Чем были вызваны массовые протесты во Франции 31
| Вид материала | Тесты |
- -, 6716.43kb.
- Программа дисциплины Аристотелевское учение о душе для направления 030100. 62 Философия, 193.5kb.
- Зарождение Франции, 31.63kb.
- Беспорядки во Франции: восстание низших слоев общества, 68.09kb.
- Направление "Энергетическая Остеопатия" существует во Франции уже 35 лет. Основоположник, 36.63kb.
- Сценарий Театрального Фестиваля, посвящённого Году Франции в России, 65.38kb.
- Дошкольное воспитание во франции, 410.95kb.
- Пребывание петра I во франции, 2477.05kb.
- Империя Напалеона. Венский Конгресс, 35.61kb.
- В. И. Ульянова-ленина кафедра региональной геологии ануфриев а. М. Аэрокосмометоды, 1319.38kb.
Сергей Быковский
Власть улиц против социальной реформы
Чем были вызваны массовые протесты во Франции
31 января Национальное собрание Франции приняло предложенный премьер-министром Домиником де Вильпеном законопроект по борьбе с безработицей среди молодежи с демократическим названием — «О равенстве шансов». 6 марта верхняя палата французского парламента (Сенат) его введение тоже одобрила. Закон должен был реформировать трудовое законодательство, предусматривая, в частности, введение нового вида трудового контракта — «договора первого найма» (Contrat de premiere embauche — CPE). Из-за него с 7 марта по 10 апреля во Франции проходили массовые акции протеста. Начали студенты, по традиции захватившие Сорбонну. Затем к акциям прямого действия подключились студенты других вузов (одна их анархистских организаций так и называется — Action Direct, то есть «прямое действие», обычно ее обвиняют в разгромах и поджогах во время манифестаций). В 20-х числах марта две трети университетов страны перестали работать. К студентам примкнули лицеисты (по-нашему — ПТУшники). Из 4,5 тысяч французских лицеев забастовало больше 500. Но самую существенную и грозную для правительства протестующую силу составили, конечно, профсоюзы.Во время самых массовых «дней действий» — 28 марта и 4 апреля, в так называемые «черные вторники» — по данным профсоюзов, на улицы французских городов вышли 3 миллиона человек. Париж не видел такого с мая 1968 года. Тогда студенты тоже захватывали Сорбонну, на улицах полыхали машины и происходили столкновения с полицией. Кстати, говорят, что 15-летний Доминик де Вильпен в 1968 г. был единственным в своей школе, кто объявил забастовку в знак солидарности с бастующими студентами. Тогда дело закончилось общенациональной забастовкой с числом участников в 10 миллионов человек, она парализовала экономику страны, де Голль распустил парламент, а в апреле 1969 года и сам ушел в отставку, распрощавшись с политической деятельностью.
Сегодня французская молодежь не требует, как тогда, отдать «всю власть воображению» и «запретить запрещать». Один из самых известных лозунгов мая 1968 г. — «Будьте реалистами — требуйте невозможного». Сегодняшняя французская молодежь потребовала вполне возможного — отмены закона о «договоре первого найма» (СРЕ), хотя в запале они призывали отправить де Вильпена в отставку, а Ширака в тюрьму. Лозунг 1968 г. «Ты нужен хозяину, а он тебе — нет» получил иное звучание. Француженка Жаклин Рипар, приехавшая недавно в Москву, чтобы писать книгу о России, не участвовала в событиях мая 1968 г. (по возрасту), но, отвечая на вопрос, можно ли сопоставить события 38-летней давности и то, что происходит ныне, сказала: «Тогда была революция сознания, а сегодня — просто несогласие студентов и правительства». Де Вильпен в отставку не ушел, парламент не распустили, но отмены СРЕ студенты добились.
Выступая в парламенте еще накануне отмены СРЕ, де Вильпен заявил примерно следующее: правительство предложило новый закон, парламент, законно избранный и представляющий интересы большинства общества, закон утвердил, Конституционный Совет одобрил, президент подписал — что же не в порядке? Все законно. Видимо, дело в том, что во Франции, стране со старыми революционными традициями, где граждане понимают, что государство — это их государство, существует еще какая-то власть, способная хотя бы отчасти влиять на остальные. На одной из демонстраций протеста в Париже студенты несли лозунг: «Де Вильпен! Власть у улиц!». На этот раз власть улиц победила.
***
Закон, внесенный правительством де Вильпена в рамках «Экстренного плана борьбы с безработицей» был призван стать одной из мер по реформированию (либерализации) трудового законодательства. Де Вильпен претендует на кресло президента Франции. Выборы грядут весной следующего года. Чтобы заслуги премьера перед отечеством были очевидны, он решил ликвидировать безработицу. Возглавив правительство десять месяцев назад, он с тех пор не раз заявлял, что создание новых рабочих мест — главнейший приоритет, его «личный вызов». «С момента моего назначения я веду беспощадную борьбу с безработицей, ... которая есть», — говорил он. Автор двух сборников стихов и поклонник Наполеона, де Вильпен дал своему плану звучное название — «Битва за занятость». Думал ли он, что дело дойдет до уличных сражений манифестантов с полицией? Кабинетный политик де Вильпен не счел нужным спросить у народа, что тот думает по поводу столь радикальной реформы трудового кодекса, и получил в ответ бунт. С тем, что это была ошибка премьера, согласны даже сторонники его реформы.
Закон о СРЕ позволил бы, как считал премьер-министр, эффективно справиться с проблемой безработицы в молодежной среде. По данным Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), рынок труда во Франции — один из самых устойчивых в мире, при этом уровень безработицы среди молодежи — рекордный для Европы. Результаты опроса, проведенного социологическим агентством «LH2» по заказу газеты Liberation, свидетельствуют, что угроза остаться без работы по окончании вуза стоит на первом месте среди проблем, беспокоящих французскую молодежь. Согласно официальным данным, 22,7% граждан Франции в возрасте до 25 лет официально числятся безработными. Это более чем в два раза превышает аналогичный показатель по остальным возрастным группам (например, уровень безработицы среди французов 35-50 лет не превышает 9%). Самый большой процент безработных молодых людей (50-60%) — в иммигрантских пригородах Парижа.
В октябре-ноябре прошлого года бедные пригороды Парижа полыхали во время бунта «цветной» молодежи. Случайная гибель двух подростков в трансформаторной будке в Клиши-Су-Буа, которых то ли преследовала, то ли не преследовала полиция, была только поводом. Поджигая машины, громя и грабя магазины, нападая на полицию и мирных граждан, арабские и африканские подростки напомнили о неблагополучии своего социального существования. В результате беспорядков погиб еще один человек, десятки, в том числе полицейские и пожарные, получили ранения. За три недели было сожжено 10 тысяч автомобилей, более 200 общественных зданий. 4,5 тысяч человек были арестованы, восьмистам предъявлены обвинения. Де Вильпен предложил некоторые меры по улучшению социального климата в этих районах: принял меры к поощрению талантливых учеников, инициировал создание интернатов для детей под кураторством студентов, а главное — законодательно разрешил работать не с 16 лет, а с 14, полагая, что теперь подростки вместо протирания штанов в школе или прогуливания уроков, будут трудиться и зарабатывать. Но при этом не решалась не менее важная проблема — левый социолог, содиректор Центра новой социологии и изучения практической политики «Феникс» Александр Тарасов комментирует ее так:
«А откуда вообще взялась проблема молодежи, у которой нет перспектив? В беспорядках прошлого года в пригородах участвовали не безработные, а подростки, которые еще не работают. Они учатся, хотя и не понимают зачем, потому что знают, что на работу их все равно не возьмут. После беспорядков были проведены социологические исследования, которые показали, что родившемуся во Франции подростку с черной кожей устроиться на работу тяжелее в 16 раз, чем коренному французу».
Закон о равенстве шансов и СРЕ в значительной степени были рассчитаны и на молодежь из пригородов. Направленный на смягчение социального напряжения закон, однако, оказал прямо противоположное воздействие. Бастующие студенты, школьники, а также присоединившиеся к ним преподаватели и родители не захотели, чтобы проблема безработицы была решена за счет лишения молодежи социальных гарантий (нередко увязанных с наличием постоянного контракта). Профсоюзы стали опасаться, что молодежью реформа не ограничится: если сегодня лишат социальных гарантий молодых людей до 26 лет, то завтра могут лишить других (при этом во многом родственный взбудоражившему общество «договору первого найма» «договор нового найма», касающийся не только молодежи, был воспринят гораздо спокойнее, и лишь теперь окрыленные победой некоторые лидеры протестующих потребовали ликвидации этой и других инициатив правительства, направленных на оживление национального рынка труда и решение проблемы безработицы).
Так чем же были так недовольны подростки, студенты, а также их родители?
Закон «о равенстве шансов» обязывает компании любой формы собственности ежегодно принимать на работу как минимум одного сотрудника моложе 25 лет, пусть даже не имеющего опыта работы по специальности. Чем больше штат компании, тем больше она обязана принимать молодых людей. Например, фирма со штатом в 250 человек должна каждый год брать 12 молодых сотрудников. В противном случае с работодателей взыскивался бы дополнительный налог (с начала 2007 года). Новый закон должен был, по мнению де Вильпена, стимулировать молодежь к поискам работы. Если молодой человек, не достигший 25 лет, зарегистрированный на бирже труда и получающий в течение полугода пособие по безработице (таких сегодня 240 тысяч), устроится на постоянную работу до 1 января 2007 года, он будет еще три года (!) получать от государства дополнительное пособие.
Что же в этом плохого? В первом варианте закона компании, принявшие на работу юных сотрудников (моложе 25), не имели права их увольнять в течение трех лет. При прохождении документа в Национальном собрании этот пункт был исключен по инициативе находящейся у власти правоцентристской партии «Союз за народное движение» (UMP). И тогда сутью нового закона стало то, против чего так упорно боролись студенты и профсоюзы: по условиям «договора первого найма», молодого сотрудника в возрасте до 26 лет могли уволить без объяснения причин в течение двухгодичного испытательного срока.
Еще в августе прошлого года правительство, минуя парламент, провело закон о «договоре нового найма» (CNE), по которому такой испытательный срок, допускающий немотивированное увольнение, распространялся на предприятия со штатом менее 20 человек. Позднее премьер признался, что провел закон именно в августе (а не в сентябре, как он анонсировал профсоюзам), потому что хотел избежать обструкции. И закон о СРЕ по тем же соображениям был проведен через Национальное собрание в период зимних отпусков. В марте, после одобрения Сенатом, закон «о равенстве шансов» распространил условия «договора первого найма» (двухгодичную угрозу / возможность немотивированного увольнения) на все компании и предприятия, а не только на те, где работает до 20 человек.
Научный сотрудник Центра проблем социального развития Института Европы РАН Сергей Фёдоров считает, что де Вильпен напрасно поторопился с принятием нового закона:
«Правительство, чтобы в ускоренном порядке принять закон «о равенстве шансов», использовало статью 49.3 Конституции Франции. Это была первая ошибка. Кроме того, правительство забыло о том, что два года назад был принят закон о социальном диалоге. Согласно ему, правительство взяло на себя обязательство не принимать каких-либо законов в социальной области без предварительного обсуждения с социальными партнерами».
Жаклин Рипар, которая, в общем, лояльно относится к СРЕ, считает, что вся проблема в том, что правительство не объяснило суть нового закона:
«В демократической стране так не делают. Надо было перед принятием закона объяснить, что он из себя представляет. Правительство не объяснило, а студенты не поняли его смысла и поэтому неправильно среагировали, а потом и вовсе закрылись для диалога».
Могла ли быть польза от «договора первого найма»? Чтобы судить об этом, стоит посмотреть на эффект «договора нового найма». Сергей Федоров считает, что он позволил сократить уровень безработицы примерно на 200 тысяч человек, и именно поэтому вдохновленный де Вильпен решился на введение СРЕ.
Руководитель Центра европейских исследований Института мировой экономики и международных отношений РАН, доктор экономических наук Владимир Гутник подчеркивает, что либерализация рынка труда — это общеевропейская тенденция:
«В Германии тоже приняли закон о свободном увольнении сотрудников — не для молодежи, а вообще для всех, но он коснулся только малых предприятий, где работает меньше 10 человек. Мне кажется, там сам Бог велел ввести такой закон. Никаких протестов по этому поводу не было».
Однако то, что оказалось приемлемо для малых французских предприятий, оказалось неприемлемо для остальных. Конечно, в частном секторе работник менее защищен от произвола работодателя. Во французском фильме Отара Иоселиани «In vino veritas» молодого героя, работающего мойщиком посуды в кафе, хозяин за нерадивость запросто выставляет за дверь своего заведения. Указал пальцем на дверь, и — все, нужно искать новую работу. Впрочем, перед этим клиенты были не один раз недовольны грязной посудой. И это важный аргумент для тех, кто оправдывает СРЕ, подобно Жаклин Рипар: «Если ты хочешь и можешь работать, то тебя не уволят».
В другом фильме того же режиссера («Утро понедельника») квалифицированный рабочий-сварщик на крупном предприятии, семьянин, решает уйти в загул — осточертела обыденность — и уезжает в Венецию чуть не на месяц, никого не предупредив. А потом возвращается. И… идет работать на тот же завод тем же сварщиком. Безработица ему не грозит. Уволить его не так-то легко — сегодня подавляющее большинство французов (86% с тенденцией к уменьшению) работает по «контракту на неопределенный срок» (CDI), при котором испытательный срок длится всего полтора месяца, и по его истечении избавиться от не устраивающего фирму работника очень сложно и накладно. Эта форма контракта предполагает наибольший уровень социальной защищенности, в отличие от существующих помимо него еще «контракта на определенный срок» (CDD) и уже упомянутого СNE.
«Договор первого найма» (СРЕ) имел самый низкий уровень соцзащиты: молодой человек мало того, что мог быть легко уволен, — после увольнения он оставался и без соответствующего материального пособия, предусмотренного другими видами контрактов. При других видах контрактов в случае увольнения может состояться традиционное для Франции разбирательство в суде по вопросам занятости. Новый вид контракта такого не предусматривал. Это делало экономическое положение молодого работника крайне нестабильным, он, по мнению противников СРЕ, становился незащищенным от произвола работодателей.
Де Вильпен полагал, что облегчение процедуры увольнения должно было стимулировать желание работодателей активнее нанимать молодых людей, не опасаясь излишних формальностей в том случае, если молодой специалист не подойдет и его надо будет уволить. Лидеры студентов на это смотрели несколько иначе: потенциальным работодателям гораздо выгоднее было бы периодически набирать свежих выпускников вузов, за два года «выжимать из них все соки», а до того, как им исполнится 26 лет, «выбрасывать на улицу», взяв на их место новых 22-23-летних.
Де Вильпен настаивал, что благодаря новому закону рынок труда станет более гибким, и это приведет к сокращению безработицы. Оппоненты премьера считали, что действие закона о СРЕ лишь замаскирует реальную безработицу. Да, брать на работу будут больше. Но ведь и увольнять станут чаще. Студентка парижской Высшей школы социальных наук Анн Кропоткин (Anne Kropotkine), изучающая сейчас в Москве материалы о советских диссидентах, считает, что увольнять стали бы чаще, чем брать: «Я не великий политический аналитик, но я выступала против закона о СРЕ. Студенты во Франции, выйдя из университетов, испытывают большие трудности с поиском работы. Этот закон создавал сложности: становилось легче и найти, и потерять работу, но потерять было бы сильно легче, чем ее получить, я думаю. Поэтому мой университет на бульваре Распай был сильно опустошен из-за студенческих протестов. Для таких людей, как я, закон о СРЕ вряд ли увеличил бы шансы найти работу».
К болезненным последствиям «договора первого найма» относилось и то, что, находясь два года под угрозой внезапного увольнения (то есть не имея гарантии стабильной платежеспособности), молодой сотрудник не смог бы снять квартиру, взять кредит в банке, в случае болезни или беременности мог просто оказаться на улице. Де Вильпен предлагал варианты компромисса: опеку персонального референта, предоставляемого каждому молодому работнику на все время «договора первого найма»; дополнительное пособие по безработице, выплачиваемое на переподготовку в случае увольнения молодого специалиста; пересмотр «договора» каждые полгода с участием социальных партнеров и, прежде всего, профсоюзов.
Предложения премьера были с гневом отвергнуты: где возьмутся референты в таком количестве, и почему вообще речь идет именно о категории лиц, не достигших 26-летнего возраста, — разве Конституция страны предусматривает такую возрастную дискриминацию? Эти вопросы задали Конституционному совету Франции левые партии. 30-го марта Конституционный совет решил, что закон о равенстве шансов не противоречит Основному закону Пятой республики, закон подписал Жак Ширак, пообещав еще до ввода в действие внести коррективы. Текст закона был опубликован в официальном вестнике Journal Officiel, после чего формально должен был бы начать работать, но, в соответствии с обещанием, президент направил его на пересмотр в парламент. Предложенный президентом компромисс предусматривал сокращение испытательного срока до года и уведомление о причинах увольнения.
«Планировалась, действительно, очень масштабная реформа, — говорит Анн Кропоткин, — но в результате протестов изменения оказались малы. За что боролся де Вильпен? Он поднял всю страну. В итоге плюсов для него от того, что осталось бы в законе, достаточно мало. Предметом дискуссии стали не конкретные положительные или отрицательные стороны закона, а он сам: мы принимаем закон или не принимаем. Закон почти продавили, но результат получился заведомо меньше того, что прокламировался исходно. Социальные издержки (разные, включая, например, утрату правительством доверия в обществе) оказались больше, чем то, что правительство получило бы в итоге от нового закона. Ситуация в чем-то смешная. Это, вообще-то, означает еще и конец правления Ширака».