Китайский Эрос под ред. А. И

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   35   36   37   38   39   40   41   42   43
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ


Ин Боцзюэ подсмеивается в гроте над юною красоткой.

Пань Цзиньлянь рассматривает в саду грибы.

Дождем омыло яблони во дворике,

Резвятся бабочки над тропкою в безветренной тиши.

Прелестью манят гвоздики, букеты их кругом,

Нежно шелестят листочки задремавших ив,

Из свежих персиков напиток тонок, розоват.

Озябших трав густеет зелень.

Под пологом жемчужным тишина.

Ласточка в гнездо вернулась.

Заплакал козодой, и весенняя тоска охватила.

Итак, Симэнь Цин пировал у Ся Лунси, когда от цензора Суна принесли

подарки. Это польстило Симэню, а Ся Лунси проникся к сослуживцу еще

большим уважением. Он запер дверь и неустанно потчевал гостя вплоть до

второй ночной стражи.

Цзиньлянь давно сняла головные украшения и распустила напомаженные

волосы, а Чуньмэй наказала стелить чистую постель и прохладную циновку.

После омовения ароматной водой Цзиньлянь стала поджидать мужа. Он вер-

нулся навеселе. Пока она помогала ему раздеться, Чуньмэй заваривала чай.

Симэнь лег. Рядом с ним на краю кровати сидела, понурив голову, обна-

женная Цзиньлянь. Его взор привлекли ее белые пышные бедра, забинтован-

ные ножки размером всего в три вершка, не больше, обутые в ярко-красные

ночные туфельки без каблуков. У Симэня вспыхнуло желание; веник, взды-

бившись, радостно подскочил.

- Давай узелок! - сказал Симэнь.

Цзиньлянь достала из-под постели заветный узелок и протянула ему.

Приладив пару подпруг, Симэнь заключил Цзиньлянь в свои объятия.

- Дорогая! - шептал он. - Дашь мне сегодня поиграть с цветком с зад-

него дворика, а?

- Вот бесстыдник! - поглядев на него, заругалась Цзиньлянь. - Что те-

бе, или с Шутуном мало? Ступай с ним играй!

- Брось, болтушка! - засмеялся Симэнь. - Зачем мне Шутун, если ты

позволишь? Знаешь, как мне это по душе! Только доберусь до цветка, и

брошу, а?

Цзиньлянь препиралась.

- С тобой не справишься, - сказала она наконец. - Только кольцо сними

сперва, потом попробуй.

Симэнь снял серное кольцо, а серебряную подпругу оставил у корня /1/.

Он велел жене стать на кровати на четвереньки и повыше задрать зад, а

сам слюной смочил черепашью головку и принялся туда-сюда толкать увлаж-

ненную маковку. Черепашья головка бодро топорщилась, так что через нема-

лое время удалось погрузить лишь самый кончик. Лежавшая внизу Цзиньлянь,

хмуря брови, сдерживалась и, закусив платок, терпела.

- Потише, дорогой! - воскликнула она. - Это ведь совсем не то, что

прежде. У меня все нутро обжигает. Больно!

- Душа моя! - говорил он. - Что, сплоховала? Ладно, я тебе куплю шел-

ковое платье с узорами.

- Платье у меня есть, - говорила она. - Я на Ли Гуйцзе пеструю шелко-

вую юбку видела, с бахромой и пухом. Очень красиво! В городе, говорит,

купила. Все носят, а у меня нет. Не знаю, сколько стоит. Купи мне такую,

а?

- Не волнуйся! - уговаривал ее Симэнь. - Завтра же куплю.

Говоря это, находившийся сверху Симэнь усиленно вправлял и выдергивал

и беспокоился только о том, чтобы засадить до упора, а потому, слегка

вынимая, опять устремлялся вглубь, и так без конца. Повернув к нему го-

лову и глядя поплывшим взором, жена закричала:

- Дорогой, ты слишком сильно давишь, мне нестерпимо больно. Как тебе

пришло в голову такое? Умоляю тебя, что бы ни было, кончай скорее.

Однако Симэнь не слушал, а, держа ее за ноги, продолжал вставлять и

вынимать. При этом он гаркнул: - Пань Пятая, маленькая потаскушка, лю-

бишь напрасно поднимать шум! Вопишь: "дорогой", а лучше кричала бы: "до-

рогой, спускай молофью!"

У Цзиньлянь, находившейся внизу, затуманились подобные звездам глаза;

стих ее, как у иволги, щебет; одеревенела гибкая, как ива, талия; аро-

матное тело будто распалось; с уст срывались только любовные, нежные

слова. Однако все это трудно описать. Прошло довольно много времени, и

Симэнь, ощутив грядущее семяизвержение, обеими руками задрал ее ноги и с

такой силой стал заправлять ей, что звуки от шлепков по ногам слышались

непрерывно, а стоны лежавшей внизу жены сливались в одно громогласье, от

которого она не могла удержаться. Когда наступил последний миг, Симэнь

хлопнул жену по заду, погрузил свой веник по самый корень и достиг пос-

ледней глубины, что ни с чем нельзя было сравнить. Симэнь радостно по-

чувствовал это, и из него ручьем потекло. Цзиньлянь, получившая семя,

тесно прижалась к мужу, и два тела долго лежали в таком положении. Когда

веник был вынут, они увидели, что его рукоять окрашена чем-то багря-

но-красным, а из лягушачьего рта капает слюна. Жена платком вытерла ее,

после чего они улеглись спать.

На другой день утром, когда Симэнь вернулся из управы, от управляюще-

го Аня и смотрителя Хуана прибыли посыльные с приглашениями на пир, ко-

торый устраивался двадцать второго в поместье придворного смотрителя Лю.

Симэнь отпустил посыльных и пошел завтракать в покои Юэнян. После завт-

рака у парадной залы ему повстречался цирюльник Чжоу. Парень упал на ко-

лени и, отвесив земной поклон, встал в сторону.

- Вот и хорошо, что пришел! - сказал Симэнь. - А я только хотел за

тобой посылать. Волосы надо будет в порядок привести.

Они прошли через Малахитовую веранду в крытую аллею, где Симэнь раз-

местился в летнем кресле, снял головную повязку и обнажил голову. Сзади

него за столиком расположился цирюльник. Он вынул расчески с гребнями и

принялся расчесывать Симэню волосы, удаляя при этом перхоть и грязь, а

также и пробивающиеся седые волосы.

- Вам, сударь, - обратился он к хозяину, встав на колени в ожидании

вознаграждения, - предстоят в этом году большие перемены. Судя по вашим

волосам, вас ожидает взлет.

Симэнь очень обрадовался и велел цирюльнику прочистить уши и помасса-

жировать тело. Чжоу вооружился своими инструментами и начал массажиро-

вать все тело, включая и телодвижения, сообщившие всем членам бодрость и

силу. Симэнь наградил Чжоу пятью цянями серебра и велел накормить.

- Потом с сыном займешься, - сказал он, а сам, расположившись на мра-

морном ложе, тотчас же заснул.

Откланялась тетка Ян. Стали собираться домой монахини Ван и Сюэ. Юэ-

нян положила им в коробки всяких лакомств, сладостей и чаю и дала каждой

по пять цяней серебра, а послушницам - два куска холста и проводила их

за ворота.

- Не забудьте, в день жэньцзы /2/ примите, - наказывала мать Сюэ. -

Будет счастье, поверьте мне.

- В восьмой луне мой день рождения, мать наставница, - говорила Юэ-

нян. - Обязательно приходите. Ждать буду.

Мать Сюэ поблагодарила ее поклоном и сложенными на груди руками.

- Мы и так побеспокоили вас, бодхисатва, - говорила она. - Приду,

непременно приду.

Монахини отбыли. Их провожали все женщины. Юэнян с тетушкой У Старшей

вернулась к себе в задние покои, а Юйлоу, Цзиньлянь, Пинъэр, их падчери-

ца с Гуаньгэ /3/ на руках пошли гулять в сад. На Гуйцзе была серебрис-

то-белая шелковая кофта, бледно-желтая с бахромою юбка и ярко-красные

туфельки. Прическу ее украшали серебряная сетка, отделанная бирюзою и

узорами в виде облаков, золотые шпильки и аметистовые серьги.

- Гуйцзе, давай я возьму малыша, - сказала Пинъэр.

- Ничего, матушка, мне хочется Гуаньгэ поносить, - отвечала певица.

- Гуйцзе, а ты батюшкин новый кабинет видала? - спросила Юйлоу.

Цзиньлянь приблизилась к пышному кусту алых роз, сорвала два цветка и

приколола к волосам Гуйцзе. Они вошли в сосновую аллею и приблизились к

Малахитовой веранде. На ней стояла кровать с пологом, ширмы и столики.

Кругом висели картины, музыкальные инструменты, лежали шашки. Кабинет

был убран с большим вкусом. Ложе украшал шелковый полог на серебряном

крючке. Прохладная бамбуковая циновка покрывала коралловое изголовье, на

котором крепко спал Симэнь. Рядом из золотой курильницы струился аромат

"слюна дракона". На окнах были отдернуты занавески, и солнечные лучи

проникали в кабинет сквозь листья банана. Цзиньлянь вертела в руках ко-

робку благовоний, а Юйлоу и Пинъэр уселись в кресла. Симэнь повернулся и

открыл глаза.

- А вы что тут делаете? - спросил он.

- Гуйцзе твой кабинет поглядеть захотелось, - сказала Цзиньлянь, -

вот мы ее и повели.

Симэнь принялся играть с Гуаньгэ, которого держала Гуйцзе.

- Дядя Ин пришел, - сказал появившийся на пороге слуга Хуатун.

Женщины поспешили уйти в покои Пинъэр. Ин Боцзюэ повстречался в сос-

новой аллее с Гуйцзе, на руках у которой сидел Гуаньгэ.

- А, Гуйцзе! - протянул он. - И ты здесь? Давно пришла? - не без

ехидства спросил он.

- Хватит! - оборвала его певица, не останавливаясь. - Какое твое де-

ло, Попрошайка? Чего выпытываешь?

- Ах ты, потаскушка эдакая!

- не унимался Ин Боцзюэ. - Не мое, говоришь, дело, да? А ну, поцелуй

меня.

Он обнял Гуйцзе и хотел было поцеловать, но она отстранила его рукой.

- Вот разбойник надоедный!

- заругалась она. - Лезет с ножом к горлу. Боюсь, ребенка испугаешь,

а то б я тебе дала веером.

Вышел Симэнь. Заметив Ин Боцзюэ, он отвел Гуйцзе в сторону.

- Сукин сын! - крикнул он. - Гляди, ребенка не испугай! - Симэнь

кликнул Шутуна: - Отнеси младенца к матери.

Шутун взял Гуаньгэ. Кормилица Жуй ждала его у поворота сосновой ал-

леи.

Боцзюэ между тем стоял рядом с Гуйцзе.

- Ну, как твои дела? - спросил он.

- Батюшке надо спасибо говорить, сжалился. Лайбао в столицу отправил.

- Ну и хорошо! Значит, можешь быть спокойна.

Гуйцзе пошла.

- Поди-ка сюда, потаскушка! - задержал ее Боцзюэ. - Поди, я тебе что

скажу.

- Потом скажешь! - она направилась к Пинъэр.

Ин Боцзюэ и Симэнь обменялись приветствиями и сели на веранде.

- Вчера, когда я был на пиру у Ся Лунси, - начал Симэнь, - цензор Сун

прислал мне подарки. Между прочим и свиную тушу, совсем свежую. Я уж се-

годня велел повару разделать, а то испортится. Голова с перцем и специя-

ми будет, так что не уходи. Надо будет и Се Цзычуня позвать. В двойную

шестерку сыграем и полакомимся.

- Симэнь кликнул Циньтуна: - Ступай дядю Се пригласи, Дядя Ин, скажи,

уже пришел.

- Есть! - ответил Циньтун и ушел.

- Ну как? - спросил Боцзюэ. - Вернул Сюй серебро?

- Ох уж этот негодяй, собачья кость! - заругался Симэнь. - Вот только

что двести пятьдесят лянов вернул. Скажи им, пусть послезавтра приходят.

- Ну и прекрасно! - воскликнул Боцзюэ. - Мне кажется, брат, они тебе

сегодня подарки принесут.

- Ну к чему им тратиться? - возразил Симэнь. - Да! Ну, а как Сунь и

Рябой Чжу?

- Как их у Гуйцзе забрали, они ночь в уездной тюрьме пробыли, - расс-

казывал Боцзюэ, - а на другой день их заковали в одну цепь и препроводи-

ли в столицу. А оттуда, известно, так просто не выпустят. Ну скажи! Це-

лыми днями пили-ели да гуляли, и на тебе, такую пилюлю проглотить, а?!

Достанется им теперь. В такую-то жару да в цепях, в кармане ни гроша...

И за что?

- Чудной ты, сукин сын! - засмеялся Симэнь. - Если каторги испуга-

лись, не надо было бы им с лоботрясом Ваном шататься. Чего искали, то и

нашли!

- А ты прав, брат, - поддержал его тут же Боцзюэ. - Будь яйцо целое,

никакая муха не залезет, это верно. Почему они со мной, скажем, или с Се

Цзычунем не дружили, а? Свояк свояка видит издалека, вся муть на дно

оседает.

Появился Се Сида и после приветствий уселся, усиленно обмахиваясь ве-

ером.

- Что это ты весь в поту? - спросил Симэнь.

- И не говори, брат! - воскликнул Се. - Даже к тебе опоздал. То меня

дома не было, а только я из ворот, как ее принесло. Ни с того, ни с сего

наскочила, из себя вывела.

- Это ты о ком же, брат? - спросил Боцзюэ.

- Да о старой Сунь, - объяснил Се. - Как же, с раннего утра пожалова-

ла. Из-за тебя, говорит, моего мужа угнали. И откуда она это взяла, глу-

пая баба? Твой же старик целыми днями гуляет, пьет да ест, деньгами швы-

ряет, говорю. Что, спрашиваю, ты с того света, что ли, явилась? Ты, го-

ворю, сама с вышибалы зарабатывала. Чего же теперь возмущаешься? Отчитал

я ее, ушла. Тут меня слуга твой позвал.

- А я о чем говорю! - вставил Боцзюэ. - Вот взять хотя бы вино. Если

оно чистое, так чистое и есть, а муть, так вся на дно оседает. Сколько я

их предупреждал! Не доведут, говорю, вас до добра пирушки с этим Ваном.

Вот и попали в ловушку. Некого теперь винить!

- Да что он из себя представляет, этот Ван? - говорил Симэнь.

- Так, молокосос! Усы не отросли, а уж тоже мне, за девками ухажива-

ет. Разве ему с нами равняться! Небось, не знает, что к чему. Стыд и

смех!

- Да что он знает? - поддержал Боцзюэ. - Где ему, брат, с тобой рав-

няться! Ему про тебя сказать, так он умрет со страху.

Слуга подал чай.

- Вы пока в двойную шестерку поиграйте, - предложил Симэнь, - а я

пойду скажу, чтобы лапшу подавали. У нас сегодня лапшу делали.

Вскоре появился Циньтун и накрыл стол. Хуатун принес на квадратном

подносе четыре блюда закусок, а к ним ароматный соус из баклажанов, сою,

подливки из душистого перца и сладкого чеснока, а также три блюдца чес-

ночного соуса. Когда все расставили на столе, подали большое блюдо соло-

нины с серебряным половником и три пары палочек из слоновой кости.

Появился Симэнь и сел рядом с друзьями.

Потом подали три тарелки лапши, и все принялись за солонину, подливая

к ней чесночный соус и специи. Ин Боцзюэ и Се Сида, вооружившись палоч-

ками, вмиг опорожнили по чашке лапши, а немного погодя уплели по семи

чашек, тогда как Симэнь доедал вторую.

- Ну и глотка же у вас, дети мои! - воскликнул он.

- Скажи, брат, какая сестрица готовила лапшу, а? - спросил Боцзюэ. -

Вот мастерица! Пальчики оближешь!

- А соусы с подливками чем плохи?! - подхватил Се Сида. - Жаль, я

только что дома пообедал, а то бы еще с удовольствием чашку пропустил.

Оба раскраснелись и сняли халаты, повесив их на спинки своих стульев.

Циньтун убирал пустую посуду.

- Принеси-ка воды, - попросил Боцзюэ. - Рот прополоскать не мешает.

- А можно и чаю, - уточнил Сида. - Горячий чай чесночный запах отби-

вает.

Немного погодя Хуатун подал чай. После чаю они вышли на сосновую ал-

лею и прошлись до цветочных клумб. Тем временем Хуан Нин прислал четыре

коробки с подарками. Их внес Пиньань и показал Симэню. В одной коробке

были водяные орехи, в другой - каштаны, в третьей - четыре крупных моро-

женых пузанка и в четвертой - мушмула.

- Какая прелесть! - воскликнул Боцзюэ, заглядывая в коробки. - И где

только такие редкости откопали? Дай-ка хоть орешек попробовать.

Боцзюэ загреб целую пригоршню каштанов и протянул несколько штук Се

Сида.

- Другой ведь до седых волос доживет, а то и на тот свет уйдет, да

так и не отведает таких вот яств, - говорил он.

- Будде, сукин сын, не поднес, а уж сам хватаешь, - заметил Симэнь.

- А к чему Будде-то, когда они мне по вкусу? - возразил Боцзюэ.

Симэнь распорядился отнести подарки в задние покои.

- Попроси матушку выдать три цяня, - наказал он слуге.

- А кто же принес-то, Ли Чжи или Хуан Нин? - спросил Боцзюэ.

- Хуан Нин, - ответил Пиньань.

- Повезло сукину сыну, - заметил Боцзюэ. - Еще и три цяня получит.

Но не будем говорить, как Симэнь наблюдал за игрою Боцзюэ и Се Сида.

Перейдем пока в покои Юэнян.

После обеда она с Гуйцзе, Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь, Пинъэр и падчери-

цей вышла из залы. Они сидели в галерее, когда из-за ширмы показалась

голова цирюльника Чжоу.

- А, Чжоу! - воскликнула Пинъэр. - Кстати явился. Заходи. У малыша

волосы отросли. Постричь надо.

Чжоу поспешно отвесил земной поклон.

- Мне и батюшка наказывал постричь наследника, - сказал он.

- Сестрица! - обратилась к Пинъэр хозяйка. - Принеси календарь. Пог-

ляди, подходящий ли нынче день.

- Сяоюй! - крикнула Цзиньлянь. - Ступай, принеси календарь.

Цзиньлянь раскрыла календарь и сказала:

- Сегодня у нас двадцать первое число четвертой луны. День под знака-

ми гэн-сюй. Металл водворился в созвездии Лоу. Сторожит металлический

пес /4/. День молитв, служебных выездов, шитья, купания, стрижки и зак-

ладки постройки. Наиболее благоприятное времяполдень.

- Раз счастливый день, - заключила Юэнян, - пусть нагревают воду. На-

до будет потом ему голову вымыть. - Юэнян обернулась к цирюльнику: - А

ты стриги потихоньку да забавляй его пока чем-нибудь.

Сяоюй встала рядом с платком, куда собирала волосы. Не успел ци-

рюльник начать стрижку, как Гуаньгэ разразился громким плачем. Чжоу спе-

шил стричь, а младенец тем временем так закатился, что и голоса лишился.

Личико его налилось кровью. Перепуганная Пинъэр не знала, что и делать.

- Брось! - крикнула она. - Хватит!

Цирюльник с испугу бросил инструменты и опрометью выбежал наружу.

- Я же говорила: ребенок слабый, - заметила Юэнян. - Самим надо

стричь, а не звать кого-то... Одно беспокойство.

На счастье, Гуаньгэ наконец успокоился, и у Пинъэр будто камень от

сердца отвалило. Она обняла сына.

- Ишь какой нехороший Чжоу! - приговаривала она. - Ворвался и давай

стричь мальчика. Только обкорнал головку да сыночка моего напугал. Вот

мы ему зададим!

Она с Гуаньгэ на руках подошла к Юэнян.

- Эх ты, пугливый ты мой! - говорила Юэнян. - Тебя постричь хотели, а

ты вон как расплакался. Обкорнали тебя, на арестанта теперь похож.

Она немного поиграла с малышом, и Пинъэр передала его кормилице.

- Грудь пока не давай, - наказывала ей хозяйка. - Пусть пока успоко-

ится и поспит.

Жуи /5/ унесла младенца в покои Пинъэр.

Прибыл Лайань и стал собирать инструменты цирюльника Чжоу. - Чжоу от

страха побледнел, у ворот стоит, - сказал он.

- А покормили его? - спросила Юэнян.

- Покормили, - отвечал Лайань. - Батюшка ему пять цяней дал.

- Ступай, налей ему чарочку вина, - распорядилась хозяйка. - Напугали

человека. Нелегко ему деньги достаются.

Сяоюй быстро подогрела вина и вынесла с блюдом копченой свинины. Ла-

йань накормил цирюльника, и тот ушел.

- Загляни, пожалуйста, в календарь, - попросила хозяйка Цзиньлянь. -

Скажи, когда будет день жэнь-цзы.

- Двадцать третьего, в преддверии дня Колошения хлебов, - глядя в ка-

лендарь, сказала Цзиньлянь. - А зачем это тебе понадобилось, сестрица?

- Да так просто, - отвечала Юэнян.

Календарь взяла Гуйцзе.

- Двадцать четвертого у нашей матушки день рождения, - говорила она,

- как жаль, я не смогу быть дома.

- Десятого в прошлом месяце у твоей сестры день рождения справляли, -

заметила Юэнян, - а тут уж и мамашин подоспел. Вам в веселых домах

день-деньской приходится голову ломать, как деньги заработать, а по но-

чам - как чужого мужа заполучить. Утром у вас мамашин день рождения, в

обед - сестрин, а к вечеру - свой собственный. Одни рождения, когда их

по три на день, изведут. А какого захожего оберете, всем заодно рождение

можно справлять. Гуйцзе ничего не сказала, только засмеялась. Тут вошел

Хуатун и позвал ее к хозяину. Она поспешила в спальню Юэнян, поправила

наряды, попудрилась и, пройдя через сад, направилась к крытой аллее, где

за ширмами и занавесками стоял квадратный стол, ломившийся от яств. Были

тут два больших блюда жареного мяса, два блюда жареной утятины, два блю-

да вареных пузанков, четыре тарелки печенья - розочек, две тарелки жаре-

ной курятины с ростками бамбука под белым соусом и две тарелки жареных

голубят.