Чем были вызваны массовые протесты во Франции 31
| Вид материала | Тесты |
- -, 6716.43kb.
- Программа дисциплины Аристотелевское учение о душе для направления 030100. 62 Философия, 193.5kb.
- Зарождение Франции, 31.63kb.
- Беспорядки во Франции: восстание низших слоев общества, 68.09kb.
- Направление "Энергетическая Остеопатия" существует во Франции уже 35 лет. Основоположник, 36.63kb.
- Сценарий Театрального Фестиваля, посвящённого Году Франции в России, 65.38kb.
- Дошкольное воспитание во франции, 410.95kb.
- Пребывание петра I во франции, 2477.05kb.
- Империя Напалеона. Венский Конгресс, 35.61kb.
- В. И. Ульянова-ленина кафедра региональной геологии ануфриев а. М. Аэрокосмометоды, 1319.38kb.
***
Эксперты отчасти разошлись в оценке происходящего. Владимир Гутник считает, что массовые акции протеста выражали недовольство французов политикой правительства вообще, проявилось оно еще тогда, когда французы отвергли Европейскую конституцию. На первом месте среди причин протестного голосования было именно недовольство внутренней политикой нынешнего французского правительства, а не опасения полицейской демократии, прав новых членов ЕС и другое. По мнению Гутника, при грамотном исполнении закон о СРЕ мог бы улучшить социальное положение во Франции. По мнению ученого, протестовали против закона не те, кто должен был бы протестовать:
«Закон позволяет увольнять молодых сотрудников, если их квалификация не соответствует требованию. Это бывает, как правило, у неквалифицированных работников. Выпускники университетов и колледжей вряд ли будут увольняться по этому закону».
Александр Тарасов увидел причину массовости протестов как раз в том, что СРЕ произвел покушение на права очень большого числа людей:
«Поскольку это не первый шаг правительства и не последний, то тех, кого это непосредственно коснулось, поддержали и те, кто подумал, что за этим шагом последуют другие шаги по ограничению их социальных и конституционных прав».
Решающую роль в организации протестов, по мнению Гутника, сыграли профсоюзы:
«Они поняли, что если здесь уступить, то де Вильпен пойдет и дальше, и может повториться британская ситуация, когда профсоюзы были вытеснены из поля принятия решений. Профсоюзы понимают, кого легче всего организовать, — студентов. Они грамотно сыграли организующую и направляющую роль. Профсоюзы не столько здесь защищали права трудящихся, сколько отстаивали свою позицию, способность влиять на принятие решений».
Александр Тарасов не согласен:
«Профсоюзы во Франции очень умеренные, они раскачались в последнюю очередь. Была ситуация, когда профсоюзы не поддержали студентов, собирались отменить забастовку. Профсоюзы — самодостаточная, богатая сила. Люди до 26 лет, на которых должен был распространиться новый закон, представляют абсолютно меньшинство в профсоюзах. Только бурные студенческие протесты, угрозы снизу (мы вам напомним 1968 год, сменим все профсоюзное руководство, если вы себя так ведете) заставили пойти вождей профсоюзов на проведение забастовки».
Сергей Федоров из Института Европы полагает, что кроме первой ошибки — принятия закона без предварительного обсуждения — де Вильпен совершил еще две.
«Премьер дал понять, что СРЕ — первый шаг, что он распространится потом и на другие категории населения. Кроме того, премьер недооценил роль профсоюзов. Профсоюзы увидели в СРЕ узаконивание нестабильной занятости. Эта постоянная нестабильность и сейчас преследует молодых людей. В среднем, по статистике, молодому человеку во Франции нужно потратить 10 лет, чтобы устроиться на постоянную работу. Впрочем, у студентов нет альтернативной программы, они просто не приемлют либерализацию рынка труда».
Александр Тарасов напоминает, что во Франции и до этого проводились неолиберальные реформы:
«Ограничивались права студенческих союзов, расширялось платное образование в ущерб бесплатному. Это прошло, протесты оказались недостаточно мощными. Хотя протесты против Болонской системы, направленной на то, чтобы весь процесс обучения был подчинен интересам большого бизнеса, чтобы образование давалось не для развития личности (чтобы человек мог потом себя максимально реализовать), а исключительно под те цели, которые в данный момент диктуются крупными корпорациями, были достаточно сильными. Так что это не первое наступление на права студентов и молодых специалистов. Когда-то терпение кончается. Идти путем переговоров, компромиссов, подачи петиций оказалось бессмысленно — правительство это игнорировало. Точка зрения большого бизнеса была для него важнее, чем точка зрения студентов. Во Франции за 10 лет налоговые поступления от крупного бизнеса снизились в 8,5 раз. Сейчас во Франции слесарь среднего разряда платит налогов на 10% больше, чем миллионер, если пересчитать в проценты к его доходу. Крупный бизнес получает все новые и новые привилегии, но при этом он не создает новых рабочих мест. И СРЕ их бы не прибавил. Не произошло бы и реального уменьшения числа безработных. А на практике каждого нового сотрудника взамен уволенного без объяснения причин старого работодатель стал бы брать на более низкую зарплату. Молодые люди не смогли бы приобретать квалификацию, навыки работы, если бы их увольняли каждые два месяца. Закон о СРЕ распространялся на все категории трудящихся. Он был привлекателен не только для тех работодателей, которые нанимают неквалифицированную рабочую силу. Наибольшую зарплату получают, разумеется, специалисты с высшим образованием, но это массовое образование, это множество специалистов. Поэтому работодатель получал бы максимальную экономию, увольняя именно этих специалистов. Так возникает феномен прекариата, то есть — временно занятых. В прекариях мог бы оказаться даже управленец среднего звена. По закону о СРЕ в прекарии попадала целая возрастная категория».
Владимир Гутник считает, что либерализация неизбежна:
«Нужно выбирать: либо Франция остается второстепенной, с экономической точки зрения, но с очень хорошей социальной системой (надежность против динамики), либо мы жертвуем немного социальной стабильностью ради того, чтобы ускориться в развитии. Немного — потому что реформы не такие уж радикальные. Вот, скажем, в Германии увеличен возраст выхода на пенсию с 65 до 67 лет. Решение принято 1 февраля этого года, но оно вступает в силу только в 2029 году, чтобы люди знали заранее. То же и по другим направлениям, за единственным, может быть, исключением – резкого снижения максимальной продолжительности выплаты пособия по безработице с 36 месяцев до 18. Из-за этого была забастовка, но без битья посуды, как во Франции. Сейчас в Германии проходит мощная забастовка работников сферы услуг, она продолжается более 8 недель, Баден-Вюртенберг весь завален мусором. Причина забастовки — несогласие профсоюза заключить тарифное соглашение с работодателем. Они требуют повышения зарплаты. Сейчас правительство Германии остановило эксперименты и смотрит, что произойдет во Франции. Де Вильпен пошел на уступки — это сигнал для Германии. Там тоже приостановят либерализацию. Задержка реформы рынка труда в Германии и во Франции заморозит их большую безработицу. Такой порядок на рынке труда отпугнёт инвесторов, создающих новые рабочие места».
По мнению Александра Тарасова,
«есть четкая неолиберальная позиция: либо социальное государство и стагнация, либо отказ от социального государства и развитие. Но этот подход неизбежно приведет к воссозданию такого общества, какое было в Европе в начале XX века. Даже без покушений на капитализм существует и другая концепция — кейнсианская, она себя хорошо оправдала в 30-е годы. Но она предполагает ограничение доходов крупного бизнеса. Раньше было пугало в лице СССР: крупный бизнес предпочитал отдавать часть доходов, чем потерять все в результате новой большевистской революции. Теперь возобладала точка зрения, как у Фукуямы, что «история кончилась», «мы победили раз и навсегда». Отказ от регулирования рынка предполагает, что государство перестает быть примирителем отношений разных классов в обществе. На чем основана уверенность неолибералов в том, что крупный бизнес сожрет бедных, и те никогда не смогут дать отпора, — для меня полная загадка. История показывает, что они много раз давали отпор».