Международный Центр-Музей имени Н. К
| Вид материала | Документы |
- Международный Центр-Музей имени, 3495.97kb.
- Международный Центр-Музей имени, 7485.58kb.
- Государственный музей истории космонавтики имени, 108.65kb.
- Музей изобразительных искусств имени, 18.98kb.
- Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина Адрес: ул. Волхонка,12, ст м. «Кропоткинская», 127.67kb.
- Лидии Абрамовой «bella voce», 33.83kb.
- Благотворительный Фонд Микаэла Таривердиева Международный центр конкурс, 46.22kb.
- Такими словами Владимир Толстой, директор музея «Ясная поляна», кратко определил, 554.24kb.
- V международный юношеский конкурс, 77.2kb.
- 24 марта – 17 апреля в Москве, на нескольких площадках: Центр современного искусства, 202.51kb.
Е.В.ЦУЦКИН,
заведующий Центром комплексного природного мониторинга
Калмыцкого института социально-экономических и правовых исследований, директор Археологической лаборатории
ЕДИНСТВО ПРИРОДЫ И КОСМОСА
В МИРОВОЗЗРЕНИИ К.М.БЭРА
Карл Максимович Бэр (1792–1876) – ученый с мировым именем, один из крупнейших естествоиспытателей XIX столетия. По определению В.И.Вернадского, он был естествоиспытателем в широком смысле этого слова: «Сто лет тому назад он сделал великое открытие, завершившее многовековую работу естествоиспытателей, – он открыл яйцо млекопитающих... Через тридцать лет после этой работы Бэр опубликовал <...> другое обобщение, так называемый закон Бэра — объяснение характера берегов вращением Земли. Простая идея, связывающая геологические и географические явления с общими свойствами планеты, имела огромные последствия и была более важной, чем думал сам Бэр.
Два столь разнородных обобщения характерны для его личности. Они не случайны. Они связаны с работой того типа великих естествоиспытателей, какими являлись и Дарвин, и Кювье, и Ламарк, и Гарвей, и Реди, и Аристотель. У всех них найдем такие, кажущиеся нам случайными, разносторонние обобщения и искания.
Они связаны с тем поразительно глубоким чувством единства Природы, единства Космоса, которое проникало всю их личность. Закон Бэра, открытие яйца млекопитающего, законов развития животных для Бэра были проявлением одной и той же Природы, разными формами единого» [1, с. 229–230].
Трудно назвать существенные природные явления, которые не привлекли бы внимания этого выдающегося ученого. Разностороннего и целенаправленного исследователя занимала и живая и неживая Природа. Ему было свойственно понимание гармонии Природы, космическое мироощущение жизни. Как никто другой из великих естествоиспытателей, подчеркивал В.И.Вернадский, К.М.Бэр был проникнут ощущением и глубоким сознанием «единства Природы как космического создания», и это единство Космоса, прежде всего, выражалось для него «в связи живого, Жизни, с окружающей косной материей» [1].
Наиболее ярко мировоззренческие принципы К.М.Бэра проявились в исследованиях Каспийской экспедиции. Его интерес к изучению Каспийского моря и прилегающей территории был связан с его воззрениями о зарождении жизни в море, функционировании системы море – суша как планетарной и космической целостности.
Переселившись в 1834 году из Кенигсберга в Россию после повторного избрания действительным членом Петербургской Академии наук, К.М.Бэр посвящает себя изучению комплексных проблем географии и приобретает опыт экспедиционных исследований. В 1837 – 1840 годах он исследовал русский Север – Новую Землю, Кольский полуостров и Финляндию, где изучал ихтиофауну и рыболовство. В 1837 году составил проект обследования берегов Аральского моря, призывая обратиться к еще не изученным районам Каспия, выяснить, впадала ли в него когда-то Амударья и можно ли восстановить этот Великий водный путь. На Земле нет края, отмечал ученый, который в нашу эру подвергался бы природным изменениям в такой степени, как район Каспийского и Аральского морей.
Признанный к этому времени одним из выдающихся биологов XIX века, К.М.Бэр был и крупнейшим географом-путешественником. Он посвятил несколько лет (1853–1857) исследованиям Каспийского бассейна, уделяя при этом значительное внимание изучению Калмыцкой степи. Появившиеся в результате путешествий труды К.М.Бэра и других членов Каспийской экспедиции содержали ценные сведения по географии, геологии, геоморфологии, океанологии, гидрографии, гидрологии, лимнологии, геохимии, зоологии, биологии, экономики, этнографии, археологии и др. Эти исследования — не только значительная веха в истории изучения Волго-Каспийского бассейна и Калмыцкой степи, открывшая новый этап и давшая импульс к дальнейшему комплексному изучению Прикаспийского региона, но и важный в методологическом отношении подход к целостному исследованию других географических регионов Европы и Азии.
Кстати, когда К.М.Бэру было предложено возглавить экспедицию по исследованию Каспийского бассейна [2–7; 11], он прежде всего подготовил Программу отряда естествоиспытателей. Во введении к ней ученый отмечал, что нельзя ограничиваться поверхностным рассмотрением причин, а научные исследования необходимо осуществлять со всей полнотой и последовательностью, так как результаты работ могут вызвать интерес во всем мире. Поскольку фауна Каспия отлична от животного мира всех других морей, а способы рыболовства там иные, чем в Европе, подчеркивал естествоиспытатель, то требуется «получение достоверной информации относительно наиболее рационального способа хозяйственного управления уникальным водным бассейном» [8, с. 47].
14 июня 1853 года экспедиция К.М.Бэра выехала из Петербурга.
Ее участниками были: в качестве статистика – ботаник Н.Я.Данилевский, известный своими работами в области демографии, статистики, агрономии, географии, климатологии, гидрографии [9]; в качестве техника – выпускник Дерптского университета со степенью кандидата сельского хозяйства А.Я.Шульц, принимавший участие вместе с К.М.Бэром в исследовании Чудского озера и изучении состояния рыболовства в Финляндии и Швеции; в качестве рисовальщика-препаратора – К.И.Никитин. Позже, в начале 1854 года, в качестве помощника естествоиспытателя к ним присоединятся московский ботаник Н.М.Семенов, уволившийся в конце того же года, и прикомандированный министром государственных имуществ П.Д.Киселевым к экспедиции его советник В.И.Иславин. Вместо уволившегося Н.М.Семенова на семь месяцев 1855 года был прикомандирован учитель биологии Астраханской гимназии К.И.Вейдеман.
Особое место в исследованиях Каспийской экспедиции занимает изучение феномена Калмыцкой степи.
Хотя официальной задачей экспедиции было обследование рыболовства на Волге и Каспии, К.М.Бэр проявлял глубокий интерес к природе Калмыцкой степи, этнографии и культуре населяющих ее народов, способам ведения хозяйства, который не ослабевал весь период его работы в экспедиции.
Термин (и понятие) Калмыцкая степь в качестве содержательного термина свободного пользования известен с начала XVII века. В трудах П.С.Палласа и С.Г.Гмелина начала и середины XVIII века встречаются названия «Калмыцкая», «Киргизско-Калмыцкая» и «Киргизская» степи. Во всех случаях имелась в виду обширная территория Южной степи между реками Урал (на востоке) и Дон (на западе) и до района Кавказских Минеральных Вод на юге. К началу проведения исследований Каспийской экспедицией понятие Калмыцкой степи территориально несколько сузилось, но по-прежнему охватывало обширные степные пространства Волго-Донского междуречья. В дневниках К.М.Бэра описание встреченных им калмыцких поселений и кочевий относится к районам нижнего течения Волги, долинам рек Маныч и Калаус, Ергенинской возвышенности, Сарпинской низменности, Черных земель и северо-западного побережья Прикаспия. Здесь кочевали не только калмыки, но и татары Поволжья, казахи, ногайцы и даже некоторые племена туркмен.
В целях изучения этого уникального географического региона К.М.Бэр в сентябре 1853, июне 1854, январе и мае 1856 годов совершил путешествия в глубинные и приморские районы Калмыцкой степи.
Путевые дневниковые заметки К.М.Бэра отразили впечатления от поездок по малоизученным тогда территориям нашего государства, к которым относилась и территория Калмыцкой степи. В изображении местных нравов и обычаев он не имел причин что-либо утаивать или приукрашивать, упоминая о том, чего нельзя узнать ни из научных трудов, ни из его писем. Непосредственность и индивидуальность, раскрывающие характер путешественника, соединились с документальностью. Наряду с научной информацией он регистрировал сопутствующие факты, почерпнутые из разговоров с местными жителями, прочитанных книг, архивных документов. В качестве источника он использовал и фольклор.
Первое упоминание о калмыках встречается у К.М.Бэра в путевой заметке от 5 августа 1853 года, когда по дороге к горе Большое Богдо экспедиция остановилась у кошары, «обитатели которой, калмыки, ушли со стадами на пастбище». А на следующий день руководитель экспедиции соприкоснулся с главной святыней калмыцкого народа – горой Большое Богдо. Символична его памятная запись об этом событии: «6 августа рано утром на восходе солнца уже можно различить Большое Богдо. <...> Прекрасное утро и прекрасная дорога» [10, с. 83]. В возвышенном состоянии духа К.М.Бэр верхом обследовал сначала «низкую вершину, на которой еще недавно калмыки устраивали жертвоприношения», отметив, что «теперь они эту пустынную местность совсем покинули». Здесь он нашел несколько интересных растений, осмотрел родник, приобрел раковину аммонита, отметил, что «много саранчи спустилось в расщелины Богдо, и ни одной не оказалось на сочных, тучных лугах» [10, с. 85]. «Седьмого утром я еще раз взбираюсь на Богдо», – делает прощальную запись ученый [10, с. 84].
Переправившись на левый берег Волги в станице Копановской, К.М.Бэр, наблюдая процесс вытягивания невода, делает еще одну запись: «Тарань и чехонь вовсе не берут, а отдают калмыкам. Калмыки располагаются вблизи места, где ловят рыбу, и калмыцкие дети прибегают к моменту поднятия невода из воды со своими ручными сетями. На наших глазах три такие сетки заполнялись одной только чехонью» [10, с. 87]. Отплыв 23 августа 1853 года из Астрахани при сильном встречном ветре, естествоиспытатель уважительно пишет в дневнике о трудолюбии и стойкости калмыков-гребцов, называя их «нашими»: «Нужно было сильно грести, что и делали наши восемь калмыков. Из них шесть гребцов выполняли свою работу с рвением, без перерывов и пререканий. <...> Мы сами настояли на том, чтобы сделать привал» [10, с. 89]. На ватаге Сапожникова наняли других калмыков. «Наши калмыки не взяли с собою ни хлеба, ни чая; надо было их накормить» [10, с. 89]. В записи ученого от 12 сентября 1853 года есть упоминание о Лаганской ватаге и указано, что она расположена в 40 верстах от Ватажной. А 15 сентября того же года он делает лаконичную запись: «Сегодня воскресенье. Русские отдыхают. Ловят только калмыки» [10, с.93].
14 сентября 1853 года К.М.Бэр и члены экспедиции обследовали соседнюю с Ватажной бухточку, о чем он делает следующую запись: «Затем мы посетили жилища калмыков. В них есть кровати, но вместо одеял они покрыты рогожей и тростниковыми циновками, около кроватей корзины из тростника, называемые "ута". Видели калмыцкие священные письмена, а также знамя с ритуальной надписью.
Калмыки платят ежегодно подать тридцать пять рублей ассигнациями, то есть десять рублей серебром, и еще родовому старшине – (зайсангу) один рубль ассигнациями.
Встречается несколько явных метисов. Говорят, что калмыков вовсе не огорчают такие отклонения со стороны их жен. Большие злоупотребления при сборе податей, а также со стороны священников, которые в случаях болезни требуют от калмыков коров, овец и т. п.» [10, с. 93 – 94].
Из Четырехбугорной 16 сентября 1853 года члены экспедиции «вышли на двух лодках при очень резком ветре. На веслах были калмыки. Подошли к пароходу и тут же отправились к Бирючьей косе» [10, с. 95]. Из Икряной ватаги, позавтракав в 10 часов, 3 ноября 1853 года отправились, по приглашению Ф.Ф.Пальцева, на Камызячий учуг и уже в одиннадцать часов были на месте, «проплыв примерно тридцать пять верст на узкой лодке с десятью гребцами-калмыками» [10, с. 107]. 17 декабря 1853 года, пишет К.М.Бэр, К.Глич и Беккер «вызвались собрать для меня черепа калмыков и татар, окаменелые бычьи кости значительных размеров. Один бычий череп они принесли тут же. Он, казалось, имел не все кости, однако был значительно больше, чем у всех живущих ныне быков. Рога совершенно такие же, как у украинского быка, но совсем не выгнуты вперед, как у ископаемых» [10, с. 110].
Символично, что на обратном пути в Петербург К.М.Бэра согревал калмыцкий тулуп. Именно на нем остановил свой выбор академик, когда 17 декабря 1853 года в Царицыне «принесли еще тулуп из шерсти калмыцких черных кудрявых овец, но запросили за него сорок рублей серебром, в то время как в Сарепте мне говорили, что такая вещь должна стоить рублей десять. <…> Пришлось, наконец, заплатить двадцать пять рублей, ибо дальше мерзнуть я не хотел» [10, с. 111].
Запись 20 марта 1854 года: «Я видел несколько калмыцких черепов и приобрел несколько штук. Я купил у Глича восемь черепов и еще один девятый (калмыцкий)». 22 – 26 марта 1854 года еще: «Изучал здешние черепа и делал выписки из Цвика, Хунвовица и из истории Сарепты» [10, с. 118].
14 мая 1854 года К.М.Бэр описывает посещение Калмыцкого Базара: «С помощью попечителя заказали калмыцкую палатку за сто пятьдесят рублей серебром. Она устроена из [фраза оборвана. – Е.Ц.]. Мы осмотрели маленький (калмыцкий) храм. Видели здесь несколько знакомых нам и ряд незнакомых предметов, например, сосуд с освященной водой, и в нем пучок павлиньих перьев; молитвенные барабаны, которые посредством шнура приводятся во вращательное движение, подобно волчкам.
Калмыцкий Базар расположен на отчетливо выраженном, но невысоком бугре, вытянутом с востока на запад, или, вернее, на WS. Он имеет по обеим сторонам низины, которые теперь были наполнены водой: северная из Волги, а южная – полой водой. Последняя, однако, при сильном разливе Волги тоже могла соединяться с ней. Далее отсюда ясно видны несколько бугров с впадинами между ними. Они кажутся вытянутыми с hN на hN (к сожалению, судить об этом можно только по солнцу)» [10, с. 135]. В этот же день он делает пометку на полях: «Лес в окрестностях владений князя Тюменева-младшего» и на листе: «Князь Тюменев-старший попытался сеять рожь в Астраханском округе. Сделал ли он то же самое и на принадлежащей ему плодородной земле, богатой травами, не знаю» [10, с. 136].
10 июня 1854 года К.М.Бэр вместе с К.Гличем первый раз выехал в глубь Калмыцкой степи.
Исходя из анализа научного (литературного), картографического и эпистолярного наследия К.М.Бэра можно выделить следующие основные направления его географических исследований Волго-Каспия и Калмыцкой степи:
1. Изучение Волго-Каспийского бассейна, дельты Волги, побережий Каспия в связи с проблемой кормовой базы для увеличения прироста каспийской сельди и других рыбных ресурсов.
2. Изучение эколого-географических и экономических условий проживания прибрежного населения Северного и Западного Каспия («прибрежных калмыков») в связи с рыбохозяйственным освоением акватории моря.
3. Изучение географо-геоморфологических особенностей Волго-Каспийского региона, Кавказа, условий произрастания флоры и распространения фауны полупустынных и сухостепных территорий Калмыцкой степи.
4. Исследование проблемы взаимосвязи бассейнов Черного и Каспийского морей и возможности их соединения по долине Маныча.
5. Изучение этнографических особенностей, быта, хозяйства и духовной культуры калмыков в различных географических районах Прикаспийского региона.
В каждое из выделенных направлений географических исследований Калмыцкой степи К.М.Бэр вносит свою тонкую наблюдательность, острый незаурядный ум, умение по отдельным разрозненным наблюдениям и заметкам нарисовать общую целостную картину развития настоящего и прошлого изучаемого региона.
Хотя официальной задачей экспедиции было обследование рыболовства на Волге и в Каспийском море в техническом, статистическом и естественно-историческом отношении, прежде чем приступить к достижению цели, К.М.Бэр собрал с членами отряда огромный документальный и коллекционный материал по Волго-Каспийскому бассейну. Он сформулировал необходимость целостного географического изучения Каспийского региона и наметил пути его осуществления [13].
Именно к этому периоду относятся наиболее значимые географические открытия и исследования К.М.Бэра. Вслед за П.С.Палласом и Оммер-де-Эллем он изучал физико-географические условия Прикаспийской низменности. Дал лучшее для того времени описание Каспия, охарактеризовал Урало-Волжскую, Понтийско-Каспийскую, Мангышлакскую степи, соленые почвы Закавказья [12, с. 306–307]. Первым составил правильное описание Маныча, установив, что кроме реки Западный Маныч в южной части Астраханской губернии есть еще другая – Восточный Маныч, отделяющий Астраханскую губернию от Ставропольской. Уточнил направление реки Сарепты. Регулярно проводил серьезные метеорологические наблюдения и ретроспективный анализ климата. Лично картографировал ряд географических объектов, таких, как Дарминский озерный край, обновил серию карт, делал чертежи и зарисовки. Изучал геологическое строение берегов Каспийского моря и Кумо-Манычской впадины.
Одним из крупных общегеографических достижений К.М.Бэра в области геоморфологии, сделанных им на основе исследований в Калмыцкой степи, является выделение, подробное изучение, определение литологического состава пород и установление протяженности (до сотни и более километров) крупных валообразных элементов рельефа, вытянутых в широтном направлении и получивших позже название «Бэровские бугры».
Впервые естествоиспытатель замечает бугры за Сероглазинской станицей 11 августа 1853 года, следуя в Астрахань. «Вблизи Волги видны продолговатые формы холмов», – пишет он и отмечает вдали еще один, поросший кустарником [10, с. 87]. На следующий день делает новую пометку о том, что близ станции Дурной «на некоторых волжских островах тянутся продолговатые холмы» [10, с. 88].
Исследуя дельту Волги, 24 августа 1853 года К.М.Бэр заносит в дневник еще одно ценное наблюдение: «Я мог ясно убедиться, что все бугры, лежащие как направо, так и налево, тянулись с востока на запад. <...> Все эти бугры сложены, по-видимому, из твердой глины» [10, с. 89]. А 10 сентября 1853 года, проплывая Бахтемир, отмечает: «Несколько бугров, которые мы видим, направлены с востока на запад. Очень часто восточная оконечность бугра бывает значительно выше, но не всегда. На западной стороне реки это наблюдается почти без исключения, на восточной – реже» [10, с. 91]. 12 сентября 1853 года члены экспедиции отправились из ватаги Сапожникова к Четырехбугорной, «по пути осмотрели еще многие бугры. Чаще всего они направлены с востока на запад. Когда их удавалось хорошо рассмотреть, почти всегда южная сторона оказывалась отлогой, наветренной, а северная – подветренная» [10, с. 93].
Внутреннее строение бугров К.М.Бэр исследовал как в поперечном (по линии север – юг), так и в продольном сечении (по линии восток – запад). Так, 3 мая 1854 года близ ватаги Княжной ученому удалось найти и зарисовать бугор, где «на западной обрывистой стороне его отчетливо видны пласты. Все они склоняются к югу» [10, с. 132]. А 8 мая того же года он обследовал неподалеку от Семирублевой Красный Бугор, обнаженный по длине. «Пласты, как и следовало ожидать, сперва поднимаются, а затем снова постепенно уходят вниз» [10, с. 134].
14 мая 1854 г. на пути к станции Дурновской К.М.Бэр анализирует генезис бугров: «Начиная с пятнадцатой версты, мы ехали мимо неправильно разбросанных холмов, часть из них была совершенно лишена растительности, следовательно, это был чистый наносный песок. Они следовали друг за другом без системы, и среди них часто попадались низкие, вытянутые к hS. Мне кажется весьма вероятным, что эти холмы образовались из выветрившихся прежних бугров» [10, с. 135].
Изучением строения и происхождения этих загадочных форм рельефа К.М.Бэр будет заниматься на протяжении всего экспедиционного периода. Ученый видел в них доказательство внезапной убыли моря. Гипотеза о резком падении уровня моря бурно обсуждалась географами, как и теория происхождения бугров [13]. Позднее о Бэровских буграх утвердилось представление, что это дюнные образования, сложившиеся под влиянием северо-восточных ветров из песка, выбрасываемого Волгой. По мнению современных исследователей, ареалы Бэровских бугров имеют структурно-тектоническую приуроченность [14]. Бэровские бугры, генетически связанные с долиной Пра-Волги, имеют большое значение в процессах колебания Каспийского моря, в создании преобладающего облика рельефа Юго-Восточной Калмыкии, ее гидрологического режима и особого микроклимата, способствуя формированию почвенно-растительных ассоциаций. В настоящее время правительством Республики Калмыкия и администрацией Астраханской области они объявлены памятником природы и взяты под охрану.
Гидрологические изыскания позволили К.М.Бэру выявить названную позже его именем закономерность взаимосвязи русловых процессов с формой речных долин. Ученый кропотливо собирал данные о русловых процессах, особенностях деформации русла и поймы Волги. Кроме Волги он изучал такие реки, как Болда, Сарепта, Кура, Терек, Малка, Аракс, Свияга, Бахтемир, Камызяк, Прорва, Таловка, Сулак, Акуша, Маныч, Улан-Зуха, Калаус, Клязма, а также учел переданные ему натуралистом Э.Э.Баллионом наблюдения близ Хвалынска. В большой работе, оставшейся неопубликованной, ученый подробно рассуждал о значении наносов, поступавших с водой со всей площади водосбора. К мысли о связи деформаций речного русла с движением наносов геоморфологи пришли только в 20-е годы ХХ века [15, с. 73]. Причину же обмеления устья рек, их деформации и смещения К.М.Бэр усмотрел в стремлении речного потока смещаться к западу.
На асимметричность поперечного профиля речных долин обратил внимание еще М.В.Ломоносов [16, с. 472; 17, с. 57]. Мысль о связи русловых процессов с вращением Земли – «последствии Гюйгенсовой силы» [18, с. 200] – первым высказал путешествовавший по Сибири П.А.Словцов. Позже об этом стало известно К.М.Бэру. Он развил объяснения асимметричного строения берегов рек, текущих в меридиональном направлении, и сформулировал общий закон формы русла рек: степень влияния боковой силы зависит от угла, составляемого направлением течения реки с меридианом. Он сделал вывод, что в реках северного полушария вода под влиянием силы Кориолиса отстает в движении от суши и прижимается к правому берегу, который становится обрывистым, от левого же вода отступает, превращая его в равнину. Об этом законе К.М.Бэр впервые сообщил в кружке своих астраханских друзей [10, с. 494].
Ж.Бабинэ, узнавший об открытии Бэра, сформулировал этот закон несколько иначе, хотя суть осталась прежней: вращение Земли воздействует на все реки, а не только на текущие в меридиональном направлении. Он учел давление, оказываемое водой на берега вследствие вращения Земли, и определил его величину относительно давления, передаваемого на речное дно. И К.М.Бэр, и Ж.Бабинэ приписали силе Кориолиса действие, которое она может производить только при наличии других факторов [19; 20; 21; 27]. Так называемый «закон Бэра» в 20-е годы ХХ века привлек внимание А.Эйнштейна [22].
Исследуя геодинамические процессы, К.М.Бэр выделил две категории колебания Каспия: сезонные, зависящие от речного стока, и вековые, обусловленные, по его мнению, тектоническими движениями – поднятием и опусканием морского дна, разделив тем самым взгляды своих современников Э.Эйхвальда и Э.Ленца. Эту точку зрения позже отстаивали М.М.Жуков и В.П.Колесников. Другие исследователи объясняли колебания уровня моря климатическими факторами [8, с. 52–53].
К.М.Бэр впервые организовал комплексные исследования гидрологических и гидробиологических свойств Каспия, провел обширные гидрографические и гидрохимические работы, определил соленость вод, динамику солености и влияние солености на морскую фауну; районировал море, высказал гипотезу о том, что уменьшение размера моллюсков обусловлено обеднением морской воды солями; отстаивал теорию унаследованного происхождения солей в почве степей от древнего моря, тогда как более распространена была теория о пресноводности Каспийского моря, получившем соль из окружающей степи. Создал теорию о самоосаждении поваренной соли на дне залива Кара-Богаз-Гол, опираясь на материалы Г.С.Карелина [23].
В 1853–1854 годах К.М.Бэр стал первооткрывателем дельты Волги. Так как для рыбного хозяйства и биологии проходных рыб особый интерес представляла динамика волжской дельты, он описал дельту в период половодья и прилегающую к ней территорию. «Настоящая дельта Волги, – писал ученый, – под которой я понимаю почву нового наносного образования, начинается ниже Астрахани» [24]. А Н.Я.Данилевский за начало дельты принимал «приверх» Бузана.
К.М.Бэр также первым приступил к исследованию проблемы пресноводных ериков и ильменей как элементов волжской дельты, попытался их квалифицировать по принципу: постоянные или изменяющиеся по площади. В подстепных ильменях, наименее подвергавшихся влиянию реки, нашел реликтовую фауну – каспийских ракообразных; сделал ряд палеонтологических открытий в области малакологии.
Системно-организованный, комплексный подход К.М.Бэра к реализации целей и задач Каспийской экспедиции ознаменовал новый этап развития ихтиологии, когда исследования приобрели практическую направленность, стали комплексными, рыбопромысловыми. Им был уточнен состав ихтиофауны Каспия, внесены поправки в ее систематику, проведены сравнительно-анатомические исследования видов малоизученных рыб. Естествоиспытатель смог составить экосистемную модель взаимодействия суши с водными бассейнами, близкую к современным представлениям о трофических связях в водоемах [25,с. 377–382].
Корректность экспедиционных исследований позволила отвергнуть идеи вымирания животного мира в Каспийском море.
Исследуя влияние промысла на рост рыбы и ее запасы, К.М.Бэр доказал, что хищнический характер промысла подорвал потенциал воспроизводства, и со времени путешествия П.С.Палласа количество добываемой зрелой рыбы и икры в Каспии уменьшилось, а вылов маломерной – возрос. Ученого возмущало также варварское уничтожение некоторых видов рыб, например, тысячи пудов высококачественной сельди.
Еще Петр I приказывал солить каспийскую сельдь. Улов ее был огромен. Однако сельдь, или бешенку, считали чуть ли не сорной рыбой, и тысячи пудов высококачественной сельди закапывали в землю, а в лучшем случае использовали для жиротопления. По совету руководителя Каспийской экспедиции промышленники попробовали солить ее. Крымская война, приостановившая импорт голландской сельди, способствовала сбыту астраханской. Так Россия благодаря рекомендации К.М.Бэра получила ценный пищевой продукт, а рыбопромышленники расширили объем вылова, приступив к массовому лову частиковых пород. Куринские промыслы славились богатым уловом миног, использовавшихся для освещения вместо свечек. Ученый же предложил миног мариновать, используя прибалтийскую технологию. Рыболовство на Тереке К.М.Бэр советовал развивать в низовьях, а на Волге – в ее верховьях, запрещая лов в период икрометания.
Проблематика рыболовства разрабатывалась экспедицией многосторонне – не только с ихтиологической, экономической, но и этнографической точек зрения. Много внимания руководитель исследований уделял изучению образа жизни и облика народов, населявших Поволжье и берега Каспия, особенно прикаспийских калмыков.
К.М.Бэр одним из первых осознал значимость архивных исследований. По его поручению была собрана обширная информация статистического, натурного и изустного характера, позволившая создать объективную картину промыслового хозяйства и экономики. Он изучал способы хозяйствования, материальную и духовную культуру, быт населения ловецких и иных поселений. Его интересовали традиционные способы, орудия и места лова, их влияние на биологию рыб и их запасы, возможности обновления приемов рыболовства, филологические аспекты, связанные со словарной работой – сопоставление народных названий рыб с научной терминологией. Комплексный охват сведений представлялся К.М.Бэру как особая надобность для «составления возможно более полной истории рыбной ловли в Каспийском море и в его притоках» [10, с. 48].
Накапливая и систематизируя материалы экспедиции, К.М.Бэр проявил себя как истовый собиратель коллекций. В 1853–1857 годах им были собраны обширные геологические, зоологические, палеонтологические, археологические, этнографические и антропологические (краниологические) коллекции, поступившие в музеи Петербургской Академии наук.
К.М.Бэр был не только крупным ученым, но и выдающим ся просветителем. Щедро делился своими знаниями, опытом, стремился довести результаты экспедиционных исследований до самых широких слоев общества. Внес много предложений по рационализации рыбного промысла, обработке рыбы, ее хранению, распространению новых форм хозяйствования. Организовал Естественно-исторический музей и помогал устройству Ботанического сада в Астрахани.
Вокруг личности К.М.Бэра сложился круг натуралистов-естествоиспытателей Астрахани, Сарепты, Камышина и других городов, а сама Каспийская экспедиция стала серьезной школой формирования научных кадров, продолживших изучение научных проблем Волго-Каспийского региона. Главный помощник К.М.Бэра Н.Я.Данилевский за капитальные исследования о рыболовстве в России был удостоен большой Константиновской медали — высшей награды Русского географического общества. А.Я.Шульц изучал бассейн Черного и Азовского морей, по рекомендации К.М.Бэра около десяти лет возглавлял Астраханское Управление рыбными и тюленьими промыслами, служил в Министерстве государственных имуществ.
Методологическая значимость фундаментальных исследова ний К.М.Бэра определена тем, что труды Каспийской экспедиции заложили основы комплексного подхода биолого-географической науки и оказали огромное воздействие на все поколения исследователей в нашей стране [1; 8; 10; 12; 13].
К.М.Бэр, человек энциклопедического ума, многогранного таланта, активной гражданской позиции, принадлежал к типу российской интеллигенции с присущим ему, как натуралисту-естествоиспытателю, космическим мировоззрением. Он прекрасно понимал, что без знакомства с лучшими достижениями мировой культуры, без знания истории невозможно, занимаясь узкой научной специализацией, понять место в системе Природы. Целый раздел программы К.М.Бэр отводит естественно-историческим задачам экспедиции –от фундаментальных до прикладных. Ученый пишет, что убыль уловов «побуждает нас перейти к естественноисторическому разделу исследований экспедиции, указывая на необходимость принять во внимание не только биологию рыб, но и всю природу Каспийского моря» [10, с. 48]. Чувство единства Природы и Космоса у К.М.Бэра выражалось в острой потребности изучения Земли как целого. Благодаря этому он не только блестяще выполнил поставленные перед экспедицией рыбохозяйственные задачи, но и осуществил комплексное исследование сопряженных с Каспием степных и полупустынных областей Юга России. Комплексность мировоззрения К.М.Бэра – маршруты в глухую степь, казалось бы, совершенно далекие от целей Каспийской экспедиции, связаны с желанием понять не только законы природы, но и духовную и хозяйственно-материальную культуру проживающих здесь народов в органической связи. Особый интерес К.М.Бэр проявил к калмыцкому народу – представителю иной культуры, чье мировоззрение было близко ему. Логически в круг его интересов вошла природа степи и формообразующие факторы: климат, географические условия, исторические традиции. Этим ученый во многом перекликается с всеобъемлющими устремлениями и мировоззрением Николая Константиновича Рериха, наблюдавшего состояние религии, обычаев и следы великого переселения народов. Так же, как и К.М.Бэра, его влекла глубинная степь.
Космизм мировоззрения К.М.Бэра отразился и в его религиозных чувствах. Природное начало, гармония природных явлений в нем – доминировали. Его неприятие вероучений, обрядности, молитв, церковных институтов, образа не позволяет называть его христианином в буквальном смысле, а скорее указывает на его сходство с древним пантеистом, кем он и был фактически. В путевом дневнике Бэра содержится целый ряд интересных, порой критических и ироничных записей о буддизме, о христианских праздниках, о его отношении к религии.
Оценку подвижнической деятельности К.М.Бэра как путешественника, географа и мыслителя дали крупнейшие отечественные ученые. П.П.Семенов (позже названный «отцом современной географии и статистики в России») высоко оценил его исследования в Каспийском бассейне, найдя их «оригинальными и открывающими новые перспективы для географической науки» [28, с. 8]. Кстати, главе Каспийской экспедиции 13 ноября 1861 года в Отделении физической географии Русского географического общества была единогласно присуждена Константиновская медаль. Академик Л.С.Берг, внесший большой вклад в изучение динамики Каспия и его ресурсов, так оценил значение исследований Каспийской экспедиции К.М.Бэра: «Научные и практические результаты экспедиции были громадны, а некоторые имели мировое значение» [26, с. 176].
Но наиболее полно мировоззрение К.М.Бэра охарактеризовал академик В.И.Вернадский, возглавивший в 1927 году Бэровскую подкомиссию при Комиссии по истории знаний. Свое историко-научное исследование о единстве природного и космического начал в научном мировоззрении К.М.Бэра нам бы хотелось завершить прекрасным высказыванием этого гениального естествоиспытателя современности:
«Бэр имел свое, ни с кем из современников не сходящееся представление о Природе, о сущем. Он был проникнут до конца глубоким сознанием ее единства и ее значения. Он глубже, чем кто-нибудь до него и, может быть, после него, понимал, понимал всем существом своим, связь всего и в частности то, что сейчас выявляется нам в геохимии – связь живого с окружающей косной материей. У Бэра мы должны искать наиболее глубокие проявления тех идей естествознания, которые связаны с идеей "гармония природы", как тогда говорили, "порядка природы", как мы теперь говорим.
Благодаря этому своеобразию и глубине мысли и сознания целого, работы Бэра не устарели...
В них много найдет неожиданного каждый, кто к ним обратится...
Человек широчайшего образования, огромной честности в научной работе, мысль которого останется живой столетия, как мысль великих натуралистов – Аристотеля, или Гарвея, или Реди, – Бэр был человеком цельного мировоззрения, и ничто человеческое ему не было чуждо...
В Петербурге николаевского времени жил великий естествоиспытатель и великий мудрец.
Это исторический факт огромного значения в создании нашей культуры, хотя немногие современники это сознавали.
Это начинают понимать потомки» [29, с. 8–9].
Литература
1. Вернадский В.И. Памяти академика К.М. фон Бэра / Статьи об ученых и их творчестве. М.: Наука, 1997.
2. ЦГИА, ф. 735, оп. 3, № 10, л. 36–37.
3. ЦГИА, ф. 735, оп. 3, № 10, л. 91 – 92.
4. АГО, ф. 1 – 1852, оп. 1, № 36, л. 1 – 8 об.
5. АГО, ф. 1 – 1852, оп. 1, № 36, л. 49 – 56.
6. ААН, ф. 129, оп. 1, № 599, л. 1 – 2.
7. ААН, ф. 129, оп. 1, № 601, л. 1–21.
8. Соловьев М.М. Бэр на Каспии: Каспийская экспедиция 1853 – 1856 гг. под руководством академика К.М.Бэра. М.–Л., 1941.
9. АГО, ф. 1 – 1852, оп. 1, № 36, л. 46 и об.
10. Бэр К.М. Записки о путешествиях для исследования рыболовства на Каспийском море и на Волге // Научное наследство. Т. 9. Л.: Наука, 1984.
11. ААН, ф. 1, оп. 1а, № 88, § 70.
12. Переписка Карла Бэра по проблемам географии. Л.: ЛО Наука, 1970.
13. Есаков В.А. Академик К.М.Бэр и его роль в развитии географической науки // Изв. АН СССР. Сер. геогр. М.: МГУ, 1975. № 5.
14. Аристархова Л.Б. Еще раз о происхождении и причинах локализации Бэровских бугров // Изв. АН СССР. Сер. геогр. М.: МГУ, 1980. № 4.
15. Попов И.В. Загадки речного русла. Л., 1967.
16. Ломоносов М.В. Краткое описание путешествий по северным морям / Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Т 6. М.–Л.: АН СССР, 1952.
17. Федосеев И.А. Развитие гидрологии суши в России. М., 1960.
18. Словцов П.А. Письма из Сибири (1821) // Московский Телеграф, 1827, ч., отд.1, № 11.
18. Словцов П.А. Письма из Сибири // Московский Телеграф. Ч. XV, отд. 1. М.: изд. Н.Полевого, 1827.
19. Леонтьев Г.И. Об асимметрии речных долин и «законе Бэра» // Вопросы физической географии. Сб. 4. Саратов: Саратовский госуниверситет, 1971.
20. Мюрсепп П.В. Закон Бэра – Бабинэ и французы // Folia Baeriana, 1978. Т. 3. Таллинн, 1978.
21. Бэр К.М. Почему у наших рек, текущих на север или на юг, правый берег высок, а левый низмен? // Морской сборник. Т 27. Отд. III, № 1. 1857, янв. Часть неофициальная.
22. Эйнштейн А. Причины образования извилин в руслах рек и так называемый закон Бэра // Успехи физических наук. Т. 59. Вып. 1 (перевод с немецкого издания 1926 г.).
23. Карелин Г.С. Дневник путешествия 1832 – 1836 гг. по северо-восточному берегу Каспийского моря // Записки ИРГО ОГ. Т. Х. 1883.
24. Исследования о состоянии рыболовства в России. Т. II. СПб., 1860.
25. Карзинкин Г.С. К.М.Бэр и проблема биологической продуктивности водоемов // Вопросы ихтиологии. Т. 1. Вып. 3 (20). 1961.
26. Берг Л.С. Всесоюзное географическое общество за сто лет. М. – Л., 1946.
27. Берг Л.С. П.А.Словцов и закон Бэра // История русских географических открытий. М.: АН СССР, 1962.
28. Семенов-Тян-Шанский П.П. Каспийские исследования и исследования о состоянии рыболовства в России // Записки ИРГО. Кн. 1. 1862.
29. Вернадский В.И. Памяти академика К.М. фон Бэра // Первый сборник памяти Бэра. Труды Комиссии по истории знаний. 2. Л.: АН СССР, 1927.
И.А.РЕЗАНОВ,
доктор геолого-минералогических наук,
Институт истории естествознания и техники РАН,
Москва