Geum.ru

Валентина осеева динка 1-2 динка динка прощается с детством валентина осеева динка динка 1

Вид материалаДокументы

Содержание


Горестная весть
Гимназические дела и новое знакомство
Дорогие письма
Смех и слезы
Подобный материал:
1   ...   39   40   41   42   43   44   45   46   ...   73
Глава пятая


ГОРЕСТНАЯ ВЕСТЬ


На улицах кучками собирались люди. Студенты стояли без шапок, на ходу

читали газету, окаймленную траурной рамкой. Умер Лев Николаевич Толстой...

Вася, держа и руке шапку и газету, остановился у двери арсеньевской

квартиры.

"Знают или не знают?" - подумал он, пряча в карман газету. В последние дни

девочки то и дело бегали за бюллетенями, волновались и чуть не плакали.

"Нервные такие девчонки... Если еще не знают о смерти Льва Николаевича,

то, может, мне удастся осторожно подготовить ." - решил Вася.

Входная дверь была не заперта, внутренняя лестница вела на второй этаж,

дверь в коридор тоже оказалась открытой. Шагая через три ступеньки, Вася

дошел до верхней площадки, остановился, прислушался... До него донесся

чей-то жалобный голос, повторяющий нараспев одни и те же слова,

прерываемые протяжным громким плачем.

"Динка воет! - сообразил Вася. - Сейчас она расстроит Алину, Мышку...

Главное, Мышку... Девочка и так слабенькая... Ах ты, исчадие ада..." - с

раздражением подумал Вася, шагая по коридору.

Навстречу попалась Маруся.

- Идите скорей, Васю, бо так порасстраивалысь наши... - махнув рукой,

сказала она.

Вася сердиТЫМ рывком открыл дверь и остановился на пороге. Согнувшись, как

старушка, и раскачиваясь из стороны в сторону, Динка сидела на полу около

кушетки и, вытирая кулаками слезы, громко причитала:

- Ой, Волженька, Волженька... Голубонька моя, Волженька, зачем же мы сюда

заехали?

Около стола стояла Алина. Лицо у нее было серое, как после бессонной ночи,

но глаза сухие, строгие. Она поддерживала стакан, из которого, цокая

зубами о края, пила Мышка. Около девочек, бледный и растерянный, стоял

Леня. Вася бросился к Мышке, взял из рук Алины стакан воды и, срывая на

ней свое раздражение, сурово сказал:

- Что вы здесь развели? Ведь вы же старшая! Стыдно! Выпейте, Мышка!

Выпейте, голубчик! И возьмите себя в руки, нельзя же так... - ласково

обратился он к расстроенной Мышке.

- Вася... Он так мучился .. Так болел... Столько книг написал... и...

умер... - послушно глотая воду, жалобно говорила Мышка.

- Ой, Волженька, Волженька... Он и "Ваньку Жукова" написал... и "Бог

правду видит..." - подвывала Динка.

- "Ваньку Жукова" не он написал... это Чехов... ты никогда ничего не

знаешь, - упрекнула сестру Алина.

- Ну, выпейте еще... Выпейте еще глоточек, Мышенька... - несвойственно

ласково упрашивал Вася, заглядывая в серые глаза девочки.

Динка на одну минутку перестала причитать и, подняв голову, с живостью

спросила:

- А Чехов? Чехов жив?

- Чехов уже давно умер... - не глядя на нее, ответила Алина.

- Как? Значит, и "Ваньку Жукова"... - Динка схватилась за голову: - Ой,

Волженька, Волженька... Сердце у меня разрывается... Все писатели умерли..

- Леня! - в бешенстве крикнул Вася. - Выведи сию минуту отсюда эту

плакальщицу! Марш отсюда, безобразница эдакая! - топнул ногой Вася.

Но Леня неожиданно вырос перед ним и, сцепив над переносьем свои черные

брови, хмуро сказал:

- А что ж она, хуже других, что ли? Ей тоже жалко... - и, обняв подружку

за плечи, молча увел ее в свою комнату.

По коридору застучали каблучки Марины; Вася с облегчением поставил стакан.

- Мама! Мамочка!

Откуда-то из-под руки Лени вывернулась Динка, и все три девочки бросились

к матери:

- Умер... Умер...

Марина обняла всех троих, прижалась щекой к их пушистым головам и с

глубоким чувством сказала:

- Ну, что ж делать... Он уже был старенький... Он уже не страдает...

Вася молча наблюдал эту сцену, и против его воли какие-то смешанные

чувства печали, нежности и глубокого уважения к этой семье охватывали его

душу.

- Лев Николаевич оставил нам бессмертную память... Мы будем читать его

книги... Все плачут сейчас... Вся Россия... Что же делать, что делать...

Люди умирают... А вспомните, сколько погибло революционеров, сколько

честных, бесстрашных людей... Сколько гибнет их сейчас в тюрьмах и

ссылках...

Марина говорила, и проникновенный голос ее оказывал на девочек тихое,

успокаивающее действие.

И когда Мышка, оторвавшись от матери, грустно спросила: "Мамочка, а почему

писем от Кати так долго нет?" - Вася на цыпочках прошел в комнату Лени и,

схватившись за голову, шепотом сказал:

- Честное слово, Леонид, не удивляйся, если в одни прекрасный день я сяду

рядом с этой твоей Макакой и начну причитать: "Ой, Волженька, Волженька..."

Но Леня не расположен был шутить.

- С ними каждый человеком станет, - мрачно заявил он.


Глава шестая


ГИМНАЗИЧЕСКИЕ ДЕЛА И НОВОЕ ЗНАКОМСТВО


С первым снегом Киев сразу похорошел, принарядился. Чистый, стройный,

отороченный белым пухом, он, как лебедь, не спеша заплывал в Динкино

сердце и неожиданно радовал ее то цветными огоньками на катке, то

сказочным Владимирским собором, где отовсюду смотрели на Динку живые глаза

святых, а на хорах трогательно и складно звучали молодые голоса.

- Как хорошо там поют, мама! Если бы я была верующая, я все время стояла

бы на коленях! - говорила дома Динка.

Неровные, гористые улицы Киева, заснеженные каштаны и стройные тополи,

застывший на зиму Днепр - все начинало нравиться Динке... Даже гимназия.

В гимназию она бегала теперь охотно и, потряхивая ранцем на спине, далеко

обгоняла сестер. Еще бы! В гимназию Динка являлась, как артист на

гастроли. Уже в раздевалке она бойко здоровалась со швейцаром и, прыгая по

ступенькам лестницы, торопилась в свой класс. А там уже ждала ее

излюбленная публика - смешливые девчонки, которые по любому поводу

заливались смехом. Иногда с порога класса Динка просто показывала им

палец, и они начинали хохотать; только еще завидев Динку, они уже

прижимали к губам ладошки и хихикали в ожидании ее веселых штучек. А Динка

была изобретательна. Иногда она входила в класс совсем как учительница

Любовь Ивановна и, точно как она, мерно помахивая рукой, говорила:

- Слушайте, дети, слушайте! Земля - это круглый шар, и этот шар все время

вертится...

- Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! - заливались подружки. - Арсеньева! Динка! Покажи

батюшку!

Динка прятала под фартук руки и, выпятив живот, ходила по классу, визгливо

восклицая:

- Де-ти мои! Господь бог наградил Давида божественной силой, и слабый

Давид победил Голиафа!

Девчонки визжали от удовольствия, а на уроках, когда к доске вызывали

Арсеньеву, с ними не было сладу.

- Тише! Тише! - надрываясь, кричала Любовь Ивановна, а Динка, стоя у

доски, корчила смешные рожи. - В чем дело, наконец?

Любовь Ивановна с возмущением оборачивалась и встречала удивленный,

невинный взгляд Динки.

- Они не дают мне отвечать урок, - скромно жаловалась та.

Знаний, которыми так щедро наделила ее Алина, еще хватало, поэтому Динка

не утруждала себя домашними уроками, разве только по русскому, когда

задавали что-нибудь писать. По чтению Динка была первой ученицей, память

тоже не подводила ее, и Марина, просматривая дневник младшей дочки, с

удовлетворением говорила:

- Ну, кажется, наша Динка взялась за ум...

- Конечно. А что же мне, дурочкой быть? - скромно отвечала Динка,

продолжая беззаботно развлекаться и развлекать других.

В ее классе было много богатеньких девочек, их провожали в гимназию

гувернантки.

- Фрейлейн, застегните мне панталончики, я не могу сама! - дразнила их

Динка, к общему удовольствию остальных.

Муха, вцепившись лапками в Динкино плечо и щекоча ей ухо, шептала что-тo,

соблазняя на новые проделки.

- Отстань! Не шепчи! Ну тебя! - отталкивала ее Динка, По-настоящему

девочку звали Нюрой, Муха - это было прозвище, данное ей в классе. Подруги

не любили Муху, но жалели. У Мухи был очень злой отец. Говорили, что он

сильно бьет ее за малейшую провинность. Говорили еще, что семья Мухи

богатая, но скупая, поэтому Муха приносила на завтрак один только хлеб, и

девочки делились с ней своими завтраками. Динка тоже жалела Муху, но

дружить с ней ей было скучно.

Из гимназии Динка торопилась домой, наспех обедала и, захватив свои

коньки, бежала на бульвар кататься. Однажды мальчишки, чтобы подразнить,

отняли у нее ключ от "снегурок". Динка с криком бросилась на обидчиков.

Большой губастый, красноносый мальчишка толкнул ее в снег.

- Ага! - закричала, поднимаясь, Динка. - Ты так? Ну ладно!

Динка сорвала с ноги ботинок с коньком и замахнулась на мальчишку. Тот

бросился на нее с кулаками Динка, размахивая ботинком, забежала за

скамейку и вдруг увидела стоящего в стороне мальчика с их двора. Он с

любопытством смотрел на нее, сдвинув на затылок форменную фуражку; ветер

шевелил на его лбу темный хохолок.

- Эй, ты, Хохолок! - крикнула ему Динка. - Иди сюда сейчас же! Защищай

меня!

Мальчик как будто только и ждал приглашения; мгновенно скинув на снег свою

чистенькую шинельку, он наскочил на Динкиного обидчика и обратил его в

бегство.

Но освобожденная Динка не оценила услуги и всю дорогу домой ругала его,

как могла:

- Ты что стоял? Стоял и смотрел, да? Как слепой! Ты, наверно, не

мальчишка, а девчонка! А еще с нашего двора! Меня бьют, а он смотрит!

Выпустил свой хохолок и стоит любуется, как девчонку бьют!

- Да я же не знал! Ты сначала сама его била... - В разговоре мальчик

слегка заикался.

- "Била, била"!.. А вокруг скамейки кто бегал?.. Он же старше меня, ему,

наверно, уже двадцать лет, этому дураку!..

- Ну да! Хватила! - засмеялся мальчик. - В двадцать лет по буль-вару на-а

коньках не катаются!

- А где же катаются?

- Нигде! Какое ему катанье в двадцать лет! Ну, разве что на к-катке, в

воскресенье, когда музыка и-грает!

- А где же это? - живо заинтересовалась Динка. - Ты там катался?

- Конечно. Все гимназисты там катаются. Особенно в воскресенье. Хорошо!

Каток блестит, музыка играет!

- Я пойду! Я с Леней пойду! - захлопала в ладоши Динка.

- А твой б-рят и ката-ться не уме-ет, я его ни р-азу с коньками не ви-дел!

- Ну и что же! Ну и что же! Просто у него нет коньков! А я скажу маме,

мама ему купит, и он будет кататься лучше всех! - обиженно затараторила

Динка и побежала домой.

Но дома ее ждали другие новости, заставившие сразу забыть и каток и новое

знакомство.


Глава седьмая

ДОРОГИЕ ПИСЬМА


На крыльцо выбежала Мышка:

- Где ты ходишь? Иди скорей! Мама получила письма!

- Какие письма? От Лины? - всполошилась Динка.

- От Лины, от дяди Леки...

- А от Кати?

- Катя написала дяде Леке... У ней родился мальчик!

- Мальчик! - подпрыгнула Динка. - Хорошенький?

- Наверно, только он еще совсем грудной... Идем скорей! Девочки вбежали в

комнату. Динка ревниво оглядела отложенные на столе листки.

- Мамочка! Вы уже вс„ прочли?

- Тише! Мама читает, - остановила ее Алина. После многих низких поклонов

Лина писала, что они с Малайкой каждый день всех вспоминают и беспокоятся.

- "...Так бы и полетела я к вам, - писала Лина, - а уж об Никиче и

говорить без слов не могу, совсем затосковал старик - одна ему отрада ваши

письма... Живет он у нас на покое, смотрю за ним, как за родным отцом, но

все его к вам тянет... Вот, говорит, съезжу, посмотрю на них еще разок, а

тогда и помереть можно... Как ни скучает, а ты, андел мой, милушка, не

зови его, стариков с места на место таскать не положено, а уж Никич наш и

без того плох, все ночи кашлем мается..."

- Ох, мамочка... - умоляюще прошептала Динка. - Возьми его скорей!

- Пошлем телеграмму, да, мамочка? - взволновалась Мышка.

- Конечно, пошлем, это же папин друг! - поддержала сестер Алина.

- Надо бы взять Никича, - несмело отозвался Леня. - Я бы здесь поухаживал

за ним...

- Возьмем-то возьмем, об этом и речи нет, но, может быть, лучше подождать

весны? Как бы он не простудился дорогой... - озабоченно сказала Марина. Но

Алина деловито предложила;

- Надо его самого спросить, когда ему лучше приехать!

- А пока давайте писать ему каждый день! - самоотверженно сказала Мышка -

она терпеть не могла писать письма и никому не писала.

- Мышка, может, не соберется, а я буду! - пообещала Динка.

- Да хоть бы вы по очереди писали, а то такие лентяйки, не можете лишний

раз послать старику привет, - расстроилась Марина.

В письме дяди Леки было сообщено, что у Кати родился мальчик, что сама

Катя здорова, но мальчик часто простужается. О себе дядя Лека писал, что

никак не может добиться от своего графа перевода в одно из черниговских

имений, что граф купил землю в Крыму и хочет отправить его туда наблюдать

за постройкой винного завода.

"...Ну, это мы еще посмотрим, - писал дядя Лека. - Теперь, родные мои,

несколько слов о том, что вас больше всего интересует. Некоторые из наших

знакомых выехали в Финляндию, в том числе и Скворцов..."

- Папа... - прошептала Мышка,

Марина сияющими глазами посмотрела на детей.

- Бог знает, что я уже передумала...

- Скворцов - это папа? Он уже Скворцов? - шепотом допытывалась Динка.

- Ну да... Тише ты! Не повторяй зря, - остановила ее Алина. - Мама,

читай...

- Что еще про папу? - нетерпеливо заглядывая в письмо, торопили девочки

- Да... Значит, он был председателем... В первый раз мы не вместе...

Интересно, как прошел съезд... Но тут об этом ничего нет... Ах, вот еще

что-то о папе ..

"Скворцов передал мне через Кулешу деньги для вас. Забыл сказать, что

Скворцов работает инженером путей сообщения... И еще у меня есть приятная

весточка для вас - виделся я тут кое с кем из товарищей, все очень тепло

расспрашивали о вашей жизни, о здоровье детей... И еще один человек,

который подарил вам свою книжку "Моя новая мама", особенно интересовался,

как ведет себя Динка..."

- Я? - встревожилась Динка. - Это про меня?

- Ну конечно... Вот читай... - показывая ей письмо, подтвердила Марина.

- Ай-ай-ай! Вот видишь! Там, наверно, вс„ знают! - пугнула сестру Мышка, с

трудом удерживая смех.

- А что же знают? Что знают? - не на шутку встревожилась Динка, - Я

хорошая девочка... Я ничего такого не делаю...

- Но что-то дошло до них, уж там напрасно говорить никто не будет! -

серьезно подбавила Алина

- Да нет, - робко улыбнулась Динка. - Они просто ошиблись... Им про

кого-нибудь другого сказали, а они подумали про меня... Правда, Леня?

- Да уж не знаю - правда ли, нет ли, - откашливаясь в кулак, пробормотал

Ленька. - Вот мама напишет, как и что...

- Конечно! Ты напиши, мама: Динка хорошая девочка, даже голоса ее в доме

не слышно... Ох, я делаюсь больной! - с огорчением сказала Динка.

Всем сделалось ее жаль.

- Ну, так это все выяснится? Правда всегда всплывет наверх, ты не

беспокойся! - успокоила сестренку Алина.

- Нет, пусть мама сама напишет, а то, может быть, ничего и не всплывет, а

я буду плохая! - закапризничала Динка.

- Я напишу, напишу! Давайте дочитаем письмо! Вот тут еще несколько строчек

Л„не... Вот:

"...Ты, Леонид, там единственный мужчина, поэтому на тебя, вероятно, самые

большие шишки валятся, но ты помни, что главное твое дело - учиться, все

остальное суета сует! Пиши мне, если что нужно, я ведь для тебя такой же

дядя Лека, как и для девочек.." Леня с гордостью выслушал эти строчки и

смущении сказал:

- Какие тут шишки? И мужчин у нас не один, а двое... Я да Вася!

- Подумаешь! - фыркнула Алина. - Ты одних лет со мной... И не воображай,

пожалуйста... Он да Вася! Какие мужчины нашлись!

- Ну, не спорьте, не спорьте! Вечно вы из-за всякой ерунды цепляетесь друг

к другу! Пишите лучше письма! Я тоже сейчас напишу Никичу, что мы всегда

будем ему рады, пусть едет когда хочет!

Девочки уселись писать письма. Динка звала дедушку Никича и просила его

перед отъездом сходить на берег Волги, низко-низко поклониться и сказать,

что одна девочка, Динка, - может, вспомнит Волга - вихрастая такая, на

утесе часто сидела, будет помнить ее... по гроб жизни...

Динка громко засопела и, заслюнив свой конверт, поспешно выбралась из-за

стола.


Глава восьмая

СМЕХ И СЛЕЗЫ


Над головой Динки сгущались черные тучи... Уже не раз классная дама

вызывала в учительскую Алину и жаловалась ей, что во время уроков девочка

смешит подруг, а на переменках устраивает целые представления, копируя

учителей и даже начальницу.

Алина чуть не плакала. Она училась на пятерки, и ее поведение, так же как

отметки и поведение Мышки, служили примером для других учениц.

- Мама, делай что-нибудь с Динкой, она же позорит нашу семью! - в отчаянии

жаловалась матери Алина.

Но Марина так закружилась со всеми своими делами, с уроками стенографии,

которую она теперь изучала, надеясь получить более выгодное место, что

когда поздно вечером наконец добиралась домой, то глаза у нее закрывались

от усталости.

- Оставьте вы мать в покое, сами как-нибудь разберемся! - с досадой

говорил Леня.

Алина обрушивалась с упреками на Леню:

- Вот видишь, ты занялся своим ученьем, торопишься подготовиться к

экзаменам, а что вытворяет твоя Макака, тебе и дела нет, да? А мне стыдно

смотреть в глаза ее учительнице!

Леня требовал ответа от Динки;

- Нет, ты мне скажи правду: что ты там делаешь, за что на тебя все

жалуются?

- Да почем я знаю? - невинно удивлялась Динка. - Просто, когда меня

вызывают, девочки смеются...

- Так не ты смеешься, а они?

- Конечно, они.

- Ну вот! - с возмущением говорил Леня. - Собрали полный класс дурочек и

жалуются!

- Нет, почему дурочек? Просто им смешно, они и и смеются?

- Ну, а я про что говорю? Какому это умному человеку в классе смешно?

Ясно, только дураку! Насажали дур, а при чем тут ты?

Динка скромно пожимала плечами. Но однажды в субботу, просматривая Динкин

дневник, Марина увидела тройку.

- Тройка по русскому? Устный русский? У тебя же всегда было пять... И

вообще, что там случилось с тобой, Диночка? Алина говорит, что на тебя

жаловалась учительница...

Субботний вечер, единственный за всю неделю, был отдыхом для Марины; в

этот день она приходила пораньше, и дети старались ничем не огорчать ее.

Динка обвела взглядом хмурые лица сестер, увидела возмущенное лицо Лени и,

чувствуя глубокое раскаяние, тихо сказала:

- Не волнуйся, мамочка! Я попрошу прощенья у учительницы ..

Марина сразу насторожилась:

- Попросишь прощенья? Значит, ты виновата?.

- Нет, конечно... Но если уж она ко мне придралась...

- Ни за что не поверю, чтобы человек просил прощенья, если он не

виноват... Ты знаешь. Дина, сегодня мой единственный свободный вечер, я

хотела поиграть вам, да еще мне надо перевести две странички по

стенографии, поэтому не старайся выкручиваться, а говори: что, по-твоему,

надо сделать, чтоб на тебя не жаловались?

Динка вспомнила все свои ужимки и гримасы, которыми она развлекала класс,

и скромно поджала губы.

- Надо стать серьезной.

- Я думаю, давно пора, ведь тебе скоро десять лет... Динка была рада

переменить тему.

- Мне в апреле, мамочка... целых десять лет! Правда, как быстро идет

время! День за днем, день за днем...

- Дина, не хитри... И не притворяйся дурочкой. Если ты и в классе

притворяешься такой дурочкой, так не мудрено, что все подруги над тобой

смеются!

- Вот в том-то и дело, что там без нее этих дур полный класс насажали!.. -

вмешался Леня.

- Ну, это утешенье ты оставь для себя, - перебила его Алина.

- А когда артист выступает, так тоже все смеются, - вскинулась задетая за

живое Динка - Если в цирке, например...

- А! Вот в чем дело! Так класс - это не цирк, а ты даже не клоун, ты

Петрушка, - резко сказала Марина и, глядя в упор на девочку, добавила с

презрительной, уничтожающей улыбкой: - У вас там, кажется, много

богатеньких барышень, и ты, дочь революционера, папина дочь, кривляешься

перед ними, как Петрушка!

- Мама не надо так... - вскочила Мышка.

Динка, взревев, бросилась к Л„не. Ленька, готовый защищать ее от целого

света, только перед одним человеком не смел поднять свой голос.

Прижимая к себе Динкину голову, он гладил ее, в смятенье повторяя:

- Молчи, молчи... Мама правду сказала... Мать зря не скажет... - и, давая

волю накипевшему в нем раздражению против смешливых Динкиных подруг,

грозно пообещал: - А с этими барышнями, что до смеха сильно охочи, я живо

расправлюсь! Они у меня больше не посмеются, мозглявки эдакие!

В этот вечер Динка долго не могла заснуть; она лежала и плакала, плакала,

не зная еще, что человеку не так-то просто рассчитываться за сделанные им

ошибки...