Вячеслав Майоров Александр Сергеевич

Вид материалаДокументы

Содержание


Пушкин. Благодарю вас. Старик.
Пушкин. Страшные слова вы говорите! Старик.
Пушкин. Во что же нам верить? Старик.
Пушкин. Однако, человек, зная, что неминуема смерть его - живет, любит, страдает, мыслит, творит! Старик.
Пушкин. Так ли обернутся мысли и деяния наши? Расслышат ли наш голос потомки? Старик.
Пушкин. Да, у нас, как и у них, нет права на слабость… Старик.
Голос за дверью.
Пушкин. Прощайте! Спаси вас бог!Раздаются выстрелы.Темнота.Эпилог
Пушкин. Павел? Нащокин.
Пушкин. Нет, нет, Павел, я здоров, просто сон…дурной сон. Нащокин.
Пушкин. Павел, да говори прямо, двадцать, тридцать? Нащокин.
Пушкин. Нет, Павел, благодарю тебя, но не большой я до этого охотник стал. Нащокин.
Пушкин. Она?.. Нащокин.
Пушкин. Павел, я не буду, скажи, что заболел, уехал…не знаю…да наври что-либо. Нащокин.
Пушкин. Некогда отдыхать, Павлуша, другие то, на пятки наступают. Нащокин.
Подобный материал:
1   2   3   4

Смольников. Я так и сделаю.

Пушкин. Благодарю вас.

Старик. Не стоит, я сделал лишь то, что должен был сделать. Прощайте.

Пушкин. Прощайте…


Удаляются в противоположный угол комнаты. Вдруг Пушкин оборачивается и поспешно возвращается к старику.


Пушкин. Николай Алексеевич, как не вам, знать, что случилось с Россией! Скажите же, прямо! Мысли ли наши были не те, дела ли не правы? Что мы делали не так? Что нам предстоит сделать?

Старик. Это одному богу ведомо….Много я повидал, много узнал, но тем больше осталось тайною….Но порой приходиться верить, что не источится чаша страданий, сколько ее не пить нам, покуда не исполнится фатальный приговор и не перестанет существовать Отечество наше.

Пушкин. Страшные слова вы говорите!

Старик. Куда страшнее действительность.

Пушкин. В нашей ли воле изменить ее?

Старик. Мыслите, боритесь, и созидайте. Вот то, одно что хочу сказать вам. Все оно во благо, все так, и мысли ваши прорастут и дела ваши приумножатся.

Пушкин. Во что же нам верить?

Старик. Верьте в себя.

Пушкин. Есть ли надежда?

Старик. Для чего вам те знания, которые рождают великую же скорбь, и леность ума, и опустошение души вашей? Разве Гоголь, зная наперед, что сожжет свою поэму, стал бы сочинять ее? Разве стал бы он, зная, что не достичь ему вершины своей, искать, открывать, спотыкаться, падать, но подниматься и снова продолжать карабкаться?

Пушкин. Однако, человек, зная, что неминуема смерть его - живет, любит, страдает, мыслит, творит!

Старик. Мыслит! Верно! Что же и составляет величие человека, как не мысль его?

В мысли заключается животворящая сила человеческого бытия, не будь ее, не стало бы жизни на земле. Живите, мыслите, свершайте…. Жажда жизни, неустанный поиск неизведанного и прекрасного, бесконечное совершенствование – естественная потребность человеческого сознания, суть его, и зерно бытия.

Пушкин. Так ли обернутся мысли и деяния наши? Расслышат ли наш голос потомки?

Старик. Как знать….Но не угашайте духа, не уставайте верить, дерзать, искать и бороться! Не проявите слабость и усталость, иначе более и более источаться будут истоки, иссыхать корни и увядать побеги, питаемые мыслию и делами вашими…. И забудем мы имя свое, веру и язык свой. Черпайте силу подобно Антею, в земле – матери своей. Страдайте, мыслите и боритесь, чтобы ваши силы утроились после; и как бы не был тонок ручеек, наполните его мыслию своей, делом своим, волей своей, и другой ручеек, побежит во след за ним, а там и третий и четвертый и полноводная река забурлит мыслию человеческой, разумом и силою….Живите, творите, любите, рождайте! Как тоненький росточек пробивается сквозь камни, пробейте эту глыбу мрака и всеобщей пустоты, и к свету потянутся другие, а за ними целое поле заколоситься и даст урожай великий!

Смольников. Вот, во имя чего, Каховский и Рылеев взошли на эшафот!

Пушкин. Да, не ради тех, кои не помнят родства своего, и блещут отсутствием ума, а во имя тех, для кого дела и помыслы наши явили отклик души и волнение сердца.

Смольников. Так все-таки есть другая Россия?!

Старик. Есть. Но чтобы она ожила, воскресла, чтобы пробились тоненькие ее росточки сквозь заскорузлое каменное бытие, духовную пустоту и безверие, ей нужны мысли, сердца и дела ваши!

Стук в дверь.


Боритесь, каждый миг, каждое мгновение жизни своей! Идите, не смотря ни на что, идите вопреки всему и всем. Идите, колумбы росские, источайте силы свои, падайте, но вновь поднимайтесь и идите, идите и знайте, что пойдут за вами другие, и их путь будет легче, и благодарно помянут они вас.

Пушкин. Да, у нас, как и у них, нет права на слабость…

Старик. И на ошибку.

Голос за дверью. Откройте

Старик. Это они. Ступайте.

Пушкин. Вы погибните!

Старик. Не беспокойтесь за меня (Смольникову.) И непременно уничтожь его! Слышишь?

Смольников. Я все понял.

Голос за дверью. Профессор, откройте! Нам известно, что вы дома!

Старик. Поспешите! И постарайтесь все забыть Александр Сергеевич. Историю пишем мы и пишем ее сегодня.

Голос за дверью. Именем революции, откройте!

Старик. Прощайте же!

Пушкин. Прощайте! Спаси вас бог!


Раздаются выстрелы.


Темнота.


Эпилог


Комната в доме Нащокина: обстановка почти такая же как и в первом действии, разве что по краям от дивана – низкие пуфики, вместо книжного шкафа – этажерка, вместо стола – секретер, с часами и канделябрами. Стулья задернуты чехлами.

На диване лежит Пушкин. Возле окна, скрестив руки на груди, стоит Нащокин. Пушкин вскакивает с дивана и озирается по сторонам.


Нащокин. Ну, наконец-то! Одиннадцать часов! Горазд же ты спать, братец мой!

Пушкин. Павел?

Нащокин. А кого ты желал увидеть?

Пушкин (бросается к окну, затем к столу, находит свою рукопись). Неужто сон….

Нащокин. Да что с тобой?

Пушкин (тяжело выдохнув, плюхается на диван). Бог ты мой!

Нащокин. Вера сказывала, что кричал ты всю ночь, звал какого то профессора…Уж не заболел ли ты часом?

Пушкин. Нет, нет, Павел, я здоров, просто сон…дурной сон.

Нащокин. Ну и славно! А я братец мой продулся!


Подбегает к двери, удостоверяется, что за ней никого, запирает.


Веришь ли – в пух и прах! Этот каналья Ионов, обобрал как липку, ну ничего, ничего, бьюсь об заклад, сегодня же, все верну, да и с лихвой. (Таинственно.) У меня, голубчик, один секретишко припасен…

Пушкин. Павел, да говори прямо, двадцать, тридцать?

Нащокин. Пятьдесят!

Пушкин (достает бумажник, отсчитывает). Получи!

Нащокин. Вот услужил, душа моя!

Пушкин. Полно, что за счеты!

Нащокин. А коли желаешь, поехали со мной! Мы с тобой им такого зададим!

Пушкин. Нет, Павел, благодарю тебя, но не большой я до этого охотник стал.

Нащокин. Голубчик Александр Сергеевич!? Ты ли это? Нет, брат, ты определенно заболел! Впрочем, не для того я здесь.


На цыпочках подкрадывается к двери, вдруг резко распахивает ее и совершенно успокоившись, запирает на ключ. Заговорщицки.


Юлия приехала.

Пушкин. Она?..

Нащокин. О-о-ооо! Узнаю, узнаю Александр Сергеевич! Как ожил взгляд, как всколыхнулись плечи! Так вот, в семь она будет у Ермолова. Намедни я шепнул ему о твоем приезде, так что, думаю, она уже знает.

Пушкин. Павел, я не буду, скажи, что заболел, уехал…не знаю…да наври что-либо.

Нащокин. Ба! Александр!

Пушкин. Мне, в самом деле, не здоровится что-то. Сделай милость, буду тебе очень признателен.

Нащокин. Ну, как знаешь.

Пушкин. Да и не затем я к тебе приехал. Работы прорва, а я не сделал ничего.

Нащокин. Нет, вы слышали? Первый поэт России! Он ничего не сделал! Ты сделал более чем! Остановись, передохни!

Пушкин. Некогда отдыхать, Павлуша, другие то, на пятки наступают.

Нащокин. Кто, позволь полюбопытствовать? Кукольник, или, может быть, Бенедиктов? Не смеши меня Александр! Дарование их безлико и пусто, как и скоротечна их слава! Кто вспомнит о них через двадцать лет?

Пушкин. Не окажусь ли я средь них….

Нащокин. Опять хандришь…

Пушкин. Рано нам почивать на лаврах. Чем дальше жизнь, тем дни короче, а сделать надо пропасть как много! Не успею я всего, братец, чувствую, что не успею…

Нащокин. Грустно мне смотреть на тебя, Саша, ох как грустно…

Пушкин. Надо работать,…надо успеть…

Нащокин. Что ж не смею тебе мешать.

Пушкин. Ступай, ступай.


Нащокин уходит, Пушкин садиться за стол, склоняется над рукописью.


Темнота.


Занавес.


Декабрь 2010