Международный Центр-Музей имени Н. К

Вид материалаДокументы

Содержание


Космизм –
Современный космизм
Кажущееся время
Умершие не только существуют, они продолжают участвовать в нашей земной жизни, влияя на наши состояния, мысли, решения.
Нам и не так интересно субъективное время низших существ, так как космос, в общем, переполнен жизнью даже высшею, чем человеческ
Господствует зрелая жизнь, и она-то нас более всего интересует.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   29

КОСМИЗМ ЭТО ОБРАЗОВАНИЕ,

УСТРЕМЛЕННОЕ В БУДУЩЕЕ


Не являясь профессиональным философом, я не собираюсь анализировать наследие классиков космизма, и русского космизма в частности. Тем более что число выполненных в этой области работ близко к критической массе.

Полвека я занимаюсь проблемами астрономического образования и популяризацией достижений астрономии и космонавтики, что находится в тесном соприкосновении с педагогикой, психологией и философией. Особое внимание в своей работе уделяю практическому результату. На мой взгляд, он имеет важное социокультурное значение, потому что невежество россиян (и не только их) порождает в лучшем случае безразличное отношение к науке вообще (и к астрономии и космонавтике в частности) и открывает дорогу воинствующему, агрессивному мракобесию, одним из знамен которого является псевдокосмизм (при этом его апологеты постоянно ссылаются на «законы Космоса»).

Сие парадоксально. Ведь истоки космизма теряются в далекой древности. 2,5 тысячи лет назад древнегреческий философ Анаксагор, вопрошая: «Зачем лучше родиться, чем не родиться?», отвечал: «Чтобы восхищаться красотой Космоса». Доступный непосредственному восприятию, Космос действительно великолепен. Но еще прекраснее его глубинная красота, о которой Анаксагор и не подозревал (он думал, например, что звезды находятся между Луной и Солнцем).

Космизм – широкое понятие, и попыток его дифференциации множество. Например, понимая под «русским космизмом» не только «космическую философию», но и «поток русской культуры», к космистам нередко относят ученых, философов, литераторов, деятелей культуры, которые в своем творчестве хотя бы «соприкасаются» с Космосом.

И Космос действительно является естественным ядром космизма. Научные (а не мифологические, религиозные и фантастические) представления о Космосе добывает астрономия, в последнее время тесно связанная с космонавтикой, вооружающей ее беспрецедентным методом исследования.

Так уж получилось, что астрономия (в силу ряда причин) стала одной из первых наук, которые родились на заре человеческой цивилизации, и даже была удостоена своей музы – Урании. Многие науки своим появлением прямо или косвенно обязаны астрономии, даже такие, как эстетика, этика и, наконец, философия. Античные философы и Кант вошли в историю астрономии.

Можно допустить некую врожденность (бессознательность) космического чувства у человечества и представить себе космизм как мироощущение человека, который издавна ощущал себя частицей Космоса или даже его миниатюрой (микрокосм). Это объединяло человека с Вселенной, давало силу, укрепляло дух, становилось определенным фундаментом мировоззрения.

Однако антропокосмизм прошлого и настоящего не одно и то же. Человек может сравнительно легко вообразить себя причастным к примитивной трехслойной модели Вселенной или к антропоморфной Вселенной. А как быть ему, «человеку с улицы», в наши дни, когда из-за необразованности он не имеет представления о современной астрономической картине эволюционирующей Вселенной? Как представить себя частью того, о чем ты не знаешь по причине бытующей астрономической безграмотности?

Рискну высказать гипотезу, согласно которой ликвидация астрономической безграмотности в нашей большой стране (сегодня нас более 145 миллионов – 7-е место в мире, только в Москве проживает 10,5 миллиона человек) необходима не только для формирования у людей иммунитета к расцветающей паранауке, но и для возрождения потерянной духовности.

При чем здесь духовность? И что вообще понимать под духовностью? Неужели только религиозность, начитанность, энциклопедичность, причастность к искусству и т.д.?

Думаю, что все это лишь разные грани духовности. Но среди них особое место должна занимать астрономическая грань духовности. Она – основа космического сознания и мышления, потому что здесь речь идет об ощущении человеком своей неразрывной связи с необъятной Вселенной, развитие которой привело на определенном этапе к возникновению Жизни и Разума на Земле (и наверняка не только на ней).

Казалось бы, не так уж сложно просветить народ, обучить школьников и студентов основам науки о Вселенной и т.п. Одна­ко в настоящее время наша система народного образования этому не способствует.

Большинство из вас, вероятно, учили астрономию в школе. Это было обязательным для всех (отметка по астрономии шла в аттестат зрелости). А сейчас астрономия перестала быть «учебным предметом», хотя, к счастью, еще считается нашими педагогическими корифеями «учебной дисциплиной».

Большинство из вас, вероятно, бывали в Московском планетарии. Но для других он уже более 10 лет не работает (хотя, наконец, восстанавливается и, возможно, через 2 – 3 года станет лучше прежнего).

Большинство из вас выписывали научно-популярные журналы («Наука и жизнь», «Земля и Вселенная» и др.), но сейчас тиражи их упали на два порядка, а то и еще ниже.

Большинство из вас помнят огромный душевный подъем, вызванный запуском Первого искусственного спутника Земли и полетом Гагарина, но мало кто следит сейчас за работой космонавтов и астронавтов на борту МКС. То, что космонавтика стала чуть ли не «рутинным делом», неплохо, – значит, она теперь элемент повседневности. Но потеря интереса к ней чревата возникновением многих проблем, а потому необходимо формировать у людей положительное отношение к освоению Космоса, к космизации многих сфер нашей жизни (от науки и техники до искусства и философии).

Мы не должны остаться в стороне от крупной акции, к осуществлению которой приступают европейские страны. Согласно проекту ESO, будет проводиться широкомасштабный эксперимент (через Интернет, СМИ и т.д.) с целью выявления отношения всех европейцев к космонавтике. Нам это тоже необходимо. И данная конференция в своих итоговых документах могла бы отразить мое предложение о проведении в нашей стране такой же акции, которую следовало бы начать со школ и вузов.

Несомненно, что не только выяснение истинной картины даст эта социологическая акция. Ее результаты, возможно, помогут научной общественности нарушить «сон разума» руководства российского образования и культуры. Ведь, повторяю, без просвещения и образования россиян все тонкоаналитические исследования русского космизма навсегда останутся игрой «чистого разума» занимающихся этим философов. А приближение к ноосферным идеалам будет оставаться лишь мечтой еще очень-очень долго...

И.А.СОСУНОВА,

доктор социологических наук, вице-президент Академии экологии «Ноосфера», руководитель Центра социальной экологии и прикладной социологии РЭСИА,

Москва


СОВРЕМЕННЫЙ КОСМИЗМ:

ЕДИНСТВО И МНОГОЛИКОСТЬ


Современная цивилизация оказалась ныне перед проблемой глобального кризиса, достаточно убедительно прогнозируемого учеными. Традиционные пути общественного и экономического развития, эффективность которых весь «индустриальный век» не подвергалась сомнению, в новых условиях явно ведут в тупик. Технократический, бездуховный прогресс не дал личности обещанной свободы, превратив ее в штампованный культурный клон, нанес ощутимый вред природной среде и сейчас продолжает оказывать на нее разрушительное воздействие.

В такие периоды истории особо велика тяга людей к интегральным, наиболее общим идеям, придающим всему происходящему определенный смысл, а главное – дающим достаточно понятную перспективу развития. К числу таких идей, несомненно, принадлежит и космизм.

Понятие «современный космизм» можно рассматривать с различных точек зрения, хотя в первую очередь – это философское направление, имеющее более чем столетнюю традицию. Однако в современных условиях можно утверждать, что у каждого социокультурного слоя сегодняшнего стратифицированного общества есть своя версия космизма: от научной до массово-культурной.

Так, можно с очевидностью говорить о том, что современный космизм для подавляющего большинства наших сограждан – это причудливая смесь нескольких глубоких идей, связанных с единством Вселенной и местом человека в ней. Например, идеи Н.К.Рериха о рассмотрении истории и природы как единого процесса «космической эволюции», чисто научных положений, малопонятных для «человека с улицы», и зачастую околомистической графомании, сдобренной тоской по мировой гармонии и личному бессмертию.

Если говорить о распространении важнейших идей космизма и их популярности в нашем обществе, то можно констатировать следующее. Наиболее распространенной и среди мировой интеллектуальной элиты, и среди масс населения развитых стран стала сегодня идея коэволюции – совместного развития человека и Природы (Космоса) на основе отказа от антропоцентризма. По сути дела в массовом сознании происходит «геологический» сдвиг. Начинает уходить в прошлое традиционное экологическое сознание инженера, ученого, предпринимателя, администратора, которое, в сущности, было сплавом принципа Ф.Бэкона – наука нужна, чтобы покорять природу, – и позитивного идеала в образе «жюль-верновского» человека – неутомимого исследователя и труженика, мгновенно и безоглядно применяющего свои знания на практике, ограниченного в своих действиях только ресурсными возможностями. Человек после многовекового перерыва начинает снова понимать, что он, так сказать, партнер Природы, а не ее собственник.

Среди различных школ и направлений космизма особой популярностью пользуется так называемый русский космизм, расцвет которого относится к Серебряному веку русской культуры.

Для этого философского течения характерно осознание, что взаимосвязь человека и Космоса – благо, а жизнь по законам Космоса – путь к совершенствованию. В западных философских школах, рассматривающих данные проблемы, пессимизма обычно больше. Например, по взглядам известного немецкого философа Л.Клагеса, человек существовал в гармонии с Космосом лишь до появления «мыслящего Я», а как только оно появилось, мыслящий «гераклитовский человек» вступил в непримиримую и бесконечную борьбу с Природой.

В целом же влияние современного космизма на массовое сознание может быть весьма неоднозначным.

В реальных условиях современного общества космизм – наука в той степени, в которой участвует в создании концептуальных, если угодно – мировоззренческих основ космонавтики, в той степени, в которой участвует в преодолении «инерции» научных антропоцентристских взглядов на мир.

При столкновении же с массовым сознанием у него есть все шансы стать хуже, чем утопией, – полумистическим суррогатом знания. Взять, например, мысль К.Э.Циолковского о том, что человеческая воля – иллюзия, а «истинная, абсолютная власть принадлежит космосу и только ему одному», мысль Н.Ф.Федорова о воскрешении мертвых и т.д. Можно представить, какую «гремучую смесь» для незрелых умов из всего этого можно изготовить.

Но идеи русских философов-космистов конечно же оказывают определенное влияние на современных ученых, а следовательно, опосредованно и на общественное мнение различных групп населения, прежде всего интеллигенции. В конце концов даже несогласие с чем-либо – двигатель развития науки. Если же говорить о прямом положительном влиянии, то можно сопоставить, например, идею Н.К.Рериха о «космической эволюции» и теорию этногенеза Л.Н.Гумилева. Нужно, правда, оговориться, что вообще проблема взаимовлияния ученых очень тонкая и деликатная материя, но представители русского космизма несомненно оставили после себя интеллектуальное поле, стимулировавшее дальнейшие исследования взаимодействия человека и Космоса (Природы).

Разумеется, могут существенно изменить общественное сознание и повернуть его в сторону общемировых глобальных проблем и международные специализированные организации, что, кстати, и доказали известные доклады Римского клуба «Пределы роста» и «Человечество на перепутье». Именно они в начале 70-х гг. прошлого века в значительной степени повернули мировую интеллектуальную, политическую и деловую элиты лицом к экологическим проблемам. Важно только не желать невозможного: никогда изменение отражения действительно принципиальных проблем в общественном сознании путем мгновенного озарения от единичной публика­ции или симпозиума не происходило. Попросту говоря, в таких сложных процессах неизбежен временной лаг5 или некоторое запаздывание. Кстати, между упомянутыми докладами и Конференцией Рио-92 – около 20 лет, да и дистанцию между интеллектуалом с международным авторитетом и рядовым обывателем тоже следует учесть.

Однако можно с уверенностью констатировать, что «космическое мировоззрение», хотя слишком много в этой сфере не только неочевидного, но и социально опасного, потихоньку прокладывает себе дорогу. Об этом свидетельствует и интерес общественности к этим проблемам.

Во всяком случае у современного космизма есть свой шанс оказать гуманизирующее воздействие на социально расколотое общество и прорисовать черты спасительного будущего.

А.В.ВОДОЛАГИН

доктор философских наук, профессор,

Москва


КАЖУЩЕЕСЯ ВРЕМЯ


(МИСТЕРИЯ ЖИЗНИ И СМЕРТИ ГЛАЗАМИ РУССКОГО КОСМИСТА)


«Космическая философия» XX столетия, основы которой были разработаны К.Э.Циолковским, представляет собой модернизированную в свете достижений естествознания космологию древних греков с характерными для нее гилозоизмом и панпсихизмом. Выдающийся русский ученый вполне осознанно возвращался в своих теоретических построениях к архаичным представлениям о космосе как живом существе, о мировой душе как имманентной материи «лучистой энергии», проявляющейся и в психической жизни человека, на которую постоянно воздействуют все силы Вселенной, а также – некие «эфирные существа» иных эпох.

«Я чистейший материалист», – заявлял Циолковский в 1924 г. в работе «Монизм Вселенной» [1, с. 162]. Посмотрим, в чем же состоял исповедуемый им материализм. «Материя едина, также ее отзывчивость и чувствительность. Степень же чувствительности зависит от материальных сочетаний. Как живой мир по всей сложности и совершенству представляет непрерывную лестницу, нисходящую до «мертвой» материи, так и сила чувства представляет такую же лестницу, не исчезающую даже на границе живого» [1, с. 163]. Отзывчивость – неотъемлемое, универсальное свойство материи во всех ее проявлениях. Чувствительность – отождествляемая Циолковским с психикой – частный случай отзывчивости. Далее начинается самое интересное.

«Отзывчива всякая частица Вселенной. Мы думаем, что она также чувствительна» [1, с. 163]. Это значит, что определенная психическая активность, согласно Циолковскому, присуща и неживой материи. «Отзывчивы все тела космоса <...> – твердит он. – Мертвые тела даже иногда отзывчивее живых» [1, с. 162]. Мертвая жизнь, «мертвые души» – все это, оказывается, сущест­вует не только в русских сказках и поэмах. «Чувство исчезает, но отзывчивость остается и у мертвого тела, только она остается менее интенсивной и доступной более для ученого, чем для среднего человека» [1, с. 163].

Умершие не только существуют, они продолжают участвовать в нашей земной жизни, влияя на наши состояния, мысли, решения. «Хотя, с другой стороны, количество ощущения у мертвого так мало, что мы условно или приблизительно можем считать его отсутствующим» [1, с. 163]. Мы видим, сколь далеко заходит в своем псевдоматериалистическом монизме Циолковский: отвергая на словах «мистицизм, спиритизм, оккультизм, теософию» [1, с. 158], он на деле приходит к отрицанию смерти как предела и конца человеческой жизни, рассматривает ее – в духе древнейших эзотерических учений – как трансформацию, переход существа в иной модус бытия. Смерть – видимость прекращения бытия. В действительности бытие продолжается и после смерти. Циолковский рассуждает и о «субъективном времени умерших» [1, с. 175]. Это – «неорганическое» время, течение которого почти незаметно [1, с. 175]. Небытие же – не более чем метафора для обозначения сна или глубокого обморока, в котором пребывает атом в мире неорганическом.

«Я не только материалист, но и панпсихист, признающий чувствительность всей Вселенной, – разъяснял Циолковский свою позицию. – Это свойство я считаю неотделимым от материи. Все живо, но условно мы считаем живым только то, что достаточно сильно чувствует.

Так как всякая материя всегда, при благоприятных условиях, может перейти в органическое состояние, то мы можем условно сказать, что неорганическая материя в зачатке (потенциально) жива» [1, с. 164].

Анализ натурфилософских импровизаций Циолковского позволяет проникнуть в эзотерическое ядро исповедуемой им доктрины космического панпсихизма. О какой чувствительности может идти речь применительно к атому, непрерывное бытие которого имеет характер длительности, то есть представляет собой «нескончаемое время»? Тут еще не может быть никакого внешнего восприятия, никакой «рефлексии-в-другое». Но уже есть некое дорефлексивное, несознаваемое, но «чувствуемое» единство состояний, единство временного потока. «Неорганическое» время, так сказать, течет через атом. «Всякий атом щедро одарен временем» [1, с. 164]. Согласно Циолковскому, именно на этом «атомарном» уровне бытия следует искать реальное единство материи (вещества), энергии (силы) и психики (чувствительности). Очевидно, здесь «нет места» смерти. Значит, любое высокоорганизованное существо в своем собственном бытии в принципе может достигнуть ярко чувствуемого и отчетливо сознаваемого бессмертия. Это, в частности, возможно в случае полного отождествления человеческого «Я» с одушевляющей его тело энергией текущего времени. Именно к такого типа «экстазу времени» стремились участники древних мистерий.

«Субъективное время нечто совсем иное, – отмечал Циолковский. – Это кажущееся время, испытываемое организмами. У одного и того же существа оно протекает с разной скоростью. Оно идет то быстро, то медленно в зависимости от окружающих впечатлений, душевного состояния или состава мыслей. Оно зависит от характера деятельности мозга. Во сне оно протека­ет быстрее. Но и тут его ход зависит от обилия сонных видений. В крепком усыплении, без сновидений, субъективное время почти незаметно. Еще незаметней в обмороке...

Нам и не так интересно субъективное время низших существ, так как космос, в общем, переполнен жизнью даже высшею, чем человеческая.

Для низшей жизни места почти не остается. И человеческое состояние, как мы видели, есть полуживотное, переходное, младенческое и занимает незаметное место в космосе.

Господствует зрелая жизнь, и она-то нас более всего интересует.

Так же интересно представление о субъективном времени умерших, то есть атома в неорганическом теле, атома в воздухе, воде, почве. Это еще более преобладающее состояние материи» [1, с. 175].

Смерть, по мысли Циолковского, есть выход за пределы «кажущегося времени», которое всегда сопряжено с болезненными переживаниями, страданиями, и экстатическое вхождение в свет «высшей жизни», преисполненной космического счастья и радости. «Уходящего из жизни ожидает непрерывная радость», – утверждал он, подобно Сократу [1, с. 189]. Речь шла, как и у древних, о радости, связанной с обретением космического сознания, о «восторге от созерцания бесконечной жизни мира» [1, с. 189]. Умирая, человек расстается с «иллюзией единого существа» [1, с. 191], каким он якобы был в модусе «кажущегося времени», и продолжает существование уже в качестве элемента космической жизни.

«Люди склонны думать, что все умирает, как умирают они сами, – говорил Циолковский. – Под смертью они подразумевают вечное погасание жизни или состояния. Это одна из иллюзий ума, называемая антропоморфизмом, или уподоблением окружающего явления жизни человека» [1, с. 166]. Подобно Фридриху Ницше, Циолковский пытался выйти в своем мышлении за пределы «человеческого, слишком человеческого» (ницшеанские мотивы в его работах присутствуют), разбить основы антропоморфической метафизики индивидуальности и на пути возвращения к категориям античной натурфилософии обрести «спасительное знание» о жизни и смерти («Знание сделает нас счастливыми» [1, с. 195]).

«Мозг и душа смертны,– констатировал русский ученый. – Они разрушаются при конце. Но атомы или части их бессмерт­ны, и потому сгнившая материя опять восстанавливается и опять дает жизнь, по закону прогресса еще более совершенную» [1, с. 166]. Закон прогресса – один из немногих реквизитов устаревшей метафизики XVIII века (назвавшей себя Просвещением), от которого Циолковский не смог избавиться (как и от «материалистической иллюзии») и который мешал ему принять истину «вечного возвращения», схваченную в прозрениях «осевого времени» досократиками и заново открытую Ницше.

Нужно отметить, что Циолковский в своих натурфилософских исканиях постоянно проявлял колебания, склоняясь попеременно то в сторону поверхностного позитивизма и сциентизма, то в сторону несовместимого с современным естествознанием архаичного мистицизма. Эти колебания, экзистенциально мотивированные христианской жаждой победы над смертью, тем не менее свидетельствовали о начавшемся в сфере духа изменении образа человека, сформированного христианской традицией. Космологическая утопия Циолковского отмечена печатью несчастного, разорванного сознания, тоскующего по какому-то немыслимому вселенскому счастью и недостижимому единодушию всех существ – и живых, и умерших. Она сигнализирует об утрате современным человеком животворящей связи с божественным Логосом – космическим Христом, привносящим в земную жизнь воодушевляющую нас целесообразность и осмысленность. В этом плане Циолковский, как и порвавший с христианским платонизмом Ницше, оказался на грани срыва в порождающую время «Бездну туманную», в неодухотворенную эйдосами ночь Безумия.

Создатель христоцентрической космологии Пьер Тейяр де Шарден различал в научном сообществе тех, кто не видит, и тех, кто видит, называя первых плюралистами, вторых – монистами [2, с. 143]. Очевидно, Циолковского, как последовательного мониста, можно отнести к категории видящих. Он видел главное – единство эволюционирующей Вселенной. Признавал психоэнергетический характер этой эволюции, ее пронизанность универсальной волей «волей Вселенной». Однако «материалистическая иллюзия» помешала ему различить духовное измерение космогенеза, его смысловую направленность и скрытую телеологию.

В своем теоретизировании Циолковский вышел далеко за пределы мыслимого, с точки зрения соматика-материалиста, но, оставаясь по своей ментальной конституции психиком, он все же не смог испытать возможности ноосферного мышления пневматика, хотя и стремился выйти на уровень пневматологических прозрений. Свое сложившееся в этих попытках мировоззрение Циолковский совершенно точно назвал панпсихизмом. В связи с этим мы можем говорить об ограниченности и незавершенности волюнтаристической космологии Циолковского. Постулируя существование «абсолютной воли» Вселенной, он игнорировал такую сущностную характеристику воли, как целеполагание, поэтому духовно-телеологическое измерение космогенеза выпадало из его поля зрения. В результате человек (в предложенной Циолковским картине мира) оставался в беспредельной пустоте космического пространства один на один со скучной идеей прогресса, без памяти о своих прошлых жизнях и без перспективы осмысленной духовной жизни.

«Воля Вселенной» в толковании Циолковского оборачивалась, таким образом, шопенгауэровским слепым хотением или шелеровско-бергсоновским «жизненным порывом», лишенным какой-либо смысловой ориентации. Намеченный в такого рода волюнтаристической космологии выход за пределы «кажущегося времени» означает не более чем очередное падение человеческой души в Бездну бессмыслицы, возвращение в языческий Хаос.

Литература


1. Циолковский К.Э. Гений среди людей. М., 2002.

2. Тейяр де Шарден П. Божественная среда. М., 1992.

А.Н.КОЧЕРГИН,

доктор философских наук, профессор ИПКП МГУ, заслуженный деятель науки РФ, академик РАКЦ,

Москва