; 1999 400 с. Isbn 5-85234-100-2 Очерки и рассказ

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 23

Извозный промысел

Во многом уклад Ставрополя — волжского провинциального города — был тесно связан с Волгой. Это была единственная нить, связывающая город с внешним миром. Зимой, когда Волга замерзала, замирала и жизнь в Ставрополе. А летом отправляли грузы по Волге и принимали гостей. Как курортная местность Ставрополь жил «туристским бизнесом» и всем, что было связано с ним. А пристань располагалась в нескольких верстах от города. Приезжие добирались до города с помощью извозчиков. Тогда извозчики, перевозившие пассажиров, назывались легковые.

В Ставрополе было три точки, где концентрировались стоянки извозчиков: на пристани, на дачах возле курзала и на Базарной площади. Здесь они поджидали желающих воспользоваться экипажем. К каждому приходу парохода на пристани стояли наготове извозчики. Они были своеобразной визитной карточкой города и первыми его экскурсоводами. Они первыми встречали приезжающих отдыхать на дачах. Владельцы номеров и сдающие комнаты приплачивали извозчикам, чтобы они возили пассажиров именно к ним. Посему извозчики всегда прекрасно знали, кто в данный момент сдает квартиру или комнату и по какой цене.

Между собой извозчики различались по достоинству и квалификации. Были среди них одноконные «лихачи», другие прозывались за свою специальность — «ночные». Свирепого вида, но добродушный Кузьмич — мужчина, весь заросший, специализировался на встрече ночных пароходов — его звали «ночным». Сухонький и благообразный Прохор Нестерович, больше всего любивший свою выездную пару, был в разряде «голубей со звоном». Но в основной своей массе ставропольские легковые извозчики были обыкновенные «ваньки» с плохим выездом.

«Ваньками» называли местных обывателей или крестьян, приходивших в город после окончания полевых работ со своей лошадью на заработки. Их рабочая лошадь, взятая из-под сохи, была слабой, да и упряжь была плохая, наполовину из веревок, а то и вовсе «мочальная». Такие извозчики были дешевы, и ими пользовались менее обеспеченные жители города и его гости. Эти зимние извозчики устраивались где-нибудь у знакомых на окраине или на постоялом дворе. Оставив дом в деревне на полгода и более, они рассчитывали зимой заработать в городе, чтобы летом вернуться к землепашеству, но эти надежды часто были тщетными, т. к. не выдерживали конкуренции со стороны городских извозчиков. Иногда зимних «ванек» называли презрительным прозвищем «гужеед». Гужи плохой упряжи часто рвались от нагрузки, отсюда и прозвище «гужеед».

Приехав летом 1870 года в Ставрополь для работы над картиной «Бурлаки на Волге», известный русский художник И. Е. Репин вспоминал: «До города верст пять по луговой отмели, лихие, воровского вида извозчики с веревочной упряжью, топорными тележками катили нас на паре, как сумасшедшие. Усевшись попарно (художников было четверо), третьего извозчика мы взяли для вещей и старались не упускать из виду своих сундуков и чемоданов».

Прошло немало лет, и мало что изменилось на ставропольской пристани. Летом 1908 года одна гимназистка оставила в своем дневнике такую запись: «Пароход загудел и стал подходить к небольшой деревянной пристани с аляповатой доской с надписью «Ставрополь». Забросили чалки, притянули пароход...

...Мы очутились на берегу, а пароход уже отходил. Перед нами была песчаная полянка с чахлой травой. Тут же шла дорога, и уходила она в сосновый лес. Весеннее половодье уже сошло, и пароходы теперь к городу не подходили, а останавливались в местечке Крутик, верстах в 4-х от города. Впрочем, у дороги стояли два-три извозчика. Наняли двоих. В то время в Ставрополе извозчики имели дрожки, на которых садились боком по два человека с каждой стороны... Дорога шла сосновым лесом, дорога мягкая, лесная и песчаная, но пересеченная железными корнями деревьев, на которых экипажи подпрыгивали и мы боялись слететь со своих мест».

Легковыми извозчиками могли быть только лица мужского пола не моложе 18 лет — это в Ставрополе, а в некоторых городах и с 17 лет. Впрочем, из-за этого требования никогда не было осложнений, так как контингент извозчиков обычно составляли пожилые люди. Не имели права перевозить пассажиров люди дряхлые, глухие и увечные. Кто желал перевозить пассажиров в городе, должен был уплатить небольшой налог и получить разрешение городской Управы. Мало того, необходимо было иметь справку о благонадежности от начальника уездной полиции. Так что, человек, замеченный в пристрастии к спиртному, или какого-нибудь буйного и драчливого нраву, не мог получить разрешения на занятие извозным промыслом.

Человек, занимавшийся извозом, получал в городской Управе два металлических номерных знака. Один прибивался на видном месте экипажа, а второй обязательно показывался пассажиру, но большинство извозчиков пришивали второй знак-номер у себя на спине, чуть пониже воротника. А извозчику, занимавшемуся перевозкой грузов (ломовой извозчик), прибивали такой же знак на дуге.

Ставропольская городская Управа строго следила за работой извозчиков, регламентировала их работу особыми правилами. В них, в частности, говорилось, что «по требованию пассажиров подавать экипажи по очереди, а не бросаться в карьер или вскачь по несколько экипажей враз». Такие извозчики «не должны собираться по несколько человек вместе и не обращаться с предложением услуг к приходящим». Извозчику запрещалось садиться внутрь экипажа и слезать с козел на главных улицах. С козел можно было сойти только возле трактира или в месте пой-ки лошадей. Те, кто хотя бы немного знаком с работой современных такси, без труда обнаружат здесь аналоги.

В больших городах, как Москва и Петербург, от извозчиков требовалась обязательная одежда — своеобразная униформа. Обычно это была синяя суконная поддевка до пят, с завышенной талией и множеством складок сзади. Такую одежду называли «волан». «Волан» подпоясывался матерчатым поясом, свитым жгутом.

Такой волан был сзади неимоверно толст, так как подбивался ватой, чтобы предохранить спину извозчика от ударов ботинком или сапогом нетерпеливых седоков. Профессор В. В. Розанов высказывался в 1909 году по этому поводу следующим образом: «Вы замечали художественный вкус у русских, у самых что ни на есть аристократических русских людей, приделывать для чего-то кучерам чудовищные зады... Что за идея? Объясните. Но должна же быть какая-то историческая тенденция, «мировой» вкус, что ли...» Как видим, идея «чудовищных задов» была проста — защитить кучера от синяков и шишек.

На голове у извозчика был специальный (он так и назывался — извозчичий) цилиндр. От обычного цилиндра он отличался тем, что был значительно ниже и поля его, менее загнутые вверх, чем обычно, обшивались лентой. Цилиндр был из фетра, реже из велюра и всегда черного цвета. Опоясывала его широкая репсовая черная лента с медной или никелированной пряжкой. Весь его наряд завершали сапоги.

При всем своем провинциальном стремлении всегда подражать столичному ставропольская городская Дума не сочла нужным требовать от извозчиков обязательной такой одежды. Здесь вполне демократично разрешали пользоваться любой одеждой, лишь бы «кучерская одежда не была изорвана, а заплатки были бы одного цвета». Поэтому нередко можно было видеть «ваньку», одетого по-крестьянски в простой серый зипун, подпоясанного обрывками вожжей, в овчинной шапке, сменявшейся летом на высокую поярковую шляпу «гречником». Непременным атрибутом извозчика был кнут, небрежно заткнутый за голенище сапога.

Впрочем, перед самой революцией какой-то приезжий, купив в Ставрополе экипаж и занявшись извозом, пытался носить извозчичий цилиндр. Его сразу же прозвали «столичная штучка», хотя никто не знал, откуда он приехал. Кроме того, что он надел извозчичий цилиндр, он буквально «убил» местных обывателей тем, что сзади на кушаке повесил большие карманные часы в кожаном футляре и металлическую коробочку для использования в качестве пепельницы. Пассажир мог видеть время на часах у сидящего впереди извозчика и сбрасывать пепел в пепельницу, висящую на кушаке. Подобного «сервиса» Ставрополь еще не знал.

Главным врагом извозчиков была городская полиция, которая осуществляла контроль за их работой. Если принять во внимание то, что полиция тогда брала беззастенчиво взятки, то легковые извозчики были для полиции своеобразной «дойной коровой». Ведь можно было придраться ко всему: к худому кафтану, к плохой полости, к поцарапанному экипажу, к не прибитому на место номерному знаку, к случайной остановке в неположенном месте и т. д. И за все «хабарили», то есть брали в карман гривенники и двугривенные. Начнешь протестовать, будет «себе дороже» — отправят в участок, да посадят в каталажку на сутки, не давая возможности накормить и напоить брошенную на дворе лошадь. Что же касается извозчичьих прав, то они были столь незначительны и зачастую иллюзорны, что можно скорее говорить о бесправии.

Состоятельные дачники пользовались услугами извозчиков, чтобы совершать прогулку по окрестностям города, на базар, в магазин, чтобы прикупить необходимые вещи. Некоторые пассажиры запоминались извозчикам. Супруга генерал-лейтенанта Григорьева Ванда Антоновна ежегодно отдыхала на ставропольских дачах и, естественно, пользовалась услугами извозчика. Но возили ее извозчики без особой охоты: платила она неплохо, но категорически запрещала при ней выражаться нецензурно. А извозчики жаловались, что «нам без ругани никак нельзя, ругань у нас заместо покурить».

Как всегда немало желающих воспользоваться услугами извозчика было на Базарной площади, где располагалось четыре трактира. Посетители, изрядно перебрав, могли заплатить и подороже, хотя и «куражу» от них было немало. Один из извозчиков в ожидании пассажиров рассказывал своим приятелям: «Я ему, как барину, подаю, а он мне холерный говорит: «Извозчик, вокруг фонарного столба и обратно, два часа подождать!» Я осерчал и отвечаю: «Почему и нет, положишь мне серебряну полтину, вокруг тумбы прокачу тебя, скотину!» Хорошо отработал? Он и номера не успел записать. Перед барыней ему больно стыдно было. А она: «хи-хи» да «ха-ха». Вот как бывает в езде...»

И хотя извозный промысел был частным предпринимательством, городские власти от этого не стояли в стороне. В частности, ставропольская городская Дума 15 июня 1901 года определила высший предел платы легковым извозчикам. За проезд с пристани в город брали с пассажира 20 копеек, а если в экипаж садились двое, то по 15 копеек с каждого. За багаж брали 2 копейки, а за ручную кладь — 1 копейку. Час езды по городу или просто пользование экипажем обходился клиенту в 50 копеек. Извозчику запрещалось требовать денег сверх положенной таксы, но езда по соглашению ниже этой таксы разрешалась. Впрочем, для е

зды в некоторые пункты такса была не установлена (например, в Зеленовку), поэтому пассажир не имел права приказывать ехать туда. Во всех остальных случаях извозчик обязан был беспрекословно везти нанимающего.

Надо заметить, что сама жизнь приучала извозчиков быть хорошими психологами. Они всегда знали, с какого пассажира сколько взять «сверху». Если везли супружескую пару, с явным лидерством супруги, то бесполезно было и заикаться о повышении тарифа. Другое дело, если в экипаж садился кавалер с молоденькой барышней, в этом случае всегда брали больше. Мало кто желал торговаться при барышне. Степенному господину с достатком также говорили: «Перевезли аккуратно, прибавить бы надо, господин хороший! Всего-то и не хватает на троих с закуской полтинника». Улыбался пассажир и добавлял.

Извозчики понимали и другое, что пассажир охотнее выберет того, чей выезд побогаче, более ухоженный, лошади повеселее. Поэтому у некоторых сбруя на лошадях украшалась металлическими бляхами или гвоздиками, дугу старались обязательно покрасить.

Особое внимание уделялось самому экипажу. Обычно извозчики в Ставрополе ездили на дрожках или на пролетках. Дрожки представляли собой легкую каретную повозку без кузова, передок и задок которой был связан дрогами. Позднее извозчичьи дрожки заменялись пролетками с откидным половинчатым кузовом и на рессорах. Как правило, экипажи были черного цвета, снаружи покрытые лаком. Помните, как Л. О. Утесов пел: «Я коляску свежим лаком покрывал».

Сиденье и спинка были покрыты сукном, обычно синего цвета. Это был любимый цвет извозчиков. Такого же цвета, как обивка сидений, было обтянутое накладное мягкое сиденье на козлах (место кучера) и откидные скамеечки.

Ноги седоков от дождя и ветра прикрывал кожаный фартук. Нижний край фартука был наглухо прикреплен к задней стенке козел, а верхний — имел специальные два отверстия, при помощи которых он закреплялся за медные кнопочки к поручням сиденья пролетки. В хорошую погоду фартук сворачивался и привязывался двумя ремешками к задней стенке козел. Таким же фартуком прикрывались и ноги кучера.

Зимой колесные экипажи заменялись санями. Небольшие, низкие и весьма уютные сани были не столь открытыми и застегивались наглухо полостью для защиты ног седоков от холода. Различались сани городские и деревенские.

На городских санях кучерские козлы устанавливались несколько выше, чем сиденье для пассажира. Передняя спинка была поднята до пояса кучера, а сзади сани имели высокую спинку, часто сплетенную из камыша. Городские сани нередко отличались тонкой и изящной отделкой. Для дальних зимних переездов в России издавна применялся возок — кругом закрытая, как карета, дорожная повозка на полозьях с дверками и окнами.

Деревенские сани были немного проще и дешевле, чем городские. В городе использовалась одна из разновидностей деревенских саней — пошевни или обшивни. Это были широкие легкие дорожные сани с кузовом, низким сиденьем для одного-двух пассажиров, облучком в виде дощечки для кучера и отводами (двумя боковыми брусками, которые препятствовали опрокидыванию саней). Сани без отводов назывались дровнями, а с отводами — розвальни. Широкие деревянные полозья не имели в отличие от городских саней железных подрезов.

Было бы ошибкой считать, что извозчики были всеобщими любимцами в Ставрополе. Нет, многие не любили рядовых извозчиков за их грубость, за запрашивание неимоверных цен, за развязность и слишком свободное обращение к проходившим женщинам. Иногда они с «шиком» проезжали по нешироким ставропольским улицам, что перепуганные куры разлетались в разные стороны. В извозчике сочеталось неожиданное смешение двух культур: деревенской (провинциальной) и городской (уличной). Несомненно и то, что на них накладывалось и общение со своими клиентами: загулявшимися приказчиками, мелкими жуликами, стремившимися показать свой «лоск». Впрочем, видимо, это характерно для многих профессий, связанных с обслуживанием людей.

Любопытные заметки о ставропольских извозчиках оставил известный путешественник и этнограф Николай Николаевич Оглоблин, побывавший в нашем городе в 1916 году. «Одно уже знакомство со ставропольскими извозчиками чего стоит!.. Говорят, что для них установлена городом такса. Может быть, но извозчики ее не признают и дерут с дачников, сколько пожелают. Еще весной они не так страшны: пароходы тогда пристают к самому городу, а от него одной рукой подать до курорта. Но летом пристани переносятся за 5 верст, на пустынный берег (есть несколько грязных чайных и лавочек), где извозчиков бывает мало, и они берут дороже.

Когда я высадился с парохода в конце июня, на берегу было всего два извозчика, а на мою долю не было. Матрос сложил мой багаж на песочек, и я остался в большом недоумении... К счастью, к отвалу парохода новый извозчик кого-то подвез, и я захватил его. Как обратный, он взял с меня еще милостиво — 80 копеек. Обычно же они берут вдвое дороже. В конце июля и начале августа, когда начинается разъезд дачников, за отвоз на пристань извозчики берут 2 рубля и больше, да и достать их бывает трудно, надо заказывать за день-два. В обеспечении заказа извозчики дают заказчику двухгривенный вместо своей бляхи...»

Легковые извозчики, чувствуя на себе клеймо «обслуги», в свою очередь с высокомерием и пренебрежением смотрели на извозчиков, занимающихся перевозкой грузов. В зимнее время, когда лошадь была особенно не занята в хозяйстве, то, чтобы подработать, крестьянин занимался извозом. Это был дополнительный заработок, который никогда не был лишним в крестьянском бюджете. По переписи 1884 года, в Ставропольском уезде этим промыслом занималось 1.085 человек. Обыкновенно подвозили муку, зерно к торговым центрам. Плата производилась за пуд веса. Характерной особенностью было то, что, в основном, крестьяне подряжались возить на небольшие расстояния. На дальние расстояния подряжаться было невыгодно. Судите сами.

Средний крестьянский воз, с которым в состоянии была справиться лошадь, не превышал 22 пуда (редко 25 пудов), а самое дальнее расстояние, на которое подряжался крестьянин, 95 верст. За 30—35-верстное расстояние крестьянин брал от 3 до 3,5 копеек с пуда веса при своих харчах. За 95-верстное расстояние брали по 7 копеек, следовательно, в первом случае крестьянин зарабатывал на одну лошадь от 66 до 78 копеек, во втором — 1 руб. 54 копейки. Но если вычесть отсюда издержки в дороге на прокормление себя и лошади, то получится, что в первом случае чистая прибыль составляла от 51 до 63 копеек в день, а во втором случае — лишь 23 копейки в день. Короче говоря, этот извозный промысел не составлял особенной выгоды крестьянам.

Часть крестьян занималась только целенаправленным подвозом грузов к пристани. Таких в Ставропольском уезде насчитывалось 171 человек. Для этой категории извоз тоже составлял подсобный заработок, так как они работали, в основном, весной, когда начиналась навигация и погрузка товаров на баржи.

Несколько свысока смотрели легковые извозчики на ломовых извозчиков, поскольку они перевозили тяжести, громоздкие предметы. Как правило, это были мужчины среднего возраста, физически крепкие, спокойные и рассудительные в отличие от франтоватых легковых, ломовые чаще и охотнее закладывали «за воротник». Но раз в год легковые и ломовые извозчики закладывали вместе. Это было 31 августа — в день святых мучеников Флора и Лавра. В народной мифологии эти святые были покровителями лошадей. А для извозчика лошадь была единственным и верным помощником, от здоровья и силы лошади зависело благополучие извозчика. Они любили говорить: «Лошадь человеку — крылья». В день Флора и Лавра лошадей не заставляли работать.

С утра 31 августа извозчики приводили своих лошадей на Соборную площадь, здесь их кропили святой водой, а потом они весь день «отдыхали». В этот день их старались подкормить чем-нибудь лакомым. Сами извозчики собирались в одном из трактиров на Базарной площади и отмечали праздник. Неотложную работу на лошадях в этот день выполняли возчики из мусульманского населения.

Вполне естественно, что извозным промыслом было невозможно заниматься без хорошей лошади. Для перевозки грузов между населенными пунктами и подвозом их к пристани проблем не возникало; здесь использовались обычные лошади из крестьянского хозяйства. Крестьянские рабочие лошади, как известно, являлись необходимым условием самостоятельного сельского хозяйства и служили важнейшим признаком хозяйственной прочности двора.

Лошадь была выше всех почитаемых и ценимых животных в каждом крестьянском дворе. Для нее и «звание» существовало в зависимости от того, где ее использовали: «кляча воду возит, лошадь пашет, конь под седлом». Однако мало кто держал в хозяйстве лошадей «на особь» — верховых, выездных, рабочих. Чаще всего лошади использовались во всех нуждах. В 1883 году в Ставропольском уезде на каждый крестьянский двор в среднем приходилось по 2 лошади. Более конкретно: в Ставропольском уезде 27,5% крестьянских дворов имели 1 лошадь, 27,1% — 2-х лошадей, 13,9% — по 3 лошади и 14,5% крестьянских дворов — более 3-х лошадей. Это были обыкновенные рабочие лошади.

Гораздо сложнее было с породистыми, чистокровными лошадьми. В помещичьих имениях таких лошадей было мало. Государственных конезаводов в Ставрополе не было, а везти лошадь на случной пункт было далеко и накладно. Но тем не менее для легковых извозчиков приличные лошади находились.

Их можно было приобрести на ярмарках и базарах. На ставропольских базарах средняя цена лошади была 30 рублей. Очень хорошую лошадь можно было приобрести за 50—70 рублей, немного похуже — за 40 рублей. Средняя крестьянская лошадь стоила на базаре 20—30 рублей и плохонькая — 15 рублей. Чтобы покупать лошадь на рынке (впрочем, это относится к любому товару), необходимо было или самому элементарно разбираться в лошадях, или с помощью бывалого человека.

Лошадиные барышники процветали на ставропольских базарах. Чтобы старая лошадь казалась молодой, барышники прежде всего выжигали на передних зубах лошади небольшие ямочки, какие бывают у молодых лошадей. У старой лошади губа отвислая; барышник, чтобы этого не было, колет заранее губу иглой у лошади перед продажей или намазывает ее чем-нибудь жгучим, а при продаже постоянно ее задевает, вроде бы нечаянно, как говорили «бередит», и та подтягивала губу. Надглазные впадины у старой лошади большие и глубокие; чтобы этого не было, барышник делал прокол в этой впадине и через соломинку или тонкое перо надувал глазную кожу. Невозможно перечислить всевозможные факусы барышников, но их было ничуть не меньше, чем на современном автомобильном рынке.

Нередко на этих базарах продавали и ворованных лошадей. Конокрадство было сильно развито в ставропольских селах. Только за 1882—1883 годы было украдено 1.057 лошадей. Этим «промыслом» грешили и ставропольские жители, и проезжие цыгане, но, в основном, этим занимались жители татарских сел, в частности, Бритовки, Урайкино и других. Причем всегда конокрады брались «отыскать» лошадей за выкуп.

В селе Благовещенский Сускан осенью 1883 года украдено было 16 лошадей, за которые крестьяне заплатили выкуп конокрадам из татар 250 рублей, а также конокрадов во время переговоров угощали водкой и груздями. В селе Хрящевка крестьяне ежегодно уплачивали цыганам «выкупу» за лошадей около 200 рублей. В селе Чувашский Сускан в 1883 году татары украли 20 лошадей, которым крестьяне заплатили «выкупу» по 9 рублей и споили водки на 5 рублей. Татары отлично понимали святость клятвы и присяги русских крестьян перед образами, поэтому всякий раз, как заходила речь о выкупе лошадей, конокрады заставляли крестьян наедине «побожиться перед образом» в том, что они «не выдадут их начальству». Крестьяне деревни Тимофеевка А. Гребеньков заплатил конокраду в 1883 году выкупу за 4-х лошадей, украденных у него, 30 рублей, Ф. Рядов — за одну лошадь — 5 рублей, М. Лысов и Л. Серов — по 10 рублей за украденных у них лошадей.

...Подзаработав немного денег извозом, крестьянин вновь вплотную приступал к извечному своему занятию — выращивать хлеб. Это они считали своим основным предназначением.

Blog

Содержание