От составителей

Вид материалаДокументы

Содержание


К.В. Ламина Периферийные отрицательные структуры в испанском языке
Es una película nada interesante. José Arcadio /.../ empezó a trabajar
I. Предложения с двойным отрицанием перед глаголом.
II. Постпозиция отрицания при положительном глаголе.
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   39

К.В. Ламина

Периферийные отрицательные структуры в испанском языке


В настоящей статье мы рассмотрим два вида отрицательных структур, находящихся на периферии грамматического поля и не соответствующих синтаксическим нормам современного литературного испанского языка.

Упоминания об этих структурах, краткие и сделанные мимоходом, можно найти в научной литературе, посвящённой отрицанию в испанском языке, но детальному рассмотрению, насколько нам известно, они не подвергались.

Имеются в виду:

I. Предложения с двойным отрицанием в препозиции к глаголу: Yo la descubrí [la florecita] y encontré en ella lo que hombre alguno no supo encontrar (Galdós, 30). A mí gracia ninguna no me han necho, se lo puedo jurar (Ferlosio, 319).

В современном испанском языке употребление превербальной частицы no в данном случае излишне.

II. Предложения с обобщающими отрицательными местоимениями и наречиями (nada, nadie, ninguno, nunca и др.), стоящими в постпозиции к глаголу при отсутствии приглагольного no: Y ahora les vio la cara a los conversadores, recostados a una pared, charlando placenteramente, esperando nada (Labrador, 167).

В норме, отрицательные формы, заполняющие обязательные валентности глагола, обычно сопровождаются приглагольным no: no esperando nada.

Следует оговорить, что из рассмотрения исключаются:

1) нормативные предложения с частным отрицанием, действие которого не затрагивает глагол: Es una película nada interesante. José Arcadio /.../ empezó a trabajar las tierras de nadie (Márquez, 87) (действия мыслятся аффирмативно);

2) нормативные предложения без приглагольного no, функционирующие в сфере имплицитного отрицания, где указанные местоимения и наречия имеют положительное значение: No creo que sepa nada. Pero Alejo negó que hubiese servido jamás (Pardo Bazán, 195). ¿De qué me sirvió nunca la riqueza? (Benavente, 58), и т.п.147

Обратимся к выделенным периферийным структурам.
I. Предложения с двойным отрицанием перед глаголом.

Как известно, испанский язык, подобно другим романским языкам, воспринял от поздней народной латыни полинегативный строй отрицательных предложений и в значительной мере сохранил эту древнюю структуру вплоть до наших дней: No dijo nada. Nunca a nadie regaló nada. До XV в. в случае препозиции отрицательного местоимения или наречия глаголу они сопровождались частицей no (n): Nada non . Ninguno non vino. Единственным исключением из этого правила было этимологически отрицательное nunca (< лат. numquam), которое не нуждалось в присутствии no (n): ... ca nunqua lo vieran (Cid, v. 2347).

В течение XV в. происходит упрощение двойного отрицания в препозиции к глаголу. В результате число мононегативных предложений увеличивается за счёт Nada . Nadie ha venido.

Новая структура отрицательных предложений является нормой уже в «Кастильской грамматике Антонио де Небрихи» (1492): Las letras que ningún uso tienen enel castellano son estas ... (Nebrija, 105), хотя предложения с двойным отрицанием перед глаголом занимают известное место в языке ХVI-ХVII вв. В XVI в. они встретились почти исключительно в текстах, написанных непрофессиональными литераторами (испанские конкистадоры Кабеса де Вака, Сьеса де Леон, Диас дель Кастильо), в произведениях, ориентированных на старые, традиционные формы речи (старые кастильские романсы) и на передачу разговорных особенностей (плутовской роман, стихи социальных низов — «Poesías germanescas», народные пьески, фарсы). Однако в первой половине XVI в. подобную конструкцию употребляют и такие эрудированные авторы, как Хуан де Вальдес и Хуан Боскан.

В XVII в. предложения этого типа встретились несколько раз у Сервантеса, Кеведо, Гевары и Тирсо де Молины. Три примера были найдены в тексте «Дон Кихота»: один — в эмфатической авторской речи: ... que nunca otra tal [batalla] no habían visto, ni oído decir (DQ, pte.11, cap.56) и два в речи персонажей: ... como ninguno de nosotros no entendía el arábigo ... (DQ, pte.1, cap.40)148.

Наблюдения показывают, что, став ненормативной после XV в., эта отрицательная структура сохранилась в латентном состоянии вплоть до наших дней, превратившись в яркое стилистическое средство маркирования разговорной речи людей невысокого культурного уровня. Именно так следует воспринимать настойчивое повторение архаических конструкций в романе Р. Санчеса Ферлосио «Харама». Автор, виднейший представитель литературного течения, известного под названием «объективный реализм», даёт фотографически точное отражение событий выходного дня, проведённого группой молодых людей из Мадрида на берегу реки Харамы. В плане языка центральное место занимают диалоги героев, отнюдь не обременённых воспоминаниями об академических нормах. Несколько раз повторяется сочетание «tampoco + no + глагол»: y tampoco no hay más remedio que ajustarse al trote del Balilla (Ferlosio, 349) (в речи шофёра), ... y me dice que hablaban tres o cuatro si me van a formar el boicot, para que ya nunca nadie no venga jamás a arreglarse a mi casa (37) (в эмоциональной речи парикмахера).

О том, что автор романа превращает подобные конструкции в осознанный стилистический приём, говорит редкое, можно сказать, единичное их использование в произведениях других писателей XX века.
II. Постпозиция отрицания при положительном глаголе.

В общеотрицательных предложениях романских языков показатель отрицания тяготеет к глаголу и обычно предшествует ему149. В связи с этим особое внимание привлекают случаи, когда эта древняя и мощная тенденция оказывается парализованной, что наблюдается время от времени в истории испанского языка. В качестве примера ненормативного употребления можно привести стихотворение Гарсия Лорки «Gacela del amor con cien años»:

Suben por la calle / los cuatro galanes, / ay, ay, ay, ay. / Por la calle abajo / Van los tres galanes, / ay, ay, ay. / Se ciñen el talle / esos dos galanes, / ay, ay. / ¡Cómo vuelve el rostro / Un galán y el aire! / Ay. / Por los arrayanes / se pasea nadie. (Lorca, 494).

Утверждение действия (se pasea nadie — «гуляет никто») приобретает большую художественную выразительность, создавая иллюзию любви, которой нет конца, хотя ушли в небытие «los cuatro galanes». На их фоне абсолютное отрицание nadie приобретает некую телесность. Это овеществленное, опредмеченное «никто» длит иллюзию присутствия и вместе с тем вносит в стихотворение ноту грусти о безвозвратно утраченном.

В интермедии Сервантеса «Лжебискаец» два мошенника — Солорсано и Киньонес («бискаец», т.е. баск) — обманывают даму лёгкого поведения Кристину. Киньонес говорит на ломаном испанском языке, а Солорсано его «переводит», чтобы присутствующим было понятно:

Quiñones: Pareces buena, hermosa; también noche ésta cenamos; cadena quedas, duermas nunca, basta que doyla.

Solórzano: Dice mi compañero que vuesa merced le parece buena y hermosa; que se apareje la cena: que él da la cadena, aunque no duerma acá, que basta que una vez la haya dado (Cervantes, Entermeses, 103).

Ненормативное duermas nunca позволяет Сервантесу дать яркую языковую характеристику человеку, для которого испанский язык неродной.

Подобные конструкции встречаются у поэтов и прозаиков ХIV-ХVI вв.: Por aquesto mora [Jesús] / En cativo dado, / Del qual saldrá nunca nin avrá librador (LBAmor, 70). Conteçe como al galgo viejo que caça nada: ... (ibid., 186), ¡Ravia, Señor! ¡A osadas allá yré nunca jamás! (Corbacho, 175). Por el enano haría yo nada (Amadís, 169). М.А. Каро и Р.Х. Куэрво замечают по поводу nada, nadie, jamás, nunca и ninguno: «si van después [del verbo], se hace indispensable otra negación precisamente antepuesta» (подчёркнуто нами — К.Л.). Далее авторы упоминают Кеведо, который, «неизвестно, в шутку или всерьёз», полагает, что следует говорить «quiero nada» вместо «no quiero nada». Такие обороты, по их словам, иногда встречаются у Эрсильи и других старых писателей: hame nada aprovechado (Torres Naharro)150. Действительно, в «Cuento de cuentos» Кеведо советовал своим соотечественникам употреблять отрицание на латинский лад: «No quiero nada грешит двумя отрицаниями, следует говорить: quiero nada» (Quevedo, Cuento, 400). Вероятнее всего, писатель шутил, потому что в собственных произведениях он этому совету не следовал. Сплошная выборка из «Cuento de cuentos» и «Historia de la vida del Buscón» дала длинную серию нормативных для XVII в. конструкций с одинарным отрицанием в препозиции к глаголу и двойным отрицанием рамочного типа, обрамляющим глагол-сказуемое. Особенно часто двойное отрицание используется именно с местоимением nada: ... no sirve de nada (Cuento, 401).

Поскольку известно, что классическая латынь допускала как препозицию (nemo venit), так и постпозицию отрицательных форм: Hoc egit civis romanus ante te nemo (Cicero)151, естественно возникает предположение, что некоторые авторы опускают no, подражая латинским образцам, как, например, учёный поэт Ф. де Эррера: ... i libre su furor dexó a ninguno (Herrera, 264); ... do se vio jamás qu’entrasse (196). [Mi amor] Tendrá jamás el término prescrito (233). Seguro gozo puede ser ninguno, / ninguno puede ser perpetuo (186).

Последний пример интересен тем, что поэт свободно варьирует позицию местоимения (verbo + ninguno / ninguno + verbo).

Испанские грамматисты всегда считали подобное употребление ненормативным. Ещё Висенте Сальва писал в XIX в.: «... sería sumamente forzado imitar a Alemán que pone en su Quzmán de Alfarache: Habremos hecho nada»152. И.Боске замечает, что без приглагольного отрицания «la secuencia resulta a todas luces agramatical»153.

Как нам представляется, существование на протяжении многих веков таких ненормативных конструкций, при всём многообразии причин, которые могли вызывать их появление, поддерживается аналогией с древними и весьма устойчивыми типами предложений, допускающими постпозицию отрицательных форм при положительном глаголе. Упоминания о них можно найти у разных авторов154. Суммируя их данные с нашими собственными наблюдениями, вкратце перечислим наиболее частые случаи.

1. Отрицательная форма служит атрибутом при глаголе-связке ser: Pero los bueyes y una mala choza son casi nada (Lorca, 1123), Опущение частицы no отнюдь не обязательно. Nada в атрибутивной функции сближается с прилагательным (=неважный, пустяковый) или с существительным (=пустяк, ерунда, незначительная вещь). Ср. субстантивацию una / la nada, una nonada. Ninguno — атрибут приобретает значение «неважный», «не имеющий юридической силы»: El callar es ninguno, / Ca non meresçe nombre (Sem Tob, 368). ... que el casamiento que el Rey ficiera con Doña Blanca de Borbón era ninguno (Ayala, 128). Опущение no регулярно, если подлежащее выражено местоимением всеобщности todo: ... que todo es nada! (DQ II-41).

2. Если отрицательная форма сочетается с положительным однородным членом, глагол согласуется именно с последним и отвергает частицу no: Tarde cunplen o nunca quanto ellas afusiavan (=prometían) (LBAmor, 154).

3. Nada — синоним poco, cualquier cosa — в приглагольном отрицании не нуждается, поскольку действие мыслиться аффирмативно, а введение no кардинально изменило бы смысл предложения: Un hombre de costumbres frugales como yo /.../ vive con nada. ..porque la chica llora por nada155.

4. Отрицание no отсутствует в устойчивых глагольных сочетаниях contar por nada, convertirse en nada, criar de nada, dar por ninguno, fazer de nada / de non nada, quedarse en nada, reducirse a nada, tener en nada, tener por ninguno, tomar (se) en (no) nada, volverse en nada: ¿Contáis por nada las ponderaciones que de vuestra casa hicimos en todas partes? (Benavente, 13).

5.Во фразеологизмах типа ¡Ahi es nada! и pecr es nada.

Приведённый нормативный материал (пп. 1-5) оказался тем благоприятным фоном, на котором происходит утрата отрицания в случаях, подобных haría yo nada.

В заключение можно сказать, что присутствие в языке периферийных (аграмматичных) структур допускает рациональное объяснение.

Сокращения

Amadís — Amadís de Gaula. Vol. I. La Habana, 1965.

Ayala — López da Ayala P. Crónicas de los reyes de Castilla. Bibl. de autores esp. Vol. LXVI, Madrid, 1779.

Benavente — Benavente J. Los intereses creados. Buenos Aires, 1958.

Cervantes, Entremeses — Cervantes Saavedra M. de. Entremeses. La Habana, 1963.

Cid — Cantar de Mío Cid. Texto, gramática y vocabulario. Vol. III. Texto del cantar. Madrid, 1911.

Corbacho — Martínez de Toledo A. Arcipreste de Talavera o Corbacho. Madrid, 1970.

DQ — Cervantes Saavedra M. de. Don Quijote de la Mancha. Vol. I-VIII. Madrid, 1911.

Ferlosio — Sánchez Ferlosio R. El Jarama. Barcelona, 1984.

Galdós — Pérez Galdós. Cádiz. Moscú, 1951.

Herrera — Herrera F. Poesías. Madrid, 1914.

Labrador — Labrador Ruiz E. El gallo en el espejo. México, 1958.

LBAmor — Arcipreste de Hita. Libro de buen amor. Vol. II. Madrid, 1913.

Lorca — García Lorca F. Obras completas. Madrid, 1962.

Márquez — García Márquez G. Cien años de soledad. Moscú, 1980.

Nebrija — Nebrija A. de. Gramática castellana. Vol. I, Madrid, 1946.

Pardo Bazán — Pardo Bazán E. El saludo de las brujas. Madrid, 1966.

Quevedo, Cuento — Quevedo y Villegas F. de. Cuento de cuentos. Bibl. de autores esp. Vol. XLVIII. Madrid, 1859.

Sem Tob — Sem Tob. Proverbios morales. Bibl. de autores esp. Vol. LVII. Madrid, 1895.