Горбачев М. С

Вид материала

Документы

Содержание Данилов В.П.

Подобный материал:

• М. С. Горбачев и Р. Рейган подписывают договор о ликвидации ракет средней и малой дальности., 566.82kb.
• Горбачёв и перестройка, 460.97kb.
• Методика экспертного решения вопроса о принадлежности предмета к холодному оружию, 248.4kb.
• К. У. Черненко > М. С. Горбачев > Б. Н. Ельцин > Ю. В. Андропов, 27.76kb.
• Максим Калашников, 6648.25kb.
• Public Affairs Center: (095) 945-69-48 Fax: (095) 945-78-99 семинар, 11.51kb.
• Памяти Раисы Максимовны Горбачевой" М.: Вагриус, Петро-Ньюс, 2000, 320 с. Isbn: 5-264-00432-3, 4387.34kb.
• Биографическая справка, 118.67kb.
• Н. В. Елисеева Политическая дестабилизация в СССР. 1989 – 1990 гг. Содержание, 486.44kb.
• Тема «Михаил Сергеевич Горбачев», 445.79kb.

Данилов В.П.^*

Великая крестьянская революция

«Раньше, чем стать большевистской,
Россия созрела для большевизма...»

(П.Н.Милюков)

Смотреть открытыми глазами на прошлое можно, конечно, по-разному. Много зависит здесь от позиции, от ситуации, от личных устремлений. Поэтому открытые глаза все-таки требуют видения процесса в целом, общества в целом, во всех его составляющих элементах, во всех взаимодействиях. Общество – слишком сложное явление и не может быть сведено ни к одному из элементов и при любых подобных попытках просто исчезает, а вместе с ним и исторический процесс как таковой. О Русской революции начала ХХ века придется говорить прежде всего как о народной революции. И это определение не будет данью высокому стилю. Оно выражает ее действительные масштабы в пространстве и времени, ее подлинный характер народной стихии, в которой политические партии и отдельные личности играли важную, иногда выдающуюся, но не решающую роль.

Современные идеологические поветрия сделали модной пренебрежительную трактовку русской революции начала XX в. как «красной смуты» и лишь потому, что она была русской. Зачеркивая научную историографию – и отечественную, и зарубежную, – не останавливаются перед прямой руганью: «В застойное время писали историю для начальства, в перестроечное время – для дураков». («Россия», 1997, № II. с.6). Оставить такие методы «критики» без ответа нельзя. Не трудно назвать достаточно представительный ряд историков, писавших и в «застойные времена» и раньше отнюдь не для начальства, несмотря на давление и прямую расправу. В 70-е годы большую группу таких историков назвали «новым направлением» – ревизионистским и прямо антимарксистским. Но эта группа далеко не исчерпывала тех, кто писал не для начальства и не для дураков. Недавно вышел в свет сборник документов «История советской политической цензуры» (М., 1997). Загляните туда и найдете там имена историков, подвергшихся дискриминации, хотя они считали русскую революцию не менее великой, нежели, например, французскую.

В вытаскивании из прошлого образа «красной смуты», служившей исходным тезисом идеологии белого движения, есть и гротескный момент: автор статьи к 80-летнему юбилею революции счел необходимым отметить, что он не кто-нибудь, а «генеральный секретарь Международной комиссии по проблемам Октябрьской революции». Правила приличия «генсеком» забыты, иначе при столь крутой перемене взглядов он должен был бы начать с того, чтобы снять с себя «титул»... Однако ответ на грубость в адрес русской революции и ее историографии будет неполным, если не отметить, что в перечне тех, для кого, по утверждению автора, писалась история революции – для начальства и дураков, отсутствует указание – для кого же вновь создается образ «красной смуты»? Для карателей, чтобы у них не дрогнула рука, когда прикажут пустить в ход оружие против поднимающихся с протестом, как это уже было 3-4 октября 1993 г.? – Никого другого в таком ряду представить нельзя.

Масштаб и характер Русской революции определялись прежде всего участием крестьянства, составлявшего свыше 80 проц. населения страны. На основе крестьянской революции развертывались и все другие – буржуазные, пролетарские, значение и исход которых определялись, в конечном итоге, их отношением к этой основе – к крестьянской революции. Эту революцию Россия ждала ХIХ век, о чем свидетельствует и русская литература, и весь ход аграрных реформ, и крестьянские бунты, постоянное явление русской жизни.

В ХХ век Россия вступила, сохраняя помещичье землевладение при крестьянском малоземелье, выкупные платежи за «освобождение» от крепостного права, политическое господство помещиков в деревне, в частности, в системе так называемых земских начальников, крестьянское бесправие, доходившее до административной (без суда) высылки из родных мест и даже телесных наказаний – прямого пережитка крепостного рабства. Сохранение крепостнического насилия над деревней, промедление с давно назревшими социально-экономическими реформами делали революционный взрыв неизбежным. Этот взрыв прогремел в 1902 г. и оказался неожиданным и для самодержавия, и для революционеров.

Новое по характеру и массовое по масштабам крестьянское движение охватило тогда черноземную полосу Украины и России – основной бастион крепостничества. Самым неожиданным явился радикализм крестьянских настроений. Выступления сопровождались захватами помещичьих земель, взломом амбаров и вывозом зерна, поджогами усадеб, часто принимали характер восстаний с открытым сопротивлением полиции и даже войскам. Вот описание крестьянских действий в телеграмме одного из помещиков на имя министра внутренних дел (1 апреля 1902 г., Полтавская губ.): «Несколько дней совершается систематический грабеж крестьянами помещичьих хлебных запасов, грабят же неимущие. Обыкновенно являются в усадьбу поголовно целые соседние деревни с подводами, с мешками, в сопровождении жен, детей, врываются в усадьбу, требуют ключи от амбаров, при отказе отбивают замки, нагружают в присутствии хозяина подводы, везут к себе... В дома не входят...»

Материалы судебных процессов (суду было предано 1092 крестьянина) позволяют увидеть ту степень отчаяния и отрицания действительности, которые поднимали деревню на революционные действия. По свидетельству высокопоставленного сенатского чиновника из Министерства юстиции, на судах со всей определенностью выявилась «недоверчивость к начальству и полная от него отчужденность». Наблюдение о глубоком изменении настроения и поведения крестьян, об их «полной отчужденности» в отношениях с властью, подтверждается другими свидетельствами, а, главное, последующим ходом событий. В 1902 г. на историческую сцену вступил новый крестьянин – крестьянин эпохи революции.

Начавшаяся крестьянская революция с самого начала проявила себя как фактор социального прогресса: в феврале 1903 г. было провозглашено обещание облегчить отдельным крестьянам выход из общины, в марте 1903 г. ликвидирована круговая порука, а в августе 1904 г. отменены телесные наказания крестьян. 1905 год вырвал новую уступку: в ноябре объявили о прекращении взимания выкупных платежей с 1907 г. и об уменьшении наполовину их суммы в 1906 г. Недоимку же прошлых лет крестьяне продолжали выплачивать до 1917 г.

Деревенские события 1905-1907 гг. освещены в исторической литературе весьма обстоятельно. Движение началось в феврале 1905 г. в той же черноземной полосе, и опять же с изъятия хлебных запасов в помещичьих экономиях и распределения их среди населения окрестных сел, которое в очередной раз встречало весну впроголодь. Первые группы арестованных «грабителей» на вопрос властей: «Чего вы хотели?» отвечали: «Мы хотели и хотим есть». С приближением времени посевных работ стало быстро расти число самочинных захватов помещичьих земель (иногда и рабочего скота вместе с пахотными орудиями) и их распределение среди крестьянских хозяйств. Осенью 1905 г. крестьянское движение охватывало свыше половины европейской России, практически все регионы помещичьего землевладения. Современники говорили о начавшейся в России крестьянской войне против помещиков, за передачу всей земли тем, кто ее обрабатывает своим трудом. «Лозунгом восставших... служила идея о принадлежности всей земли крестьянам», – писал Николаю II министр земледелия А.С.Ермолов.

Убежденность в том, что земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает, в 1905 г. не только проявилась в захватах помещичьих земель, но и породила программное политическое требование их полной и безвозмездной конфискации. Два обстоятельства способствовали быстрому формированию радикальной программы крестьянской революции. Во-первых, революционные действия проводились легитимными органами общинного самоуправления: решение («приговор») принималось на сельском сходе большинством голосов. Община, служившая средством подчинения деревни государственному управлению, являвшаяся традиционной опорой самодержавия, «вдруг» стала действовать как революционно-демократическая организация крестьян в борьбе с помещичьим землевладением, способная к тому же сразу распределить захваченные земли и включить их в производственный процесс.

Во-вторых, начавшееся с осени 1905 г. составление наказов депутатам, избираемым в Государственную думу, послужило для деревни небывалой политической школой – школой осмысления своего положения в обществе и формулирования своих требований к обществу. Эти требования в конечном итоге сводились к одному: «чтобы вся земля немедленно была объявлена собственностью всего народа» и бесплатно передана «в уравнительное пользование» тем, кто трудится на ней.

Захваты помещичьих земель стали сопровождаться разгромами усадеб, чаще всего сожжением строений и уничтожением хозяйственного имущества. По разным подсчетам, за 1905–1907 гг. в европейской России было уничтожено от 3 до 4 тыс. дворянских усадеб – 7-10 проц. их общего количества. Это не было всего-навсего вандализмом. Крестьяне, по их же словам, сжигали строения для того, чтобы выдворить помещика из деревни хотя бы на два-три года и не допустить размещения там отрядов карателей и охранников. Однако не было физического истребления противника, не было крови. Свидетельства самые различные, в том числе из органов государственного управления, отмечали: «людей не убивают» (Саратовская губерния); «полное отсутствие случаев насилия над личностью как самих землевладельцев, так и экономических служащих» (Тамбовская и Воронежская губернии).

Лилась тогда почти исключительно кровь крестьян при проведении карательных акций полицией и войсками, при исполнении смертных приговоров «зачинщикам» выступлений. Вот типичный приказ министра внутренних дел П.Дурново киевскому генерал-губернатору: «...Немедленно истреблять силою оружия бунтовщиков, а в случае сопротивления сжигать их жилища... Аресты теперь не достигают цели: судить сотни и тысячи людей невозможно».

Подавление революции вооруженной рукой сопровождалось упоминавшимися правовыми «уступками» крестьянству, созданием Государственной думы – псевдопарламента, где в 1906–1907 гг. крестьянские депутаты все же смогли заявить о нуждах и интересах деревни; а главное, аграрной реформой П.А.Столыпина, направленной на разрушение общины и передачу общинных земель в частную собственность отдельных ее членов. Все эти меры могли бы изменить ситуацию в России, будь они проведены лет на 20-25 раньше (когда их предлагал Н.Х.Бунге). Но после 1905 г. было уже поздно. Столыпинская реформа слишком откровенно была направлена на сохранение помещичьего землевладения, на раскол деревни посредством расчистки крестьянских земель от «слабых» для «сильных». Слишком очевидным был при этом административный нажим на крестьян. Десятки и сотни тысяч обездоленных выбрасывались из деревни в город, который не мог их принять. Все они – и те, кто оказался в городе, и те, кто остался в деревне в состоянии скрытого аграрного перенаселения, – сыграют активную роль в 1917-1920 гг. и внесут немалую долю насилия в события тех лет.

Небывалая по масштабам и жестокости война 1914-1918 годов обрекла широкие слои населения, особенно в деревне, на крайние бедствия, отчаяние и озлобление. К общим тяготам войны, падавшим на плечи именно этой части населения, добавился продовольственный кризис и вместе с ним принудительные заготовки сельскохозяйственной продукции. В декабре 1916 г. кризис правительственных заготовок заставил встать на путь хлебной разверстки, которая сразу оказалась непосильной для крестьянских хозяйств.

Лозунг «Хлеб голодным!» стал одним из главных в революциях 1917 г. – и Февральской, и Октябрьской. Созданное Февральской революцией Временное правительство должно было начать именно с введения хлебной монополии. Закон, принятый 25 марта 1917 г., имел вполне большевистское название «О передаче хлеба в распоряжение государства». Однако слишком тесная связь с эгоистическими интересами крупных землевладельцев и торговцев, непоследовательность и нерешительность действий привели к тому, что хлебная монополия на деле осуществлена тогда не была. Провал заготовок из урожая 1917 г. стал очевидным уже в августе-сентябре.

В сфере аграрных отношений революционный процесс от февраля до октября 1917 г. развертывался в тех же формах, как в 1905–1907 гг. Однако масштабы и темпы событий, их организованность и сила возросли в огромной степени. Захваты помещичьих земель и разгромы усадеб начались в марте-апреле. Фактическим захватом части помещичьих земель было повсеместное прекращение выплаты крестьянами арендной платы. Крестьянское отрицание прошлого стало предельным. Оно находило выражение прежде всего в разгроме помещичьих имений, «чтобы некуда (им) было возвращаться ...чтобы не были они здесь совсем».

Программа крестьянской революции, выявившаяся в 1905 г., приобрела еще бόльшую определенность и поддержку деревни. Написанные в мае 1917 г. наказы депутатам Всероссийского съезда крестьянских Советов требовали немедленного уничтожения частной собственности на землю и передачи ее в трудовое пользование на равных началах. А неопределенность позиции «организованной демократии», как именовали себя партии парламентской ориентации, политика Временного правительства, направленная на сохранение status quo до Учредительного собрания, избрание которого затягивалось, с неизбежностью вели к тому, что крестьянская революция стала самостоятельно решать свои вопросы, прежде всего вопрос о земле.

Особенно характерным для ситуации того времени было отсутствие действенной аграрной политики у меньшевиков и эсеров, которые по своему положению левых, революционных партий должны были бы возглавлять движение масс, вести их за собой. Меньшевики пришли к 1917 г. без аграрной программы как таковой и не смогли ее предложить ни поднимающимся массам, ни грядущему Учредительному собранию. Эсеры как революционная партия, выражавшая интересы и требования крестьян, первоначально пользовалась безусловным авторитетом в деревне. На 1-м Всероссийском съезде крестьянских депутатов в мае 1917 г. эсеры получили абсолютную поддержку, а их лидер В.М.Чернов стал даже «крестьянским министром земледелия» во Временном правительстве. Однако его министерская деятельность не пошла дальше неудачной попытки запретить хотя бы на время, до решений Учредительного собрания, куплю-продажу частновладельческих земель. Надежды на парламентское решение аграрного вопроса в целом посредством компромиссов с цензовой буржуазией и частными землевладельцами, решительное осуждение «самовольных» действий крестьян свидетельствовали о том, что черновское (правоэсеровское) руководство оказалось неспособным понять происходящее в деревне и возглавить крестьянское движение. Уже в августе-сентябре это выявилось со всей очевидностью. Взаимоотношения крестьянства и эсеровской партии можно определить словами Бертольта Брехта: «ведомые ведут ведущих». Теодор Шанин показал, что эта особенность революционного процесса в русской деревне проявилась уже в 1905-1907 гг. (см. Т.Шанин. Революция как момент истины. М., 1997. с.227) В 1917 г., несмотря на многочисленность эсеровской партии, крестьянская революция в России оставалась стихийной, никем не «ведомой» до тех пор, пока не слилась с рабочей революцией и не оказалась направляемой, а в какой-то мере и руководимой большевиками.

Революционный напор сдерживался лишь сельскохозяйственными работами. Даже небольшая пауза между сенокосом и уборкой хлебов в июле сразу дала почти 2 тысячи официально зарегистрированных выступлений, связанных с нарушением земельных порядков. Настоящая крестьянская война развернулась с окончанием полевых работ – в конце августа–сентябре. С 1 сентября по 20 октября было зарегистрировано свыше 5 тысяч выступлений. Основная масса их приходилась на районы помещичьего землевладения – черноземный центр, Среднее Поволжье и Украину. Эпицентром нового социального взрыва оказалась Тамбовская губерния. Власть на ее территории 3 сентября перешла в руки крестьянского Совета. 11 сентября Совет опубликовал «Распоряжение № 3», которым все помещичьи хозяйства передавались в распоряжение местных Советов. Вместе с землей на учет бралось (фактически конфисковывалось) все хозяйственное имущество. Требования крестьянских наказов стали осуществляться до принятия ленинского декрета «О земле», включавшего в себя соответствующий раздел сводного наказа. И без этого декрета к весне 1918 г. они были бы реализованы крестьянской революцией по всей России, но с более ожесточенной и разрушительной борьбой в самой деревне.

Крестьянство смело систему самодержавно-помещичьего насилия и реализовало свой идеал уравнительного трудового пользования землей, отдав власть в стране поддержавшим его большевикам. Однако стихийная революционность крестьянства и революционно-преобразующие устремления большевизма имели разнонаправленные векторы и стали резко расходиться с весны 1918 г., когда ситуация нарастающего голода в городе потребовала хлеб от деревни. Хлебная монополия с неизбежностью перерастала в продовольственную диктатуру для действительной «передачи хлеба в распоряжение государства».

Посылка рабочих продотрядов в деревню для изъятия хлебных излишков летом-осенью 1918 г. и форсирование социального раскола крестьянства извне и сверху означали глубочайший перелом в русской революции. С этого момента революции в городе и деревне – пролетарская и крестьянская, – слившиеся в единый поток осенью 1917 г., стали расходиться по своим целям и средствам. Угроза со стороны общего врага – белой контрреволюции – заставляла соединять свои силы. Но продовольственный кризис, борьба за хлеб вновь и вновь ставили естественных союзников лицом к лицу.

Уроки крестьянских восстаний 2-й половины 1918 г. не прошли бесследно. Они привели к ликвидации комбедов и отказу власти от попытки опереться исключительно на «сельский полупролетариат». С января 1919 г. заготовки рабочими продотрядами заменяются продовольственной разверсткой, которую многие большевики считали «проклятым наследием царизма». Продразверстка провела линию раскола между революциями города и деревни. А мобилизации на военную службу, разного рода повинности, попытки прямого перехода к социализму еще более усиливали противостояние крестьянства и власти.

В деревне возникло «зеленое» движение – партизанские образования, боровшиеся против и «белых», и «красных», и «желто-голубых»... Однако, как ни сложно складывались отношения большевиков и крестьян, они выдержали удары контрреволюции. Миронов, а затем Маслаков на Дону, Махно на Украине, Мамонтов в Сибири и многие другие герои гражданской войны на самом деле были вождями крестьянской революции, ставшей одним из главнейших факторов победы над контрреволюцией.

Однако повседневное насилие, пронизывавшее отношения деревни с «внешним» миром в условиях гражданской войны, привело к трансформации крестьянской революции в крестьянскую войну против большевистского режима. Исторически не случайно, что именно крестьянство тамбовского черноземья, с яростью громившее помещичьи имения в 1905 г. и первыми начавшее аграрную революцию в 1917-м, оказалось наиболее решительным в борьбе против «военного коммунизма». Уже осенью 1918 г. там возникло повстанческое движение, находившее выражение в постоянных вспышках мятежей. В августе 1920 г. именно здесь началась «антоновщина». Партизанский способ ведения боевых действий повстанцев, успевавших под натиском красноармейских частей скрыться и просто раствориться в крестьянской среде, пульсирующий характер движения обеспечивали успех на первых порах. Возникла своеобразная «крестьянская республика» на территории Кирсановского, Борисоглебского, Тамбовского уездов с центром в с. Каменка.

Новые документы обнаруживают необычные обстоятельства, подчеркивающие подлинный трагизм ситуации: в противоборстве оказывались армии, одинаковые по составу – крестьянские, одинаково организованные (включая комиссаров, политотделы и т. п.), присягавшие красному знамени как знамени революции, боровшиеся «За победу настоящей революции!»... И между этими армиями вооруженная борьба достигла наибольшего накала, стала борьбой на взаимное уничтожение.

Большевики со свирепой жестокостью подавили и «антоновщину» в Тамбовской губернии, и «махновщину» на Украине, и все другие крестьянские мятежи. Однако и сами должны были отказаться от немедленного «введения» социализма и, главное, удовлетворить основные требования деревни. Введение НЭПа в марте 1921 г. означало признание собственности крестьянина на производимые им продукты и тем самым перечеркивало продразверстку, введенную еще царским самодержавием, продолженную Временным правительством и доведенную до предела большевиками. Принятый в декабре 1922 г. Земельный кодекс СССР решал наконец земельный вопрос в духе крестьянских чаяний: практически все сельскохозяйственные земли переходили в трудовое уравнительное пользование с предоставлением свободы выбора его форм – общинного, хуторского или коллективного.

Можно было бы сказать, что крестьянская революция победила, однако эта победа оказалась равносильной поражению, поскольку крестьянство не смогло создать отвечающую его интересам государственную власть, поскольку демократические возможности сгорели в огне гражданской войны, а из столкновения насилий вырастала государственная диктатура.