Курсовая работа финно-угорский и самодийский компоненты в говорах современной Архангельской области

Вид материала

Курсовая

Содержание I Промысловая лексика II Бытовая 3. Одежда, обувь Одежда из других материалов 5. Еда, питье 6. Слова, связанные с понятием «пища» III Слова, характеризующие людей IV Физиология VI Географические термины Названия леса по аспекту «строевой - нестроевой» Остальная лексика VII Природные VIII Слова, характеризующие различные признаки предмета IX Лексика, не вошедшая в какую-либо из групп Список литературы Список информантов

Подобный материал:

• Положение о I международном этнофутуристическом финно-угорском фестивале моды, 44.09kb.
• О ситуации в агропромышленном комплексе Архангельской области, 445.7kb.
• Правительство архангельской области министерство здравоохранения и социального развития, 27.37kb.
• Программа Межрегионального форума «Финно-угорский этнокультурный проект», 352.52kb.
• План работы Общественно- консультативного Совета при Управлении Федеральной миграционной, 19.94kb.
• Администрация архангельской области постановление от 24 декабря 2002 г. N 233 об общественном, 56.31kb.
• Об утверждении региональной программы "развитие конкуренции в архангельской области, 885kb.
• Протокол к Соглашению между Правительством Москвы и администрацией Архангельской области, 401.03kb.
• Курсовая работа Социокультурные лакуны в статьях корреспондентов, 270.94kb.
• Рекомендации по оплате труда работников государственных и муниципальных учреждений, 66.08kb.

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального

образования

«Поморский государственный университет имени М.В. Ломоносова»

Гуманитарный факультет

Кафедра теории и истории языка, литературы и культуры


КУРСОВАЯ РАБОТА

Финно-угорский и самодийский компоненты в говорах современной Архангельской области


Выполнила студентка III курса

Пантелеева Л.Г.


Научный руководитель:

кандидат филологических наук,

доцент Репневская С.В.


Архангельск

2008

СОДЕРЖАНИЕ


Введение

ГЛАВА 1. Формирование населения на территории Архангельского Севера. Предпосылки возникновения и формирование северорусских говоров

ГЛАВА 2. Особенности фонетической субституции и адаптации заимствованной финно-угорской лексики

2.1. Рефлексы финно-угорского консонантизма (на примере прибалтийско-финского) и их фонетическое освоение северорусскими говорами

2.1.1. Глухие взрывные

2.1.2. Звонкие взрывные

2.1.3. Фрикативные

2.1.4. Аффрикаты

2.1.5. Сонорные

2.1.6. Геминаты

2.2. Рефлексы финно-угорского (на примере прибалтийско-финского) вокализма и их фонетическое освоение говорами севера

2.3. Соответствие гласных конца слова

ГЛАВА 3. Особенности морфологической и словообразовательной адаптации заимствованной финно-угорской и самодийской лексики

3.1. Словообразовательный аспект заимствования в северорусские говоры из финно-угорских и самодийских языков

3.2. Морфологический аспект заимствования в северорусские говоры из финно-угорских и самодийских языков

ГЛАВА 4. Семантический аспект заимствования финно-угорской и самодийской лексики в северорусские говоры

4.1. Выделение тематических групп лексики

4.2. Причины заимствования тематических групп лексики

4.3. Синтагматические отношения внутри групп лексики

Заключение

Список литературы

Список информантов

Приложение


ВВЕДЕНИЕ


Русская диалектная лексика во всем ее разнообразии возникала и обогащалась различными путями.

Уже в I в. н.э. древнеславянские племена венедов занимали огромные пространства, контактируя со многими другими племенными группами. К VIII – IX векам восточные славяне насчитывали в своем составе ряд обособленных племен, разговаривающих на языках, обладавших как определенными особенностями, так и большим сходством. Отлив в VII – VIII веках части славян из Подунавья и Прикарпатья на северо-восток в связи с вторжением авар, византийцев и франков; отлив на север и северо-запад славян Среднего Поднепровья, вызванный перемещением на запад населения Алании и Хазарии в начале второй половине VIII века, привели к формированию в Ильмено-Волховском бассейне, в бассейнах Верхней Луги, Верхней Западной Двины, Мологи, Великой и Сяси полиэтнической общности (летописной «северной руси») на основе ведущей роли славянского компонента.

В рамках этой общности возникла завязь русской государственности и одновременно северо-западная ветвь русской народности с административными центрами в городах Старая Ладога и Великий Новгород. В дальнейшем вся сложная и многогранная история этих племен начальной русской летописи, связанных с некоторыми другими – иноязычными, - происходила в рамках древнерусской государственности.

Остатки древнейших диалектизмов той эпохи продолжают свое существование в современном языке.

Помимо остаточных явлений восточнославянской древности в разные времена и в силу разных причин возникали новые диалектные явления. Прежде всего, на первый план выдвигается внутреннее языковое творчество – развитие лексики на основе собственных словообразовательных средств со всеми особенностями в каждом местном случае. Кроме того, различные по характеру контакты с многочисленными иноязычными народами приводили ко многим заимствованиям и включениям в местные русские говоры слов иноязычного происхождения. Все это происходило путем бытовых, политических, военных и др. соприкосновений.

Мы можем констатировать тот факт, что ассимиляция финно-угорских и славянских племен привела к вхождению в северорусские говоры значительного объема языковых явлений финно-угорского происхождения во всех пластах языка (в фонетике – [г] протетическое, трактуемое как результат вепсского влияния; в словообразовании – глагольные форманты -анда- и -айда-; в синтаксисе – обороты типа «у него уйдено»). Но наиболее ясно и четко, на наш взгляд, своеобразие северорусских говоров можно проследить, анализируя их лексический состав.

Формирование северорусских говоров связано с историческим процессом колонизации и освоения Русского Севера, заселенного на тот момент многочисленными народами финно-угорской и самодийской групп уральской языковой семьи, в течение временного отрезка с конца VIII по XVII века. Происходившее на протяжении всей этой эпохи проникновение заимствований из отдельных финно-угорских языков (сохранившихся до нашего времени и утраченных) повлияло на словарный запас говоров Севера, в значительной степени обусловив их своеобразие и отличие от других русских говоров.

Таким образом, целью данной курсовой работы является выделение групп заимствованной лексики финно-угорского происхождения в северорусских говорах по словообразовательным и семантическим критериям на основе изучения данных «Этимологического словаря русского языка» М.Фасмера и «Краткого словаря поморского языка», составленного Мосеевым. Перед собой мы поставили задачи объяснить причины заимствований и проследить возможные пути адаптации заимствованного слова в русском языке, а также выявить синтагматические и парадигматические отношения внутри каждой из групп заимствованной лексики.

Хотелось бы отметить, что при написании данной работы мы использовали только языковые единицы, данные в словаре Фасмера с пометами «арх.», «мез.», «заонеж.», «беломорск.», «с.-в.-р.», «каргоп.», «шенк.» и «пинеж.». Такую выборочность можно объяснить нежеланием выйти за рамки объема курсовой работы и боязнью написать поверхностную и не вполне научную работу. Однако при проработке групп лексики данные других северорусских говоров не отвергались и были использованы в полной мере там, где это требовалось.


1. Формирование населения на территории Архангельского Севера.

Предпосылки возникновения и формирование северорусских говоров


Формирование диалектов в границах конкретных территорий не возможно проследить только на основе материалов лингвистики. Возможно же это, лишь четко представляя себе историко-этнографический, археологический и географический аспекты явления.

Огромная историко-культурная область, именуемая Русский Север и окончательно сложившаяся в XIV – XVII веках, ограничена на север и восток отчетливыми природными, а на запад – историческими рубежами. Для периода начального (торгово-даннического) освоения этой области Русью (середина VIII – IX веков) ее следует определить по южной кромке сплошной тайги. «Это считается фактором, остановившим в VIII веке массовое стихийное распространение славян и славяно-балтов, находившихся на поздней стадии развития первобытного общества. Освоение тайги и северных поморий могло совершаться уже лишь при помощи новых раннегосударственных социальных структур, которые и формируются в VIII – IX веках в Северной Руси» (Мачинский Д.А, Мачинская. А.Д. Северная Русь, Русский Север и Старая Ладога в VIII – IX в.в.//Культура Русского Севера. Л.,1988).

Современная археологическая наука считает, что период древней истории Севера, включая время появления на его территории русского крестьянского населения, представлен девятью культурно-хронологическими пластами. Пласт культуры эпохи мезолита определяется как ветвь культуры финно-угорских племен, заселявших территорию Восточной Европы. У исследователей сформировалась единая точка зрения на Европейский Север как на контактную зону прибалтийско-финских, приволжско-финских и пермских племен.

В «Повести временных лет» летописец, характеризуя древних насельников Севера, отмечает наличие у них своего языка и культуры: «Си суть свои язык имущи от колена Афетова иже живут в странах полунощных» (Пов. вр. лет. 41 л 1950).

Традиционным источником для изучения заселения северного края являются топонимы. На территории Архангельской области топонимов, имеющих финно-угорское происхождение, зафиксировано более 20 тысяч.

Топонимы на –ньга, -юга, -немь, -кса исследователи позиционируют как свидетельства обитания на Русском Севере древнейших племен прибалтийских финнов. Локализация саамских племен наиболее выражена по побережью Белого моря, в частности Мезенского берега, карельских – в бывшей Олонецкой губернии. В верховьях Северной Двины, левобережья обитали вепсы, в районе реки Ваги и в среднем течении Северной Двины – емь (ямь) и весь. По правобережью от истоков и до Нижней Тоймы – коми-пермяки и коми-зыряне, на юго-востоке области – мерянские племена (формант –ягр/-яхр/-явр). Наличие форманта –енгерь говорит о присутствии вожских племен (водь).

Характерно, что финно-угорские топонимы были восприняты славянами еще в IX веке, что подтверждается Новгородской грамотой, сообщающей о существовании даннической зависимости финно-угорского населения от древних новгородцев: «…Тые зашли на Пинезе, Карголу, и Чаколу, и Перьмские, и Мезень и Пильи горы и Немьюгу, и Пинешку, и Выю, и Суру Поганую поимали за себя наши братья ноугородци и вос к целованию привели на Ноугородское имя» (цитируется по Плешкова Т.Н. Особенности языковой ситуации Архангельского Севера и формирующие их факторы. А., 2003).

Колонизация Русского Севера происходила постепенно и по характеру взаимодействия с коренным населением и исторических рамок может быть разделена на 2 этапа:

1. Первый этап характеризуется торгово-данническими отношениями и

установлением с аборигенами экономических и политических

отношений.

2. Второй этап заключается в захвате и освоении территорий.

Первые русские на территории Архангельского Севера согласно хронологическим исследованиям были ладожане, имеющие хорошо развитую торговую практику с хазарами и через Балтику со скандинавами, ганзейцами и др. В перечне товаров, ввозимых ими в чужие земли, была и северная пушнина. В связи с возвышением Великого Новгорода значение Ладоги упало, и примерно с конца X – начала XI веков в письменных источниках зафиксировано присутствие на Севере преимущественно новгородцев. Проникновение ростово-суздальцев в наши земли исследователи относят к 40-м – 60-м годам XII века.

Приведем теперь определение понятия «колонизация Севера», данного Макаровым в своих исследованиях 1997 года. Под колонизацией принято понимать «весь комплекс демографических, хозяйственных, социальных и этнокультурных изменений, связанных с интеграцией северных окраин в экономическую жизнь и политическую систему Древнерусского государства».

В свою очередь А.А. Куратов подчеркивает, что процесс колонизации носил весьма противоречивый характер. С одной стороны, шло широкое разрозненное, а затем массовое переселение крестьян-смердов, в ходе которого славяно-русские земледельцы относительно легко находили свободные земли и возможно, поэтому не вступали в военные конфликты с местным населением. С другой стороны, и государственная, и церковно-монастырская колонизация носила ярко выраженный захватнический характер. Наблюдается также неоднозначность процессов ассимиляции этнической, при которой русское население из Понизовья вступало в тесные контакты с финно-уграми колонизированных территорий, тогда как новгородско-ладожские переселенцы долгий период времени сохраняли свой антропологический тип (Булатов В.Н. Русский Север. А.,1997). По Витову на территории Архангельской области выделяется 3 антропологических типа современного населения:

1. Ильмено-беломорский антропологический тип, распространенный вдоль нижнего течения Северной Двины и на побережье Белого моря и связанный с новгородским колонизационным потоком.

2. Верхневолжский тип, связанный с южным колонизационным потоком.

3. Онежский тип, широко распространенный вокруг Онежского озера и представленный населением Пинежья и убедительно подтверждающий участие в этногенезе финно-угорских племен.

Таким образом, неизбежная в условиях колонизации русскими заселенных финно-уграми земель этническая ассимиляция сыграла существенную роль в процессе заимствований финно-угорского компонента в состав диалектной лексики русского населения.

Если обратиться к лингвогеографическим исследованиям В.Я. Дерягина и Л.П. Комягиной, проведенным в 60-е годы XX века, можно легко установить четкую ареальную дифференциацию лексики народных говоров, исторически распространенных на территории Архангельского Севера.

Благодаря материалам «Лексического атласа Архангельской области» Л.П. Комягиной, содержащем географическую интерпретацию финно-угорского субстрата и адстрата подтверждается положение о двух колонизационных потоках (словено-новгородском и ростово-суздальском), причем наиболее четко прослеживается влияние новгородской культуры.

В течение всего периоды колонизации проходила борьба за власть на освоенных землях между Новгородом и Москвой. Падение Новгородской боярской республики предопределило успех Москвы в этой борьбе (около 1470-х годов). Именно с этого времени начинается сплавление северорусского населения в единый массив. Дальнейший исторический период (XV – XVII века) отмечен процессами, связанными со стихийным переселением на Север переселенцев из различных областей страны в связи со многими событиями военно-политического, экономического, социального и религиозного характера: русско-шведские войны, крестьянские восстания, никоновская реформа, вторжение поляков и многое другое. Однако процесс все же управлялся государством, что, несомненно, имело большое значение в развитии края: в это время необычайно быстро оформилась монастырско-церковная форма землевладения, что повлекло за собой рост населения на территории Архангельского Севера особенно в XVI – XVII веках.

Говоря о процессах формирования населения Архангельского Севера, чрезвычайно важно отметить факт образования особой локальной группы беломорских поморов, которое происходило на территории, примыкающей к западному и восточному побережьям Белого моря, и приморского побережья в низовьях Северной Двины. Отличительной чертой этнической группы является своеобразный культурно-хозяйственный тип деятельности, связанный с охотой на морского зверя и рыбной ловлей. При этом животноводство и земледелие как виды крестьянской деятельности не исчезают совсем, а отходят на второй план. Как этническая группа поморы сформировались в результате ассимиляции с саамами и корелами, исконно присутствующими на берегах Белого моря и в пределах Двинского Понизовья. В говоре поморов наиболее полно сохранились заимствования финно-угорского компонента.

С XVII века колонизационные процессы на Русском Севере завершились окончательно. Началось масштабное освоение Сибири, что обуславливает прекращение притока населения на территории Архангельского Севера, и значение их к концу XVII века постепенно утрачивается. Этнокультурные события стабилизируются, и устанавливается культурно-бытовая устойчивость русского населения.

Все вышесказанное позволяет нам сделать следующие выводы:

• Коренное население Архангельского Севера исторически сформировалось в результате сложных и длительных процессов колонизации разных типов, осуществляемых новгородцами и переселенцами из ростово-суздальских земель
  
• Наличие на занимаемых территориях населения финно-угорской и самодийской групп народов позволяет говорить об ассимиляции русского народа с коренным населением
  
• Русский язык на территории Архангельского Севера изначально формировался в виде диалектного, а не литературного, представляя собой сплав новгородских и ростово-суздальских говоров.
  
• Русский язык включил в себя определенные субстратные черты, восходящие к языкам племен, населявших ранее данную лингвогеографическую территорию
  
• Сложившаяся к XVII веку языковая ситуация почти не изменилась к началу XX века в связи с вялотекучестью и малоизменчивостью экономической и социальной обстановки, что и обусловило ее устойчивость.
  

2. Особенности фонетической субституции и адаптации заимствованной финно-угорской и самодийской лексики


Прежде всего, хотелось бы отметить, что термин «фонетическая субституция» понимается нами как характеристика процесса замены звуков одной фонетической системы звуками другой с точки зрения синхронного анализа. Но поскольку наш материал представляет собой явление диахроническое (т.е. большая часть данных финно-угорского происхождения может быть трактована как тот или иной вид субстрата), то совершенно естественно говорить в исторической перспективе об адаптации фонетически исконных моделей после перехода на славянскую речь.

«Однако выделение той или иной субституции на материале устных лексических диалектных проникновений часто затруднено тем, что как в русских говорах, так и в прибалтийско-финских диалектах имеется значительное число вариантов, и иногда довольно затруднителен выбор этимона, на основании которого могла бы идти речь о соответствии и замещении фонем одного языка фонемами другого, а также предпочтение того или иного языка» (Мызников С.А. Лексика финно-угорского происхождения в русских говорах Северо-Запада. СПб., 2004).

Фонетическая дифференциация на прибалтийско-финской почве часто может отражаться в русских фонетических адаптационных типах. Мы, оперируя понятием «прибалтийско-финская (финно-угорская) фонема», имеем в виду более ранний характер прибалтийско-финской (финно-угорской) фонетической системы как виртуального целого, исходя из того, что некоторые моменты прибалтийско-финских (финно-угорских) и восточно-славянских (русских) взаимодействий в сфере фонетики еще нуждаются в тщательном рассмотрении. Так, например, наличие звонких согласных связано с интенсивными контактами с русским языковым континуумом или является результатом независимого развития? Поэтому при анализе адаптационных моделей предлагается рассмотрение возможностей фонетической системы русских говоров при освоении неисконного материала и дифференциация исходных прибалтийско-финских типов. В этой курсовой работе при рассмотрении данной проблемы мы ориентируемся на уже упомянутого нами Мызникова С.А. и его статью «Лексика финно-угорского происхождения в русских говорах Северо-Запада» и работы Палмеоса, Р.И. Аванесова, Л.Л. Касаткина, М.И. Зайцевой и Муллонена.


2.1. Рефлексы финно-угорского консонантизма (на примере прибалтийско-финского) и их фонетическое освоение северорусскими говорами


2.1.1. Глухие взрывные


а. Прибалтийско-финская [p]

• >[п]: парма «овод» (кар. poarma), путки «стебли щавеля» (кар. putki). Адаптационная передача прибалтийско-финского [p] через русское [п] совершенно естественна и традиционна, она фиксируется в большинстве случаев;
  

• >[б]: барма «овод», бутки «стебли щавеля» (люд. butk). На русской диалектной почве фиксация [б] на месте прибалтийско-финского [p] может рассматриваться как независимая инновация при отсутствии варианта с [b]. Однако в ряде случаев, на прибалтийско-финской почве вепсско-карельских диалектах фиксируется фонема [b], находящая отражение и в русских говорах; адаптационная модель в таких словах будет [b]>[б].
  
• >[в]: сайва «нефтяная или масляная пленка на воде». Проводимое сопоставление саамского [p] с русским диалектным [в] носит весьма предварительный характер ввиду того, что данный материал не имеет утвердившейся этимологии. Можем лишь отметить, что подобного рода чередования ступеней согласных мы можем наблюдать в финском языке: tapa – tavan «обычай», korpi – korven «глухой лес».
  

б. Прибалтийско-финская [t]

• >[т’]: тигачи «мошкара» (кар., лив. t’ihi, вепс. tih’i)
  
• >[к’]: кигачи «мошкара»
  
• >[ч]: чигала «мошкара»
  
• >[ц]: цигала «мошкара»
  

в. Прибалтийско-финская [k]

• >[к]: корба «темный лес» (вепс. kor’b’). Адаптация [k]>[к] традиционна и регулярна на русской почве перед гласными непереднего ряда.
  
• >[к’]: кярега «завязка косы на рукоятке» (вепс. käreg), кибрик «поплавок» (вепс. k’ibŕik), кюрзии «блины» (вепс. k’ürz, ливв. kürzü), кирза «мерзлый ком земли»
  
• >[т’]: тярега «то же, что кярега», тибрушки «поплавки», тюрзи «блины», тирза «мерзлый слой земли». Палатализованные [к’] и [т’] имеют возможности для нерегулярной, но легко воспроизводимой способности к замене друг друга, при том, что на прибалтийско-финской почве этимологически в данном случае фиксируется [k]. Примеры лексем с замещенной [к’] на [т’] не локализуются в зависимости от типа субстрата, что свидетельствует о фонетическом характере чередования.
  
• >[п]: пукша «рыбьи внутренности» (фин. kupsu). Вероятно, вариантность [к] - [п] возникла в результате метатезы на русской почве и не связана с фонетической адаптацией.
  
• >[г]: гагач «ветки на стогу» (вепс. kahač). Фиксация в русских лексемах [г] на месте прибалтийско-финского [k], вероятно, является собственно русской диалектной инновацией.
  

2.1.2.Звонкие взрывные


а. Карельско-вепсская [b]

• >[б]: бонга «омут» (вепс. bong), кобра «рука» (вепс. kobr). В прибалтийско-финских языках фонема [b] традиционно рассматривается как единица, получившая развитие под влиянием русского языка (Palmeos P. Karjala Valdai murrak//Easti NSV Teaduste Akademia Seltsi Toimetised, 5. Tallin, 1962), предполагается, что в финском языке-основе фонем [b], [d], [g] не существовало, поскольку в балтийских и в древних германских заимствованиях при переносе на финскую почву они заменялись смычными [p]
  

б. Карельско-вепсская [d]

• >[д]: луда (вепс. lodo), мяндач (кар. mändü). В прибалтийско-финских языках эта фонема в начале слова встречается, в основном, в заимствованных словах. В людиковском диалекте карельского и прионежском вепсского языка палатализованная [d’] появилась в результате перехода из [j] перед гласным, однако такого рода данные не оказали влияния на смежные русские говоры.
  

в. Карельско-вепсская [g]

• >[г]: шалгун «мешок» (ливв. šalgu), хонга «сухостойное дерево» (кар. honga). Хотя в северорусских говорах фонема [г] является в большинстве случаев рефлексом прибалтийско-финского [h].
  

2.1.3. Фрикативные