Лихорадка грез

Вид материала

Рассказ

Подобный материал:

• Термин лихорадка возник очень давно, 359.78kb.
• Термин лихорадка возник очень давно, 352.7kb.
• Распостранение инфекций в мире, 113.91kb.
• 1. Как создать мир грез, 2505.06kb.
• Об усилении мероприятий по санитарной охране территории г. Москвы, 1695.11kb.
• Крымская геморрагическая лихорадка крымская геморрагическая лихорадка (кгл), 19.03kb.
• Якова Обухова «Введение в основы символдрамы», 166.35kb.
• Приказ 5 ноября 2004 г. N 488 об усилении мероприятий по санитарной охране территории, 1724.34kb.
• Реферат на тему «Жёлтая лихорадка», 52.93kb.
• Арбовирусы (нейровирусы), 80.01kb.

Глава 5


Мы снова слушаем «Tubthumping»

[4]

. Он кружит меня по комнате, крича во всю глотку:

«Меня сбивали с ног, но я поднимался снова. Вам никогда не удастся сломить меня!»

.


Он танцует со мной. Мы выкрикиваем слова песни в лицо друг другу. Что-то в облике этого мужчины, этого большого, сексуального, могучего и – какая-то часть меня это точно знает – чрезвычайно опасного и непредсказуемого мужчины, пляшущего обнаженным и орущего, что он никогда не будет сломлен, совершенно выводит меня из равновесия.

Я чувствую, будто вижу нечто запретное. Не знаю как, но мне доподлинно известно, что обстоятельства, при которых он бы вел себя подобным образом, можно пересчитать по пальцам одной руки.

Внезапно я начинаю хохотать и никак не могу остановиться. Я смеюсь так, что уже не могу дышать.

– О, боже, Бэрронс, – я окончательно задыхаюсь, – я и не знала, что ты умеешь танцевать. Или, если уж на то пошло, вообще веселиться.

Он замирает.

– Мисс Лейн? – медленно произносит он.

– А? Кто она?

Он безжалостно сверлит меня взглядом:

– Кто я?

Я тоже смотрю на него в упор. В этот миг я ощущаю опасность. Мне это не нравится. Я хочу еще «Tubthumping» и говорю ему об этом, но он выключает музыку.


– Что произошло на Хэллоуин, мисс Лейн? – выстреливает он в меня вопросом, и в тот же миг у меня появляется странное чувство, что он спрашивает меня об этом снова и снова уже на протяжение долгого времени, но каждый раз, когда он задает мне этот вопрос, я его блокирую. Отказываюсь даже слышать его. А, может быть, это

множество

вопросов, которые он продолжает задавать мне, и которые я продолжаю отказываться слышать.


Почему он называет меня этим новым именем? Я – не она. Он повторяет вопрос. Хэллоуин. Это слово вызывает у меня озноб. Что-то темное пытается взорвать мой разум, взломать бережно сохраняемую мной оболочку безмятежности, которую поддерживает непрерывный секс, секс, секс. И вдруг, хотя я больше не смеюсь, мое тело сотрясается, а кости становятся такими мягкими и податливыми, что я падаю на колени.

Я сжимаю голову руками и неистово мотаю ею из стороны в сторону.

Нет, нет, нет. Я не хочу знать!

Меня атакуют образы: кричащая и обезумевшая толпа. Блестящие, скользкие от дождя темные улицы. Тени, жадно снующие в темноте. Красный Феррари. Бьющееся стекло. Пылающие костры. Люди, которых загоняют, как стадо баранов, в ад.

Какое-то здание, наполненное книгами и светом, захваченное врагом. Это место имело для меня значение. Я многое потеряла, но у меня, по крайней мере, оставалось это убежище.

Отвратительная на вкус еда. Оружие, в котором я нуждаюсь и которого одновременно боюсь. Буйствующие люди. Топчущие друг друга. Горящий город. Колокольня. Чулан. Темнота и страх. И, наконец, рассвет.

Брызги святой воды, шипящие при соприкосновении со сталью.

Церковь.

Я замираю. Створки в моем сердце и разуме с грохотом закрываются. Нет, я туда больше не вернусь. В моей жизни не было, нет и никогда не будет никакой церкви.

Я поднимаю на него глаза.

Я знаю его. Я не доверяю ему. Или это я себе не доверяю?

– Ты мой любовник, – говорю я.

Он вздыхает и потирает подбородок.

– Мак, мы должны выйти из этой комнаты. Снаружи дела плохи. И так уже не один месяц. Мне нужно, чтобы ты вернулась.

– Я уже здесь.

– Что произошло в… – он замолкает, его ноздри раздуваются, а на скулах ходят желваки, – …церкви?

Кажется, ему не больше хочется слышать о том, что произошло в церкви, чем мне – знать об этом. Если наши желания совпадают, почему он продолжает давить на меня?

– Я не знаю этого слова, – говорю я холодно.

– Церковь, Мак. Принцы Невидимых. Помнишь?

– Мне не знакомы эти слова.

– Они изнасиловали тебя.


– Я

не

понимаю

, что означает это слово! – я сжимаю руки в кулаки, ногти впиваются в кожу до крови.


– Они овладели твоей волей. Они лишили тебя силы. Они заставили тебя чувствовать себя беспомощной. Потерянной. Одинокой. Безжизненной внутри.


–

Ты

должен был быть

там!

– со злостью рычу я и сама не понимаю, почему. Ведь я никогда не была ни в какой церкви. Меня сильно трясет. Я чувствую себя так, словно вот-вот взорвусь.


Он падает передо мной на колени и хватает меня за плечи.

– Я знаю, что должен был, – рычит он в ответ. – Черт возьми, сколько раз, по-твоему, я прокручивал в голове события той ночи?

Я с яростью набрасываюсь на него с кулаками. Я бью его снова и снова.


– Тогда почему тебя там

не было

? – кричу я.


Он не уклоняется от моих ударов.

– Это сложно объяснить.

– «Сложно» – это всего лишь еще один синоним к выражению: «Я здорово облажался и сейчас ищу себе оправдания!» – воплю я.

– Прекрасно. Я облажался! – выкрикивает он. – Но застрял я в Шотландии только потому, что ты попросила меня поехать помочь этим чертовым МакКелтарам!

– И ты поехал туда, чтобы было потом, чем оправдаться! – Я смотрю на него в упор, чувствуя себя взбешенной, всеми преданной, даже не зная, почему.

– Откуда мне было знать? Неужели я похож на ясновидящего?

– Да!


– И все-таки я не всеведущ! Предполагалось, что ты будешь в аббатстве. Или снова в Эшфорде. Я пытался отправить тебя домой. Я настаивал, чтобы ты поехала в Шотландию. Но ты никогда не делаешь того, что я тебе говорю. И где же, черт возьми, был твой маленький эльфийский принц? Почему

он

не спас тебя?


– Я не знаю этих слов – эльф, принц.

Они обжигают мой язык. Я ненавижу их.

– О нет, ты знаешь! В’лейн. Помнишь В’лейна? Он был там, Мак? Был он в церкви? Был? – он трясет меня. – Отвечай мне!

Когда я ничего не произношу в ответ, он повторяет вопрос этим странным вибрирующим голосом, который иногда использует:

– В’лейн был там, когда тебя насиловали?

В’лейн тоже подвел меня. Я в нем нуждалась, а он не появился. Я качаю головой.

Он отпускает мои плечи.

– Ты можешь сделать это, Мак. Я здесь. Ты сейчас в безопасности. Можно все вспомнить. Они никогда не смогут снова причинить тебе боль.

О нет, они смогут. Я не буду вспоминать, и я никогда не выйду из этой комнаты.

Здесь есть то, что заставляет тех чудовищ держаться подальше.

И мне это нужно. Прямо сейчас.

Его тело. Его страсть. Стирающая все воспоминания.

Обезумев от желания, я толкаю его на пол. Он отзывается на мой призыв со свирепостью дикаря. Мы набрасываемся друг на друга, хватая за волосы, целуясь, сплетая наши тела воедино. Катаемся по полу. Я хочу быть сверху, но он опрокидывает меня и, раздвинув мои ноги, устремляется вперед. Он лижет и пробует меня на вкус, пока я не кончаю снова и снова, и только потом переносит меня на кровать и накрывает своим телом. Когда он входит в меня, в гневе я изо всех сил проталкиваюсь в него с помощью той магической силы внутри моей головы. Потому что я устала от его копаний в моем мозгу. Теперь моя очередь покопаться в нем, и…


…мы оба в его теле, он и я, и мы безжалостно убиваем

,

и

наш член стоит, пока мы

это

делаем.

Раньше

не было так хорошо убивать.

Впрочем, не было и плохо

, но сейчас это воодушевляло. Сейчас это придавало силы, наполняло желанием и позволяло жить дальше. Мертвые дети, остывшее женское тело, умирающий мужчина. Хрустят кости, брызжет кровь…


Он знает, что я там. Он выталкивает меня с такой силой, что от моих необыкновенных способностей не остается и следа. Я благоговею перед его мощью. Это возбуждает меня.

Наш секс примитивен.

Он изнуряет меня. Я сплю. Я больше не знаю, кто я.

Я думала, что я животное.

Теперь я уже не так уверена в этом.

Трудно сказать, что собирает разрозненные фрагменты памяти в единое целое. Это как внезапная вспышка молнии.

С некоторых пор мое мнение о человеческой душе изменилось в гораздо лучшую сторону. Подобно телу, она сражается за свое восстановление. Как клетки изгоняют инфекцию и побеждают болезнь, так и душа имеет замечательную способность восстанавливать свое прежнее состояние. Она знает, когда ей причинен вред, и осознает, когда урон слишком велик, чтобы его преодолеть. Если она полагает, что повреждение чересчур серьезное, душа изолирует рану (так же, как тело формирует защитную оболочку вокруг инфекции), пока не придет время, когда она сможет с ней справиться. Для некоторых людей этот момент никогда не наступает. Они так и остаются надломленными, навсегда сокрушенными. Вы видите их на улицах, толкающих впереди себя тележки. Их можно легко отыскать среди завсегдатаев любого бара.

Моей защитной оболочкой была эта комната.

После того, как Бэрронс ушел – позже я поняла, что он всегда уходил, пока я спала, – мне приснился сон.

Кое-кто говорит, что сновидения – это иной мир, в котором мы время от времени бываем. Фактически мы не представляем, что это такое, потому что они не относятся к знакомому нам материальному миру. Они существуют в другом измерении, которое человечество еще не открыло и к которому относится с недоверием.

Во сне я прокрутила свою жизнь назад.

Алина и я, играющие, смеющиеся, бегающие рука об руку, гоняющиеся с сачками за бабочками… Но мы не ловим их, ведь кому захочется пленить сетью бабочку? Слишком хрупкую, слишком нежную. Ты боишься, что повредишь ей крылышки. Вот так же с сестрами и с любовью. Тебе следует неусыпно следить за тем, что дорого твоему сердцу. Я заснула в карауле. Я не была бдительна. Я не услышала странных интонаций в ее голосе. Я была ленивой и невежественной в своем счастливом розовом мирке. Мобильный телефон упал в бассейн. Круги разошлись по поверхности воды. Все изменилось навсегда.

Я тоскую.


Мне снятся мои родители, но они мне не родные. У нас с Алиной были другие родители, только я их не помню, и мне впервые становится интересно, не

отнял

ли кто-нибудь у меня эти воспоминания.


Меня предали.

Мне снится Дублин и первый эльф, которого я увидела, и та противная старуха, Ровена, которая велела мне идти умирать где-нибудь в другом месте, если мне не дорога моя родословная. А затем она оставила меня одну, не предложив мне и крупицы помощи.

Я злюсь. Я не заслуживаю этого.

Мне снятся Бэрронс и В’лейн, и желание переплетается с подозрением, и, смешиваясь, эти два чувства становятся ядом.

Мне снится Гроссмейстер, убийца моей сестры, и я жажду мести. Но уже не бездумной. Я – само возмездие, холодная месть, ее смертельная разновидность.

Мне снится Книга, которая, в сущности, Зверь, и она произносит мое имя и называет меня родственной душой.


Я –

не такая

.


Мне снится логово Мэллиса. Я ем плоть Невидимых и изменяюсь.


Мне снятся Кристиан, Дэни и аббатство

ши

-видящих. О’Даффи, Джейни, Фиона и О’Баннион, Охотники и монстры, захватившие мои улицы. Затем сны становятся неясными и ускоряются, с точностью профессионального боксера бомбардируя мой мозг, размягчая мое сердце.


Дублин становится Темной Зоной… Дикая Охота… Пряный, излучающий секс запах…

Я в притворе церкви, а вокруг меня – Принцы Невидимых, и они снимают с меня плоть, слой за слоем, вырывают внутренности и разбрасывают их по всей улице, оставляя лишь оболочку от женщины, мешок из кожи и костей. И ужас от всего этого, боже, ужас от того, что ты смотришь на себя будто со стороны, в то время как все, что ты о себе знаешь, отнимают и уничтожают! И дело тут даже не в насилии над телом, а, в глубочайшем и самом отвратительном смысле этого слова, насилии над твоим разумом… но стоп!

Вспышка.

Внутри той опустошенной женщины осталось место, до которого они не могут добраться. От меня осталось больше, чем я ожидала. То, что никто и ничто не сможет у меня отнять.

Они не могут сломить меня. Я не сдамся. Я сильная. И я никогда не уйду отсюда, пока не получу то, за чем пришла.

От меня можно избавиться на время, но не навсегда.


Кто ты,

мать твою

?


Прерывисто вздохнув, я подскакиваю на кровати и распахиваю глаза, будто ожила после смерти и погребения.

Я – Мак.

И я вернулась.


ЧАСТЬ

II


Один из преподавателей психологии в моем колледже утверждал, что любой выбор, который мы делаем в жизни,

обусловлен нашим

желани

ем

заполучить одну единственную вещь – секс.


Он доказывал, что это основно

й

,

неизменный

и первоочередной

биологическ

ий

императив

(получается, единственной причиной существования рода человеческого является наш обычный идиотизм?). Он

сказал

: выбирают ли люди по утрам одежду, ходят ли они в магазин за продуктами, ищут ли они развлечений, в самом корне всего этого всегда лежит наша узкая задача привлечения сексуального партнера и самого совокупления.


Я

решила, что он болван,

поднял

а свою наманикюренную ручку и

презрительно ознакомила его со своими мыслями

.

Он предложил мне аргументировать свое несогласие

. Но Мак версии 1.0 с этим справиться не могла.


А вот Мак версии 4.0 может.


Несомненно, большая часть нашей жизни вертится вокруг секса. Но чтобы увидеть общую картину, надо подняться вверх и посмотреть на род людской с высоты птичьего полета, чего я, естественно, не могла сделать, когда была хорошенькой девятнадцатилетней девушкой в розовом и жемчугах.

Передергиваюсь.

Какого же самца я тогда пыталась заинтересовать? (Только не ждите, что я стану анализировать пристрастие Мак версии 4.0 к

черному и кровавому

. Я

такой

стала и

чувствую себя прекрасно

.)


Итак, какова же общая картина нашего пристрастия к сексу?


Мы не стараемся что-то

заполучить

. Мы хотим кое-что

почувствовать,

а именно – что мы живы.

Головокружительно

, в высшей степени живы. Хорошо. Плохо. Удовольствие. Боль.

Попробуйте ощутить все это сразу

.


Наверное, для людей, которые довольствуются малым, достаточно и того, что дает секс.


Но для тех из нас,

кому море по колено

, почувствовать себя в высшей степени живым можно лишь тогда, когда выбрасываешь в воздух кулак, с холодной усмешкой распрямляешь свой средний палец и показываешь Сме

рти известный всему миру жест: а пошла ты…


Из

д

невник

а

Мак


Глава 6


Я была зла, как черт.

У меня было столько поводов для недовольства, что даже не знаю, с чего начать.


Я была сыта по горло хождением

,

а еще сидением и лежанием в малиновых шелковых простынях, которые пахли так, будто у кого-то бы настоящий секс-марафон.


Должно быть, у меня.

И это бесило еще больше.


Как только вы решите, что ваша жизнь стала дерьмом, она сразу же становится еще дерьмовей. Вот здорово, Мак не имеет права

выбирать

секс с кем бы то ни было. Прощайте, свидания, флирт и особенные романтические моменты. Здравствуй, бесчувствие, в которое я благополучно провалилась так глубоко, как только могла, а потом снова вернулась в мир чувств и ощущений, хотя я бы и за миллион лет не призналась в этом мужчине, который, несомненно, был на сто процентов уверен в том, что одной силой своей сексуальности выведет меня из беспамятства, в которое втянули меня, лягающуюся и орущую, смертельно сексуальные Невидимые эльфы.


Зная Иерихона Бэрронса, смело могу сказать: он жил с уверенностью в том, что его член – самое огромное, великолепное, идеальное и важное творение на всем белом свете. 

О чем – меня передернуло – я, похоже, говорила ему раз или два.

Ну... может, несколько раз.

С рычанием я натянула простынь на грудь. Животное, которым я была все это время, никуда не делось. Оно все еще было во мне и будет всегда. И я была рада этому. Я приветствовала его дикую сущность. Розовая Мак нуждалась в изрядной дозе жестокости, потому что снаружи был жестокий мир.

Я спокойно радовалась тому, что жива, радовалась, что прожила еще один день, независимо от того, каким образом это оказалось возможным. А еще во мне кипела злость на каждого, кого я встречала, и на все, что случилось со мной, с того момента, как я покинула Эшфорд, штат Джоржия.


Все шло наперекосяк. Абсолютно все. Убийца моей сестры должен был быть чудовищем-

человеком

, которого я собиралась призвать к правосудию или с помощью ирландской гарды, или своими собственными методами. Я не должна была застрять в смертельной войне между расой людей и расой сверхъестественной, сверхсексуальной, бессмертной и, самое главное, невидимой, в войне, в которой меня будет использовать в качестве оружия тот, кто вычислит, как манипулировать мной наиболее эффективно. И это было только началом целой кучи того, что пошло не так, как надо.


Кстати, об ублюдках, умеющих манипулировать...

Какой был смысл в татуировке, которую Бэрронс сделал на моем затылке, если он был не в состоянии найти меня, когда я нуждалась в помощи больше всего? Какой смысл в имени В’лейна на моем языке, если в критический момент оно не сработало? Разве Бэрронс или В’лейн не должны были быть самыми могущественными, опасными и блестящими игроками среди всех остальных? Именно поэтому я объединилась с ними!

Но они оба подвели меня, когда я больше всего нуждалась в них. Я рассчитывала на них. Я верила в то, что Бэрронс сможет найти меня. Верила в то, что В’лейн незамедлительно появится, как только я его позову. Верила в то, что инспектор Джейни сможет помочь мне в некоторых делах. На этих троих я возлагала свои надежды.

И кто спас меня?

Дэни. Тринадцатилетний ребенок. Девочка.

Она ворвалась, вырвала меня прямо из лап Гроссмейстера и притащила в безопасное место.

Ну, не в безопасное, нет.

Она привела меня к Ровене, которая заперла меня в клетке и оставила в одиночестве, в адском одиночестве.

Чтобы я умерла?


У меня не было воспоминаний с того момента, как меня схватил ГМ, до заточения в аббатстве. Они были

во мне

. Я чувствовала, что они спрятаны где-то в темных глубинах моего воспринимающего, но не понимающего разума. Это не были собственно воспоминания, потому что памятью управляет нормально функционирующий мозг, а мой мозг в те трагические часы работать отказывался. Скорее, это были отдельные кадры. Как фотографии, которые я могу просмотреть, но не могу понять.Что-то услышанное. Что-то увиденное. Придется попотеть, чтобы откопать все это из кучи навоза в моей душе.


Но я справлюсь.

Гроссмейстер не ожидал, что я смогу сбежать.

Ровена не ожидала, что я выживу.

– Сюрприз, – промурлыкала я. – Я смогла.


Я откинула простыню и поднялась с постели. Мое тело чувствовало себя

хорошо.

Оно было стройнее и сильнее, чем мне помнилось. Я вытянулась и скользнула взглядом по нему, затем закрыла глаза, восхищаясь собой.


Исчезла вся мягкость, грудь и зад выглядели просто шикарно. Икры, бедра, руки, живот – все было подтянутым, с упругими мышцами. Я напрягла бицепс. Он у меня

есть

. Длинные ногти впились в ладонь. Я рассматривала их. На Самайн

[5]

они были коротко подстрижены.


И сколько же я занималась сексом с Иерихоном Бэрронсом? Сколько заняло времени, чтобы вылепить такое тело, которое, как была рада отметить Дикая Мак, было намного полезнее того, что было раньше? Чем мы занимались? Постоянной сексуальной гимнастикой?

Я отбросила эту мысль. У меня достаточно много воспоминаний, которые были не настолько туманны и порождали чрезвычайно противоречивые эмоции.

Например: спасибо, что спас меня, Бэрронс, – жаль, что мне придется убить тебя за то, что ты вытворял со мной, и за то, что видел меня в таком виде.

У меня был секс с Иерихоном Бэрронсом.

Не просто секс. А невероятно дикий, в высшей степени интимный, безудержный секс.

Я делала все, что могла сделать женщина с мужчиной. Я буквально боготворила каждый дюйм его тела. И он позволял мне.

Ох, нет, намного больше, чем просто позволял, — он с энтузиазмом участвовал в процессе. Это он подстрекал меня. Погружался прямо в мое животное безумие, входя раз за разом в эту темную, сводящую с ума от вожделения пещеру, в которой я жила.


Я повернулась и уставилась на покрытую шелком большую кровать. Это была именно такая постель, какую и ожидала увидеть в качестве ложа Бэрронса. Богато декорированная в стиле Короля Солнца

,

с четырьмя столбами

,

отделанная шелком и бархатом– сладострастное мужское логово.


На столбиках кровати висели подбитые мехом наручники. Это воспоминание засосало меня на целую минуту, прежде чем мне удалось из него выкарабкаться.


Дыханиеучастилось

,

и руки сжались в кулаки.


– О да, я убью тебя, Бэрронс, – холодно проговорила я.

Отчасти потому, что вид этих наручников на мгновение заставил меня подумать о том, чтобы вернуться в эту постель и притвориться, что я все еще не в себе.

А раньше я думала, что воздействовать на Бэрронса сложно. С момента нашей встречи, между нами была непреодолимая стена отчужденности, которая в редких случаях исчезала. Я была мисс Лейн. А он – Бэрронс. Та стена превратилась в пыль, и мне было нечего сказать по этому поводу. Мы быстро перешли от часто раздражающих формальностей к тому, чтобы увидеть обнаженные тело и душу Мак, – совершили скачок от начала к концу без средней части, которая есть во всех нормальных отношениях. Он видел самое худшее во мне, самое уязвимое, в то время как сам полностью себя контролировал, и я по-прежнему ни черта о нем не знаю.


Мы были так близки, как только могли быть близки два человеческих существа – ну, если отбросить тот факт, что он не был таким существом. А теперь, в дополнение ко всему, меня мучили вопросы: наполнил ли он Cферу Д'жай смертоносными Тенями, прежде чем отдать мне

,

чтобы я отнесла ее

ши

-видящим, и сорвал ли он ритуал МакКелтеров на Хэллоуин, потому что

хотел

, чтобы пали стены между человеческим миром и миром эльфов. Я знала, что убийство возбуждает его. Заводит. Я не забыла

этой

маленькой детальки, которую отыскала, покопавшись в его черепе. И эта подробность представила в совершенно новом свете тот момент, когда я видела, как он выходит из зеркала Невидимых, неся изуродованный труп молодой женщины.


Убил ли он ее только ради забавы?

Моя интуиция была категорически против таких выводов.

К сожалению, я была не уверена, стоит ли мне полагаться на интуицию там, где дело касается его. Если я что и знала о Бэрронсе, так это то, что размышлять о нем так же бессмысленно, как отбивать чечетку на песке, не имея твердой почвы под ногами.

Кстати, о почве…

Я оглянулась вокруг. Я была под землей. Каждой клеточкой своего естества я чувствовала, что нахожусь под землей. Ненавижу. Я ненавижу ограниченные пространства без окон. И все же на какое-то время это подземелье стало моей гаванью в свирепом шторме.


Что случилось с Дублином, пока я была

П

ри-й

я

и продиралась сквозь джунгли безумия? Что случилось с миром?


Что с Эшфордом? Все ли в порядке с мамой и папой? Кто-нибудь добрался до книги? Что произошло со всеми освобожденными Невидимыми? Была ли в порядке Эобил

,

королева Видимых, или в Хэллоуин Невидимые и до нее добрались? Она была единственной, кто мог заточить их обратно. Мне

нужно,

чтобы она была жива. Где был В’лейн? Почему он не пришел за мной? Был ли он мертв? На какой-то миг я по-настоящему запаниковала. Может быть, после всего случившегося он пытался спасти меня, и этобыло однимиз моих смутных воспоминаний, когда Гроссмейстер забрал мое копье и…


Мои пальцы схватили пустоту. О, Боже, где мое копье? Древнее Копье Судьбы было одним из двух известных оружий, которое могло убить бессмертного эльфа. Я помню, как бросила его. Помню, как оно шипело и дымилось в футе от чаши со святой водой.

Где оно сейчас?

Возможно ли, что оно все еще лежит там, в церкви? Может ли мне так повести?

Я должна его вернуть.

Как только я его заполучу, смогу разобраться и со всем остальным. Например, выяснить, как Невидимым принцам удалось обратить его против меня в критический момент. Знания об эльфах включали то, что Невидимые не могут прикасаться к Святыням Видимых, а значит, они не могли физически забрать его у меня, зато смогли заставить меня выбирать: проткнуть им саму себя или выбросить его, сдавшись на их милость.

Мне не только необходимо вернуть свое копье – мне нужно научиться контролировать его.


Тогда я убью каждого Невидимого, до которого смогу добраться своими Нуль-руками, устрою массовую резню на своем пути, не останавливаясь, пока не расквитаюсь со всеми Невидимыми Принцами, Гроссмейстером и, возможно, даже с самим Королем Невидимых. И со всеми Видимыми тоже, за исключением тех, которые нужны для восстановления мирового порядка. Я была сыта по горло жестокими, нечеловечески красивыми, смертоносными незваными гостями. С самого начала эта планета принадлежала

нам

, и хотя В’лейн, кажется, не придавал этому факту большого значения, это все, что имеет значение для меня. Эти стервятники так испаскудили свой собственный мир, что им пришлось искать другой, – и сейчас делают то же самое с нашим миром. Эти высокомерные бессмертные ублюдки создали бессмертную мерзость – двор Невидимых, темное отражение своей расы – и потеряли контроль над ней на нашей планете. И кто платил за их ошибки?


Я. Вот кто.

Я собиралась стать жестче, умнее, быстрее, сильнее и посвятить остаток жизни истреблению эльфов, если это вернет мой мир.

Может быть, сейчас, у меня и нет копья, но я жива, и я... другая.

Что-то бесповоротно изменилось во мне. Я чувствовала это.

Я не была точно уверена, что именно, но мне это нравилось.

Перед тем как уйти, я обыскала комнату в поисках оружия. Ничего не было.

Если не считать установленного на скорую руку душа в углу, комната была завалена вещами, которые я хранила в книжном магазине.


Где бы мы сейчас ни были, Бэрронс далеко зашел в своих попытках восстановить мою память и воссоздать мир Мак – красотки-в-розовом. Он обклеил стены увеличенными фотографиями моих родителей, Алины, нашими с ней снимками, на которых мы играем в волейбол с друзьями на заднем дворе. Мои водительские права были прикреплены к абажуру, рядом с фотографией мамы. Повсюду была развешана моя одежда, разбросаны подходящие к ней сумочки, туфли и другие аксессуары. На полке стояли пузырьки лака для ногтей фирмы «OPI»

[6]

всевозможных оттенков розового. Журналы о моде валялись на полу вперемежку с целой кучей других, которые, я надеюсь, мы не просматривали вместе. Любимые Алинины свечи с ароматом персика и сливок венчали каждую горизонтальную поверхность. Комнату освещали дюжины лампочек и сияющая искусственная елка.


Моего рюкзака нигде не было, но Бэрронс, видимо, рассчитывал на возвращение моего рассудка, потому что тут имелся новый, кожаный рюкзак, распухший от батареек, фонариков и МакНимба. Для того, чтобы сделать МакНимб, он использовал черный шлем. Все лампочки, кроме двух, были черными. Наверное, надеялся, что я, наконец, вырасту из розового, если выживу. Мне до сих пор нравился этот цвет. И всегда будет нравиться. Но во мне его больше нет. Я вернулась, но теперь я была черной Мак.

Здесь не было ничего полезного. Быстро приняв душ – я пахла Иерихоном Бэрронсом с головы до пят, – я оделась, водрузила на голову МакНимб, включила его и подошла к двери.

Закрыта.

Мне понадобилось меньше минуты, чтобы вышибить дверь. У меня теперь были не только мускулы, но и другой полезный инструмент в моем новом черном ящичке для инструментов – гнев.

Бэрронс, похоже, все всегда продумывал наперед. Хочу быть такой же, как он.

Я была в подвале.

Я нашла оружие в ящиках, сложенных рядом с оглушительно громкими генераторами, освещавшими комнату, в которой я жила, рядом с которыми находилось кое-что еще, очень напоминающее годовой запас бензина.

Здесь были дюжины ящиков с оружием и вдвое больше – с разнообразными боеприпасами. На мой взгляд, слишком рискованно хранить такие запасы оружия рядом с таким количеством горючего. Но кто я такая, чтобы судить? Я просто была рада тому, что все это здесь. Усевшись на ящик, я стала перебирать разные винтовки, автоматы, пистолеты и, наконец, остановила свой выбор на пистолете-пулемете с более коротким стволом, чем у остальных. Оно напоминало УЗИ, правда, с некоторыми незначительными отличиями.


Перед тем как ад вырвался на свободу в Хэллоуин, я искала оружие через Интернет и прожужжала все уши Бэрронсу, чтобы он воспользовался своими связями и купил мне его. Оружие, которое я выбрала сейчас, было предназначено для персональной самообороны

[7]

. Отлично подходило для женщины моей комплекции. Легкое в использовании, чрезвычайно эффективное и совершенно незаконное. Из него можно стрелять, даже лежа на животе. Я собиралась потренироваться стрелять из любой возможной позиции. Огнестрельное оружие, возможно, и не способно убить эльфов, но, готова поспорить, наверняка на время остановит тех, кто не умеет перемещаться.


Я наполнила обоймы патронами и запихнула в рюкзак столько, сколько смогла, затем позасовывала их в ботинки и даже в карманы нового, подходящего мне по размеру, черного кожаного плаща, который я нашла на спинке стула. Меня бесило то, что Бэрронс по своему вкусу выбирает мне одежду. Однако я прекрасно понимала – мне нужен этот плащ. Я была абсолютно уверена, что в Дублине сейчас зима, а в конце октября было уже холодно.

Я потратила много времени на поиски своего копья в подвале, потому что хорошо знала Бэрронса, чтобы догадаться, что он забрал бы его, если бы была такая возможность. Когда мои поиски не увенчались успехом, я исключила вероятность того, что копье все еще находится в церкви. Бэрронс наверняка уже все там проверил. Значит, кто-то другой подобрал мое копье и рюкзак.

Я должна узнать, кто.

Я обнаружила ящики с протеиновыми батончиками, которые тоже прихватила с собой. Как я уже говорила, Бэрронс продумывал все наперед.

Хотя я не была уверена, что он заранее продумал одну вещь.

Его ОС-детектора, которому он так усердно старался вернуть рассудок, чтобы снова использовать меня для выслеживания его драгоценных Объектов Силы, уже не будет поблизости.

– Спасибо, – сказала я пустому дому, – но я сматываюсь отсюда.

К тому же, он наверняка проверил свою метку на моем затылке, пока я проваливалась в почти бессознательный сон между нашими секс-забегами, или поставил где-нибудь еще одну. Я не сомневалась, что, так или иначе, он сможет меня найти, где бы я ни была. Кем бы он там ни был, он явно не из тех, кого женщина может потерять, если только он сам этого не захочет.

Я прошла по безмолвному дому, в котором вся мебель была покрыта пыльными простынями, и вышла на крыльцо. Дом был построен на возвышенности, откуда были прекрасно видны окрестности. Я так много времени разъезжала по Дублину, охотясь за Синсар Дабх, что практически привыкла к этому. Я находилась на северной окраине города. Рассвет окрасил горизонт, и первые лучи солнца падали на море серых крыш.

Я улыбнулась.

Начинался новый день.