Фрейде Ф. В. Бассин и М. Г. Ярошевский

Вид материала

Лекции

Содержание 3. Об оценке идей 4. О личности фрейда и о трагедии фрейдизма

Подобный материал:

• Литература для подготовки к занятиям по курсу "клиническая фармакология"  "Фармакотерапия, 24.3kb.
• М. Г. Ярошевский история психологии, 6304.76kb.
• 5. Проблема психологической защиты человека…, 272.85kb.
• Собрание сочинений в шести томах, 7087.46kb.
• Ярошевский М. Г. История психологии. Учеб. – М.: Академия, 1997. – 416 с. Содержание, 17.1kb.
• История психологии”, 1866.52kb.
• Текст взят с психологического сайта, 7854.67kb.
• М. Г. Ярошевский история психологии, 4723.9kb.
• Собрание сочинений москва "педагогика" Л. С. Выготский собрание сочинений в шести томах, 6935.84kb.
• Психология правды и психология лжи (II часть) На чем основывается современная фальшивая, 49.15kb.

отверг не только отождествление психики с сознанием, но и еще не утративший в тот период

популярности взгляд на сознание как на поток мыслей и переживаний. Сознание живет,

борется, противодействует несовместимым с <влечениями Я> силам. Доказывалось, что работа

сознания не сводится к внутреннему восприятию содержаний, что она жизненно важна для

сохранения человеческого Я, которое Фрейд в отличие от своих прежних воззрений

представлял теперь в качестве особой инстанции (подсистемы личности), решающей

собственные задачи.

Однако энергетический аспект психической деятельности получил у него неадекватную

интерпретацию, поскольку главной мотивационной силой признавалась сфера бессознательного

(инстинктов, Ид). Носитель знания о внешней среде - сознание, согласно Фрейду, само по

себе бессильно. Вся его энергия черпается в конечном счете из глубин бессознательного.

Реальные особенности мотивации существуют независимо от того, какое отображение в

сознании они получают. Глубокой ошибкой

Фрейда являлось убеждение, будто проекция в сознании мотивационных стремлений

личности носит иллюзорный характер. Но рациональный момент содержала идея о том, что для

научного объяснения динамики мотивов недостаточно свидетельств самонаблюдения. Их

недостаточно не только для раскрытия природы мотивов, не затрагивающих ядро личности, ее

Я, но и для понимания этого Я как особой системы, для которой одни мотивы являются

центральными, другие - периферийными.

Положение о неидентичности сознания и Я, сложившееся у Фрейда в 20-х годах,

получило развитие в <Продолжении лекций>, где изложен новый подход к проблеме строения

человеческой личности, уровням ее организации и характеру отношений между этими

уровнями. Невроз рассматривается как результат ослабления силы Эго из-за интенсивности

давления на него со стороны Ид, рассеивание энергии на противодействие этому давлению

(<антикатексис>). Другой источник невроза-конфликт между Эго и Супер-эго (в ситуации,

когда Я сопротивляется моральным запретам и требованиям).


3. ОБ ОЦЕНКЕ ИДЕЙ

ФРЕЙДА НА ЗАПАДЕ:

ПАРАДОКС КОНТРАСТОВ

Какое отношение вызвали к себе идеи 3. Фрейда? Когда будущий историк культуры

задумается над умственной жизнью нашего бурного века, он, безусловно, выделит концепцию

психоанализа как явление особого порядка, понять существо и судьбу которого нелегко.

Основанием для такой оценки явится для него прежде всего беспрецедентное расхождение

мнений по вопросу об отношениях к психоанализу, проявившееся по разным поводам в разных

странах. Можно уверенно сказать, что ни одно из больших умственных течений в области

общей и клинической психологии, психотерапии, психиатрии не вызывало столь разных,

взаимоисключающих суждений, не создавало такой разноголосицы в оценках, такой

ожесточенности в спорах, как идеи, провозглашенные на заре нашего века| Фрейдом.

С одной стороны, существуют в западноевропейской и американское печати

многочисленные указания на то, что идеи Фрейда по глубине влияния, оказанного ими на

психологию западного человека, могут быть приравнены к идеям Коперника, Дарвина,

Эйнштейна; что большая часть создаваемых в наши дни на Западе произведений психологии,

философии и искусства несет на себе в той или иной степени отпечаток фрейдизма (Д.

Олдридж); что традиционные схемы психоанализа настолько проникли в <кровь> западной

культуры, что ее представителям значительно легче мыслить ими, чем игнорировать их (С.

Цвейг) и т. д.

С другой же стороны, остается фактом, что в самых разных странах ученые первого

ранга резко порицали и порицают фрейдизм, подвергая критике, а иногда и полностью отвергая

его социологические и медицинские основы.

Как же можно объяснить такое различие подходов, сопровождаемое к тому же

необыкновенной страстностью вызываемых им споров?

Выше уже было указано на некоторые из обстоятельств, способствовавших широкому

положительному отклику на идеи Фрейда. Одним из них явился, несомненно, очень

своеобразный характер вопросов, поднятых Фрейдом, жизненность и практическая важность

которых выгодно контрастировали со многими направлениями в исследованиях поведения и

сознания.

Неоспоримо, что фрейдизм явился одной из первых концепций, настойчиво пытавшихся

разобраться в проблеме скрытых мотивов поведения человека и в роли этого фактора в клинике.

Им было привлечено внимание к сложности внутреннего мира человека, к последствиям

неудовлетворенных влечений, к противоречиям между желаемым и должным. Он обратился в

этой связи к жизни во всей ее реальности, к ее радостям и печалям, тревогам и стремлениям,

обещая помощь в условиях душевного надлома и требуя для этого всего лишь наведения

определенного <порядка> в душе. И долгое время его идеи воспринимались многими как

единственно способные осветить все эти жизненные вопросы, которые никогда не переставали

волновать людей. Фрейдизм шел тем самым, по крайней мере по видимости, навстречу

глубоким душевным запросам многих. Следует ли удивляться, что положительный резонанс,

который получили в определенных социальных кругах его идеи, оказался таким широким? И в

то же время в идеях Фрейда содержались внутренние противоречия, которые очень осложнили

отношение к теории психоанализа даже со стороны тех, кто выступал на ранних этапах

формирования этой теории в качестве ее страстных адептов.

После второй мировой войны психоанализ в его новейших вариациях продолжает

оставаться в западных странах одним из наиболее распространенных течений в психологии,

психотерапии и философии. Он глубоко проникает в художественную литературу, в искусство,

в кино, его влияние со все большей отчетливостью проявляется в так называемой

психосоматической медицине. Фрейдизм постепенно добивается признания даже в

католических религиозных кругах, это особенно ярко проявилось на совещании католических

деятелей высшего ранга, происходившем в 1965 г. в Ватикане, в связи с попыткой епископа Р.

П. Грегуара легализовать использование психоанализа в монастырях.

И в то же время неуклонно нарастает волна критического отношения к психоанализу.

Эта критика выступает в разных формах. Иногда она носит ограниченный характер, призывая

не столько к полному отклонению психоаналитического направления, сколько к компромиссу с

ним, к принятию отдельных его положений (прежде всего его теории бессознательного). Иногда

же ее проводят решительно и непримиримо, ставя акценты на научной несостоятельности

психоанализа и на его терапевтической неэффективности.

Особый интерес представляют работы, в которых обсуждение вопроса о

терапевтической ценности психоанализа производится на основе изучения относительно

крупных клинических контингентов. Из этих работ вытекает, что благоприятные исходы,

наблюдаемые при психоаналитическом лечении, связаны большей частью со спонтанным

выздоровлением, с последствиями изменения социальных условий, с незаметно

вкрадывающимися в психоаналитическую процедуру элементами суггестии и с разнообразными

другими факторами, чуждыми по своей природе этой процедуре. Связь же выздоровления с

существом психоаналитического лечения остается во многих случаях недостаточно ясной.

Проверка показала, что объективных признаков существования Эдипова комплекса,

играющего столь большую роль в системе воззрений Фрейда, а также других постулируемых

фрейдизмом особенностей инфантильной сексуальности не удается обнаруживать у

значительного количества детей даже при самом тщательном психологическом исследовании.

Есть поэтому основания полагать, что в основу представления об Эдиповом комплексе как об

обязательном компоненте инфантильной психики на определенном этапе онтогенеза Фрейдом

были положены особенности детской сексуальности, скорее характерные для каких-то

отдельных, своеобразных клинических случаев или, возможно, для нравов определенной

социальной среды. А если это так, то невольно возникает мысль, как легко делал Фрейд

широкие выводы из эксквизитных клинических фактов и насколько переоценивалось исходным

психоаналитическим направлением значение априорно постулированных биологических

факторов в ущерб влияниям, которые могут оказывать на сексуальное развитие ребенка

случайные особенности окружающей обстановки и воспитания.

И вместе с тем наиболее типичной для западных исследователей а послевоенный период

является позиция не огульного отклонения представлений психоанализа, а скорее их частичного

принятия, позиция поиска различных форм компромисса с ними. Такое отношение было

характерно для исследователей, которые, не приемля фрейдизм как законченную философско-

психологическую систему, полагали вместе с тем, что в нем скрыто рациональное ядро и что

его положительные элементы могут быть без противоречий связаны с другими теориями,

освещающими работу мозга и сознания. Центральным аргументом, который выдвигался в

пользу такого понимания, являлось обычно то, что метод Фрейда - это важный путь к

раскрытию природы скрытых душевных движений, природы бессознательного и что поэтому,

какими бы недостатками он ни обладал, к каким бы теоретическим трудностям ни приводил,

его отвергать нельзя.

Таково мнение Н. Винера, выдающегося канадского нейрохирурга В. Пенфилда и др.

Наряду с многочисленными работами психологического, клинического и кибернетического

плана, где высказываются соображения о желательности компромисса между фрейдизмом и

другими направлениями, на Западе звучат острокритические голоса. По мнению весьма

авторитетного французского психиатра А. Барюка, <с медицинской точки зрения догматические

установки некоторых психоаналитиков и психосоматиков могут представлять иногда

подлинную опасность> *. Барюк признает, что идеи Фрейда наложили глубокий отпечаток на

пси-

----------------------------------------------------------------------

* Barak Н. Entretion de Bichat. P., 1965. Р. 7.

----------------------------------------------------------------------

хиатрию, медицину, философию и всю интеллектуальную жизнь современного

общества. Но в чем это влияние прежде всего сказалось? Распространение идей Фрейда имело,

по мнению Барюка, лишь отрицательные социальные последствия...

Барюк останавливается далее и на психологическом анализе самой психоаналитической

процедуры. Больной чувствует себя в условиях этой процедуры пассивным, расслабленным,

находящимся во власти чужой воли, насильственно проникающей в глубины его психики. А в

результате продолжительного применения психоаналитических приемов лечения (длящихся

иногда многие месяцы, если не годы) возникает риск постепенного понижения

психологической сопротивляемости больного, его фиксированности на интимных

переживаниях и его превращения в личность, малоспособную к активному преодолению

трудностей жизни, терпящую фиаско при первом же соприкосновении со сколько-нибудь

грубой действительностью. Слишком высокое аффективное напряжение, замечает Барюк,

бесспорно может привести к неврозу, но не меньшие опасности таит в себе и чрезмерное

аффективное расслабление, и неизвестно, какую из этих крайностей выгодно предпочесть.

Барюк видит отрицательные черты психоанализа и в том, что последний часто связывает

генез невроза с особенностями семейной жизни больного и поэтому нередко на этой жизни

отрицательно сказывается. В целом же психоаналитическая концепция - это, по Барюку,

<скорее религия, чем наука>, религия, имеющая свои догмы, свои ритуалы и свою

оригинальную систему неконтролируемых истолкований.

Небезынтересно, что даже из уст той, которая на протяжении десятилетий была

строжайшей блюстительницей психоаналитической ортодоксии,- дочери 3. Фрейда, Анны

Фрейд,- вырвалось характерное признание, подчеркивающее трудности, с которыми

сталкивается в современных условиях распространение идей психоанализа: современная

молодежь, говорила Анна Фрейд, <интересуется борьбой человека не с самим собой, и борьбой

человека против общества>.

О сомнениях самих приверженцев психоаналитической терапии в ее эффективности

говорит высказывание одного из авторитетных современных французских психоаналитиков С.

Видермана. <Среди самих психоаналитиков все больше проявляются признаки разлада -

оговорки, оспариваемые положения, а в последнее десятилетие все более внятно звучат голоса,

указывающие на прогрессирующую растерянность... Но в конце концов на фундаментальный

вопрос нужно будет отвечать без уверток. Являются ли клинические симптомы эффектом

вытеснения? Вполне вероятно. Становится ли устранение вытеснения невозможным или

затрудненным вследствие контрсилы, называемой сопротивлением? Уверенный ответ здесь

невозможен. Являются ли устранение вытеснения путем интерпретации (симптомов) и

ликвидация (на этой основе) клинических нарушений твердо установленными достижениями

психоанализа? Строго говоря, ответ должен быть отрицательным> *.

* Viederman S. Confrontation // Amer. J. of Psychol. 3. 1980. P. 24-26.

Для тех, кто знаком с представлениями о природе бессознательного, о роли вытеснения,

о терапии, основанной на его осознании, и т. п., звучавшими в западной литературе последнего

десятилетия, должно быть очевидно из приведенного отрывка, какой глубокий кризис

переживает современная западная клиническая психология, затрагивая проблему

бессознательного, и какой трудный процесс переоценки традиционных для нее толкований в

ней происходит. Это, конечно, не может не укреплять уверенность в том, что перед совсем

иным подходом к проблеме бессознательного, характерным для советской психологии, а

прежде всего перед подходом, разрабатываемым на протяжении десятилетий в школе Д. Н.

Узнадзе, открыты широкие и благоприятные перспективы дальнейшего развития.


4. О ЛИЧНОСТИ ФРЕЙДА И О ТРАГЕДИИ ФРЕЙДИЗМА

В западной литературе можно нередко встретить высказывания, по которым отклонение

советскими исследователями общей позиции, представлений и установок психоаналитической

школы объясняется различного рода поверхностными, ситуационными моментами или даже

каким-то предвзятым отношением к ее основателю. Трудно представить себе более

неправильную оценку.

Вряд ли может кто-либо сомневаться в том, что Фрейд был выдающимся мыслителем,

одним из крупнейших ученых своего времени, отличавшимся редкой наблюдательностью и

блестящей клинической интуицией. Он был также человеком принципиальным и глубоко

преданным науке. Об этом говорит вся история его жизни и прежде всего та непреклонная

решимость, с которой он отказался от уже завоеванной им к 90-м то\ дам XIX в. репутации

европейски известного невропатолога для TOFOL чтобы посвятить себя каким-то странным,

никому на первых порах не понятным изысканиям, работам, поднимавшим столь необычные,

столь шокирующие вопросы, что даже его близкие друзья долгие годы не решались следовать

за ним в эту новую область.

И однако, эта привлекательность личности, духовного облика Фрейда отнюдь не

означает, что в такой же степени должна импонировать созданная им после многих лет

настойчивого труда психологическая концепция. Хорошо известно, что расхождения, очень

подчас резкие, между личностью создателя и характером созданного наблюдались в науке и

литературе неоднократно. Биография и творчество Ф. Ницше, этого - в годы душевного

здоровья - мягкого в личной жизни, застенчивого человека, создавшего тем не менее систему

представлений, которая спустя десятилетия была превращена в основу варварского нацистского

мировоззрения - яркий тому пример.

Трагедия Фрейда как мыслителя заключалась в том, что он значительно опередил свою

эпоху, обратив внимание на клинические проявления, для раскрытия природы которых

психология, нейрофизиология, психотерапия его времени были совершенно не подготовлены.

После же того, как эти проявления - активность бессознательного,- были им подмечены,

перед ним возникла нелегкая альтернатива: либо пытаться объяснять выявленные им феномены

на основе общей теории бессознательного, которую следовало, однако, еще только начинать

создавать, либо объяснять их на основе предположений, создаваемых ad hoc, т. е. независимо от

более общего концептуального подхода, способного осветить, помимо тех частных проявлений

бессознательного, которые единственно приковывали внимание Фрейда, также гораздо более

широкую роль этого фактора в системе сознания человека в целом.

Фрейд не мог пойти по первому пути хотя бы потому, что создание общей теории

бессознательного немыслимо без опоры на экспериментальный метод в широком понимании,

всегда остававшийся для него чуждым, без опоры на теоретические представления, вошедшие в

психологию лишь десятилетия спустя (мы имеем в виду, в частности, понятие так называемой

психологической установки, введенное в психологию Д. Н. Узнадзе и его школой). Идя же

вторым путем, Фрейд не мог не придать в высшей степени сложным процессам участия

бессознательного как в условиях нормальной психики, так и в формировании невротических

расстройств истолкование упрощенное, сбивающееся на своеобразный антропоморфизм.

Можно, конечно, сказать, что вся эта антропоморфизация бессознательного была для

Фрейда только своего рода изобразительным приемом. Но беда заключалась в том, что она

имела свою логику развития, пленником которой Фрейд постепенно стал. Все более и более

усложняясь, все более опираясь на метафоры, к которым Фрейд, как известно, очень широко

прибегал, замещая ими отсутствующие у него строгие доказательства, эти

антропоморфизирующие конструкции привели их автора к созданию множества причудливых и

одновременно наивных мифов в работе мозга, к представлению о фатальной гегемонии

бессознательного над сознанием; к идее только антагонистических отношений между

бессознательным и сознанием; к учению о вытеснении, не сопровождающемуся, однако,

разъяснением, во что же преобразуется как психологический феномен аффективное

переживание после того, как оно подвергалось вытеснению. А тот, кто веру в эти мифы

разделял, превращался - иногда даже без ясного сознания этого - в последователя

мистифицированной системы социальной психологии, не оставляющей никакой надежды

человеку на его конечное освобождение от власти господствующих якобы над ним

биологически примитивных, иррациональных сил.

Таким рисуется своеобразный путь Фрейда в науке. Он был трагичным и притом в

двойном смысле. Трагедия Фрейда заключалась не только в том, что подмеченные им факты -

факты, приоткрывавшие завесу над еще очень мало известной и очень важной стороной

психики человека,- были оставлены им без должного осмысления. Если бы дело

исчерпывалось только этим, надлежало бы говорить лишь о личной трагедии Фрейда как

исследователя. В действительности же трагическое имело здесь иной характер и иной масштаб.

Можно не во всем соглашаться с критикой идей Фрейда, звучащей сегодня в западной

литературе,- ее примеры мы приводили выше,- но довольно трудно отвергнуть указание на

аффект, вызываемый признанием примитивных биологических влечений главным в конечном

счете фактором, который направляет и определяет поведение человека,- в то время, как на

долю сознания отводится лишь иллюзия управления деятельностью. А ведь именно так (в

пользу этого может быть приведено значительное количество доказательств) прозвучала для

очень и очень многих основная идея психоанализа. И это глубоко пессимистическое понимание

широко утвердилось независимо от того, что, возможно, хотел, но не сумел достаточно

отчетливо сказать Фрейд.

Все это в целом: отсутствие у теории психоанализа строго разработанной научной

основы и специфический колорит, который придается психоанализом представлениям о

духовной жизни человека, о том, что эту жизнь направляет и движет,- наполняет глубоким

смыслом слова одного из крупнейших психологов современной Франции П. Фресса,