Geum.ru

Все разговоры об инновациях в России нужно понимать только в контексте легитимации существующей власти

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
Буханцов В.В.

(Восточно-Сибирская государственная академия образования,

г. Иркутск)

Комарова М.В.

(Иркутский государственный университет, г. Иркутск)


Матрица для инноваций: государство развития

Все разговоры об инновациях в России нужно понимать только в контексте легитимации существующей власти. Принимать их всерьез, значит, отказаться от сколько-нибудь непредвзятого анализа социальной реальности. А она такова, что Россия как индустриальная страна уже почти исчезла.

Для понимания, почему так случилось, нужно обратиться к специфике генезиса Российской Федерации.

Современная российская социально-экономическая и политическая система сформировалась в результате антикоммунистического и антисоветского переворота, главной движущей силой которого выступила властвующая номенклатура, сумевшая с помощью наивной диссидентствующей интеллигенции придать своей социально обусловленной эгоистической деятельности видимость народной революции и сохранить при этом политическую власть.

Следовательно, оболочка современной России как страны свободной и демократической с рыночной экономикой – набор слов, доставшихся в наследство от фактически прекратившей своё институциональное существование интеллигенции, её извечный социальный заказ любому реальному социальному субъекту. Неосознанно манипулируя сознанием и ожиданиями широких демократических масс, интеллигенция обеспечила легитимацию нового образа и качества хозяев страны из партхозактива и примкнувших к нему теневой буржуазии и «облагороженного» криминалитета.

Сама партийная номенклатура, отряхнув принципы и ценности предаваемого строя, оказалась удивительно прагматичной и циничной по отношению к новому идеологическому обрамлению своей власти. Иного и быть не могло. Главный могильщик СССР Горби (эта американизированная кличка гораздо ближе его политическому и нравственному имиджу, чем русское «Михаил Сергеевич Горбачёв»), отрабатывая свои серебренники, такие, как 70 000 американских долларов гонорара за лекцию в Колумбийском университете, заявлял и о том, что «коммунизм был чистой пропагандой», и о том, что «всю свою жизнь посвятил борьбе с коммунизмом… и в результате мне удалось коммунизм в России уничтожить». Парадоксально, но и с «социализмом» отношения у Генсека КПСС не сложились. Полагаем, что у Мэтлока, американского посла в СССР, были основания считать, что «Горбачёв изначально отрицал социалистические идеи потому, что они социалистические. И приветствовал капитализм, не осознавая, что в экономически развитых капиталистических странах, где основой является идея частной собственности, в то же время сильны и многие идеи социализма».

Георгий Малинецкий, видный прикладной математик, вспоминает: «У СССР была вторая экономика мира, высокий уровень, социальных гарантий, эффективные силовые структуры… При Горбачёве в Институте системных исследований академик Виктор Геловани методом компьютерного моделирования рассчитал пути развития СССР. Страна могла выбрать технологический путь, совершить прорыв в постиндустриальное будущее и остаться мировым лидером. В 1985 году благодаря высокому уровню образования перед нами была открыта дверь в сказку… Описывались и самые проигрышные модели, вплоть до распада СССР в 1991 году – страна пошла именно этим худшим путём. Горбачёв выбрал «новое мышление» с утопическими представлениями о России».

«Новое мышление» как смесь призывов а-ля « давайте жить дружно», перепева исторически обусловленного Манифеста Рассела – Эйнштейна и универсальных ценностей торжествующего Запада при отрицании собственного опыта и социалистических «иллюзий» демократического социализма и веры в жизненность плановой экономики, открыли путь оголтелому либерализму по-ставропольски, по-свердловски, по-ленинградски. Впрочем ничего нового в таком отечественном мышлении (с ударением на Ы) не было и нет. Смесь французского с нижегородским – извечная стилистика российской «образованщины».

Естественно, что выстроить какую-то связную политику, отталкиваясь от умственной (и нравственной) пустоты, невозможно. Поэтому новоявленная Российская Федерация без руля и ветрил двадцать лет стоит в болоте хозяйственного разложения. И поэтому главной политической фигурой последних лет является Алексей Кудрин (и никто иной).

Вся политика сводится к сохранению статус-кво: свои у власти, свои банкиры, свои олигархи, свои в «общественных» палатах, свои в спортивных федерациях. Свои не хотят и не будут платить прогрессивный подоходный налог, инвестировать в развитие, тратить деньги в России, а лучше всего пусть свои и живут не здесь, дабы не нарушать свой статус, ведь для огромного большинства остающихся, за неимением выбора, в РФ они «чужие».

Остающиеся здесь должны не мешать стабильности. Они не должны получать высокую, точнее обоснованную, заработную плату, вообще не могут иметь никакого дохода, кроме обеспечивающего элементарное выживание. Отсюда пресловутая тема «инфляции». Именно тема, на которую покупается достаточно большое количество простых сограждан и наивных «экономистов».

Кудринский либеральный бред о «случайных нефтедолларах», их остервенелая стерилизация, то есть отъём потенциальных инвестиций у реального производства, его неверие в силы и ресурсы своей собственной страны и ожидания – неужели искренние? – мифических иностранных денег в духе бендеровского заклинания для обираемых простаков «Запад нам поможет!» обрекают страну на деградацию, теперь уже системную, от самолётостроения до образования.

Социальная почва у кудринского либерализма – а это настоящий, не картонный каспаровский фантазм о свободе из пробирки, – это тончайший слой сырьевой компрадорской бюрократии и буржуазии, условная первая сотня выводящих нефтедоллары из страны стерилизаторов.

Вся остальная Россия – объективно – нуждается в совершенно иных политике, стратегии, модели существования.

Это модель давно и хорошо изученная и не раз применявшаяся в России, впрочем, как и во многих других странах. Это марксизм (марксизм-ленинизм и иные варианты), теория (теории) модернизации (антитеза, некая усечённая теория формаций) – теории перехода от «низшего» к «высшему». Очевидно, помимо предмета пафоса оправдания, они различаются пониманием степени зависимости общественного устройства, его функций, общественной структуры от изменений в технологиях: непосредственно – опосредованно через общественные отношения в сфере производства. При этом стоит согласиться с тем, что история современного общества имеет мало общего с историей традиционного общества, прошлое в отношении техники было более стабильно.

Для нас самым важным в понимании становления, а тем более изменения современности является их (изменений) сознательный характер, влекущий вместе с собой централизацию, усиление регулирующей роли государства, установление непосредственной связи между государственным аппаратом и обществом.

Совершенным язычеством в эпоху христианства стало поклонение российской власти и её интеллектуальной обслуги либерализму в его неоклассической форме в конце ХХ – начале ХХI вв.

Понятно, что неофиты капитализма бросились во все тяжкие, пытаясь быть своими среди хозяев мира. Но ещё в первом томе своего классического труда «Современная мировая система» в 1974 году Иммануил Валлерстайн наглядно показал, что странам «мирового центра», добившимся своего уникального положения благодаря технологическому превосходству и распространению диффузионной волны инноваций на периферию, Россия нужна именно как эксплуатируемая часть расширяющейся мир-экономики.

Естественно, что идейный застой, наступивший в конце двадцатого века, объективно отражал победу Запада над СССР и был объективно выгоден правящим кругам Запада, да и всему золотому миллиарду, хотя нанёс удар и по позициям самого мирового центра перед лицом больших стран, пропустивших моду на либерализм.

Примитивный, догматический, регрессивный экономоцентричный неолибирализм сделал главным субъектом в подготовке и принятии решений на всех этажах власти условных «экономистов» (синоним – «эффективный менеджер», финансовый директор). Если «красные директора», это инженеры, руководившие созданием нового технико-технологического продукта и уклада в целом, то условные «экономисты» – это те, кто превратил Россию в экономического неудачника с ярко выраженным аргентинским синдромом. Это было предопределено тем, что «Россия действует в рамках классической теории капиталистического рынка. Согласно этой теории, не нужно применять никаких мер, если они дадут эффект в будущем, а не сейчас. Временной горизонт капиталистического планирования – год - два. В результате, как сказано в одной классической работе по экономике, «все действуют исключительно трезво, но в результате все оказываются в яме» (Осин А. В России за неделю выросла картошка //Известия. – 2011. – 1 февраля. – С.1,3.)

Как это происходило, иллюстрирует классический пример метаморфоз Ижорского завода. Про это уникальное предприятие можно сказать, «что выгодно Ижорскому заводу, выгодно России». В 1998 году контроль над заводом, получил тогда свой для «реформаторов» Каха Бендукидзе. Акции завода достались ему, через чековые аукционы, скупку у нищенствующих рабочих, обмен на другие фантики. Никаких инвестиций, ни какой-либо стратегии развития стратегического для страны предприятия не было. Чтобы подготовить завод к продаже, Бендукидзе стал кроить его на лоскутки «бизнес-единиц». К тому времени, когда у высоко кремлёвского начальства случился проблеск саммосохраниения эффективный менеджер Каха Бендукидзе успел распродать прокатный стан «5000», электодно-флюсовое производство, инструментальное производство, трубопрокатный цех, кузнечно-прессовый цех, теплоэлектроцентраль, энергосети, железнодорожное предприятие, клубы, пансионаты и т. д. Естественно, ни копейки на развитие потрачено не было.

Общий эффект деятельности эффективных менеджеров в союзе с компрадорской властью и сырьевой бюрократией виден сегодня повсюду (и не только в России). Деградация техносферы множится на деградацию инженерного и в целом технического и естественно-научного образования. Но и экономическая наука не блещет достижениями: реальная экономика существует фактически без опоры на науку, а часто вопреки ей. Финансизация экономической политики и потерявшая после крушения СССР страх господствующая псевдоэлита ведут общество к постиндустриальному феодализму. И здесь более других преуспели российские неофиты неолиберализма. В своём исследовании «Неравенство в России во время трансформации» Леонид Григорьев и Алла Салмина приводят, данные иллюстрирующие процесс латиноамериканизации ещё вчера великой индустриальной державы. С 1992 года данные о распределении доходов по квинтилям практически застыли. В 2009 году на долю наиболее успешных двадцати процентов жителей в России приходилось 47,8% доходов, наименее обеспеченных – всего 5,1%. В Москве – 56,5% и 3,4%. В абсолютных числах среднемесячный доход верхнего квинтиля по России составляет 40000, в Санкт-Петербурге – 55000, в Москве – 118000 рублей. Более тонкий инструмент изучения, индекс Джинни, который показывает степень отклонения линии фактического распределения общего объёма доходов от линии их равномерного распределения, по официальным данным, в России составляет приблизительно 42%, т.е. много больше, чем в Европе, и лишь немногим меньше, чем в Латинской Америке.

Теоретически, выход, даже из тупика, всегда есть. Только наши реформаторы начали поход за буржуазный передел национального богатства в свою пользу под интеллектуально нелепым лозунгом «иного не дано».

Альтернатива у неолиберальной утопии и её следствия – дальнейшей деградации страны – есть. Это новая ускоренная индустриализация, или «девелопментализм», или государство развития.

Идеология ускоренной индустриализации страны отрицает идеологию неолиберализма, идеологию свободных рынков, неоклассическую экономическую теорию, базирующиеся так или иначе на теории международной торговли Давида Рикардо. В нашем контексте важно то, что согласно рикардианству, во-первых, на мировых рынках субъекты обмениваются абстрактными затратами труда, измеряемыми количественно, в часах, а не качественно, а, во-вторых, мировая торговля сближает уровни доходов всех народов, так как выравниваются цены на факторы производства. Однако ещё приватизированный реформаторами Адам Смит в 1776 году в книге «О богатстве наций» изложил иное понимание проблемы рынков и их регулирования. Он прямо пишет о том, что свою промышленность надо поддерживать перед лицом иностранной, и потому навигационные акты, введённые в середине семнадцатого века и запрещавшие перевозку английских товаров на иностранных судах и иностранный фрахт в американских колониях, стали «разумнейшими из всех экономических мер Англии». Пресловутая «невидимая рука рынка» хороша лишь тогда, когда исчерпаны задачи индустриального развития, например, когда английское государство развития уже привело британскую промышленность к доминированию на мировых рынках. Вот тогда, будьте любезны, откройтесь все.

Естественно, что в контексте данных размышлений Адама Смита становится ясно (хотя это ясно без всякого Смита), что раскрыть свои рынки перед высокотехнологичной продукцией чужого производителя, значит встать на путь дальнейшего прогрессирующего отставания. В таком случае нужна ограниченная конкуренция, позволяющая создавать индустриальную ренту, позволяющую увеличивать прибыли, повышать заработную плату работникам, расширять налогооблагаемую базу государства.

Государственная политика активного индустриального развития страны как практическая реализация идеологии индустриализма имеет варианты, но любое государство развития должно заниматься диверсификацией производства за счёт передовых отраслей, то есть имеющих наибольший потенциал к технологическому переоснащению, понижению стоимости единицы товара, созданию технологических цепей. Так что упор на базовые для модернизации экономики отрасли отвергает ставку на повышение внутренней конкуренции. Идеальная конкуренция для таких отраслей невозможна.

Ломиться в ВТО такая страна как Россия может только вопреки здравому смыслу, либо признав и согласившись со своей экономической неполноценностью. Понятно, что совершенно не состоятельны ожидания или упования (или это момент манипулирования общественным сознанием, а они и не верят?) властей предержащих исключительно на привлечение западного капитала и импорт технологий. Во-первых, история национальных модернизаций свидетельствует не в пользу привлечения капиталов, а в пользу привлечения иностранных специалистов. Во-вторых, Россия по-прежнему остаётся потенциальным конкурентом ведущим странам во всём, зачем помогать конкуренту на вырост? В-третьих, «рядом» с российским узким рынком рынки Китая и Индии: мы просто маленькие. В-четвёртых, по факту, деньги из России уходят. Чистый отток частного капитала в 2010 году Центробанк оценил в 38,3 миллиарда долларов: 11,4 – ввезли банки, 49,7 – вывез нефинансовый сектор. До этого, в 2008 году, ушло 133,9 млрд долларов, в 2009 году – 56,9 млрд.

Любопытно, что ещё в Гаванской хартии, заложившей основы ГАТТ (теперь ВТО), чёрным по белому было прописано, что, во-первых, любая страна должна иметь возможность защищать свой рынок и производство до тех пор, пока ни будут достигнуты уровни производственных возможностей своего времени, во-вторых, безработица считается уважительной причиной для введения таможенных барьеров. С победой неолиберализма всё изменилось. Всемирный банк свои модели стал строить на нелепых предположениях о полной занятости, например, африканцев, девяносто процентов которых подчас не имеют работы, и полноценности (равноценности) всех видов деятельности – и дал универсальную рекомендацию – стройными рядами переходить к свободной торговле немедленно, и пусть не смущает шоковая терапия.

Однако опыт государства развития от Англии и США до России разных эпох, от социалистической Скандинавии до современной Восточной Азии и Бразилии даёт чёткое обоснование и универсальный фактически набор инструментов достижения передовых позиций в экономике и качественного улучшения уровня жизни больших масс населения. Это сознательная разработка путей и средств решения стоящих перед страной задач; насаждение новых видов промышленности с использованием патентов, тарифов, лицензий, временного освобождения от налогов и т.д., и т.п.; привлечение иностранных специалистов и воспитание своих.

И, наконец, а кто должен быть инвестором модернизации страны? Первым по времени и главным по финансовой мощи и может и должно быть государство. Абел Аганбегян как-то сказал, что на стерилизованные деньги, то есть заработанные российской экономикой и изъятые (выкраденные) из неё, а затем подаренные западным творцам неолиберального мифа в виде ценных бумаг иностранных государств, иностранных государственных агентств, чужих центральных банков мы могли построить новую Россию. Почему подаренных? Всё просто. Приобретая иностранные обязательства, мы обеспечивали их зарубежными кредитами, и частные корпорации занимались тем же с частными корпорациями. Пришёл кризис и деньги ушли на Запад в счёт погашения внешних корпоративных долгов. Вот такая мёртвая петля для нашей экономики и вот такая палочка-выручалочка для западной экономики. Битый не битого опять вывез. По скромным подсчётом, получается, что за десять предыдущих лет мы ухнули, то есть «неэффективно потратили» более триллиона долларов США.

Страна понемногу стала выходить из жесточайшего кризиса, который ударил по ней сильнее, чем по любой другой из развитых или развивающихся, и вот опять Кудрин взялся за своё любимое занятие обрезания. Он яростно не соглашается с довольно робким предложением Минэкономразвития поддерживать дефицит федерального бюджета на уровне всего-то 2% в течение 10-15 лет, получая, таким образом, средства для модернизации производства. И судя по всему в аппаратной политике Кудрин победит. По крайней мере, Путин «Сценарные условия долгосрочного прогноза социально-экономического развития РФ до 2030 года» («Прогноз-2030»), подготовленные Министерством экономического развития отправил на доработку. Кто бы ещё ответил, чем заменить эти 2-3% бюджетного дефицита в качестве условия инновационного сценария развития страны.

К сожалению, приходится признать, что те оценки посткоммунистической элиты, которые мы обосновали ещё 10 лет назад, не устаревают. Более того, сегодня всё больше исследователей отказываются называть правяшие группы «элитой». В.Костин, директор центра стратегического планирования «Аргументы и Факты», что люди во власти «самозванно называют себя элитой», «а на самом деле являются узкими корыстными кланами (финансовыми, сырьевыми, силовыми или административными), борющимися за сохранение нынешнего статуса, за новые куски собственности (особенно в преддверии нового этапа приватизации)». Один из борцов против советской России, он вынужден говорить о том, что советская элита, по крайней мере, была народной по социальному происхождению, патриотичной по воспитанию, не корыстной по морали, то есть «плохая или хорошая, это была национальная элита». В.Костиков отказывает в возможности эволюции «нынешнего элитарно паразитирующего сословия» в национальную элиту. Ждёт её появления из «рассады среднего класса». И тут же отмечает: «Но почему-то у нынешней власти дальше разговоров о поддержке среднего класса дело не идёт».

Очевидно, существующая властная конструкция исчерпала себя. Идеологически, морально, политически. Стране нужна не игра в тандемократию, а борьба за новое качество. При этом государство развития в качестве образца должно иметь скандинавскую модель общественного устройства, при которой в России наконец-то появится гражданская нация, способная выделить из себя адекватную бюрократию как главный субъект гармоничного и непрерывного развития страны.


Размещение статьи на сайте в авторской редакции