоту и логичность, такое суждение высказывалось гораздо менее уверенно. Однако оно было достаточно независимым и раз­вернутым, чтобы усомниться в том, что первое убеждение следует считать общепризнанным или хотя бы ортодоксальным.

Интересный вариант первой версии (версии параллельного су­ществования балома и коси) был предложен Гомайей, одним из моих лучших информаторов. Он был убежден, что лишь те люди, что при жизни были колдунами {бвога-у), оставляют после смерти коси. Однако быть бвога-у не очень сложно. Любой человек, знаю­щий какие-нибудь силами (заклинания черной магии) и имеющий

БАЛОМА

обыкновение использовать их, является бвога-у. Согласно Гомайе, другие (обычные люди) не становятся коси; они становятся только балома и отправляются на Туму. Во всех остальных деталях — таких, как естество балома и коси, их поведение, а также эфемер­ность существования коси — Гомайа соглашался с общепринятыми взглядами. Его вариант достоин внимания, потому что Гомайа — очень умный туземец, его отец был великим магом и бвога-у, а его кадала (дядя по материнской линии) тоже колдун. Более того, вер­сия Гомайи очень хорошо согласуется с тем, что бвога-у, как считают туземцы, всегда бродят по ночам, и с этим поверьем связан факти­чески единственный серьезный ночной страх, если не считать веры ъ мулукуауси. И опять же, как мы видели выше, мулукуауси, хотя и не бвога-у ( еще более опасный вид злонамеренного человеческого существа, сведущего в колдовстве), имеет невидимого "двойника", или "посланника", который называется какулувала и который по­кидает ее тело и передвигается самостоятельно. Это верование в "двойника", или "посланника" существует параллельно с другим, согласно которому мулукуауси странствуют в телесной форме.

Эти наблюдения показывают, что в общем представления, каса­ющиеся естества балома и коси, а также их соотношения, не вы­кристаллизовались в какую-либо ортодоксальную и определенную доктрину. Еще менее ясным у туземцев является представление о соотношении балома и тела живого человека. Туземцы не могут дать определенных ответов на такие вопросы, как: "Обитает ли балома в какой-то части тела (голове, животе, легких)? Может ли он ос­тавлять тело на протяжении жизни? Не балома ли это отделяется от тела человека и путешествует, видя другие места, во время сно­видений? Не балома ли это покидает тело некоторых живых людей и посещает Туму?" Хотя на последние два вопроса обычно отвеча­ют — "да", такие ответы звучат весьма неубедительно и явно не подкрепляются ортодоксальным преданием. Интеллект, память и мудрость туземцы локализуют в теле и знают местонахождение каж­дого из этих свойств; но локализовать балома они не могут, и право же, я склонен полагать, что они представляют себе, что после смерти от тела отделяется двойник, а не душа, обитающая в нем при жизни. Однако уверен я только в том, что их представления еще не выкрис­таллизовались в определенные формы, они скорее ощущают свои верования, нежели формулируют их, и верования эти в большей мере описывают поведение балома, чем аналитически препарируют , их сущность и условия существования.

164

Б. Малиновский

БАЛОМА

165


Другим вопросом, на который, кажется, не существует ни одного определенного, догматического ответа, является вопрос о том, где конкретно обитают духи. На поверхности земли на острове Тума или под землей, или еще где-либо? Существует несколько мнений, и их сторонники высказываются вполне уверенно. Так, от ряда ин­форматоров, включая Багидоу, очень серьезного и заслуживающего доверия человека, я получил ответ, что балома живут на острове Тума, что их деревни расположены где-то там, подобно тому, как балома во время их ежегодного возвращения в Киривину в период миламала располагаются лагерем где-то по соседству с деревней. Три упоминавшиеся выше деревни мертвых делят территорию ос­трова с Тумой — деревней живых. Балома невидимы, как и все то, что принадлежит им, и потому их деревни могут располагаться там, никому не мешая.

По другой версии, балома спускаются под землю, в "нижний мир" в буквальном смысле, и живут там в Тумавиаке (Великой Туме). Эта версия, в свою очередь, имеет два варианта, в одном из которых говорится о двухуровневом подземном мире. Когда балома перестает существовать, завершив первый цикл своего бытия в форме духа, он спускается на нижний уровень, и только оттуда он может снова вернуться в материальный мир (см. ниже, VI, реин­карнация). Большинство же отрицают эту теорию и говорят, что существует только один уровень нижнего мира. Последнее согласу­ется с изложением проф. Зелигмана: "Духи мертвых не остаются в верхнем мире с живыми, а спускаются в иной мир, под землю И опять же, это утверждение о подземной Туме, как представляется, лучше согласуется с господствующим в Киривине верованием, со­гласно которому первые человеческие существа появились из "дыр" в земле. Зелигману даже довелось слышать историю о том, что "мир первоначально был заселен с Тумы мужчинами и женщинами, пос­ланными в верхний мир Топилетой, который сам остался под зем­лей"²⁷. В том, что мне не пришлось слышать эту версию, нет ничего удивительного, принимая во внимание большое разнообразие точек зрения по ряду вопросов, один из которых и касается сущности Тумы и ее соотношения с миром живых. Свидетельство Зелигмана подтверждает мнение, что "подземная Тума" является самым орто­доксальным представлением, хотя, как уже говорилось, в целом этот вопрос в туземной вере еще не определился догматически.

IV

Давайте, однако, вернемся к сношениям между живыми людьми и духами. Все, что было сказано по этому поводу выше, касалось сновидений или видений, в которых фигурируют духи, и мимолет­ных столкновений с ними людей бодрствующих и пребывающих в нормальном психическом состоянии. Все такого рода контакты можно назвать частными и случайными. Они не регулируются обы­чаем и нормами, хотя, конечно же, требуют определенного склада ума и согласуются с определенным типом верований. Они не пуб­личны: община не участвует в них коллективно, и никакой ритуал с ними не связан. Но есть случаи, когда балома посещают деревню или принимают участие в некоторых публичных действиях — слу­чаи, когда община принимает их сообща, когда им уделяется опре­деленное внимание, в строго установленной форме, регулируемое обычаем; когда они принимают участие в магических обрядах и играют в них отведенную им роль.

Так, каждый год после того, как собран урожай с огородов и в земледелии наступает перерыв, потому что вновь возделывать ого­роды еще рано, у туземцев появляется время для танцев, пиршеств и общественных праздников, которые называются миламала. Бало­ма во время миламала присутствуют в деревне. Все они возвраща­ются с Тумы в свои родные деревни, где к их встрече готовятся, где воздвигаются специальные платформы для них, где по обычаю им подносятся дары и откуда с завершением полнолуния их торжест­венно, но без сожаления выдворяют.

Балома, опять же, играют важную роль в магии. В магических заклинаниях перечисляются имена духов предков; эти взывания к духам являются, пожалуй, самой заметной и устойчивой отличи­тельной чертой магических заклинаний. Кроме того, в некоторых магических обрядах делаются подношения балома. Имеются следы веры в то, что духи предков некоторым образом содействуют дости­жению целей определенных магических обрядов; на самом деле эти подношения балома — единственный церемониальный элемент (в узком смысле слова), который мне удалось обнаружить в маги­ческих обрядах²⁸.

Здесь мне хотелось бы добавить, что не существует никакой связи между балома умершего человека и его останками (череп, челюсть,

166

Б. Малиновский

БАЛОМА

167


кости рук и ног, волосы), — которые имеют обыкновение носить при себе родственники умершего и которые используются соотвеос-твенно как сосуд для лайма, шейные подвески и лопаточки для лайма, хотя в некоторых племенах Новой Гвинеи такая связь су­ществует²⁹.

Теперь следует подробно рассмотреть факты, связанные с мила-мала и ролью духов в магии.

Ежегодный праздник миламала представляет собой очень слож­ное социальное и магико-религиозное явление. Его можно назвать "праздником урожая", так как он проводится после того, как собран урожай ямса и пищевые хранилища заполнены. Но, что довольно странно, в контексте миламала отсутствуют как прямые, так и кос­венные ассоциации с земледельческими работами. В этом праздни­ке, устраиваемом после того, как старые огороды принесли свои урожаи, а новые еще ждут обработки, нет никаких элементов, от­ражающих ретроспективу прошлого земледельческого сезона или предполагающих перспективу будущего. Миламала — это период танцев. Танцы обычно продолжаются в течение месяца миламала, но они могут растянуться еще на месяц или даже на два. Такое пролонгирование танцевального сезона называется усигула. Ника­ких танцев в собственном смысле слова в другое время года не ус­траивается. Миламала открывается определенным торжественным представлением с танцами и первым барабанным боем. Этот еже­годный период пиров и танцев, конечно же, сопровождается и за­метной активизацией половой жизни. Типичны также церемониаль­ные визиты, которыми обмениваются деревни; они сопровождаются обильными взаимными подношениями и своеобразными трансакци­ями, заключающимися в "покупках" и "продажах" танцев.

Прежде чем перейти собственно к теме этого раздела — описанию той роли, которую балома играют в миламала — мне необходимо нарисовать общую картину этого праздничного периода, иначе не­которые детали, касающиеся балома, могут оказаться "не в фокусе".

Миламала следует непосредственно за сбором урожая. Этот про­цесс сам по себе носит определенно праздничный характер, хотя в нем и отсутствуют элементы собственно гедонизма — столь фунда­ментального качества киривинцев. Однако туземец находит огром­ную радость в доставке урожая домой. Он любит свой огород и искренне гордится своими посадками. Прежде чем урожай будет, наконец, помещен в специальное хранилище (эти хранилища, несо­мненно, являются самыми заметными и живописными постройками

в деревне), владелец использует не одну возможность выставить напоказ предмет своей гордости. Итак, клубни тпаигпу (вид ямса) — самой важной культуры в этой части света — выкапывают из земли, тщательно очищают; волоски, которыми они покрыты, срезают ра­ковиной. Затем складывают клубни в большие конические кучи. В огороде возводятся специальные хижины или навесы, чтобы за­щитить пгаипгу от солнца, и под этими навесами выставляются горы клубней: большая коническая куча в центре — там сложены отбор­ные плоды — и вокруг несколько меньших, в которых сложены клубни maumy худшего сорта, а также те, что будут использованы для новых посадок. Дни и недели уходят на очистку клубней и искусное складывание куч так, чтобы их геометрическая форма была совершенной и на поверхности оказались лишь лучшие клуб­ни. Эта работа выполняется владельцем огорода и его женой, если у него есть таковая, а односельчане группами расхаживают по ого­родам, нанося друг другу визиты и восхищаясь ямсом. Темы разго­воров — сравнения и восхваления.

Таким образом, ямс может оставаться на огороде в течение не­скольких недель, после чего его переносят в деревню. Вся эта работа имеет определенно праздничный характер, переносчики украшают себя листьями, ароматическими травами, раскрашивают лица, хотя и не облачаются в "полный танцевальный наряд". Когда maumy перенесены в деревню, выкрикиваются особые словесные формулы: один человек кричит речитативом, а остальные отвечают резкими возгласами. Обычно они бегут в свои деревни бегом; затем все вмес­те занимаются складыванием maumy в конические кучи, точно такие же, из каких клубни только что были взяты в огороде. Эти кучи выкладываются на большой круглой площадке перед хранилищем для ямса, куда в конечном итоге и будут убраны.

Но прежде чем это произойдет, ямсу предстоит пролежать еще две недели или около того на земле. Его будут пересчитывать и снова восхищаться им. Для защиты от солнца клубни укрывают пальмовыми листьями. Наконец в деревне начинается еще один праздничный день, когда весь ямс из куч переносят в хранилища. Это делается за один день, хотя на доставку ямса в деревню уходит несколько дней, что может дать некоторое представление о нарас­тании темпа жизни в деревне во время страды, особенно в связи с тем, что maumy часто доставляется из других деревень, и в это время даже отдаленные общины наносят друг другу визиты³⁰.


169

168
Б. Малиновский

Когда урожай в конце концов оказывается в хранилищах, работы прекращаются, и пауза заполняется миламала. Обряд, который тор­жественно открывает весь этот праздничный период, является в то же самое время "освящением" барабанов. До этого нельзя бить в барабаны публично. После торжественного открытия можно бить в барабаны и начинать танцы. Подобно большинству обрядов в Ки-ривине, этот обряд открытия танцевального сезона состоит в раздаче еды (сагали). Еду складывают в кучки, готовят церемониально, а затем выкладывают на деревянные блюда или раскладывают по кор­зинам, выставленным в ряд; затем вдоль этого ряда идет мужчина и у каждого блюда или у каждой корзины громко выкрикивает имя³¹. Жена или другая родственница мужчины, имя которого было названо, забирает еду и относит в дом, где ее и едят. Такая церемо­ния (называющаяся раздачей — сагали) по нашим понятиям не очень похожа на пир, особенно потому, что ее кульминация — мы понимаем кульминацию пира как процесс еды — никогда не бывает публичной, едят только в семейном кругу. Но здесь праздничные элементы заключаются в подготовке к пиру, в сборе и приготовле­нии пищи, в передаче ее в общественную собственность (ибо каждый должен внести свою долю в общий запас, который затем должен быть равномерно разделен между всеми участниками) и, наконец, в публичном распределении. Это распределение и является собст­венно церемонией открытия миламала] в полдень мужчины наря­жаются и исполняют первый танец.

Теперь жизнь в деревне заметно меняется. Люди больше не ходят на огороды, не занимаются и другой работой, не ловят рыбу, не строят лодок. Утром деревня полна народу, местных жителей и, часто, гостей из других деревень. Но настоящие празднества начи­наются позднее. Когда минует самое жаркое время дня, примерно в три-четыре часа пополудни, мужчины сооружают свои знаменитые головные уборы. Эти уборы состоят из большого количества перьев белого какаду, которые втыкаются в густые черные волосы и торчат оттуда во все стороны, подобно иглам дикобраза, образуя большой белый ореол вокруг головы. Завершающей деталью служит плюмаж из красных перьев, возвышающийся над белым ореолом. В отличие от жителей многих районов Новой Гвинеи, чьи головные уборы пестрят разноцветными перьями в разнообразных сочетаниях, жи­тели Киривины имеют только этот единственный тип головных ук­рашений, который неизменно используется всеми туземцами и во всех видах танцев. Тем не менее, в сочетании с хохолками казуара,

БАЛОМА

верхушки которых обрамлены красными перьями, — их прикреп­ляют к поясам на талии и к браслетам на предплечьях — эти голов­ные украшения придают танцорам удивительное очарование. В ре­гулярном ритме танца возникает иллюзия, что наряд сливается с танцором, черные хохолки с красной верхушкой гармонируют с шо­коладной кожей. Белые головные уборы и шоколадные тела, кажет­ся, превращаются в единое органичное и фантастическое целое, не­сколько дикарское, но ни в коей мере не гротескное, ритмично дви­гающееся под монотонное и мелодичное пение и перекрывающий

его бой барабанов.

В некоторых танцах используются разрисованные танцевальные щиты, в других танцующие держат в руках длинные узкие ленты из листьев пандануса. Эти последние танцы, отличающиеся гораздо более медленным ритмом, с эстетической точки зрения проигрывают (на европейский вкус) из-за того, что мужчины по традиции на­девают женские юбки из травы. Большинство танцев исполняются в кругу: барабанщики и певцы стоят в центре, а танцоры движутся

вокруг.

Ритуальные танцы в полном праздничном облачении никогда не проводятся ночью. С заходом солнца мужчины расходятся и сни­мают свои перья. Барабаны на некоторое время умолкают — насту­пает час основной трапезы. С приходом ночи возобновляется бой барабанов, и исполнители, теперь уже без украшений, снова выхо­дят в круг. Иногда они начинают петь прелестную танцевальную песню, и барабанщики переходят на танцевальный ритм — тогда мужчины исполняют настоящий танец. Но чаще, особенно поздней ночью, бывает другое: пение прекращается, танцы останавливаются, и лишь непрерывный бой барабанов звучит во тьме. Теперь все туземцы — мужчины, женщины и дети, собираются вместе и мед­ленно движутся по-двоепо-трое вокруг барабанщиков. Женщины держат маленьких детей на руках или прижимают их к груди, ста­рики и старухи ведут своих внуков за руку, все движутся, один за другим, в неустанном кружении, не ведая иной цели, зачарованные боем барабанов. Время от времени танцующие произносят нараспев долгое растянутое: "Аа ... а; Эээ ...э", делая резкие ударения в Конце... тогда барабаны внезапно прекращают бой, и кажется, что эта бесконечная карусель на какое-то время лишается своей движу­щей силы, но движение не прекращается и живой круг не распада­ется. Вскоре, однако, бой барабанов возобновляется, к несомненно­му восторгу всех присутствующих — за исключением этнографа,