Роман в четырех частях
Вид материала | Документы |
- Тест по роману «Обломов» И. А. Гончарова., 55.06kb.
- Обломов Роман в четырех частях Часть первая, 5871.24kb.
- Идиот Роман в четырех частях Часть первая, 7878.62kb.
- Волк и семеро козлят, 53.28kb.
- Тарас дрозд роман с розой, 1524.74kb.
- Л. соболев его военное детство в четырех частях, 7805.99kb.
- Роман Москва «Детская литература», 3628.68kb.
- Библиотека Альдебаран, 4748.57kb.
- Конспект открытого урока по географии Класс: 6 Тема: Реки в природе и на географической, 68kb.
- Англ the Gothic novel, «черный роман», роман «ужасов» в прозе предромантизма и романтизма, 180.16kb.
III
- Здравствуй, Илья. Как я рад тебя видеть! Ну, что, как ты поживаешь?
Здоров ли? - спросил Штольц.
- Ох, нет, плохо, брат Андрей, - вздохнув, сказал Обломов, - какое
здоровье!
- А что, болен? - спросил заботливо Штольц.
- Ячмени одолели: только на той неделе один сошел с правого глаза, а
теперь вот садится другой.
Штольц засмеялся.
- Только? - спросил он. - Это ты наспал себе.
- Какое "только": изжога мучит. Ты послушал бы, что давеча доктор
сказал.
"За границу, говорит, ступайте, а то плохо: удар может быть".
- Ну, что ж ты?
- Не поеду.
- Отчего же?
- Помилуй! Ты послушай, что он тут наговорил: "живи я где-то на горе,
поезжай в Египет или в Америку..."
- Что ж? - хладнокровно сказал Штольц. - В Египте ты будешь через две
недели, в Америке через три.
- Ну, брат Андрей, и ты то же! Один толковый человек и был, и тот с ума
спятил. Кто же ездит в Америку и Египет! Англичане: так уж те так господом
богом устроены; да и негде им жить-то у себя. А у нас кто поедет? Разве
отчаянный какой-нибудь, кому жизнь нипочем.
- В самом деле, какие подвиги: садись в коляску или на корабль, дыши
чистым воздухом, смотри на чужие страны, города, обычаи, на все чудеса...
Ах, ты!
Ну, скажи, что твои дела, что в Обломовке?
- Ах!.. - произнес Обломов, махнув рукою.
- Что случилось?
- Да что: жизнь трогает!
- И слава богу! - сказал Штольц.
- Как слава богу! Если б она все по голове гладила, а то пристает, как
бывало в школе к смирному ученику пристают забияки: то ущипнет исподтишка,
то вдруг нагрянет прямо со лба и обсыплет песком... мочи нет!
- Ты уж слишком - смирен. Что же случилось? - спросил Штольц.
- Два несчастья.
- Какие же?
- Совсем разорился.
- Как так?
- Вот я тебе прочту, что староста пишет... где письмо-то? Захар, Захар!
Захар отыскал письмо. Штольц пробежал его и засмеялся, вероятно от
слога старосты.
- Какой плут этот староста! - сказал он. - Распустил мужиков, да и
жалуется! Лучше бы дать им паспорты, да и пустить на все четыре стороны.
- Помилуй, этак, пожалуй, и все захотят, - возразил Обломов.
- Да пусть их! - беспечно сказал Штольц. - Кому хорошо и выгодно на
месте, тот не уйдет; а если ему невыгодно, то и тебе невыгодно: зачем же его
держать?
- Вон что выдумал! - говорил Илья Ильич. - В Обломовке мужики смирные,
домоседы; что им шататься?..
- А ты не знаешь, - перебил Штольц, - в Верхлеве пристань хотят
устроить и предположено шоссе провести, так что и Обломовка будет недалеко
от большой дороги, а в городе ярмарку учреждают...
- Ах, боже мой! - сказал Обломов. - Этого еще недоставало! Обломовка
была в таком затишье, в стороне, а теперь ярмарка, большая дорога! Мужики
повадятся в город, к нам будут таскаться купцы - все пропало! Беда!
Штольц засмеялся.
- Как же не беда? - продолжал. Обломов. - Мужики были так себе, ничего
не слышно, ни хорошего, ни дурного, делают свое дело, ни за чем не тянутся;
а теперь развратятся! Пойдут чаи, кофеи, бархатные штаны, гармоники, смазные
сапоги... не будет проку!
- Да, если это так, конечно мало проку, - заметил Штольц... - А ты
заведи-ка школу в деревне...
- Не рано ли? - сказал Обломов. - Грамотность вредна мужику: выучи его,
так он, пожалуй, и пахать не станет...
- Да ведь мужики будут читать о том, как пахать, - чудак! Однако
послушай:
не шутя, тебе надо самому побывать в деревне в этом году.
- Да, правда; только у меня план еще не весь... робко заметил Обломов.
- И не нужно никакого! - сказал Штольц. - Ты только поезжай: на месте
увидишь, что надо делать. Ты давно что-то с этим планом возишься: ужель еще
все не готово? Что ж ты делаешь?
- Ах, братец! Как будто у меня только и дела, что по имению. А другое
несчастье?
- Какое же?
- С квартиры гонят.
- Как гонят?
- Так: съезжай, говорят, да и только.
- Ну, так что ж?
- Как - что ж? Я тут спину и бока протер, ворочаясь от этих хлопот.
Ведь один: и то надо и другое, там счеты сводить, туда плати, здесь плати, а
тут перевозка! Денег выходит ужас сколько, и сам не знаю куда! Того и гляди,
останешься без гроша...
- Вот избаловался-то человек: с квартиры тяжело съехать! - с удивлением
произнес Штольц. - Кстати о деньгах: много их у тебя? Дай мне рублей
пятьсот: надо сейчас послать; завтра из нашей конторы возьму...
- Постой! Дай вспомнить... Недавно из деревни прислали тысячу, а теперь
осталось... вот, погоди...
Обломов начал шарить по ящикам.
- Вот тут... десять, двадцать, вот двести рублей... да вот двадцать.
Еще тут медные были... Захар, Захар! Захар прежним порядком спрыгнул с
лежанки и вошел в комнату.
- Где тут две гривны были на столе? вчера я положил...
- Что это, Илья Ильич, дались вам две гривны! Я уж вам докладывал, что
никаких тут двух гривен не лежало...
- Как не лежало! С апельсинов сдачи дали...
- Отдали кому-нибудь, да и забыли, - сказал Захар, поворачиваясь к
двери.
Штольц засмеялся.
- Ах вы, обломовцы! - упрекнул он. - Не знают, сколько у них денег в
кармане!
- А давеча Михею Андреичу какие деньги отдавали? - напомнил Захар.
- Ах, да, вот Тарантьев взял еще десять рублей, - живо обратился
Обломов к Штольцу, - я и забыл.
- Зачем ты пускаешь к себе это животное? - заметил Штольц.
- Чего пускать! - вмешался Захар. - Придет словно в свой дом или в
трактир.
Рубашку и жилет барские взял, да и поминай как звали! Давеча за фраком
пожаловал: "дай надеть!" Хоть бы вы, батюшка, Андрей Иваныч, уняли его...
- Не твое дело, Захар. Подь к себе! - строго заметил Обломов.
- Дай мне лист почтовой бумаги, - спросил Штольц, - записку написать.
- Захар, дай бумаги: вон Андрею Иванычу нужно... - сказал Обломов.
- Ведь нет ее! Давеча искали, - отозвался из передней Захар и даже не
пришел в комнату.
- Клочок какой-нибудь дай! - приставал Штольц.
Обломов поискал на столе: и клочка не было.
- Ну, дай хоть визитную карточку.
- Давно их нет у меня, визитных-то карточек, - сказал Обломов.
- Что это с тобой? - с иронией возразил Штольц. - А собираешься дело
делать, план пишешь. Скажи, пожалуйста, ходишь ли ты куда-нибудь, где
бываешь? С кем видишься?
- Да где бываю! Мало где бываю, все дома сижу: вот план-то тревожит
меня, а тут еще квартира... Спасибо, Тарантьев хотел постараться,
приискать...
- Бывает ли кто-нибудь у тебя?
- Бывает... вот Тарантьев, еще Алексеев. Давеча доктор зашел... Пенкин
был, Судьбинский, Волков.
- Я у тебя и книг не вижу, - сказал Штольц.
- Вот книга! - заметил Обломов, указав на лежавшую на столе книгу.
- Что такое? - спросил Штольц, посмотрев книгу. - "Путешествие в
Африку". И страница, на которой ты остановился, заплесневела. Ни газеты не
видать...
Читаешь ли ты газеты?
- Нет, печать мелка, портит глаза... и нет надобности: если есть
что-нибудь новое, целый день со всех сторон только и слышишь об этом.
- Помилуй, Илья! - сказал Штольц, обратив на Обломова изумленный
взгляд. - Сам-то ты что ж делаешь? Точно ком теста, свернулся и лежишь.
- Правда, Андрей, как ком, - печально отозвался Обломов.
- Да разве сознание есть оправдание?
- Нет, это только ответ на твои слова; я не оправдываюсь, - со вздохом
заметил Обломов.
- Надо же выйти из этого сна.
- Пробовал прежде, не удалось, а теперь... зачем? Ничто не вызывает,
душа не рвется, ум спит спокойно! - с едва заметною горечью заключил он. -
Полно об этом... Скажи лучше, откуда ты теперь?
- Из Киева. Недели через две поеду за границу. Поезжай и ты...
- Хорошо; пожалуй... - решил Обломов.
- Так садись, пиши просьбу, завтра и подашь...
- Вот уж и завтра! - начал Обломов спохватившись. - Какая у них
торопливость, точно гонит кто-нибудь! Подумаем, поговорим, а там что бог
даст! Вот разве сначала в деревню, а за границу... после...
- Отчего же после? Ведь доктор велел? Ты сбрось с себя прежде жир,
тяжесть тела, тогда отлетит и сон души. Нужна и телесная и душевная
гимнастика.
- Нет, Андрей, все это меня утомит: здоровье-то плохо у меня. Нет, уж
ты лучше оставь меня, поезжай себе один...
Штольц поглядел на лежащего Обломова, Обломов поглядел на него.
Штольц покачал головой, а Обломов вздохнул.
- Тебе, кажется, и жить-то лень? - спросил Штольц.
- А что, ведь и то правда: лень, Андрей.
Андрей ворочал в голове вопрос, чем бы задеть его за живое и где у него
живое, между тем молча разглядывал его и вдруг засмеялся.
- Что это на тебе один чулок нитяный, а другой бумажный? - вдруг
заметил он, показывая на ноги Обломова. - Да и рубашка наизнанку надета?
Обломов поглядел на ноги, потом на рубашку.
- В самом деле, - смутясь, сознался он. - Этот Захар в наказанье мне
послан! Ты не поверишь, как я измучился с ним! Спорит, грубиянит, а дела не
спрашивай!
- Ах, Илья, Илья! - сказал Штольц. - Нет, я тебя не оставлю так. Через
неделю ты не узнаешь себя. Уже вечером я сообщу тебе подробный план о том,
что я намерен делать с собой и с тобой, а теперь одевайся. Постой, я
встряхну тебя. Захар! - закричал он. - Одеваться Илье Ильичу!
- Куда, помилуй, что ты? Сейчас придет Тарантьев с Алексеевым обедать.
Потом хотели было...
- Захар, - говорил, не слушая его, Штольц, - давай ему одеваться.
- Слушаю, батюшка, Андрей Иваныч, вот только сапоги почищу, - охотливо
говорил Захар.
- Как? У тебя не чищены сапоги до пяти часов?
- Чищены-то они чищены, еще на той неделе, да барин не выходил, так
опять потускнели...
- Ну, давай как есть. Мой чемодан внеси в гостиную; я у вас
остановлюсь. Я сейчас оденусь, и ты будь готов, Илья. Мы пообедаем
где-нибудь на ходу, потом поедем дома в два, три, и...
- Да ты того... как же это вдруг... постой... дай подумать... ведь я не
брит...
- Нечего думать да затылок чесать... Дорогой обреешься: я тебя завезу.
- В какие дома мы еще поедем? - горестно воскликнул Обломов. - К
незнакомым? Что выдумал! Я пойду, лучше к Ивану Герасимовичу; дня три не
был,
- Кто это Иван Герасимыч?
- Что служил прежде со мной...
- А! Этот седой экзекутор: что ты там нашел? Что за страсть убивать
время с этим болваном!
- Как ты иногда резко отзываешься о людях, Андрей, так бог тебя знает.
А ведь это хороший человек: только что не в голландских рубашках ходит....
- Что ты у него делаешь? О чем с ним говоришь? - спросил Штольц.
- У него, знаешь, как-то правильно, уютно в доме. Комнаты маленькие,
диваны такие глубокие: уйдешь с головой, и не видать человека. Окна совсем
закрыты плющами да кактусами, канареек больше дюжины, три собаки, такие
добрые!
Закуска со стола не сходит. Гравюры все изображают семейные сцены.
Придешь, и уйти не хочется. Сидишь, не заботясь, не думая ни о чем, знаешь,
что около тебя есть человек... конечно, немудрый, поменяться с ним идеей
нечего и думать, зато не хитрый, добрый, радушный, без претензий и не уязвит
тебя за глаза!
- Что ж вы делаете?
- Что? Вот я приду, сядем друг против друга на диваны, с ногами; он
курит...
- Ну, а ты?
- Я тоже курю, слушаю, как канарейки трещат. Потом Марфа принесет
самовар.
- Тарантьев, Иван Герасимыч! - говорил Штольц, пожимая плечами. - Ну,
одевайся скорей, - торопил он. - А Тарантьеву скажи, как придет, - прибавил
он, обращаясь к Захару, - что мы дома не обедаем и что Илья Ильич все лето
не будет дома обедать, а осенью у него много будет дела, и что видеться с
ним не удастся...
- Скажу, не забуду, все скажу, - отозвался Захар, - а с обедом как
прикажете?
- Съешь его с кем-нибудь на здоровье.
- Слушаю, сударь.
Минут через десять Штольц вышел одетый, обритый, причесанный, а Обломов
меланхолически сидел на постели, медленно застегивая грудь рубашки и не
попадая пуговкой в петлю. Перед ним на одном колене стоял Захар с нечищенным
сапогом, как с каким-нибудь блюдом, готовясь надевать и ожидая, когда барин
кончит застегивание груди.
- Ты еще сапог не надел! - с изумлением сказал Штольц. - Ну, Илья,
скорей же, скорей!
- Да куда это? Да зачем? - с тоской говорил Обломов. - Чего я там не
видал?
Отстал я, не хочется...
- Скорей, скорей! - торопил Штольц.