Мрак. Только черные скелеты веток. Только жухлая трава под чуткими ступнями. Только странные каменные глыбы, уходящие вертикально вверх

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   31

-Все, дамочка, все. – Успокаивал Таню Шах. Мгновенно протрезвевший соседский сын, отделился от компании, по-балетному, мелко засеменил в сторону своего дома и через забор перемахнул к себе во двор.

Калитка бесшумно открылась, пропуская бегущего противника и, почти сразу захлопнулась. Двор опустел. Едва различимые фигуры торопливо удалялись по улице от дома Кирилловых.

-Сучка психованная, мы еще вернемся! - Донеслось из темноты.

Таня закрыла входную дверь, бросила уже не нужную берданку в сенях, села на пол рядом с постанывающим в беспамятстве мужем и разревелась.

5.


-Зачем ты с ним связалась, с непутевым? Век будешь куковать без денег, без квартиры. Леночка, бедненькая, вечно голодная. – Дима еще не понял: снятся ли ему голоса или действительно теща забрела в гости.

-Ну, что ты мама глупости говоришь. Когда у нас Леночка ходила голодной. Нормальный упитанный ребенок. – Таня на кухне звенела посудой, наверное, что-то готовила.

-Если Леночка упитанный ребенок, то как должен выглядеть дистрофик? – И три года спустя Лена оставалась главной причиной раздоров между Кирилловыми и Таниными родителями.

-Да уж наверняка не так, как ты! – Спор видно начался уже давно. Таня успела устать от бессмысленных и бесконечных препирательств и перешла “на личности”. Теща действительно особой худобой не отличалась. Публично и остро переживала свою полноту. Время от времени “садилась” на диету. Каждый раз новую. Но ни одна из диет эффекта не давала. И не мудрено. Ограничивая себя буквально во всем: отказываясь от хлеба, мяса, картошки, масла, молочных продуктов, а иногда, даже от чая, Надежда Филипповна каждый день завершала традиционной парой пирожных или домашним тортиком или еще чем нибудь столь же “малокалорийным”. Потом неделю ходила и ругала какую-нибудь подругу: “ Вот ведь стерва, клялась – божилась: двадцать дней - десять килограмм долой. Я столько мучилась и еще двести граммов прибавила”.

-Не тебе о моей комплекции рассуждать. Между прочим, пока тебя не понесла, я была худенькой, как молодая Гурченко. В самодеятельности танцевала и пела. Может, если не ты, так артисткой бы стала.

-Прости, мама, что из-за меня не ты снялась в “Карнавальной ночи”.

“Началась “старая песня о главном”. И чего это Надежду Филипповну среди недели принесло”. – Дима лежал с закрытыми глазами. Вставать не хотелось: “ Так, стоп. А я –то чего среди недели валяюсь дома. Мне же к восьми на работу. И Тане сегодня в магазин”. Дима резко соскочил с кровати и тут же со стоном рухнул на теплые простыни. Боль была всюду, в каждой клеточке его щуплого тела. “Интересно, осталось ли во мне, что-то целое, или меня переехал каток и я умер”. - Только ощутив боль, Дима начал вспоминать, что с ним произошло. Он открыл глаза.

-Привет. – Таня склонилась над ним и улыбнулась. Было видно, что улыбка далась ей не легко.

-Привет. – Дима удивился услышав свое “Привет”. Никогда не знал, что может говорить таким низким и хриплым басом. Рот открывался плохо. Что-то мешало двигаться подбородку. Дима, преодолевая боль, потянулся рукой к лицу.

- Не надо. Не трогай. Я тебе голову перевязала. И температура тридцать девять и две. – Таня задержала его руку, посмотрела на мужа и отвернулась. Было видно, как у нее подрагивали губы.

-Что, красив? – Голос оставался хриплым, но по тону был уже ближе к обычному для Димы тенорку.

-Очень. Глаза бы мои на тебя не смотрели. – Таня встала. – Я пойду борщ заправлю. А ты лежи, не вставай. Скоро врач должен подойти.

-Не врача, милицию нужно вызывать. – Вмешалась теща. – И заодно разобраться: где твой благоверный всю ночь шлялся. Может его, кобеля, за дело вздрючили. Может его не лечить нужно, а пристрелить, что бы ты и Ленка не мучались.

-Мама, еще одно слово и я тебя пристрелю. Возьму берданку, - Таня указала рукой под кровать, - и пристрелю. А потом никогда больше к Леночке близко не подпущу! Поняла? Никогда. – Таня отодвинула Надежду Филипповну с прохода и ушла на кухню. – А в милицию я уже звонила.

Леночка, громко топая, подбежала к кровати. Дима повернул голову на звук ее шагов. Огромные, как у мамы синие глаза смотрели серьезно.

-У па гоовка беая и гаазки тонюсенькие. – Ленка еще плохо выговаривала “л”. Для ясности она крохотными пальчиками показала, какие “тонюсенькие” у папы глазки.

-Иди ко мне Леночка, иди ко мне деточка моя. Баба тебе конфетку принесла. –Запричитала теща и попыталась подхватить шуструю внучку на руки.

-Неа. – Безапелляционно заявила Ленка, легко увернулась от бабки и быстро затопала на кухню к маме.

-Ну, и где же ты, Дмитрий Валентинович шлялся? – Диму всегда поражала способность тещи мгновенно менять тон, в зависимости от того, с кем она говорила. Секунду назад внучке она почти мурлыкала, и вот нате вам: яд и сарказм. Мухоморы на цианистом калии.

-Мама, оставь Диму в покое. Дай ему хотя бы поболеть без твоих нотаций. – Заступилась Таня из кухни.

Свою нелюбовь к Диме теща демонстрировала с огромным удовольствием. Кажется она воспринимала этот процесс как единственную компенсацию за разрушенные планы, развалившуюся льготную очередь на жильё, безвременно почивший НИИ. А главное за семью Кирилловых - то что появилось в результате её деятельности, но против её воли.

Дима же, был искренне благодарен Надежде Филипповне за знакомство с Таней. За жену он готов был простить теще все. Даже неприкрытую неприязнь.

Таня обожала мужа, терпела мать и не могла простить себя, за то, что не способна помешать Надежде Филипповне, постоянно терроризировать Димку. Вот такой вот треугольник. Неразрывный поневоле, неравнобедренный по определению, с разнонаправленными векторами чувств.

Когда три года назад в эту сложную схему вмешалась очаровательная и крикливая Ленка, Татьяна решила: хватит. Будучи человеком скромным, но твердым она сказала мужу: “Ищи квартиру. Нельзя, что бы взрослые ругали друг друга при ребенке”. Так появился сначала кирпичный завод, на котором Дима квартиру зарабатывал. А потом и домик в поселке, в котором можно было дожидаться обещанного жилья, без вмешательства дедушек и бабушек.

Дима снова по кускам восстановил вчерашний день. Он совершенно отчетливо вспомнил звонкое клацанье защелки. А что было дальше?

-Тань, а Таня. – Позвал он негромко.

-Сейчас. – Таня зашла со стаканом воды.

-У тебя все в порядке? – Дима попытался заглянуть ей в глаза.

-Конечно, все в порядке. У нее все в порядке. Только муж валяется с проломанной головой. И работу Танюша сегодня прогуляла. А так… - Надежда Филипповна развела руками.

-Мама, пойди, покорми Ленку, пока мы не поругались. – Таня дождалась пока Надежда Филипповна выйдет и спросила: - Ты о чем, Дима?

-Как ты с этими ... – Дима замялся, подбирая слово, и не найдя подходящего, закончил коротко. – Разобралась. - Не дав ей ответить, быстро добавил: - Извини, я сразу выключился. Ничем тебе не помог….

-Дурачок ты у меня, Кириллов. Какой из тебя помощник был? Помощник. – Таня помолчала. – Знаешь, как я испугалась, что ты умер. Куда бы мы Ленкой без тебя?

“Умеет Таня сказать так, что от пары слов становишься глупым и счастливым.” –Дима взял жену за руку. Разбитые пальцы слушались плохо. Осторожно, чтобы не поцарапать ее нежную кожу своей, покрытой присохшей коростой, он погладил Танину ладошку.

-С чего бы это я стал умирать? Глупости. Сначала квартиру нужно получить, потом Ленку в институте выучить, потом замуж выдать, потом …. – Что намечалось на потом Дима рассказать не успел. В дверь позвонили.

-Врач, наверное, пришел. Пойду, открою. – Таня поднялась и вышла в сени. На кухне теща включила телевизор. По РТР начались “Вести”. “Сколько же времени?” - Прошедшая ночь все перемешала Диминой голове. Он взглянул на настенные часики с кукушкой. Они показывали без трех четыре. Часы отставали минут на пять. Дима проспал весь день. Через час заканчивалась смена на заводе.

-Гражданин Кириллов Дмитрий Валентинович? – В дверях стоял незнакомый мужчина. Седая голова, рассеянный, неуловимый взгляд. Серое, изрядно мятое пальто. Правым локтем вошедший прижимал к себе потрепанный кожаный портфель. В руках, как баранку автомобиля покручивал серую, в тон пальто, фетровую шляпу. За ним виднелись двое в милицейской форме.

-Да. – Дима попытался приподняться.

-Вы проходите, берите стульчики, садитесь. – Пригласила Таня.

Мужчина в сером пальто прошел, огляделся. Было видно, что ни проходить, ни садиться, ни вообще появляться здесь ему не хотелось. Заложив крутой вираж шляпой, господин в сером подрулил к единственному стулу с мягким сиденьем. С сожалением оторвав левую руку от шляпы прихватил стул за спинку и. и со страшным грохотом подволок его к Диминой постели.

-Ну, рассказывайте. – Сказал гость, шумно отдуваясь и расстегивая пальто.

-Да я толком и не знаю, о чем говорить. – Дима действительно ничего определенного сказать не мог. Да и не очень хотел. Надежд на то, что криминальный квартет прямо сейчас возьмут под белы ручки и увезут в “кутузку”, по правде, никаких. Сдать их милиции, значило окончательно испортить отношения с поселковыми. И во что это “окончательно” может вылиться, предположить сложно. Судя по ночным событиям, после этого Кирилловых в Поселке ничего хорошего не ждет. А без компетентных органов, глядишь, все можно будет утрясти по-соседски. Поселковая шпана - они же тоже люди.

-А вы подумайте. Если сами не вспомните, мы поможем. – Это “мы поможем” прозвучало угрожающе, хотя лицо сидевшего выражало скорее благодушие и скуку. Но Таню эта скрытая угроза буквально взорвала.

-Что значит “мы поможем”? Сначала человека избивают до полусмерти. Потом день ждем милицию и врача. Врача так и нет, а милиция заявляется с какими-то угрозами. – Таня говорила негромко, но накопившиеся переживания придавали словам такую энергию, что любой крик в сравнении с этим выглядел бы как пигмей рядом с Джордоном.

-Избивают? – Удивленно сказал человек в сером пальто.

-А вы вообще кто такой? Чего вам надо!? – насторожилась Таня.

-Я старший следователь городской прокуратуры Сергеев Иван Иванов. – Сказано это было с таким видом, будто старший следователь так же популярен, как Майкл Джексон, Мадонна или Филипп Киркоров, а не узнать – преступление его против человечества.

-Разве прокуратура занимается хулиганством и грабежами? – В свою очередь удивился Дима. По прошлогодней истории он усвоил, что прокуратура ведет только особо опасные дела: убийства с отягчающими обстоятельствами, серийные убийства и тому подобные безобразия.

-А мы к вам не по поводу хулиганства. И не из-за ограбления. С такими мелочами милиция и без меня разбирается.

-Вы так думаете? – Таня не скрывала сарказма.

-Должна разбираться. – Чуть смутившись, поправился Сергей Иванович. - Вы знаете табельщицу Маргариту Владимировну Завьялову?

-Да. Мы работаем на одном заводе.

-Так, Игорь, садитесь, пишите. – Распорядился Иван Иванович. Рыжий милиционер с погонами сержанта уселся за стол и разложил бумаги. – По нашим данным вчера около двенадцати часов вечера именно вы пошли провожать ее от завода до дома?

-Именно я. – Дима не понимал, к чему клонит этот человек, рассеянно почесывающий щетину на небритых щеках и упорно изучающий унылый пейзаж через окно за Диминой спиной.

-Я же говорила: кобель он! Я всегда это знала, а ты не верила! – Не утерпела теща.

-Мама, если ты не замолчишь, я тебя убью. На глазах у милиции. – Таня была на грани срыва.

-Ну, нет! Хватит мне одного убийства! – Отстраненный взгляд следователя Сергеева, на мгновенье зажегся искренним возмущением. – Они свои семейные проблемы выяснить не могут. Убивают друг друга, а я из-за этого должен утром обходиться без завтрака. Вы мешаете исполнять служебные обязанности. – Немного остыв, он продолжил: - Расскажите, пожалуйста, о вашем свидании подробнее.

-А чего рассказывать. Не было никакого свидания. – Дима никак не мог понять что от него хочет этот странный тип в сером пальто. - Варили решетки для директорского коттеджа, закончили поздно. Рита, зачем-то, тоже задержалась: попросила проводить. Я отказать не мог. Темно уже, да и не безопасно сейчас по ночам в городе. – Дима непроизвольно потянулся к забинтованной голове. – Всякое может случиться.

-Никто другой проводить не мог?

-Остальные домой не уходили. Они в цехе заночевали.

-Дальше. И быстрее, пожалуйста.

-Вы что, не видите: он чуть живой? – Вмешалась Таня.

-Ладно, Тань… Проводил до подъезда. И пошел домой.

-И все?

-Нет. До дома не дошел. Что случилось - не знаю, но очнулся ни денег, ни одежды.

-Значит, как я понимаю, к гражданке Завьяловой в квартиру вы не заходили?

-В квартиру не заходил.

-Вы проверьте, товарищ следователь. Если не заходил, где же он до пяти утра шлындал? – Теща забыла про Танино обещание и окончательно перебралась из кухни в комнату. Таня не обращала на нее никакого внимания. Она сидела напряженная, предчувствуя, что не все плохое сегодня уже произошло.

-Не беспокойтесь. Все, что нужно мы проверим. В котором часу вы с Завьяловой расстались?

-Точно не скажу. Но, минут пятнадцать первого. – Дима прикинул расстояние от проходной до дома табельщицы. – Нет, наверное, двадцать минут первого. Мы еще минут пять около подъезда разговаривали.

-О чем?

-Да не о чем. Она, Завьялова, в гости приглашала. Я отказался. А что случилось? – У Димы начало неприятно давить в “солнечном сплетении”.

-Ничего подозрительного около дома не заметили? – Следователь пропустил Димин вопрос мимо ушей. – Петрович, ты пишешь? – Не оборачиваясь, поинтересовался он у сержанта.

-Да. – Буркнул милиционер, старательно выводя закорюки на бумаге.

-Пиши. Старайся. – Одобрительно кивнул Сергеев. – О чем я ? А, да видели что-нибудь странное у ее дома?

-Нет. Что случилось? – Еще раз повторил Кириллов.

-Ночью, приблизительно в половину первого, соседи Завьяловой услышали шум в ее квартире и вызвали милицию. Прибывший наряд обнаружил в комнате труп гражданки Завьяловой, лежащий в луже крови и прикрытый ковром. Сильно изуродованный труп. Вот такие дела. – Следователь тяжело вздохнул - Грехи мои тяжкие. И это за пол года до пенсии…. -Повернувшись к милиционеру за столом, спросил: - Все записал?

-Да.

-Давай сюда. Прочитайте, Дмитрий Валентинович. Вот здесь напишите: “С моих слов записано верно.” И распишитесь.

Дима, обескураженный новостью о смерти Риты, и совершенно сбитый с толку словами о пенсии, прочитал и расписался. Ручка плохо лежала в негнущихся пальцах.

-Все?

-Не совсем. - Сергеев достал из папочки, лежавшей до этого на его коленях без дела, бланк. - Еще здесь распишитесь. – Он ткнул пальцем в нужное место.

-Это что? – Дима задал вопрос скорее по инерции. На бланке все было отпечатано черным по белому.

-Подписка он невыезде.

-В моем состоянии только выезжать.

-А в моем?! – Неожиданно возмутился следователь. – Резина совсем “лысая”. Того и гляди: в аварию попадешь.

Странные реплики следователя настолько запутали Диму, что, все происходящее, на минуту ему показалось сном. Или экскурсией в сумасшедший дом. Вдруг до него дошло: подписку о невыезде просто так у человека не берут.

-Вы считаете, что я убил Ритку? – Эта мысль показалась Диме настолько несуразной, что появление ее в чьем-либо мозгу можно было объяснить только полным умственным помешательством.

Следователь молча поднялся со стула и, не торопясь, направился к самодельным полкам с книгами. Проведя пальцем по корешкам, он заметил:

-У вас большая библиотечка. Томов триста. Наверное, больших денег стоит?

-Наверное, больших. – Дима еще не оправился от услышанного и следил за Сергеевым с плохо скрываемой неприязнью.

-Чья: ваша, жены или хозяев дома? – Руки следователя осторожно извлекли из тесного ряда потертый томик Стефана Цвейга.

-Димины. Он их еще в школе собирать начал. – Вмешалась в разговор Таня.

Сергеев аккуратно поставил книжку на место.

-Странно. Зачем рабочему книги? Что до преступления, то пока я ничего не считаю, но все выясню. До свиданья. – Следователь Сергеев дискутировать не собирался. – Да, кстати, где вы говорите, на вас напали?

-Где напали - не знаю. А очнулся прямо около мостика через Звонкую. Со стороны Поселка. Там такое дерево большое растет. Перед ивняком.

-Понятно. Да, чуть не забыл. Хозяйка, если вам не сложно: отдайте мне, пожалуйста, одежду, в которой ваш супруг последний раз ходил на работу. – Сергеев забрал Димины вещи, внимательно осмотрел их и повернувшись к рыжему сержанту, сказал: - Оформите, пожалуйста, изъятие. Я в прокуратуру. Есть хочется. До скорого свидания, господин Кириллов.

-Ага. – Только и смог сказать совершенно растерянный Дима.


6.


-Кончай бузить. Сгоняй за пивом! – Шах был раздражен. Голова, после вчерашней гулянки, весила, казалось, килограмм двести. И все эти двести килограмм ощущали себя отвратительно больными. “Строить” пацанов в таком состоянии души и тела занятие - неприятное и обременительное. Но Шестерку нужно держать в узде. Умный, падла. Ему дай волю – через пять минут перестанешь быть боссом и превратишься в подсобную силу.

-Гони, башка болит. – Поддержал шефа Гиря.

-Ладно, на х…, орать. Уже иду. – Вася- Шестерка взял канистру и вопросительно поглядел на Шаха. – Башли давай.

-Шварц поит. Давай-ка Славик, выгребай, что осталось. – Шах даже не повернулся в сторону прыщавого компаньона. – Братва на волю вернулась, угощай, не жмись.

-Я и не жмусь. - Шварц стал рыться по карманам, собирая остатки денег. – Вот, все… - В руке у него сиротливо устроились две скомканные десятки и серебристая стайка мелочи.

-Литров на семь. – Не считая, определил Шестерка.

-Семь, так семь. – Разговаривать Шаху не хотелось. Не та форма, что бы по пустякам трепаться и в бессмысленных диспутах участвовать. К тому же семь литров для разминки - тоже не плохо. Во всяком случае, лучше, чем ничего.

Вася вернулся быстро. До ларька всего квартал. На улице льет дождь. В такую погоду не многим приспичит организовывать очередь за пивом. Тем более: утром в будний день.

Разлили. После первого стакана полегчало.

-Короче, пацаны, пора бы вам узнать: благодаря чему мы с нар соскочили. – Каждое слово, которое предстояло сейчас сказать, Шах просчитал еще вчера. И правильно сделал. Сегодняшнее самочувствие надежд на удачные импровизации не оставляло.

-А мне пох.., благодаря чему. Лишь бы не на нарах. – Отозвался Гиря и сделал большой глоток.

-Заткнись, Гиря. Сначала я скажу, а потом тебя спрошу. Если будет нужно. Базар пойдет за работу. Понял?

-Не-а. – Честно признался Гиря.

-Ладно. – Гену Шахова очень мало трогало: дошло что-либо до крохотных мозгов Гири или нет. Его значительно больше интересовало, что сейчас происходит в коротко стриженной голове Васи - Шестерки. Шах, на сколько позволяла головная боль, резко повернулся к Шестерке. Но тот молча разглядывал белый островок пены на поверхности пива в своем стакане.

-Есть человек. С серьезной для нашего города фамилией. – Шах говорил неторопливо. Так, что бы все, даже Гиря, успевали понять: о чем идет речь. – Если бы не он, мы бы сегодня не пиво пили, а парашу нюхали.

Шах замолчал, дожидаясь вопросов. Но любопытства никто не проявлял.

-Он нас вытащил и обещал закрыть дело вообще. За не доказанностью. Вчистую. Но не за красивые глазки. Свободу придется отработать.

-Не тяни жилы. – Наконец не выдержал Вася-Шестерка. Он поглядел на Шаха исподлобья. Шахов почувствовал удовлетворение. Пока все шло по его плану. Сейчас следовало Васеньку осадить и по резче. Что бы знал свое место, другие не забывали: кто здесь главный.

-Ты, пи…., чего пасть разеваешь? Тебе слово давали? Нужно будет - я из тебя не то что жилы, жизнь вытяну. – Шах уставился Васе прямо в глаза. Смотреть он умел так, что его испепеляющий, бешенный взгляд, сжигал волю противника. Не попадалось ему пока такого человека, который смог бы одержать над ним верх в таком поединке. Шестерка опустил глаза. – Девку свою торопить будешь! А я все скажу, когда решу, что нужно! Понял?!

Шестерка молча кивнул.

-Не слышу: что ты там сказал? – продолжал давить Шах.

-Я все понял.

-Вот так. – Шахов помолчал, делая вид, что восстанавливает логику прерванной мысли.

-Не кипятись, Шах, если кого замочить нужно – замочим. Не сомневайся. Все будет тип-топ. – Гиря не ловко попытался сгладить резкость шефа.

-Никого “мочить” не надо. Мы просто должны сыграть в ковбоев.

-Лучше в “дурака”. У меня и картишки с собой. – Сострил Шварц. Шах пропустил прикол мимо ушей. Славику можно простить все. Он не конкурент. Мозги, такие же прыщавые, как и физиономия. Любит потрепаться. Одно слово – шут. Но безоговорочно исполнит любой приказ Шаха. Если нужно будет, то угонит у родного отца единственную отцовскую отраду - старый “Запарожец”.

-В дурачка играть не будем, будем грабить магазин.

-Во, клево! – Обрадовался Гиря. – Вломимся ночью. Всем к чертям разнесем.

-Ночью, на х…, любой магазин на сигнализации. – Мрачно оценил предложенный план действий Шестерка.

-Правильно соображаешь. – Шах встал из-за стола и одобрительно похлопал его по плечу. Настало время Васю приласкать. В отношении потенциального конкурента Шахов проводил последовательную политику под девизом: “Гнобить и гладить”. Шестерка должен был постоянно находиться в напряжении. Получать пинки и ожидать ласки. – Грабить будем днем.