Geum.ru

От составителей

Вид материалаДокументы

Содержание


О.А. Сапрыкина В.А. Жуковский и португальская литература
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   39

О.А. Сапрыкина

В.А. Жуковский и португальская литература


Благодаря просветительской деятельности М.В. Ломоносова в России XVIII века стал известен Л. де Камоэнс. Первый прозаический перевод его поэмы «Лузиады», выполненный А.И. Дмитриевым с французского, вышел в свет в 1788 году: «Лузiяда», героическая поэма Лудовика Камоэнса, переведена с французского Де-ла-Гарпова переводу». Величайшая заслуга В.А. Жуковского, участника всеевропейского культурного переворота конца XVIII — начала XIX вв. (С.С. Аверинцев199), состояла в том, что он приблизил малоизвестную в России португальскую литературу к русскому читателю, открыл её русским как часть мировой культуры.

Сильнейший импульс к пробуждению интереса к Португалии дала испанская литература. Ещё в 1804 г. В.А. Жуковский взялся за перевод «Дон Кихота» Сервантеса с французской версии Флориана. Сам поэт не высоко ценил свой труд, хотя его современник М.А. Дмитриев отметил необыкновенно хороший слог, мастерство в передаче пословиц Санхо-Пансы и хорошие стихи в переводе романсов. «Переводы Жуковского — это памятник русского языка», — заключил Дмитриев.200

Позднее в 1806 г. В.А. Жуковский, переводя книгу немецкого эстетика и теоретика литературы Й.Й. Эшенбурга «Очерк теории и литературы изящной словесности»201, упоминал имена испанских поэтов Гарсиласо де ла Вега (1501-1536) — Гарциллац де ла Вега, Эстебана Мануэля де Вильегаса (1589-1669) — Эстевалл Манюэль де Виллегас, Луиса де Леона (1527-1591) — Лудьвик де Леон и Висенте Эспинеля (1550-1624) — Вицент д'Еспинелл.

К этому времени принадлежит также выполненный Жуковским «Конспект по истории литературы и критики» (1805-1807), в котором впервые упомянут португальский поэт Луис де Камоэнс. В конспекте В.А. Жуковский отмечает, что Камоэнс, по признанию соотечественников, является «португальским Вергилием». Содержание эпической поэмы Камоэнса «Лузиады», по словам Жуковского, «есть открытие Новой земли посредством мореплавания»202. «Поэт, — пишет В.А. Жуковский, — ведёт португальский флот к устью Ганга, мимоходом открывает африканские берега и народы, на них обитающие, искусно вмешивает в рассказ португальскую историю»203. С лучшими местами Вергилиевой поэмы сравнивается трагический эпизод гибели Инессы де Кастро. Среди достоинств поэмы значатся вымыслы («новы и пышны»), воображение («творческое и и блестящее»). К недостаткам сочинения, как полагает Жуковский, относятся «нелепость чудесного», смешение христианства и язычества, а также несвязность частей поэмы.

С 1808 г. В.А. Жуковский, ставший единственным и полноправным издателем «Вестника Европы», не раз освещал в своём журнале события в странах Южной Европы, публиковал письма и заметки путешественников.

В 1806 году в «Вестнике Европы» был напечатан перевод сонета Лопе де Вега «За нежный поцелуй ты требуешь сонета …», оригинал которого и его немецкие и французские переводы были опубликованы в тщательно проштудированной Жуковским «Хрестоматии» Й.Й. Эшенбурга.

В начале 30-х годов Жуковский вновь обратился к переводам из испанской поэзии: он перевел романсы о Сиде Гердера (17 песен), а также составил цикл «Сид», включив в него отрывок из книги Сисмонда де Сисмонди «Литература южной Европы» и романсы «Сид в царствование короля Дон-Санха Кастильского».

Романсы, переведенные Гердером, датируются 70-80 годами XVI в. (Датировка в данном случае указывает не на время возникновения романса, а указывает на те годы, к которым относится фиксация текста). На испанском языке в эпоху Жуковского были изданы романсы, собранные в антологиях Дурана и Деппинга.

С португальской литературой, историей и географией Жуковский знакомился, вероятнее всего, по книге швейцарского исследователя Ж.-Б. де Сисмонди «Литература южной Европы», а также по книге англичанина Ричарда Твисса «Путешествие по Португалии и Испании в 1772-72 годах»204. Часть сведений он, конечно, почерпнул из знаменитой книги Н.Ф. Остолопова «Словарь древней и новой поэзии»205. Мимо внимания В.А. Жуковского не прошла и интересная публикация П.А. Катенина в «Литературной газете» за 1830 год — статья VI из трактата «Размышления и разборы» «О поэзии испанской и португальской»206.

Примечательно, что португальская тема появилась в творчестве В.А. Жуковского только в 30-е годы, когда из-под пера русского поэта вышли баллада о королеве Ураке и драматическая поэма «Камоэнс».

Баллада «Королева Урака и пять мучеников» была написана в марте-апреле 1831 г. Впервые она была напечатана в «Балладах и повестях» В.А. Жуковского, в 2-х частях, СПб., 1831 г. Сочинение Жуковского — перевод баллады английского поэта-романтика Р. Саути Queen Oracca and the five martyrs of Marocco (Королева Урака и пять марокканских мучеников).

Жуковский перевёл текст Саути очень точно, с незначительными отступлениями. Разница в том, что в балладе Саути королева говорит мужу о своей болезни более подробно. Кроме того, изменена стиховая структура английской баллады: у Саути был паузник, у Жуковского — лирический пятистопный ямб с цезурой после второй стопы.

В далёкое Марокко прославлять Христа отправляются пять монахов. Прощаясь с набожной королевой Уракой, они оставляют свои пророчества. Последнее из пророчеств гласит, что первый их тех, кто встретит их гробы в Коимбре, умрёт.

В Африке мученики погибли. Свирепый царь Мирамолин хотел, чтоб их тела «без погребенья честного истлели». Однако он был поражён небесным знамением (божии молнии, божий гром) и отдал святые кости инфанту Педро, брату короля Афонсу.

Коимбра готовилась к встрече святых мощей мучеников. Грустила только королева Урака: она боялась первой встретить гробы монахов. Сославшись на нездоровье, Урака поотстала от процессии, которую возглавил король. Однако путь Афонсу внезапно перебежал дикий вепрь — нетерпеливый король «через поля за вепрем поскакал». Урака поняла, что пророчество исполняется над ней.

Через день духовник Ураки молился в храме и был поражён необычным видением: среди святых угодников явились «пять чернецов смиренных», предводительствуемых отцом Франциском. Они и возвестили, что наступает королевин конец. Вскоре раздался погребальный звон, сообщивший печальную весть.

Исторически контакты Португалии с Марокко стали возможными в царствование Афонсу V Африканского (Afonso V, o Africano), который правил с 1438 по 1481 год. Воспитателем, а затем регентом при Афонсу V был его дядя, инфант Педру, герцог Коимбрский. Педру, сын Жоана I, прославился своими научными трудами, одним из первых португальцев побывал в Марокканской Сеуте, путешествовал по Европе и Африке. Из-под пера Педру вышел знаменитый трактат «Da virtuosa benfeitoria», в котором излагалась этическая доктрина века. Первоначально Афонсу V был женат на дочери инфанта Педру, а потом из династических соображений вступил в новый брак с испанской принцессой Жоаной, дочерью кастильского монарха Генриха IV. Афонсу V посвящены тома «Афонсу Африканский» Васко Моузиньо де Кеведо и Кастел Бранко (1611) (Vasco Mouzinho de Quevedo e Castel Branco). Интересно, что Васко де Кеведо станет одним из героев поэмы «Камоэнс».

Баллада о королеве Ураке помогла Жуковскому открыть одну из констант духовной жизни португальцев: склонность к мистическому познанию мира.

Перевод баллады Саути, сохраняющий все достоинства оригинала, относится к периоду романтического художественного перевода (С.С. Аверинцев), в котором парадоксальным образом соединялись субъективное и универсальное. Сам В.А. Жуковский в своих размышлениях о переводе в статье «О басне и баснях Крылова» отмечал: «Не опасаясь никакого возражения, мы позволяем себе утверждать решительно, что подражатель-стихотворец может быть автором оригинальным, хотя бы он не написал и ничего собственного. Переводчик в прозе есть раб; переводчик в стихах — соперник ... Поэт оригинальный воспламеняется идеалом, который находит у себя в воображении; поэт-подражатель в такой же степени воспламеняется образцом своим, который заступает тогда место идеала собственного: следственно, переводчик, уступая образцу своему пальму изобретательности, должен необходимо иметь почти одинаковое с ним воображение, одинаковое искусство слога, одинаковую силу в уме и чувствах. Скажу более: подражатель, не будучи изобретателем в целом, должен им быть непременно по частям; прекрасное редко переходит из одного языка в другой, не утратив нисколько своего совершенства: что же обязан делать переводчик? Находить у себя в воображении такие красоты, которые бы могли служить заменою, следовательно, производить собственное, равно и превосходное: не значит ли это быть творцом?»207

Субъективно воспринимая универсальное, В.А. Жуковский часто русифицировал свой текст.

В балладе об Ураке русификации были подвергнуты обозначения реалий: монахи названы «чернецами», неверные — «нехристями», незнакомцы — «гостями» («подумал: нам страшны такие гости»; «в храм с молитвой, с тихим пеньем толпа гостей таинственных идёт»), святые — «святыми угодниками», марокканский эмир — «царём Мирамолином», процессия — «ходом».

Другим средством приближения западноевропейской баллады к русской песенной традиции стали славянизмы. Как уже не раз отмечалось, следуя языковым принципам Карамзина и его «Нового слога», Жуковский относился к славянизмам как к исключениям, хотя ценил их за выразительность и видел в них средство добиться торжественного тона. Среди славянизмов баллады — слова, наделенные яркими фонетико-морфологическими характеристиками: глава («но и над ним горел лучей венец, как над святой главою им ведомых»), глас («угодников святых ты слышишь глас»), вран («чтоб расклевал их вран»), отсель («поди отсель, уведомь короля»).

Драматическую поэму «Камоэнс» В.А. Жуковский написал в 1839 г. Источником для подражания послужила для Жуковского поэма австрийского драматурга Ф. Гальма (псевдоним барона Мюнх-Беллинггаузена), написанная в 1806-1807 гг.

В большом лиссабонском лазарете под десятым нумером значится дон Лудвиг Камоэнс. Камоэнс лежит в тесной комнате на полуизломанной кровати; к кровати прислонён меч — знак участия в битвах, над изголовьем висит покрытая пылью лютня.

Камоэнса разыскивает Иозе Квеведо Кастель Бранка, преуспевающий торговец, который в «добрые крузады мараведисы превращает». Квеведо — сын крёстной матери Камоэнса Маркитты. Когда-то Квеведо и Камоэнс вместе учились в школе. Сын Квеведо Васко вопреки желанию отца задумал стать стихотворцем. Торговец надеется, что умирающий в нищете и безвестности Камоэнс поможет разубедить юношу, мечтающего быть поэтом. Камоэнса навещает Васко. Напрасно «певец великой Лузиады» призывает молодого человека страшиться стези поэта. Решение Васко непреклонно.

Когда Камоэнс чувствует приближение смертного часа, совершается видение: над головой поэта является дух в образе молодой девы, увенчанной лаврами, с сияющим крестом на груди. За нею яркий свет. Камоэнс умирает.

Камоэнс для Жуковского — один из величайших поэтов, способный вдохновенною мечтой угадывать, что в мире есть «прекрасного, великого, святого». Умирающий Камоэнс открывает великую истину: «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли».

Поэма «Камоэнс» выполнена в романтическом стиле. Такой способ выражения предполагает необходимым представить борьбу противоположностей посредством антитезы. Чаще всего антитеза развёртывается с помощью антонимов: «что было тьма, то стало свет и жизнью».

Не менее важным средством романтического стиля являются признаковые слова: прелесть, гармония, красота, страдание, блаженство. Не указывая на реальные предметы, эти слова фиксируют представления об идеальных качествах.

Возвышенная религиозность Жуковского проявилась в употреблении библеизмов и элементов из других слоев религиозной лексики: «страданий чаша», «душа на крыльях», «обителей есть много в дому отца».

В поэме «Камоэнс» сохраняется (хотя и в значительно меньшей степени, чем раньше) принцип русификации некоторых обозначений: например, палата в лазарете названа «горница», торговец — «купцом».

В.А. Жуковскому, одному из первых русских поэтов, удалось открыть тайные сферы португальской духовной жизни: способность к мистическому познанию мира, проявленную в глубокой, иногда исступлённой религиозности. В образе Камоэнса Жуковский представил истинного Поэта, «чистого сердцем», голос которого — голос святой истины.