Книга о педагогическом общении
| Вид материала | Книга |
- М. В. Телегин рождение диалога книга, 2849.69kb.
- Тест для изучения профессиональной позиции педагога в педагогическом общении; Методика, 41.64kb.
- Феномен дополнительности в научно-педагогическом знании 13. 00. 01 общая педагогика,, 698.19kb.
- Для тех, кто хочет защитить свои права и права своих детей при общении с медиками,, 1213.62kb.
- А. Л. Содержание Предисловие Вступление. Религия, которая убивает, 11799.62kb.
- Книга посвящается тем 96,7% мужчин, которые не умеют знакомиться с девушками, несмотря, 2133.52kb.
- Положение о передовом педагогическом опыте, 113.59kb.
- Доклад на педагогическом совете школы, 51.46kb.
- Отсутствие таких знаний и таких навыков является одной из причин распространяющегося, 208.92kb.
- Тренинг уверенности в межличностных отношениях, 2314.78kb.
Проекты воспитательных, развивающих
диалогов с подростками
Не прячем голову в песок. Идём туда, где труднее всего. Для подтверждения реалистичности наших теоретических построений предлагаем три проекта. Три диалога с подростками на самые «рисковые», сложные темы: о подростковом возрасте, труде и справедливости.
Специально избегаем окончательной детализации. Читатели могут расставить акценты самостоятельно. Самостоятельно подобрать вопросы для обсуждения, привлечь дополнительный материал, обратиться к собственному опыту.
Каждый проект условно рассчитан на 2 диалога общей продолжительностью не менее полутора часов. Оптимальное количество участников диалога — 15—20 человек.
Проект диалога на тему «Подростковый возраст»
Название темы: «Подростковый возраст».
Адресат: подростки в возрасте 11—13 лет.
Проблемный (стимульный) текст
С ним что-то происходило
1
С ним явно что-то происходило. Ещё год назад он с нетерпением, радостным волнением ждал выходных. Ещё бы! После обеда с мамой, с папой, младшей сестрёнкой — в лес на прогулку. Разговаривали по душам, пели, шутили, играли, жгли костёр.
Теперь всё изменилось. Только представьте. Надевать старые джинсы. С папой, с мамой, с младшей сестрёнкой тащиться через весь двор. Того и гляди ребята увидят.
164
Он пускался на всевозможные хитрости, искал любую уловку, чтобы избежать прогулки. Он возненавидел выходные.
2
Он ещё пребывал между сном и явью, но всем существом уже предчувствовал значительность наступающего дня. Сегодня день рождения! Дверь в комнату тихонько приоткрылась. На пороге — мама. С таинственным видом, не умея скрыть радостно-смущённую улыбку, достаёт из пакета подарок — новую шапку.
Он не ожидал такого удара. Ему стало жалко маму, жалко себя. Как же можно было купить такой отстой? Позавтракал кое-как. В подъезде шапка-чудовище перекочевала в рюкзак.
Уроки тянулись как никогда медленно. Последний звонок прозвучал как команда «вперёд». Вот он уже за школой, у пруда. Мгновенно в шапке оказался кирпич, и с этим тяжким грузом, по высокой траектории, шапка устремилась к центру водоёма.
3
Любимая бабушка поскользнулась, упала. Поверх седых, но вьющихся и всё ещё красивых волос наложена тугая, нелепая повязка.
Внук страшно расстроился, едва сдержал слёзы, сам вызвался встретить бабушку. Так аккуратно, трепетно поддерживал её под ручку. Так нежно, трогательно успокаивал.
На скамейке возле их подъезда вальяжно развалилась целая компания — друзья-знакомые, одноклассники. Неожиданно для себя он ускорил шаг, оставив бабушку. У дверей он обернулся и процедил сквозь зубы: «Ну что ты еле плетёшься».
С ним явно что-то происходило!
Представления детей
Беседа с подростками о подростках — захватывающее, не оставляющее равнодушным событие. Есть мотивация. Есть интерес. Есть от чего оттолкнуться. Под ногами твердь, точка опоры в виде достаточно простроенной «Я-концепции», наличествующей у значительной части ваших собеседников.
Уровень информированности современных подростков об особенностях своего возраста впечатляет. Слушая 11—13-летних, я не раз ловил себя на крамольной мысли — если абстрагироваться от грубоватой лексики, повышенной эмоциональности, постмодернистской
165
небрежности, некогерентности отдельных суждений, то даже солидный учебник возрастной психологии немного по существу добавит к «автопортрету», написанному моими учениками.
Информационный поток, несущий нас и наших детей, всё уплотняется, спрессовывается, сгущается с каждым годом. «Заградительный огонь знаков» как никогда силён. Подросток подвергается воздействиям колоссальной интенсивности, благодаря, прежде всего, телевидению, в мельчайших подробностях осведомлён о таких вещах, которые для его сверстников дотелевизионной эпохи находились под жесточайшим табу. А интернет? А специализированные подростковые издания? А безответственность взрослых в общении с подростками, отсутствие такта, целомудренности, серьёзности, дистанции, понимания, что до срока не со всего следует срывать покровы умолчания, не всю изнанку следует выпячивать перед подростками, ведь они — дети?
Телевидение — катализатор акселерации, и, увы, примитивизации подростков. Телевидение активно формирует подростковую субкультуру. В свою очередь, подростковые поведенческие стандарты и стереотипы, подростковая мода и подростковый экстрим, легковесность суждений и лёгкость на подъём, подростковые взвинченность и максимализм, подростковые страхи и колебания, подростковая очарованность внешним и лихорадочное желание перемен, подростковый бунт против традиции в руках ушлых телеакадемиков быстро превращаются в «экспортный товар»; в притягательный образ «героя нашего времени», осуществляющий вторжение на чужую территорию, экспансию в пространство субкультур взрослых. Подростки сейчас в моде, с них негласно призывают брать пример серьёзные люди, как зеницу ока стерегущие командные посты в политике и экономике от поползновений потенциальных конкурентов. Слом традиционного уклада жизни нередко сопровождается инфантилизацией общества; образцом для подражания становятся подростки, молодежь, как наиболее приспособленные, мобильные. Этот факт ещё в середине прошлого века подметила американский социолог и психолог Маргарет Мид.
Даёт ли телевидение адекватную, объективную картину мира, доносит ли до подростков правду о них самих? По моему мнению, конечно, нет. Наше телевидение — пуля со смещённым центром тяжести. Если и зеркало, то кривое, выпукло-вогнутое зеркало из комнаты смеха. Важное — игнорируется, настоящее — утрируется и опошляется, второстепенное — раздувается до вселенских
166
масштабов. Навязываются ложные цели, гремят трескучие дискуссии ни о чём, по всем канонам психологической войны проводятся спецоперации по постановке активных и пассивных помех на пути пытливой мысли юных.
И всё-таки тяга человека к самостоятельному осмыслению жизни, своего места в ней — неистребима. В референтную сферу подростка по-прежнему входят родители, бабушки, дедушки, друзья-сверстники. Возраст 11—13 лет — пик негативной фазы подросткового кризиса. Подросток отвоёвывает место под солнцем, через негативизм доказывает, что он уже не ребёнок, что тоже «право имеет». Влияние семьи в этот период несколько умаляется. Наиболее значимым становится общение со сверстниками, ведущей деятельностью — интимно-личностное общение (Д. Б. Эльконин).
Однако время вносит свои коррективы. По моим наблюдениям, постоянно растёт число детей, не вписывающихся в подростковые тусовки-общности, испытывающих затруднения в социализации. Такие дети не устраивают «бунт на корабле», справедливо считают семью первоочередным ресурсом собственного защищённого развития, фильтром, преградой на пути жёсткой социальной радиации, идущей извне. Такие дети прислушиваются к мнению близких взрослых, умеют ценить заботу.
С другой стороны, семья не может абстрагироваться от негативных последствий системного кризиса. Будучи, пусть это и банально звучит, «ячейкой общества», его «единицей», «каплей», отражающей всё, семья как важнейший социальный институт тяжело больна. Достаточно посмотреть на статистику. Всё меньше детей проживают не то что в больших семьях (где помимо родителей постоянно общаются с другими родственниками), но и в семьях нуклеарных, полных. Напротив, неуклонно увеличивается, на глазах превращается в устойчивое большинство количество детей, живущих в неполных, нестабильных, нетрадиционных семьях. А ведь семья один из основных источников социализации. По данным члена-корреспондента РАО А. В. Мудрика, до 25% семей в нашей стране не способны позитивно социализировать детей, а до 15% формируют правонарушителей. Что же касается целенаправленного воспитания, то его осуществляет относительно небольшой процент российских семей (по различным данным, разброс очень велик — от 20 до 60%).
Так или иначе, в тех семьях, где взрослые относятся к воспитанию подростков как к своей безусловной жизненной ценности, где достигается взаимопонимание между поколениями — родители становятся
167
образцом для подражания, авторитетными источниками информации, закладывают фундаментальные ценностные ориентации, противостоят тлетворному влиянию массмедиа. В этих семьях учат детей критически, взвешенно воспринимать информацию, заботятся об интеллектуальном и эмоциональном развитии ребёнка, и, самое главное, сохраняют присущие для нашей культуры традиции, транслируют подрастающему поколению морально-нравственные нормы, в соответствии с которыми жили наши предки. Как правило, подростки из таких семей обладают иммунитетом, защитой против манипулятивных воздействий, наиболее трезво оценивают своё положение и свои перспективы в нашем обществе.
Мощным фактором, детерминирующим становление «Я-концепции», шире — знаний о подростковом возрасте вообще, является социальное сравнение. Давно известно, что для подростков свойственна своеобразная «поисковая активность», направленная на обнаружение, уточнение, повышение собственного социального статуса. Подростки ревностно следят за успехами друг друга, болезненно переживают неудачи, копируют алгоритмы успешных действий, постоянно соотносят себя со сверстниками и друзьями. Так возникает «дифференцирующий образ Я» (В. В. Столин) — знания о себе в сравнении с другими людьми, придающий индивиду ощущение собственной уникальности, обеспечивающий потребности в самоопределении, самореализации. Итак, подведём промежуточный итог. Знания подростков о подростковом возрасте, образ подросткового возраста в глазах подростов — есть сложный когнитивный комплекс, возникающий в результате стихийного синтеза, стихийной компиляции информации, идущей из СМИ; полученной от значимых, авторитетных для ребёнка людей из его референтной сферы (члены семьи, друзья-сверстники, учителя); извлечённой в процессе взаимодействия с окружающими, в ходе которого ребёнок получает обратную связь в виде социальных оценок; а также обретённой ребёнком в социальном сравнении, самоутверждении, поиске достойного места в обществе.
Актуальный уровень фактической компетенции младших подростков, актуальный уровень развития представлений, предпонятий детей 11—13 лет о подростковом возрасте мы изучали в специально спроектированных сократических диалогах на соответствующую тему. В 40 диалогах, проведённых в 2001—2004 гг., приняли участие не менее 450 испытуемых, учеников 5—7-х классов из школ г. Москвы и Московской области.
168
Обобщив часто повторяющиеся, типичные мысли, высказанные нашими собеседниками, сгруппировав отдельные тезисы и предположения детей, мы получили, на наш взгляд, достаточно достоверные эмпирические данные, проливающие свет на степень осознания, понимания современными подростками как самих себя, так и особенностей своего возраста.
1. В психолого-педагогической литературе мы не раз встречались с достаточно спорными и безапелляционными констатациями: самоотчёт, самоанализ свойственны нынешним подросткам далеко не в той мере, как раньше. Говорилось чуть ли не о «принципиальной нерефлексивности жизненной позиции» большинства наших юных современников, о «почти полном исчезновении подростковой интроспекции». Приводились доводы и аргументы — подростки не ведут дневников, прагматичны и рационалистичны, мечты считают пустой тратой времени, в литературных, классических произведениях с отвращением пропускают страницы о душевных сомнениях, терзаниях главных героев, даже если герои — их сверстники. В общем, бегут подростки от вечных вопросов, сопровождающих взросление, в зрелища, в «развлекалово». Взять, например, популярный у молодёжи рэп. Что в нём? Примитивный речитатив о не менее примитивных действиях. Наушники у каждого второго, не минуты без музыки. Лишь бы отвлечься, оторваться, оттянуться. Не остаться с самим собой наедине. Показуха, на уголовном, увы, модном сленге — «понты». Я-действующее, я-демонстрирующее «крутость» забивает, подавляет я-чувствующее, я-переживающее, я-познающее себя самоё. Надо выглядеть, надо казаться! Жизнь души — помеха, по боку её!
Что ж, первое впечатление может быть и таким. Но первое впечатление — обманчиво. Не ошибаются ли слишком суровые судьи — взрослые? Не поддаются ли на уловки подростков, по недомыслию, ложной стеснительности, желанию «пустить пыль в глаза», наконец, по неверию в искренность и бескорыстность людскую, лепящих себе защитный имидж «прожигателей жизни», прикидывающихся поверхностными, недалёкими, «дурачками»? Может, на самом деле «Ваньку валяют» подростки? Может, разочаровались во взрослых, небеспричинно, кстати, разочаровались, под покровом бравады скрывают, маскируют подспудную, но от этого не менее напряжённую работу души по созиданию мировоззрения, по приданию собственной жизни смысла? Если и уснули некоторые подростки, то их сон чутче, чем у взрослых. Если не менторствовать, не поучать сходу, а пытаться понять — достучитесь, разбудите,
169
вам отворят. За наносным, за шелухой, за пеной узнаете самих себя, какими были лет 20—30 назад. Предстанет пред вашими очами всё тот же, знакомый по книгам и фильмам прошлых лет, по аутентичным воспоминаниям вашим не ребёнок, не взрослый, ранимый, на перепутье человек — подросток. С теми же улыбками, с теми же муками, только с другими песнями. Неизменно интересен, неизменно притягателен для подростков откровенный разговор о них самих.
2. Никто из наших собеседников, включая 11-летних, уже не считал себя детьми. Все были уверены — «мы — подростки». Ребята верно локализовали нижнюю границу подросткового возраста — 10—11 лет. Относительно верхней границы сильны разночтения, велик разброс мнений — от 15 до 25 лет. Встречались и крайне любопытные суждения о «вечных подростках», людях, так и не сумевших стать взрослыми.
3. Большинство (до 90%) подростков прекрасно чувствуют, да и, пожалуй, осознают «промежуточный», «переходный» характер своего возраста. Чаще всего, на вопрос — кто такой подросток? — отвечают: «Подросток это уже не ребёнок, но ещё и не взрослый».
4. Рассуждать о подростковом возрасте учащимся 5—7-х классов легче всего «от противного», по контрасту, сравнивая, сопоставляя с собой вчерашними — детьми и с собой потенциальными — взрослыми. Именно так, на границах, на переходах, в триаде «ребёнок — подросток — взрослый», именно под таким углом анализа подростки выявляют содержательные, существенные признаки своего переходного возраста.
5. Сравнение с ребёнком по разным, наглядным и существенным критериям особенно продуктивно, так как свежи воспоминания, «накалена» проблема, апогея достигает борьба с родителями и, одновременно, тоска по безмятежности детства.
6. По мнению наших респондентов, подросток отличается от ребёнка:
— по возрасту («Подросток старше ребёнка, ему уже, как нам, лет по 11»);
— по «педагогическому» критерию («Дети ходят в начальную школу или в детский сад, а подростки в среднюю или старшую школу»);
— по внешнему виду («Сразу видно, где ребёнок, где подросток. Мальчики-подростки высокие. У девочек-подростков не детские платьица, а нормальная, модная одежда, украшения. У многих подростков тату и пирсинг. А у детей я такого никогда не видела.
170
А посмотрите на причёску! Ребёнка оболванят, и ему всё равно. Подростки стараются модную стрижку сделать. Не будет же подросток, как ребёнок, косички заплетать»);
— по анатомо-физиологическим особенностям. Наши собеседники тут так разоткровенничались, что, пожалуй, приведу лишь самое невинное высказывание («У мальчиков голос ломается, пробивается пушок, усики. У девочек грудь появляется, а дети — их не поймёшь, кто мальчик, кто девочка, только по одежде догадаешься»);
— по сфере интересов, и на первом месте здесь — интерес к противоположному полу («Ребёнку что надо? Поел, поиграл, игрушку выпросил — и доволен. Ну, вот когда ребёнок в начальной школе учится, то много думает про учёбу, сильно переживает из-за оценок. Когда подростком становишься, то учёба уже не самое главное. Главное, чтобы... Понимаете? Не понимаете? Ну, с девочкой подружиться. А девчонки всё о мальчиках думают и разговаривают. Это очень важно. Ещё подростку обязательно надо друзей найти. С кем гулять, на дискотеку ходить, музыку слушать, и чтоб друзья тебя понимали»);
— по степени свободы, понимаемой как отсутствие жёсткой опеки со стороны родителей («Ребёнку что говорят родители, что говорит учитель начальных классов, то он и делает. Если капризничает, то его наказывают. Ребёнка одного никуда не пускают. У подростка есть своё мнение. Он может дружить, с кем хочет. Родители должны прислушиваться к подростку, понимать его. Не надо родителям вмешиваться, какую музыку нам слушать, как одеваться. Учат, учат, учат. Никак не поймут, подросток — не ребёнок, не надо подростка к себе приковывать, на поводке за собой таскать. Мы сами хотим выбирать, выбирать то, что нравится нам, а не кому-то ещё. Подросток свободнее, чем ребёнок. Вот в чём разница»);
— по степени ответственности («Ребёнок мало что понимает. С него маленький спрос. Что-то не так сделает, не он виноват, а родители. Подросток, к нему другое отношение, натворил — отвечай. Подросток больше сам думает, сам решения принимает. Подросток понимает, что делает. И за ошибки пора самому отвечать, а не прятаться за родителей»);
— по уровню притязаний, по жизненным запросам («Подростку гораздо больше всего надо — и лучшего качества, чтобы не быть смешным. Надо добиться, чтобы друзья уважали, чтобы взрослые
171
считались. Ребёнок мало думает, как он выглядит в глазах других людей. Ему ещё всё равно, богатые ли у него родители, могут ли купить нормальную одежду и где он сам будет работать, сколько денег конкретно зарабатывать и с кем он будет ходить»);
— по самостоятельности («Отличие подростка от ребёнка в том, что подросток самостоятельнее»);
— по знаниям, возможностям («Подростки долго уже учатся, знают гораздо больше. И про жизнь больше знают, лучше понимают жизнь. Каждый подросток уже чего-то достиг, уже что-то сам способен сделать. Ребёнка одного оставь, он заблудится, он во всём какой-то беспомощный. Подросток, если не дурак, может и денег заработать, да ещё побольше некоторых взрослых. Среди подростков встречаются настоящие программисты, их и солидные фирмы примут»);
— по своеобразному «индексу проблемности», «лёгкости» или «тяжести» жизни («У ребёнка всё детство впереди. Беззаботно, нет таких напрягов. У ребёнка нет таких проблем, как у подростков. От подростков иногда даже родители зависят, у подростка много проблем. У детей почти нет настоящих трудностей. Вот почему каждый подросток в душе хочет побыть на месте ребёнка»).
7. Сопоставляя себя с взрослыми, подростки, конечно, тоже отдают дань бросающимся в глаза внешним признакам, наглядным критериям различий, таким как возраст, внешний вид, способы времяпровождения, манера поведения, но отнюдь не абсолютизируют их, не ограничиваются внешним, видимым, лежащим на поверхности. Удивительно, какие бы негативные примеры мы, взрослые, не подавали подросткам, но у подавляющего большинства 11—13-летних в целом складывается позитивный образ взрослого. Наши юные респонденты отзывались о взрослых с неким пиететом, в чём-то идеализировали представителей старшего поколения. Не растерять бы нам, взрослым, не промотать этот кредит доверия. По мнению большинства участников экспериментальных диалогов, взрослые дальновиднее, опытнее, образованнее, умнее подростков, лучше контролируют своё поведение, не столь подвержены эмоциям, чаще проявляют выдержку и волю. («Взрослые всё-таки лучше приспособлены к жизни, чем мы, у них больше опыта и знаний, они побывали в разных ситуациях, они знают жизнь». «Взрослые уверенно себя чувствуют, взрослые — сильные, у них есть сила воли, взрослые не дёргаются по пустякам, знают, чего хотят и как этого добиться — настоящие взрослые».)
172
Среди наших собеседников всегда находились и самоуверенные подростки, категорически не разделявшие мнение о превосходстве взрослых. Но такие ребята оказывались в явном меньшинстве и, в конце концов, терпели сокрушительное поражение.
Теперь о самой яркой, красноречивой примете нашего «экономикоцентрированного», меркантильно-прагматичного времени. Большинство (75—85%) участников диалога заявляли: «Взрослые работают, сами зарабатывают, сами распоряжаются деньгами». Именно в этом обстоятельстве подростки усматривают своё решающее отличие от взрослых. Деньги, деньги, деньги. Экономическая состоятельность и независимость. На все лады, во всевозможных формах и обличиях, в самых разных редакциях и вариациях повторялась, воспроизводилась нехитрая мысль — у взрослых есть деньги, у подростков — нет, взрослые содержат подростков, поэтому подростки попадают в зависимость, обладают лишь ограниченной свободой. Своеобразный комплекс, «пунктик», сверхакцентуация подростковой аудитории на сугубо материальном аспекте взаимоотношений со взрослыми — печальная данность дня сегодняшнего, правило, а не исключение. Не радость от хорошо выполненной работы, не профессионализм, не созидательный труд, не даже банальное, брутальное зарабатывание, а деньги как таковые, как превратно понятое мерило жизненных благ, свободы и независимости — влекут, манят, соблазняют значительную часть наших юных сограждан.
Следующим в рейтинге отличий подростков от взрослых стала семейная, в особо «тяжких» случаях и сексуальная жизнь последних. Тема появлялась на горизонте как-то исподволь, сама собой, начиналась легко и непринуждённо («Мы, подростки, с родителями живём, а взрослые отдельно стараются жить, когда женятся или замуж выходят»). Закончиться могло чем угодно. Самыми пикантными деталями, вгонявшими в краску, повергавшими в шок и трепет наивного, целомудренного взрослого, проводящего занятие. Чего только не услышишь! Подростки не сдерживали эмоций, не скупились на хлёсткие фразы, выдвигали родителям и всему человечеству претензию за претензией, ультиматум за ультиматумом («Взрослые зря считают нас детьми, думают, что мы ничего не понимаем. Почему это взрослому можно иметь сексуального партнёра, а нам нет? Я не хочу, чтобы в мою жизнь все совали свой нос. Хуже нет, когда говорят — с этим ходи, а с этим нет, и смотри не вздумай целоваться. Они, что же, решили, что если денег дают, то
173
могут за меня выбирать, любить ли мне кого-нибудь или нет и как любить»).
Но не так всё безнадёжно! Белая и чёрная зависть подростков к качественно иному, чем у них, материальному статусу, к иной степени свободы личной жизни взрослых всё-таки уравновешивается, нивелируется осознанием тривиального факта — жизнь взрослых не сахар. Оборотной диалектической стороной взрослой жизни являются заботы и проблемы, тяготы и печали, тяжкий груз ответственности, лежащий на плечах старших. Не стоит в запальчивости вешать ярлыки, обвинять молодое поколение в чёрствости и тотальном эгоизме. Многие подростки видят, как нам непросто, проявляют сочувствие и сострадание, проникновенно и очень по-доброму жалеют родителей, близких, взрослых вообще («Моя прабабушка всю войну прошла, а какую ей пенсию дали? За что её так унизили? Она ничего без нас не съест, просит, чтобы ей лекарство подешевле покупали. Она потом всю жизнь работала, и в Сибири, и на заводе. Я бы так не смогла. Закрою глаза, представлю — не смогла бы я так. Очень у взрослых тяжёлая жизнь. Родители мои на двух работах каждый, и то не могут нас с братом и прабабушкой нормально обеспечить. Отец только и думает, где взять денег»). Несмотря на все прелести взрослой жизни, которые мерещатся воображению подростков, по данным психологов и социологов, до 70% детей подросткового возраста боятся взрослеть, лицом к лицу столкнуться с суровой реальностью.
Завершая панораму типичных для восприятия подростков отличий от взрослых, нельзя не упомянуть о теме социального импринтинга, социального образа подростка и взрослого человека. Хорошо известно, как обескураживает, обижает, злит подростка снисходительное, недоверчивое отношение окружающих, хорошо известно, на какие жертвы способен подросток, чтобы выглядеть, казаться взрослее («Взрослые отличаются от подростков тем, что ко взрослым все серьёзно относятся. Возьмём самого тупого взрослого, его слушают. Никто ему не скажет прямо — ты дурак. Возьмём самого умного подростка, он захочет что-то сказать, а на него посмотрят, ухмыльнутся и подумают, куда ты, сопляк, лезешь. А всё почему, просто он не выглядит взрослым. Несправедливо получается»).
8. Подростковый возраст пережить — не поле перейти. Подростковый возраст — трудный возраст. Набившая оскомину фраза для подавляющего большинства наших собеседников не просто расхожий штамп, а «избранное место» из собственного опыта, осознанный
174
вывод, переросший в убеждение. Бывает и так, некоторые подростки похрабрятся для приличия, мол, возраст как возраст, ничего особенного, а потом под шквалом доказательств сникают, соглашаются — трудный возраст.
Причин, обуславливающих особую, эксклюзивную «трудность», называют десятки, но традиционно в число причин-лидеров попадают: отсутствие должного интереса и понимания со стороны взрослых и сверстников; безразличие, агрессивность окружения; игнорирование, умаление личных особенностей подростка; грубое вмешательство в личную жизнь; навязывание чуждых целей и интересов; гиперопека и понукание; нестабильность эмоционального состояния; отсутствие средств, возможностей для самореализации; проблемы в общении со сверстниками, лицами противоположного пола; усталость, апатия, страх перед будущим; предательство друзей; незанятость и неприкаянность; проблемы с учёбой. Как из рога изобилия сыплются пересказы сцен насилия и запредельной жестокости в подростковой среде, живописуются войны между подростковыми группировками, подростковые преступность и наркомания, алкоголизм и проституция. Излюбленное в СМИ смакование ужасов прорастает в сознании наших детей ядовитыми всходами разочарования в людях. К сожалению, тенденциозная, однобокая подача информации дезориентирует значительную часть подростков. Эфир заполнили преступления без наказаний, демонстрация следов болезни без указания на ее причины и ее виновников — болезнетворных микробов алчности, распущенности и вседозволенности, тупики без выхода, тьма без света. А не вы ли, господа хорошие, жизнью, скроенной по псевдодемократическим лекалам, обрекаете подростков на прозябание и саморазрушение, толкаете в скинхеды и ксенофобы, провоцируете асоциальное поведение? Так или иначе, чувствуя боль, разлитую в нашем мире, подростки редко видят социальную подоплеку страданий и преступлений.
9. «Танцуй, пока молодой, мальчик». «Живи настоящим». В каждой группе учащихся находились подростки, исповедовавшие крайний гедонизм, точнее, особый «подростковый гедонизм», заключающийся в убеждении — подростковый возраст, молодость — время не знающих укорота развлечений, буйных наслаждений — и только («Когда станем взрослыми, будем загружаться. А сейчас чего париться? Для чего человеку молодость дана? Чтобы было что вспомнить. Как классно время проводили, как кайфы ловили, как адреналин в
175
чан шибал. Подростковый возраст нужен, чтобы человек хоть раз в жизни испытал настоящий драйв»).
10. Психологически безупречно, почти по Д. Б. Эльконину, оценивали особенности подросткового возраста, угадывали его содержание, центральное противоречие около 20% наших собеседников («Главное в подростковом возрасте, что ты хочешь быть взрослым, у тебя желания, запросы, как у взрослого, но в тебе много детского, ты не можешь себя содержать, надо учиться, ты зависишь от взрослых, не готов ещё к самостоятельности. Много слабостей, много детского. Хочешь быть взрослым, а не можешь им быть. Вот и ругаешь себя, вот и психуешь»).
Цель и основные направления дискуссии
Хроника пикирующего времени. Цель диалога — решить вместе с подростками задачу на сложение в два действия. Условия задачи. Первое слагаемое — разумно-рефлексивное исследование. Второе слагаемое — эмоционально-интуитивная работа души. Третье слагаемое — в нас и через нас являющее себя трансцендентное — деятельность духа или объективных законов материального мира (кто во что верит). Подсказка: в результате сложения интеллектуального, душевного и духовного в сумме мы должны получить цельное, динамичное изображение подростка в контексте нашего времени.
Ещё метафора. Превратитесь в экипаж «Наутилуса». Погружайтесь и всплывайте. Ведите судовой журнал субмарины. Изучайте поверхностные и придонные слои Океана Противоречий подросткового возраста. Противоречий, порождённых неравномерностью, рассогласованием трёх линий развития. «Половое созревание начинается и завершается раньше, чем наступает окончание общеорганического развития подростка, и раньше, чем подросток достигает окончательной ступени своего социо-культурного формирования» (Л. С. Выготский). Противоречий между высочайшим уровнем притязаний, между недостижимым образом «нормального» подростка, диктуемым СМИ, и весьма скромными для подавляющего большинства подростков, конкретно-историческими, объективно наличествующими условиями для самореализации. Противоречий между духовным и материальным. Между трепещуще детским и пугающе взрослым в каждом подростке. Между стремлением к свободе и стремлением к патронажу со стороны сильных. Противоречий между «Оно» и «Сверх-Я». Противоречий между «я» и «они». Противоречий между отцами и детьми. Быть и иметь. Иметь и казаться.
176
Словом, возраст «нормальной патологии» — подростковый возраст изобилует противоречиями. Любое из них можно сделать предметом отдельного разговора. Как выбрать из стольких заманчивых альтернатив? Мои индикаторы — интерес аудитории и воспитательная значимость, мировоззренческая заострённость той или иной темы.
Например, говоря с подростками о подростках, я неизменно делаю акцент на специфической подростковой проблеме, подмеченной ещё в классической литературе, но до сих пор насущной, кричаще актуальной. Выдающиеся писатели — Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, поэт Сергей Есенин, а из наших современников — экстравагантный Э. В. Савенко (Эдуард Лимонов) с запоздалым раскаянием вспоминая своё отрочество, задавались одними и теми же сакраментальными вопросами. Почему подросток зачастую действует по порочному принципу «бей своих, чтобы чужие боялись»? Почему так часто ни в грош не ставит близких, любящих его людей и на этом фоне расстилается, лебезит, «низкопоклонствует» перед людьми чужими? Как в песне А. Дольского: «Кто-то уйдёт, кто-то вернётся, / Кто-то простит, кто-то осудит... / Меньше всего любви достаётся / Нашим самым любимым людям». Почему подросток за имидж «крутого» в глазах сверстников, не задумываясь, платит ценой игнорирования, унижения родителей? Почему, ведя бескомпромиссную борьбу за освобождение от родительской опеки, тут же попадает в рабскую зависимость, в плен досужих оценок, мнения толпы?
Я стараюсь поставить подобные вопросы в повестку дня, сделать их обсуждение квинтэссенцией диалога. Вывести злободневную, очевидную для меня «мораль» — цени ближних, люби их, пока они рядом, пока есть такая возможность, ибо жизнь человеческая скоротечна. «Люби его, пока он живой». Если с родителями не построишь отношений на началах добра, искренности, доверительности, взаимного уважения, преданности, большой человеческой дружбы, то не построишь ни с кем. Если ближних не любишь, то не любишь никого, и тебя никто не полюбит.