Вечер акмеистов в кабаре бродячая собака

Вид материала

Документы

Содержание Собираться к половине двенадцатого. Б. Пронин. Б. Пронин Б. Пронин. Голос из будущего. Анна Ахматова. Б. Пронин. Б. Пронин. Б. Пронин. Б. Пронин. Б. Пронин. Петербургские строфы 1913 (Ученики анализируют стихотворение.) Голос из будущего. Б. Пронин.

Подобный материал:

• «Литературное кафе «Бродячая собака», 369.8kb.
• Экскурсии из Гаваны Посещение кабаре «Тропикана», 80.82kb.
• Что читать летом, 14.07kb.
• Ценовой каталог, гарантированные номера, новости Кабаре, 51.05kb.
• Приложение №1 Инсценировка «Маяковский. Выступление в кабаре «Розовый фонарь», 219.5kb.
• Конкурс ученических рефератов «Кругозор» Собака помощник человека, 160.48kb.
• Холм Большого Будды, где сможете повязать амулет у монаха. Услышите рассказ, 181.49kb.
• Конструирование радиоэлектронной геофизической аппаратуры, 462.14kb.
• П. Ф. Пупышев Охотничьи легавые собаки, 720.5kb.
• Лекция-концерт, 160.1kb.

ВЕЧЕР АКМЕИСТОВ


В КАБАРЕ БРОДЯЧАЯ СОБАКА.





(Тихо играет музыка.)

Б. Пронин: (Элегантен, во фраке и белой рубашке, подходит к висящей на доске ярко оформленной афише-программе вечера; читает.)

Художественное общество Интимного театра — СПБ

26 января 1914 года

Подвал «Бродячая собака»

Михайловская пл., 5

Вечер лирики

Участвуют поэты А. Ахматова, M. Кузмин,

Н. Гумилев, О. Мандельштам.

Актеры: Н. Волохова, Л. Блок, И. Глебова-Судейкина.

Собираться к половине двенадцатого.

Вход исключительно по именным приглашениям Правления.

Плата 5 рублей. Актеры, поэты, художники, музыканты и

« Друзья Собаки" - 1 р.

Уважаемые дамы и господа! Вечер поэтов, указанный в про­грамме, начнется через 10 минут.

«Друг собаки» 1. «Бродячая собака» была кабаре исключительно для артистов, художников и литераторов. Заводилой в этом предприятии был несомненно Борис Пронин.

Б. Пронин. «Собаку придумал всецело я... И вот у меня возникла мысль, что надо создать романтический кабачок, куда бы мы все, «бродячие собаки», могли приткнуться, дешево прокормиться, и быть у себя, бродячие, бесприютные со6аки».

«Друг собаки» 1. Алексей Толстой так описывал Б. Прони­на: «Его голова была набита планами необыкновенных вечеров, немыслимых спектаклей, безумных кабаре. Если бы хватило силы, он бы весь свет превратил в бродячие театры, су­масшедшие праздники, всех женщин в коломбин, а мужчин в персонажи из комедии дель арте».

В Петербурге Пронин был,

Днем и ночью говорил.

Из его веселых слов

Стал бродячий пес готов.

(А. Толстой)

Б. Пронин. Посетителям кабаре прежде всего бросалось в глаза его оформление. Вот что писал о нем Рюрик Ивнев: «Талантливый художник Судейкин расписал стены и потолок бывшей прачечной яркими красками. Были куплены или раздобыты у любителей старины венецианские фонари; мебель нарочито простая - деревянные столики и табуреты, пестро раскрашенные; развешаны причудливые занавески, в нишах расставлены древние статуэтки; мигают электрические лампочки, зажигаясь по мере необходимости, чтобы создать нужное настроение. Сделано было все, чтобы гости были ошарашены если не настоящей роскошью, то пестротой и оригинальностью. Конечно, была и небольшая эстрада для выступлений».

«Друг собаки» 1. Одной из любопытных деталей была та, что публика «Бродячей собаки» незримой, но ощутимой чертой разделялась на две категории. Первая носила название «Друзей собаки» и состояла из поэтов, художников, музыкантов, артистов, другая - из людей посторонних искусству, но желающих провести время в обществе знаменитых или известных деятелей искусства. Официально они назывались «гостями», но за глаза их именовали презрительно «фармацевтами». (Вероятно, кто-нибудь из поэтов или художников бросил невзначай это словечко, и оно так понравилось, что получило «гражданство».)

«Бродячая собака» имела и свою летопись в виде огромного, переплетенного в свиную кожу фолианта, лежавшего при входе, в который все посетители были обязаны по меньшей мере вносить свои имена, поэты - экспромты, художники - зарисовки.

Б. Пронин (встречает и представляет входящих поэтов, предлагает им расписаться в «свиной книге», усаживает на свободные места за столики. Публика приветствует каждого из поэтов)

Анна Андреевна Ахматова и Николай Степанович Гумилев!

Михаил Алексеевич Кузмин!

Осип Эмильевич Мандельштам!

Господа, пора начинать! У нас в гостях «Цех поэтов». Первым просим читать Николая Степановича Гумилева.

«Друг собаки» 2. Вот как описывает внешность Гумилева его ученица поэтесса Ирина Одоевцева: «Все в нем особенное и особенно некрасивое. Продолговатая, словно вытянутая вверх голова, с непомерно высоким плоским лбом. Волосы, стриженные под машинку, неопределенного цвета, жидкие, будто молью траченные брови. Под тяжкими веками совершенно плоские глаза. Пепельно-серый цвет лица. Узкие бледные губы, улыбается он тоже совсем особенно. В его улыбке что-то жалкое и в то же время лукавое. Что-то азиатское. Сидит чересчур прямо, высоко подняв голову. Узкие руки с длинными пальцами, похожими на бамбуковые палочки, скрещены на столе. Одна нога заброшена на другую. Он сохраняет полную неподвижность. Он, кажется, даже не играет. Только бледные губы шевелятся на его застывшем лице. Косые плоские глаза светятся особенным таинственным светом. О нем, конечно, писала это Ахматова:

«И загадочных темных ликов

На меня поглядели очи».

Поэзия «серебряного века» немыслима без имени Николая Степановича Гумилева (1886-1921). Создатель литературного течения акмеизм, он завоевал интерес читателей не только талантом, оригинальностью стихов, но и необычной судьбой, страстной любовью к путешествиям, которые стали не­отъемлемой частью его жизни и творчества.

Сын военного врача, Н.С. Гумилев окончил Царскосельскую гимназию, директором и преподавателем которой был известный поэт И.Ф. Анненский, воспитавший в своем ученике любовь к литературе. Современники описывают «белобрысого, самоуверенного юношу, внешне крайне неблагообразного, с косящим взглядом и шепелявой речью». Однако такое несколько ироническое отношение вскоре сменилось уважением и всеобщим признанием. Молодой поэт твердо поставил перед собой цель - стать героем, смельчаком, выбирающим трудные и опасные пути, бросающим вызов всему миру. От природы робкий, физически слабый, он приказал себе стать сильным и решительным. Пришлось ломать свой характер, отказывать себе в житейских радостях, отправляться в длинные рискованные путешествия по джунглям Африки, пескам Сахары, горам Абиссинии, экзотическим лесам Мадагаскара, охотиться на львов и носорогов, пойти добровольцем на фронт в первую мировую войну, где за храбрость он был удостоен двумя Георгиевскими крестами.

Необычной, романтичной, экзотичной была и поэзия Н.С. Гумилева. Он блистательно владел стихотворным мастерством, его лирика отличается гармонией формы, стройностью и завершенностью, изысканностью рифм, благозвучием стиха. Герои его произведений - капитаны, флибустьеры, открыватели новых земель, охотники, рыцари, мореплаватели. Даже названия стихотворений Гумилева поражают географическим размахом его впечатлений: «Озеро Чад», «Сахара», «Абиссинские песни», «Африканская ночь», «Замбези», «Нигер» и др. Много в стихах экзотических животных (гиена, ягуар, кенгуру, попугай, жираф, носорог), не только описанных с глубоким знанием их повадок, но и наделенных внутренним миром.

Б. Пронин. Николай Степанович, просим!

Гумилев (выходит на эстраду, читает)

ЖИРАФ

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далеко, далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.


Ему грациозная стройность и нега дана,

И шкуру его украшает волшебный узор,

С которым равняться осмелится только луна,

Дробясь и качаясь на влаге широких озер.


Вдали он подобен цветным парусам корабля,

И бег его плавен, как радостный птичий полет.

Я знаю, что много чудесного видит земля,

Когда на закате он прячется в мраморный грот.


Я знаю веселые сказки таинственных стран

Про черную деву, про страсть молодого вождя,

Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,

Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.


И как я тебе расскажу про тропический сад,

Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав...

Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

(Сентябрь 1907)

После краткого обсуждения читательских впечатлений пре­доставим слово ученику, готовившему анализ.

Стихотворение экзотично, наполнено впечатлениями дальних странствий поэта. Первое, на что обращает внимание читатель, - образ диковинного животного жирафа, прекрасное описание которого в центре стихотворения. Он невероятно красив. «Изысканный» - вот неожиданное слово, поражающее чи­тателя. Дальше это впечатление развивается в картинных зрительных образах, ярких и красочных. Мелодия стихотворения ласкает, завораживает. Особую музыкальность создает и нечастый размер - пятистопный амфибрахий, словно качающий слушателя на волне стиха, и анафоры, повторы, мастерское использование аллитерации (особенно часто пов­торяется плавный звук л при описании жирафа).

Красота жирафа, изысканная музыка стиха словно ото­двигает на какое-то время обрамление стихотворения. А оно очень важно для понимания сокровенного смысла. Это обращение к женщине, мягкое, трепетное. Она - хрупкое, нежное создание с богатым внутренним миром. Ей сегодня особенно грустно. И чтобы утешить любимую, отвлечь ее от тяжелых будней повседневности, поэт рассказывает прекрасную сказку про далекую землю, «про тропический сад, // Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав...». Но прекрасная сказка не может утешить ту, которая «слишком долго вдыхала тяжелый туман». И снова звучит ласкающее, завораживающее воображение и слух:

Послушай... далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Лирический герой стихотворения - романтик, мечтатель. Ему свойственна яркость, праздничность восприятия жизни, нежность, трепетное внимание к внутреннему миру близкого человека. Несмотря на экзотику деталей, стихотворение удивительно русское из-за пронизывающего его чувства грусти. И может быть Африка, как в чеховском «Дяде Ване», - это мечта, голубой корабль на горизонте, который помогает человеку уйти от обыденности жизни?

Голос из будущего. Революцию 1917 г. он принял - да, пожалуй, никак не принял. О своих политических убеждениях всегда писал: «Аполитичен».

3 августа 1921 г. Гумилев был арестован по подозрению в участии в белогвардейском заговоре. На следствии он не пытался спасти свою жизнь, а гордо заявлял о своих монархических убеждениях. 24 августа был расстрелян по постановлению Петроградской Губчека. По свидетельству современного юриста Г.А. Терехова, в деле Н.С. Гумилева «содержатся лишь документы, подтверждающие недонесение им о существовании контрреволюционной организации, в которую он не вступил» (подчеркнуто нами. - Е.К.).

«Друг собаки» 3. Рядом с Гумилевым его жена, Анна Ахматова. Поэт-акмеист Георгий Иванов так описывает свои впечатления от прекрасного портрета поэтессы, созданного художником Альтманом.

«Цвет медного купороса, злой меди - это фон картины Альтмана. Несколько оттенков зелени. Зелени ядовито-холодной. Даже не малахит - медный купорос. Острые линии рисунка тонут в этих беспокойно-зеленых углах и ромбах. Это должно изображать деревья, листву, но не только не напоминает, но, напротив, кажется чем-то враждебным.

На этом фоне - женщина - очень тонкая, высокая и бледная. Ключицы резко выдаются. Черная, точно ла­кированная челка закрывает лоб до бровей. Смугло-бледные щеки, бледно-красный рот. Тонкие ноздри просвечивают. Глаза, обведенные кругами, смотрят холодно и неподвижно - точно не видят окружающего.

...Только кубы, ромбы да углы и все черты лица, все линии фигуры - в углах. Угловатый рот, угловатый изгиб спины, углы пальцев, углы локтей. Даже подъем тонких, длинных ног - углом. Разве бывают такие женщины в жизни? Это вымысел художника! Нет - это живая Ахматова».

Анна Ахматова. «Коротко о себе»

«Я родилась 11 (23) июня 1989 г. под Одессой. Мой отец был в то время отставной инженер-механик флота. Годовалым ребенком я была перевезена на север - в Царское Село. Там я прожила до 16 лет». «Читать я училась по азбуке Л. Толстого.

В 5 лет, слушая, как учительница занималась со старшими детьми, я тоже начала говорить по-французски. Первое стихотворение написала, когда мне было 11 лет». Училась я в Царскосельской женской гимназии. Сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно». «В 1910-м (25 апр.) я вышла замуж за Н.С. Гумилева, и мы поехали на месяц в Париж». «В 1912 г. вышел мой первый сборник стихов «Вечер». Напечатано было всего 300 экземпляров. Критика отнеслась к нему благосклонно. 1 октября 1912 г. родился мой единственный сын Лев. В марте 1914 вышла вторая книга «Четки»».

Б. Пронин. Прочтите что-нибудь, пожалуйста.

А. Ахматова (выходит на эстраду)

ВЕЧЕРОМ

Звенела музыка в саду

Таким невыразимым горем.

Свежо и остро пахли морем

На блюде устрицы во льду.


Он мне сказал:« Я верный друг!»

И моего коснулся платья.

Как не похожи на объятья

Прикосновенья этих рук.


Так гладят кошек или птиц,

Так на наездниц смотрят стройных...

Лишь смех в глазах его спокойных

Под легким золотом ресниц.


А скорбных скрипок голоса

Поют за стелющимся дымом:

«Благослови же небеса –

Ты первый раз одна с любимым».

1913

(Садится.)

Б. Пронин. Мило, не правда ли? Ваше мнение, господа.

(Ученики дают свою интерпретацию стихотворения.)

Это стихотворение, как и вся ранняя лирика А. Ахматовой, интимное, камерное. В нем раскрывается мир переживаний женской души, утонченной, возвышенной, захваченной большим чувством, но безответным. Лирика Ахматовой драматична, и в этом стихотворении развертывается небольшая, но напряженная, насыщенная переживаниями новелла.

Первая строфа - лаконичное и психологически насы­щенное описание места действия: ресторан в саду, где встретилась героиня с возлюбленным. Сразу обращает на себя внимание бытовая деталь, выписанная ярко и колоритно: «Свежо и остро пахли морем // На блюде устрицы во льду». За любой предметной подробностью в лирике Ахматовой стоит глубоко скрытое переживание. Вот и в этих строчках эпитеты призваны не столько передать впечатление от изысканного и утонченного блюда, сколько приоткрыть душевное состояние героини: острота и необычность нового чувства, напряженное ожидание любви. Но счастья ли? Первые строки, которые современному читателю иногда кажутся банальными из-за того, что цитируются в ситуации, лишь внешне напоминающей обстановку стихотворения, уже намечают конфликт, служат прологом лирической драмы. Ее развитие передано в реплике («Я верный друг» — так говорят расставаясь, а не начиная отношения), жесте и размышлениях героини («И моего коснулся платья. // Как не похожи на объятья // Прикосновенья этих рук»), деталях внешности («Лишь смех в глазах его спокойных...»), остро воспринимаемых и анализируемых. В стихотворении нет прямого выражения эмоций, его психологизм скрытый: через перечисленные детали передаются напряженные душевные переживания героини, трагедия неразделенного - в той мере, к какой стремится высокая и гордая, требовательная душа, - чувства.

Музыкальная реминисценция последней строфы, полностью повторяющая эмоциональную интонацию первой, - куль­минация душевного напряжения. Тут и благословение чувству, без которого не может существовать героиня, которое дает ощущение полноты и напряженности жизни, и понимание того, что это чувство не получит достойного его ответа.

Напряженность, утонченность и сила лирического переживания прекрасно переданы особенностями ахматовского стиха. Строчки, написанные привычным четырехстопным ямбом, содержат множество пиррихиев (особенно во 2-м и 3-м стихах), передающих драматизм состояния лирической героини,

естественность разговорных интонаций. Эмоциональное впечатление усиливают переносы - признак взволнованности, напряженности чувства. Рифмовка в строфе - не традиционная перекрестная, а менее привычная, опоясывающая, со­ответствующая изысканности стиля стихотворения. Любопытен его фонетический рисунок: обычных для любовного сти­хотворения сонорных в нем не так уж много, и они словно перебиваются резкими с-з-ж-ц, что также усиливает драму неразделенной любви.

Голос из будущего

1921 г. - расстрел Гумилева.

1934 г. - арест сына Льва Николаевича Гумилева и мужа А. Ахматовой Н.Н. Пунина.

1946 г. - постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград», доклад А.А. Жданова о М. Зощенко и А. Ах­матовой, их исключение из Союза писателей как не со­ответствующих в своем творчестве Уставу Союза, гласящего, что членами Союза советских писателей могут быть художники слова, «стоящие на платформе советской власти и участвующие в социалистическом строительстве». Только в 1953 г. Ахматову восстановили в Союзе писателей.

Умерла Анна Андреевна в 1966 г.

Б. Пронин. Михаил Алексеевич Кузмин!

«Друг собаки» 4. Поэт, прозаик, литературный критик, переводчик, композитор, автор музыки к спектаклю по пьесе А. Блока «Балаганчик». Старший из всех акмеистов. В 1913 г., когда проходит наш вечер, ему уже перевалило за сорок. Теоретик акмеизма. Именно он в 1910 г. опубликовал статью «О прекрасной ясности», где сформулированы важнейшие принципы акмеизма. Яркая, неординарная личность. По свидетельству И. Одоевцевой, сотни историй рассказывали о нем в Петербурге. «Кузмин - король эстетов, законодатель мод и тона. Он - русский Брюмель. У него 365 жилетов... Он старообрядец. В Париже он танцевал канкан с моделями Тулуз-Лотрека. Он носил вериги и провел два года послушником в итальянском монастыре». А вот что писал о нем М. Волошин: «Когда видишь Кузмина в первый раз, то хочется спросить его: «Скажите откровенно, сколько вам лет?», но не решишься, боясь получить в ответ: «Две тысячи»... Несомненно, что он умер в Александрии молодым и красивым юношей и весьма искусно набальзамирован... Но почему же он возник теперь, здесь, между нами, в трагической России, с лучом эллинской радости в своих звонких песнях и ласково смотрит на нас своими жуткими, огромными глазами, уставшими от тысячелетий?»

Противоречивыми были и оценки творчества поэта, которое одни называли салонным, манерным, жеманным, другие восхищались жизнерадостным восприятием мира, утонченностью, изяществом стиха, любовно выписанными бытовыми деталями, мастерством стилизации, особенно проявившимся в цикле «Александрийские песни».

Б. Пронин. Послушаем и оценим.

И. Кузмин (выходит на эстраду, читает.)

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

все мы четыре любили, но все имели разные

«потому что»:

одна любила, потому что так отец с матерью

ей велели,

другая любила, потому что богат был ее любовник,

третья любила, потому что он был знаменитый

художник,

а я любила, потому что полюбила.

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

все мы четыре желали, но у всех были разные

желанья:

одна желала воспитывать детей и варить кашу,

другая желала надевать каждый день новые платья,

третья желала, чтоб все о ней говорили,

а я желала любить и быть любимой.

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

все мы четыре разлюбили, но все имели разные

причины:

одна разлюбила, потому что муж ее умер,

другая разлюбила, потому что друг ее разорился,

третья разлюбила, потому что художник ее бросил,

а я разлюбила, потому что разлюбила.


Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

может быть, нас было не четыре, а пять?

Б. Пронин. Браво! Прошу высказаться! (Ученики дают анализ стихотворения.) Это стихотворение входит в цикл «Александрийские песни», который принес славу М.А. Кузмину. Названием книги поэт как будто настраивает читателя на восприятие своих восточных, египетских впечатлений. Но это ожидание обманчиво. Автор не описывает восточный город, он создает свою Александрию, где в радостной гармонии находятся телесное и духовное, где нет места тревогам, где царят культ любви, чувственной радости, изящной вещи.

Название цикла может вызвать у читателя и чисто литературные ассоциации. Александрийский стих - особая форма поэзии, распространенная в Западной Европе, особенно во Франции, а в России использовавшаяся классицистами В.А. Тредиаковским, М.В. Ломоносовым, А.П. Сумароковым, М.М. Херасковым. Но ожидания читателя увидеть стилизацию под классическую сатиру или элегию также обмануты. Перед нами не шестистопный ямб с цезурой после третьей стопы и парной рифмовкой, а свободный безрифменный стих с причудливым ритмическим рисунком.

М.А. Кузмин, смотревший на искусство как на «веселое, божественное, не думающее о цели ремесло», словно играет с читателем, провоцируя его на поиски «смысла в том, что смысла не имеет». Вот и в этом стихотворении, легком, ироничном, идет веселая игра-импровизация на тему любви. Каждое слово поэта конкретно, нет иносказаний, символов, метафор. Перед нами искусно выстроенный монолог-рассуждение с живыми интонациями, прозаизмами, повторами, сходным построением каждой части.

И финал стихотворения - нарочито незавершенный, со­держащий вопрос-обращение - не та ли же игра с читателем этого влюбленного в жизнь и легкое искусство эстета?

Б. Пронин. Осип Эмильевич Мандельштам!

«Друг собаки» 5. «Так вот он какой - Мандельштам! На щуплом теле (костюм, разумеется, в клеточку, и колени, разумеется, вытянуты до невозможности, что не мешает явной франтоватости: шелковый платочек, галстук на боку, но в горошину), на щуплом маленьком теле несоразмерно большая голова. Может быть, она и не такая большая, - но она так утрированно откинута назад на чересчур тонкой шее, так пышно вьются и встают дыбом мягкие рыжеватые волосы (при этом посередине черепа лысина - и порядочная), так торчат оттопыренные уши... И еще чичиковские баки пучками! И голова кажется несоразмерно большой. Глаза прищурены, полузакрыты веками - глаз не видно. Движения страшно несвободные».

Современники отмечали резкое несовпадение в этой личности человека и поэта: «в жизни казался ребенком, капризным, обидчивым, суетливым» и вместе с этим «у него настоящая повадка художника», серьезное отношение к искусству, глубокие знания, острота и самобытность суждений, умение работать самозабвенно, страстная одержимость словом, его звучанием, таинственной музыкой стихотворной речи. Жена поэта Н.Я. Мандельштам рассказывала: «Стихи начинаются так: в ушах звучит назойливая, сначала неоформленная, а потом точная, но еще бессловесная музыкальная фраза... У меня создалось ощущение, что стихи существуют до того, как они сочинены... Весь процесс сочинения состоит в напряженном улавливании и проявлении уже существующего и неизвестно откуда транслирующегося гармонического и смыслового единства, постепенно воплощающегося в слова». О стихах Мандельштама не хочется сказать «написаны» или «со­чинены». Они «сотворены», пропеты на одном дыхании, словно подслушаны у ветров времени.

А время было трудное, временами трагическое.

О.Э. Мандельштам родился в 1891 г. Сын купца, выросший в Петербурге, он окончил Тенишевское училище, был студентом Сорбонны, Гейдельбергского и Петербургского университетов. Еще в Париже познакомился с Н.С. Гумилевым, позднее с А.А. Ахматовой. С 1911 г. входит в объединение «Цех поэтов», примыкает к акмеистам, хотя эта связь была скорее декларируемой, чем подлинной. В 1913 г. вышла первая книга стихотворений «Камень», после которой о совсем еще юном поэте заговорили как о сложившемся мастере. Мандельштама увлекает архитектурная пропорция, воплощенная в «бесстрастном материале» - камне. В сборнике много стихотворений, прямо посвященных зодчеству («Айя-София», «Notre Dame», «Адмиралтейство»), стихотворений о творческой личности (Бах, Бетховен, Озеров), об искусстве и произведениях искусства («Кинематограф», «Федра», «Домби и сын»). Творчество Мандельштама вобрало в себя и творчески переплавило память более чем тысячелетней культуры: вос­торженное отношение к античности, увлечение Средневековьем и Ренессансом, русским ампиром, воплощенным в Петербурге.

Б. Пронин. Осип Эмильевич, просим!

О. Мандельштам (выходит на эстраду)

ПЕТЕРБУРГСКИЕ СТРОФЫ

Над желтизной правительственных зданий

Кружилась долго мутная метель,

И правовед опять садится в сани,

Широким жестом запахнув шинель.

Зимуют пароходы. На припеке

Зажглось каюты толстое стекло.

Чудовищна, - как броненосец в доке, -

Россия отдыхает тяжело.

А над Невой - посольства полумира,

Адмиралтейство, солнце, тишина!

И государства жесткая порфира,

Как власяница грубая, бедна.

Тяжка обуза северного сноба -

Онегина старинная тоска;

На площади Сената - вал сугроба,

Дымок костра и холодок штыка...

Черпали воду ялики, и чайки

Морские посещали склад пеньки,

Где, продавая сбитень или сайки,

Лишь оперные бродят мужики.

Летит в туман моторов вереница.

Самолюбивый, скромный пешеход,

Чудак Евгений бедности стыдится,

Бензин вдыхает и судьбу клянет!

1913 (Ученики анализируют стихотворение.)

Георгий Иванов вспоминает свое первое впечатление от стихотворений Мандельштама: «Стихи были удивительны. Они прежде всего удивляли». Уже на слух ощущается торжественность тона, артикуляционная и фонетическая четкость каждого слова, стройность композиции. Возникают ассоциации с Пушкиным и его героями, хотя значение пушкинских образов не раскрывается в первом чтении. В читательском восприятии стихотворение часто распадается на отдельные строфы и даже строки, связь между которыми не так-то легко обнаружить.

Уже заглавием «Петербургские строфы» подчеркивается, что в стихотворении проходит несколько картин, впечатлений, воспоминаний, размышлений по поводу северной столицы, причем строфы соединены не логической, а иной, ассо­циативной последовательностью. Постараемся ее обнаружить.

«Над желтизной правительственных зданий...» За­медленность стиха, торжественная неторопливость тона, размытость ритмического рисунка, обилие пиррихиев (три ударных слога в пятистопном ямбе), аллитерация на шипящие и свистящие и особенно слово желтизна, вызывающее не столько цветовые, сколько эмоционально-оценочные ассоциации... Зимний Петербург, столица Российской империи. Ряд картин, сменяющихся, как в кадрах кинематографа, общих, средних и крупных планов. Конкретные, предметные детали современного автору Петербурга: мутная метель к вечеру сменилась солнцем, государственные служащие едут домой. И в то же время слова и картины рождают неожиданные ассоциации. Вот зимующий на Неве пароход с сияющими на солнце иллюминаторами кают. И появляется образ, вроде бы не связанный с основной темой стихотворения, но на самом деле великолепно «работающий» на нее:

Чудовищна, - как броненосец в доке, -

Россия отдыхает тяжело.

Чудовищна... Какие ассоциации вызывает эпитет? Только ли географической протяженности? Бесперспективны попытки искать в каждом стихотворении Мандельштама социальный смысл, но и полностью лишать их социальности также не­продуктивно, что прекрасно доказывает третья строфа стихотворения:

А над Невой - посольства полумира,

Адмиралтейство, солнце, тишина!

И государства жесткая порфира,

Как власяница грубая, бедна.

В сравнении - смысловой оксюморон, соединение несоединимого. Порфира - длинная пурпурная мантия, надеваемая монархами в торжественных случаях, один из символов власти. Власяница - длинная грубая рубашка, которую аскеты носят на голом теле, царапающая кожу и причиняющая постоянное неудобство. Отношение поэта к «жесткой порфире» государства явно скептическое. Почему? Поищем ответ в следующих строфах стихотворения.

В четвертой строфе появляется реминисценция образа Онегина, пушкинская тема. Впрочем, почему только сейчас? Разве картины Петербурга не вызывали в памяти ассоциации с описанием северной столицы в «Медном всаднике», «Евгении Онегине»? Но теперь в авторскую современность открыто входит пушкинский герой и связанная с ним декабристская тема («На площади Сената - вал сугроба, // Дымок костра и холодок штыка...»). Это тоже официальный, пра­вительственный Петербург. И снова резко по сложной логике ассоциативного мышления меняется картина стихотворения: «Черпали воду ялики, и чайки // Морские посещали склад пеньки...». Окраина, морские пристани. Откуда они в стихотворении? В читательском сознании возникают ассоциации с «Медным всадником» и еще одним пушкинским героем, который после потрясения от наводнения и гибели невесты «весь день бродил пешком // А спал на пристани». В последней строфе этот герой прямо назван, и каждое слово в его характеристике («самолюбивый, скромный пешеход», «бедности стыдится», «судьбу клянет») вызывает в памяти соответствующие строки «Медного всадника»:

О чем же думал он? о том,

Что был он беден, что трудом

Он должен был себе доставить

И независимость и честь;

Что мог бы бог ему прибавить

Ума и денег...

Но пушкинский «чудак Евгений» в стихотворении О. Ман­дельштама «бензин вдыхает», он вырван из контекста своей эпохи и перенесен в иной век, где «летит в туман моторов вереница». Таким образом, в последней строфе происходит стык истории и современности, которые до сих пор шли в сти­хотворении параллельно. На картины Петербурга XX в. как бы накладываются исторические, литературные ассоциации, пушкинские образы как знаки русской культурной традиции. Петербург у Мандельштама, как и у Пушкина, - средоточие исторических судеб России, где предельно заострены проблемы человек-государство, человек-власть, человек-время. Сим­волическая образность петербургской поэмы помогает понять главную мысль стихотворения: неприятие государственной машины, подавляющей человека, превращающей его лишь в «строительный камень» для государства.

Таким образом, в «Петербургских строфах» представлено широчайшее силовое поле культурных знаков иной эпохи, и читателю надо обладать богатым эстетическим опытом, ис­торическими и литературными знаниями, чтобы вызвать в соз­нании ассоциации, необходимые для понимания стихотворения.

Голос из будущего.

«Мне на плечи кидается век-волкодав...» Тончайший лирик, как никто чувствовавший свое время, Мандельштам в 20-30-е годы становится все более трагическим поэтом. Осенью 1933 г. он пишет небольшое стихотворение против начинающегося культа личности Сталина.

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлевского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

А слова, как пудовые гири, верны.

Тараканьи смеются усища,

И сияют его голенища.

Арест, ссылка в Воронеж, новый арест, дальневосточный лагерь и смерть в декабре 1938 г. (Звучит скорбная музыка.)

Б. Пронин. Друзья! Наш вечер подошел к концу. Мы благодарим поэтов за их стихи, вас за внимание и будем очень рады, если ваши отзывы о вечере, о стихах или хотя бы об одном стихотворении вы оставите в «свиной книге». Мы говорили о поэтах и поэзии. Но настоящую оценку их творчеству может дать только время, только будущее.

Голос из будущего.

И если подлинно поется

И полной грудью, наконец,

Все исчезает – остается

Пространство, звезды и певец!

О.Э. Мандельштам




Дом, где размещался

подвал «Бродячая собака»

(ныне - пл. Искусств,5)