Geum.ru

В рамках программы "пушкин" при поддержке министерства иностранных дел франции и посольства франции в россии ouvrage réalisé dans le cadre du programme

Вид материалаКнига

Содержание


Ix. игра записей
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   45

Последний раз я уже говорил вам, что символизм играет важнейшую роль во всех основных проявлениях аналитического опыта, и прежде всего в повторении, которое немыслимо иначе, как связанное с циркулярным процессом речевого обмена. Имеется некий внешний по отношению к субъекту и связанный с определенной группой носителей, человеческих агентов, замкнутый символический контур, в который субъект, или то маленькое колечко, что зовется его судьбой, навсегда остается включенным.

Я говорю образно, я видоизменяю несколько мою мысль, вы прекрасно чувствуете, конечно, что понимать меня слишком уж буквально не следует.

Имеют место отношения обмена, внешнего и внутреннего, представлять себе которые следует как декламацию затверженной наизусть речи. Имея соответствующий регистрирующий аппарат, речь эту можно было бы выделить и собрать вместе. От самого субъекта — у которого подобный аппарат отсутствует —

145

она по большей части ускользает, продолжаясь и вновь возвращаясь, всегда готовая заново включиться в ритм внутреннего дискурса.

Субъект, естественно, может прожить всю жизнь, так и не услышав, о чем, собственно, идет речь. Именно это как раз обычно и происходит. Анализ для того и создан, чтобы помочь ему ее услышать, чтобы он понял, в каком дискурсивном круге он оказался пленником и в какой другой круг ему предстоит вступить.

Обратимся к одной работе, которая представляет собой не опубликованную самим Фрейдом и найденную впоследствии рукопись. Относится она к сентябрю 1895 г., то есть ко времени, когда Фрейд занимался не самоанализом, а анализом как таковым, то есть стоял на пороге своего открытия (Толкование сновидений еще не было написано). Из этой работы мы узнаем, как Фрейд представлял себе психический аппарат. Текст этот неотделим от истории мысли Фрейда, и в свете смысловых акцентов, которые мы в нем расставим, обнаружит значение позднейших разработок — той теории, которую находим мы в Traumdeutung. Из него становится ясно, как пересматривает Фрейд свои первоначальные представления. Читая его, вы сопоставите машину сновидений с другой машиной, схему которой я недавно напоминал вам, говоря о дискурсе другого, и не с ним одним.

Сегодня мы прослушаем доклад Анзьё, посвященный анализу того, на что в этом тексте следует особо обратить внимание.


Замечания по ходу доклада Анзьё.


В 1895 г. теории нейрона не было и в помине. Идеи Фрейда о синапсе являются абсолютно новыми. Он предполагает наличие синапса как такового, то есть разрыва между включенными в непрерывную цепь соседними нервными клетками.

Согласно простейшей схеме вида "стимул-реакция", виталистическая система безусловного рефлекса, похоже, целиком повинуется закону разрядки. Налицо простая инерция в чистом ее виде. Цепь замыкается кратчайшим путем. И вот к этой системе Фрейд подключает другую — систему-тампон, ту самую систему внутри системы, которая и ложится в основу системы Я.

146

Принцип реальности вводится здесь, будучи увязан с системой ψ, обращенной вовнутрь. Позднее термины пересекутся.

........................

Система со уже предвосхищает систему "оно". Нужно объяснить, что делает ее изобретение необходимым. Ибо до сих пор все, в конечном счете, идет отлично. Никакого сознания. Но ввести его все же нужно, и Фрейд делает это с помощью системы, по законам своим совершенно исключительной. Период должен протекать в ней с минимальной, почти нулевой, затратой энергии — сказать, что с абсолютно нулевой - он не решается.

Тут мы впервые встречаемся с трудностью, которая будет и в дальнейшем возникать у Фрейда на каждом шагу: непонятно, что делать с системой сознания. Ей приходится приписывать совершенно особые законы, а законы энергетической эквивалентности, реализующие любые количественные процессы, на нее не распространяются. Почему не может он позволить себе от ее вмешательства отказаться? Что он с ней собирается делать? Зачем она ему нужна?

........................

Что касается состояний желания, то Фрейд задействует здесь взаимоотношения между предстоящим объектом и уже сложившимися внутри Я структурами. При этом он особо обращает внимание на следующее: либо предстоящий объект отвечает ожиданиям, и это вовсе не интересно, либо он приходится не к месту, и это уже интересно, ибо предметный мир любого рода всегда складывается в результате усилия заново открыть, wiederzufinden, объект. Фрейд различает в человеческом опыте два не имеющих друг с другом ничего общего структурных образования: с одной стороны, припоминание, которое я, следуя Керкегору, назвал античным и которое предполагает наличие между человеком и миром его объектов гармонии, благодаря которой он узнает их, ибо в каком-то смысле знает их изначально; с другой же стороны — завоевание, оформление мира трудовым усилием, путем повторения. По мере того, как предстоящее субъекту совпадает с тем, что некогда уже принесло ему удовлетворение, лишь частично, субъект пускается на поиски и

147

повторяет свои попытки до тех пор, пока не обретет искомый объект вновь.

Объект встречается и выстраивается на пути повторения — вновь обрести объект, повторить объект. Беда лишь в том, что объект, который субъект встречает, никогда не оказывается тем же самым. Другими словами, субъект непрерывно порождает объекты-заместители.


В теории этой, которой Фрейд, похоже, придерживается и в дальнейшем, уже содержится, таким образом, на материалистическом уровне, начатки представления о функции повторения как процессе, выстраивающем мир объектов.

Перед нами набросок того плодотворного, что ложится впоследствии в основу психологии конфликта и перебрасывает мост между либидинальным опытом как таковым, с одной стороны, и миром человеческого познания, с другой, — миром, который характеризуется тем, что значительная часть его для силового поля желания остается недосягаемой. Человеческий мир не выстраивается как заключенный внутри Innenwelt'a, потребностей Umwelt, он отнюдь не закрыт — наоборот, он открыт для великого множества самых разнообразных нейтральных объектов, среди которых есть и такие, которые, выполняя радикальную функцию символов, уже не имеют с объектами ничего общего.

.........................

Мое Я испытывает реальность, не просто переживая ее, но ее, насколько это возможно, нейтрализуя. Нейтрализация же эта осуществляется по мере действия системы отвода. Вы не уделили достаточно внимания тому факту, что именно в соединении нейронов усматривает Фрейд тот механизм отвода, под действием которого приток энергии, рассредоточенный и распределенный им, далее не проходит. И именно постольку, поскольку он не проходит, допустимым становится сравнение с информацией, которую дает нам в периодическом плане система Q: в обоих случаях энергия сокращается — если не в потенциале своем, то, во всяком случае, по интенсивности.

.....................

В этом первом наброске Я уже заложено начальное представление о том, что окажется впоследствии структурным усло-

148

вием выстраивания внутри человека объектного мира — об обретении утраченного было объекта. Однако отсылка к другому, который играет в выстраивании объекта роль не менее существенную, здесь еще полностью отсутствует. Другими словами, создается впечатление, что объективированная организация мира происходит, как в случае со статуей Кондильяка, сама собой. Открытие нарциссизма именно потому и кажется нам столь важным, что в этот момент Фрейд ни о чем подобном даже не подозревает.

Следуя философам восемнадцатого столетия, Фрейд, как и все его современники, реконструирует абсолютно все — память, суждение и т. п. — исходя из ощущения, лишь на мгновение задерживаясь на поиске объекта как такового. Однако интерес к сну и сновидениям заставляет его вернуться к первичному процессу. В результате чего эта механическая реконструкция реальности приводит, тем не менее, к сновидению.

На этом мы сегодня и остановимся. Не возьмется ли Валабрега увязать сказанное сегодня с полной теорией первичного и вторичного процессов в Traumdeutung?

26 января 1955 года.

IX. ИГРА ЗАПИСЕЙ

Безумие не является сновидением. Четыре схемы.

Противопоставление и опосредование.

Первичный процесс. Опредмечивание системы восприятие-сознание.

Прошлым вечером, после доклада Ланга, Лефевр-Понталис обратился к вам с призывом пользоваться понятием зеркала более дисциплинированно.

Со своей стороны я к этому призыву присоединяюсь, ибо согласен, что злоупотреблять этой идеей не стоит. Ведь стадия зеркала не магическое заклинание. Она уже немного и устарела. С тех пор, как я в 1936 г. эту идею сформулировал, прошло уже добрых двадцать лет. Уже начинает зудеть желание чего-то нового — которое, впрочем, не всегда лучше старого, ибо чтобы идти вперед, нужно уметь возвращаться. А раздражает не столько возврат к этой идее, сколько неумение ею пользоваться. И с этой точки зрения Ланг заслуживает хорошей оценки.

1

(Приходит Лефевр-Понталис)

А, вот и наш бунтовщик! Я уверяю вас, что существует нечто такое, о чем Вы, Лефевр-Понталис, не имеете, возможно, ни малейшего понятия, — то, до какой степени спорна и действительно оспаривается диагностика психоза у ребенка. Некоторым образом непонятно даже, правильно ли мы поступаем, используя для обозначения психозов взрослых и детских одно и то же слово. В течение десятков лет в возможность у ребенка настоящих психозов просто не верили, пытаясь увязать соответствующие явления с какими-нибудь органическими условиями. У взрослого и у ребенка психоз выстраивается далеко не одина-

150

ково. И если мы вправе говорить о наличии у ребенка психоза, то лишь потому, что, будучи аналитиками, мы продвинулись в понимании психоза несколько далее других.

Поскольку на этот счет никакой установившейся доктрины — даже внутри нашей собственной группы — пока не сложилось, Ланг оказался в нелегком положении.

В отношении психоза у взрослых, a forteriori и у детей, в умах царит до сих пор полная неразбериха. И работа Ланга показалась мне весьма уместной именно потому, что он попытался сделать нечто в деле аналитического понимания, а особенно в деле расширения его границ, абсолютно необходимое — отступить немного назад.

Во всем, что касается восприятия нами нашей клинической области, нам грозят две опасности.

Первая из них - это не проявить достаточно любопытства. Детям внушают, что любопытство — ужасный порок, и в целом это правда; мы не любопытны, так что спровоцировать это чувство автоматически оказывается не так уж легко.

Вторая - это понимать. Мы вечно понимаем слишком много, особенно в анализе. И по большей части обманываемся. Обычно считается, что если человек одарен, обладает хорошей интуицией, легко вступает в контакт, умеет использовать природные способности к межличностному общению, имеющиеся у каждого, то из него получится хороший терапевт-аналитик. Как только аналитик перестает предъявлять к себе требования исключительной концептуальной строгости, способ понимания тут же находится. Но он оказывается при этом чем-то вроде моряка без буссоли и теряет всякое представление о том, откуда и куда направляется.

А не поможет ли нам психоз ребенка заключить, как бы от противного, о том, что следует нам думать о психозе взрослого? Вот что пытался сделать Ланг, и получилось у него это совсем неплохо. С очень большим тактом отметил он все непоследовательности, ошибки и лакуны в системе Мелани Кляйн и Анны Фрейд, склоняясь, в конечном счете, в пользу Мелани Кляйн, ибо с аналитической точки зрения система Анны Фрейд приводит в тупик.

Мне очень понравилось то, что он сказал о регрессии. Он отметил, что это вовсе не механизм, действие которого разво-

151

рачивается в реальности, а символ. Вы сами знаете, что я не любитель козырять термином "логическое мышление" по поводу и без повода, но здесь перед нами как раз явление, очень похожее на мышление колдуна. Вы видели когда-нибудь взрослого, который бы действительно регрессировал, вернулся к состоянию малого ребенка, впал в детский лепет? Регрессии не существует. Как замечает Ланг, это симптом, который именно как таковой и должен интерпретироваться. Регрессия существует в плане значения, а не в плане реальности. И это убедительно доказывается в отношении ребенка тем простым соображением, что ему некуда особенно регрессировать.

Я вновь перечитывал в Толковании сновидений то примечание относительно процесса и механизмов психологии сновидения, где Фрейд цитирует Джексона: Исследуйте природу сновидения и вы откроете все, что можно узнать о сумасшествии

и безумии.

Вот это как раз и неверно. Между тем и другим нет ничего общего. Хорошенько это запомните. Да, задействуются те же элементы, те же символы, можно найти много аналогичного. Но это иная перспектива — не наша. В этом-то все и дело: почему сновидение — это не безумие? И наоборот, говоря о безумии, для нас важнее всего определить то самое, что рознит обусловливающий ее механизм с тем, что происходит в сновидении

каждую ночь.

Не думайте, пожалуйста, что все это целиком лежит на совести самого Фрейда. Французское издание неполно и не дает понять, что перед нами здесь своего рода "хорошая оценка", выставленная Эрнесту Джонсу, который еще ранее счел подобное сближение удачным и подумывал, несомненно, о том, как связать анализ с тем, что ему уже приходилось наблюдать в Англии. Оставим же Джонсу Джонсово, а Фрейду Фрейдово. И станем исходить из того, что проблема сновидения оставляет все экономические проблемы психоза полностью открытыми.

Сегодня я не буду распространяться на эту тему дальше. Оставим ее как задачу на будущее. Возможно, что мы займемся психозами уже в этом году. А уж в следующем году мы займемся ими в любом случае.

152

2

Вернемся же к тексту Фрейда.

Я просил Валабрега продолжить комментарий, но сначала я нарисую на доске схему, к которой вы сможете обращаться, чтобы улавливать ход мысли, который мы здесь прослеживаем. Схем этих, собственно, у меня четыре: по структуре они сходны, а различия между ними отмечают этапы в разработке Фрейдом своей идеи.

Первая из них относится к тому, что было намечено им на уровне первоначальных, общепсихологических взглядов, осталось неизданным, но содержало множество наблюдений, обращение к которым оказалось для него впоследствии плодотворным. Вторая иллюстрирует то, что мы находим в Толковании сновидений, — теорию психического аппарата, призванную объяснить феномен сновидения. Причем обратите внимание: после того, как все элементы интерпретации сновидений были рассмотрены, ему предстояло еще найти сновидению место в качестве психической функции. Третья соответствует уровню теории либидо, гораздо более поздней. И появляется она отнюдь не одновременно с Тремя очерками... — скорее она соотносится по времени с появлением на фрейдовском горизонте функции нарциссизма. Наконец, четвертая схема — По ту сторону принципа удовольствия.

Хотя схемы эти и относятся к функциям совершенно различным, по форме своей они в чем-то сходны. Ведь, на самом деле, в каждом случае речь идет об одном — о схеме аналитического поля. Поначалу Фрейд называет это "психическим аппаратом", но вы увидите, какой шаг вперед он сделает — шаг в понимании того, что может именоваться человеческим существом. Вот о чем здесь, собственно, идет речь. В основе ваших законных требований в теоретическом плане, в основе, например, прозвучавшего вчера в устах Лефевра-Понталиса призыва, лежит представление о том, что вы находитесь перед лицом чего-то индивидуального, если не вообще уникального, что все лежит здесь, сосредоточенное в фигуре, которая находится перед вами, и что в этом-то и состоит единство объекта в психоанализе,


153

и уж во всяком случае, в психологии, законы и пределы которой считаются для познания вполне доступными.

Вы все полагаете, будто находитесь в области психологии, где душа представляет собой некое подобие двойника, или свойства, того, что вы видите.

И очень любопытно, что вы не обращаете внимания на один простой факт: любой научный прогресс ведет к исчезновению объекта как такового. В физике, например, — чем дальше вы идете, тем менее объект вам доступен. То, что наблюдаем мы в чувственном облике, интересует физика лишь в аспекте энергообмена, на атомно-молекулярном уровне, который реализуется в чувственной видимости лишь случайным и преходящим образом.

Это не значит, однако, что человеческое существо для нас исчезает.

Вы изучали философию, и знаете, что бытие (l'être) и объект — это совсем не одно и то же. Что касается бытия, то, с научной точки зрения, мы его, разумеется, постичь не можем, потому что оно принадлежит иному порядку. Психоанализ, однако, является опытом, позволяющим обозначить на нашем горизонте ту точку, где оно исчезает. Он специально подчеркивает, что человек — это не объект, а существо, которое стремится себя реализовать, нечто метафизическое. Может быть, это и есть наш научный объект? Разумеется, нет, но не является этим объектом и тот индивид, который по видимости это бытие в себе воплощает.

Во сне, говорит Фрейд, всегда имеется некий абсолютно неуловимый пункт, принадлежащий области неизвестного, — он называет его "пуповиной сновидения". Обычно на такого рода места в его текстах внимания не обращают, полагая, видимо, что это беллетристика. Но это не так. Слова эти говорят о том, что имеется точка, которая в феномене неуловима, — точка, где возникает связь субъекта и символического порядка. То, что я называю бытием, или существом, — лишь последнее слово, за которым кроется то, что с позиций науки остается для нас недоступно, но в направлении чего феномены, с которыми мы в нашем опыте имеем дело, неизменно указывают.

Что нам действительно важно, так это уяснить себе, какую позицию следует нам занять по отношению к тому, что мы называем нашим партнером. В любом случае очевидно одно: в

154

уникальном явлении, которое представляют собой человеческие отношения, налицо два различных, хотя и сплетающихся то и дело друг с другом, измерения — измерение Воображаемого и измерение Символического, Измерения эти каким-то образом пересекаются, и нам всегда важно знать, какую функцию мы выполняем, в каком измерении мы по отношению к субъекту располагаемся — независимо от того, реализует ли наша позиция противопоставление или опосредование. И полагать, будто оба эти измерения образуют, смешиваясь между собой в явлении, одно-единственное, было бы самообманом. Результатом становится своего рода магическое общение, универсальная аналогия, которой многие действительно пользуются для теоретического осмысления своего опыта. В конкретном и частном случае подобный метод часто дает чрезвычайно богатые, но совершенно не поддающиеся обработке данные, и он, вдобавок, чреват многочисленными техническими ошибками.

Все это, я, конечно, излагаю в очень общем виде, но уточнить и наглядно представить себе сказанное позволит вам четвертая схема, соответствующая четвертому этапу мысли Фрейда, этапу работы По ту сторону принципа удовольствия.

3. Выступления по ходу доклада Валабрега

Что называет Фрейд системой φ? Исходит он из той схемы безусловного рефлекса в простейшей ее форме, которая казалась для познания отношений живого существа с окружающей средой столь многообещающей. Этой схемой представлено фундаментальное свойство отношений, в которые живое существо вступает: оно что-то получает в виде возбуждения и каким-то образом на это возбуждение отвечает.

Не забывайте, однако: понятие ответа всегда предполагает, что мы имеем дело с существом уже адаптированным. Схема условного рефлекса была выведена первоначально на опытах, например, с лягушкой — в то время, когда электричество (которое, как вы убедитесь, в качестве модели хорошо нам послужит) как раз начинало входить в нашу жизнь. Итак, на лягушку воздействуют электричеством или капают ей на лапку кисло-

155

той. Она потирает этой лапкой о другую — это и называют ответом. Но здесь перед нами не просто афферентно-эфферентная пара. Необходимо предположить, что ответ для чего-то служит, то есть что живое существо является существом адаптированным.

Все это и положено Фрейдом в основу его конструкции. Похоже также, что он с самого начала заложил в нее понятие равновесия — другими словами, принцип инерции. Что на самом деле вовсе не законно. Стимул, который Валабрега преждевременно именует информацией, представляет собой всего-навсего in-put, вложение. Подобный подход к проблеме является донаучным и характерен для времени, когда отсутствовало еще понятие энергетики, задолго даже до статуи Кондильяка. Энергия в этой базовой схеме в расчет никак не принимается. Понятие притока энергии появляется лишь тогда, когда Фрейд начинает учитывать, что происходящее в системе φ, обязательно должно оказывать воздействие в системе ψ. И только на этом этапе он уточняет, что система ψ имеет дело с внутренними побуждениями, т. е. потребностями.

Что же они представляют собой, эти потребности? Это нечто такое, что относится, собственно говоря, к организму и от желания заметно отличается. Ланг жаловался вчера вечером, что желание с потребностью всегда путают — это и вправду совсем не одно и то же. Слово need выражает собой то, в чем система эта, являющаяся одной из частных систем организма, участвует в целостном его гомеостазе. Тут-то и возникает необходимость в понятии энергетического постоянства, вторгающегося в работы Фрейда уже здесь, где он усматривает наличие энергетической эквивалентности между ψ, которая чувствует нечто изнутри организма, и φ, которая производит нечто, имеющее отношение к его потребностям. И это становится абсолютно загадочным — совершенно непонятно, что может означать энергетическая эквивалентность связанного с равновесием организма внутреннего давления, с одной стороны, и его результата, с другой. Но тогда какой же в ней смысл? Это просто х, который, сослужив службу в качестве отправной точки, немедленно был оставлен.