Лужицкий вопрос и чехословакия в 1918 1948 гг

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Официальные оппоненты
Марьина Валентина Владимировна
Воронежский государственный университет
С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале научной библиотеки им. А.М. Горького (МГУ, Ломоносовский проспект, д. 27, кор
Общая характеристика работы
Объектом исследования
Цель работы
Задачи исследования
Теоретико-методологическая основа работы
Хронологические и географические рамки работы
Степень изученности темы
Источниковая база исследования
Научная новизна работы
Теоретическая и практическая значимость исследования
Апробация результатов исследования
Структура работы
Основное содержание работы
Во введении
В историографии
В первой главе «Чешско-серболужицкие связи в 1918–1933 гг.»
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

имени М.В. ЛОМОНОСОВА




На правах рукописи


ШЕВЧЕНКО Кирилл Владимирович


ЛУЖИЦКИЙ ВОПРОС И ЧЕХОСЛОВАКИЯ

В 1918 – 1948 гг.


Специальность 07.00.03 – всеобщая история

(новое и новейшее время)


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук


Москва - 2008

Работа выполнена на кафедре истории южных и западных славян государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова» Министерства образования и науки Российской Федерации.


Официальные оппоненты:


доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник

Туполев Борис Михайлович

(Институт всеобщей истории РАН)


доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник

Марьина Валентина Владимировна

(Институт славяноведения и балканистики РАН)


доктор исторических наук, профессор

Макарова Любовь Михайловна

(Сыктывкарский государственный университет)


Ведущая организация:

Воронежский государственный университет




Защита состоится «___» _____________ 2009 г. в ___ час. на заседании диссертационного совета Д 50100212 по присуждению ученой степени доктора исторических наук в Московском государственном университете по адресу: 119992, Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4, Исторический факультет МГУ, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале научной библиотеки им. А.М. Горького (МГУ, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4).




Автореферат разослан «____» ____________ 2008 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор исторических наук, профессор И. Л. Маяк

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность темы обусловлена как современным положением лужицких сербов в ФРГ, ассимиляция которых резко усилилась после объединения Германии1, так и растущим интересом к наиболее проблемным аспектам новейшей истории серболужицкого народа со стороны ученых-славистов и общественности славянских стран, прежде всего Чехии и Польши.

В отличие от других малых славянских народов, не имеющих собственной государственности (русины в Словакии, Польше и на Украине; кашубы в Польше), но получивших более благоприятные возможности для своего этнокультурного развития в постсоциалистический период, сербы-лужичане, наоборот, подвергаются возросшему ассимиляционному давлению в объединенной Германии. Нивелирующее воздействие ассимиляционных факторов на серболужицкое население является не только результатом роста социальной мобильности, интернационализацией всех сфер жизни и экспансией электронных СМИ, характерных для эпохи глобализации, но и продуктом целенаправленной политики немецких властей, демонстрирующих все меньшее понимание специфических проблем автохтонного серболужицкого меньшинства в ФРГ, вопрос национального самосохранения которого становится поэтому все более злободневным2.

Cерболужицкий народ, наряду с другими полабскими славянами вовлеченный в орбиту германской государственности более тысячи лет назад, в отличие от своих северных славянских соседей сумел не только сохранить славянский язык, культуру и самосознание, но и дважды в течение ХХ века предпринять попытку создания собственной государственности и выхода из состава Германии. В силу ряда причин эти попытки оказались неудачными. Важным фактором национального самосохранения и развития лужицких сербов стала идея славянской взаимности, которая культивировала у сербов-лужичан чувство принадлежности к обширному славянскому миру, усиливала национальное самосознание и часто выступала в качестве эффективного «оружия против ощущения собственной слабости и незначительности»3.

Важное место в истории лужицких сербов занимают чешско-серболужицкие связи, которые объективно выступали как фактор, способствующий формированию и развитию национального самосознания сербов-лужичан и противостоящий их ассимиляции. В первой половине ХХ века интенсивность и глубина контактов резко возросли, что проявилось после образования независимой Чехословакии в 1918 г. По меткому замечанию русского ученого-слависта Ф. Зигеля, чешский народ, «поставленный с ранней молодости в самые затруднительные условия, …не только сумел сохранить свою индивидуальность, но и повлиять благотворно на все остальные славянские народы в смысле укрепления в них славянского самосознания…»4. Сказанное имеет прямое отношение к связям между чехами и лужицкими сербами, удачно характеризуя их суть и направленность. Чешско-серболужицкие отношения в межвоенный период и особенно в первые годы после окончания Второй мировой войны представляют собой одну из самых насыщенных, интересных и одновременно наименее изученных страниц в богатой книге межславянских связей.

Объектом исследования являются межславянские связи как социокультурное явление и их воздействие на национальные движения славянских народов.

Предмет исследования - чешско-серболужицкие отношения, их сущность и значение для серболужицкого национального движения.

Цель работы заключается в исследовании содержания, конкретных форм и эволюции связей между Чехословакией и лужицкими сербами в 1918-1948 гг., а также их влияния на серболужицкое национальное движение.

Задачи исследования:

- анализ специфики чешско-серболужицких связей и их воздействия на серболужицкое национальное движение в 1918-1919 гг.;

- рассмотрение эволюции связей между Чехословакией и лужицкими сербами в межвоенный период и их роли после прихода национал-социалистов к власти в Германии;

- анализ пролужицкого движения в Чехословакии в 1945-1948 гг. и его взаимоотношений с серболужицкими политиками и чехословацкими официальными кругами;

- выявление сущности лужицкого вопроса в 1945-1948 гг., его социального и политического контекста и роли различных факторов в его решении.

Теоретико-методологическая основа работы. Теоретической и методологической основой исследования являются общепринятые принципы историзма и объективности, предполагающие конкретно-исторический подход к анализу событий в их диалектическом развитии. Именно эти принципы позволяют адекватно решать поставленные в работе исследовательские задачи.

Хронологические и географические рамки работы. Хронологические рамки работы охватывают период с 1918 по 1948 гг., т.е. время с момента образования независимой Чехословакии и начала серболужицкого национального движения за коренное изменение государственно-правового статуса Лужицы до принятия «Серболужицкого закона» ландтагом Саксонии в марте 1948 г., что явилось итогом серболужицких национальных устремлений после Второй мировой войны. Географические рамки работы включают Чехословакию и территорию Верхней и Нижней Лужицы, входящих в настоящее время в состав ФРГ (федеральные земли Саксония и Бранденбург).

Степень изученности темы. Изучение лужицких сербов в России имеет богатую историю и традиции. Русские ученые-слависты XIX и начала XX вв. И.И. Срезневский, О.М. Бодянский, А.Ф. Гильфердинг, А.Н. Пыпин, В.А. Францев, Т.Д. Флоринский внесли огромный вклад в развитие сорабистики.5 Особое место среди русских славистов занимает И.И. Срезневский, который «открыл лужицких сербов не только для русских, но и для других славян».6 После Октябрьской революции внимание к сербам-лужичанам заметно ослабело. В первые десятилетия после революции в СССР было опубликовано лишь несколько статей по серболужицкой проблематике, посвященных крупному серболужицкому ученому А. Муке и его связям с русскими учеными.7 Специальный раздел, посвященный серболужицким языкам, был включен в книгу А.М. Селищева «Славянское языкознание», опубликованную в 1941 году.8 В послевоенный период в СССР активное развитие получило изучение серболужицкой филологии, опиравшееся на богатые традиции русской сорабистики. Большой вклад в изучение языков и литературы лужицких сербов внесли Л.И. Ройзензон, С.Б. Бернштейн, М.И. Ермакова, А.А. Гугнин, К.К. Трофимович и В.А. Моторный.9 Серьезным достижением отечественной сорабистики стало издание верхнелужицко-русского словаря, автором которого являлся известный львовский филолог-славист К.К. Трофимович.10

Несмотря на рост интереса к серболужицкой проблематике в послевоенный период, чешско-серболужицкие связи в ХХ веке не стали объектом специального исследования в отечественной историографии, хотя роль межславянских связей в национальном развитии лужицких сербов в XIX веке была всесторонне проанализирована Л.П. Лаптевой, которая сделала важный концептуальный вывод о том, что «главную роль как в причинах возрождения, так и в создании условий для его успеха играли факторы внешние… Внешним фактором развития серболужицкой… культуры являлся идейный пример и материальная помощь со стороны других славянских народов… Свое идейное вооружение серболужицкое возрождение черпало прежде всего из Чехии. Оттуда пришла не только идея славянской взаимности, но и вполне конкретная помощь, выразившаяся в подготовке кадров национальной культуры».11 Если идеологическая поддержка серболужицкого возрождения пришла из Чехии, то материальная помощь – главным образом из России, поскольку «…именно русские славянские деятели финансировали почти все главные мероприятия, поддерживавшие… серболужицкую национальную культуру».12 Подобную точку зрения разделяют как серболужицкие, так и чешские исследователи. Так, чешский сорабист Я. Петр указывал на важную роль чешско-серболужицких связей в процессе формирования серболужицкой национальной идеологии.13 По словам серболужицкого исследователя Л. Гайнец, «...Прага открывала лужицким сербам путь в славянский мир, формировала и поддерживала... стремление к сохранению и развитию собственной идентичности».14

Если положение лужицких сербов в межвоенный период не вызывало интереса российских исследователей, то национальное движение в Лужице в 1945-1948 гг. привлекло внимание некоторых отечественных историков. Непосредственное отношение к рассматриваемой теме имеет научно-популярная работа М.И. Семиряги «Лужичане»15, представлявшая первую в советской историографии попытку «дать систематическое изложение истории, культуры, а также современного положения лужицких сербов».16 Давая оценку планам серболужицких политиков, направленных на выход Лужицы из состава Германии и присоединение к Чехословакии, М.И. Семиряга отмечал возможные негативные последствия этого шага для межнациональных и межгосударственных отношений в этой части Европы. «Требования лужицких сепаратистов несостоятельны потому, - писал М.И. Семиряга, - что присоединение Лужицы, населенной преимущественно немцами, к Чехословакии дало бы повод немецким реваншистам для нового разжигания ненависти между чехами и немцами, которая и без того культивировалась на протяжении веков... Это нанесло бы вред как народам Чехословакии, так и немецкому и лужицкому народам...»17 Столь же отрицательно оценивал М.И. Семиряга и план создания независимого серболужицкого государства, выдвинутый серболужицкими политиками после неудачных попыток объединиться с Чехословакией. М.И. Семиряга одним из первых указал на немецких переселенцев из Чехословакии и Польши как на фактор, препятствовавший реализации планов серболужицких деятелей. Примечательно, что основные выводы Семиряги, сделанные им более пятидесяти лет назад, созвучны с мыслями современных серболужицких историков, признающих нереалистичность планов присоединения Лужицы к Чехословакии или образования независимого серболужицкого государства.18 В то же время, роль Чехословакии в серболужицком национальном движении в 1945-1948 гг. трактовалась М.И. Семирягой весьма схематично и упрощенно. В частности, мысль автора о том, что «...возня лужицких буржуазных националистов вокруг плана присоединения к Чехословакии, а затем вокруг самостоятельности Лужицы поддерживалась чешской буржуазией»,19 нуждается в серьезной корректировке, поскольку отношение к лужицкому вопросу в политических и общественных кругах Чехословакии было значительно более сложным и неоднозначным. Так, современные чешские исследователи высказывают прямо противоположную точку зрения в этом вопросе, подчеркивая незаинтересованность чехословацкого политического руководства в присоединении Лужицы к Чехословакии и констатируя, что у официальной Праги «желание услышать лужицких сербов отсутствовало…».20 Большой интерес представляет монография М.И. Семиряги «Как мы управляли Германией», подробно анализирущая «сущность оккупационной политики СССР» и «формы и методы ее осуществления органами Советской военной администрации в Германии»,21 что имеет особую ценность для воссоздания исторического контекста, в котором развивалось серболужицкое национальное движение в послевоенные годы. Положение лужицких сербов и позиция СССР в лужицком вопросе в 1945-1948 гг. стали предметом исследований современного украинского историка-слависта А.С. Проневича, который, изучив целый ряд новых архивных материалов, пришел к выводу об утопизме и необоснованности требований Серболужицкого национального комитета22, тем самым солидаризировавшись с мнением Семиряги и серболужицких историков.

Чешские сорабистические исследования, интенсивность и широта которых были традиционно выше, чем в других славянских странах, удачно сочетают в себе как работы обзорного характера,23 так и узкотематические труды,24 многие из которых посвящены чешско-серболужицким связям в XIX и ХХ веках.

Интерес чехов к лужицким сербам был традиционно устойчивым, что объяснялось не только естественным вниманием к этнически и исторически близкому славянскому соседу, но и контекстом все более обострявшихся чешско-немецких отношений. Немалую роль в этом интересе играли и практические соображения, которые проявлялись в тенденции со стороны чехов рассматривать лужицких сербов как дополнительный инструмент в противостоянии немецкому влиянию и как своего рода негативный пример, на ошибках которого надо учиться. Изрядный налет утилитаризма в отношении к серболужицкой проблематике продемонстрировал уже прагматичный Масарик, который посетил Лужицу в 1884 г., интересусь результатами влияния «немецкого духа на лужицких славян».25 Стремление извлечь полезные уроки из поучительной истории лужицких сербов было постоянно присуще чехам. Уже после образования независимой Чехословакии Масарик в своих мемуарах призывал чешского читателя «не забывать о том, что в средневековье славяне занимали обширную область вплоть до Заале и северной Эльбы...»26 Для избежания их печального опыта Масарик считал необходимым «настойчиво стремиться к увеличению нашей внутренней силы».27 Похожее отношение к лужицким сербам занимали и чехословацкие сорабисты. Патриарх чехословацкой сорабистики Й. Пата писал в 1930-е гг., что «История Лужицы является историей тысячелетней борьбы порабощенного Славянина с превосходящими немецкими силами... Лужицкие сербы... - мощное предупреждение всем остальным славянам, которые хотя и свободны, но раздроблены и все более поддаются немецкому влиянию».28

Эйфория, вызванная становлением независимых славянских государств после Первой мировой войны, вселила в А. Черного, Й. Пату и их последователей уверенность в реальность существования независимого лужицкого государства или в возможность присоединения Лужицы к Чехословакии. Лидеры чехословацкого пролужицкого движения в 1918-1919 гг. активно выступали за присоединение Лужицы к ЧСР, полагая, что это позволило бы усилить славянский этнический элемент в Лужице, покончив с угрозой германизации, и что этот шаг был бы в геополитических интересах обоих народов. Романтическая пелена стала спадать с глаз лидеров чехословацкого пролужицкого движения лишь в 1930-е гг., когда Й. Пата, проанализировав причины неудач серболужицкого национального движения после Первой мировой войны, был вынужден сделать вывод о том, что «чешский лев не мог освободить Лужицу, поскольку имел множество собственных забот».29

Серболужицкое национальное движение и его связи с Чехословакией в межвоенный период не стали предметом специального исследования в чешской историографии, хотя в рамках обзорных работ данный этап серболужицкой истории в той или иной степени затрагивался. Один из самых авторитетных ученых-сорабистов социалистической Чехословакии Я. Петр в своих оценках чешско-серболужицких связей выделял 1918-1919 гг., когда в Лужице возникло движение за отделение от Германии, период Веймарской республики и время нацистского господства. Критически оценивая внешнеполитические перспективы серболужицкого движения в 1918-1919 годах и позицию Чехословакии в это время, Я. Петр, в отличие от серболужицких историков, подчеркивал, что «иллюзии о возможном присоединении Лужицы к ЧСР исходили прежде всего из Праги».30 Я. Петр критиковал Прагу за «недостаток реалистичного понимания подлинных интересов серболужицкого народа» и за иллюзорную веру в возможность решения лужицкого вопроса в отрыве от процессов, происходящих в немецком обществе.31 В своих, во многом справедливых оценках лужицкой политики Праги, Я. Петр недостаточно четко разделял позицию официальных кругов и чехословацкого пролужицкого движения, приписывая официальной Праге, отличавшейся известным прагматизмом, взгляды лидеров чехословацкого пролужицкого движения, стремившихся к радикальному решению лужицкого вопроса.

Чешско-серболужицкие связи в 1918-1919 гг. вызывали интерес и у серболужицких историков, трактовавших лужицкий вопрос как один из инструментов, использовавшихся Прагой для достижения своих внешнеполитических целей. М. Каспер и Ф. Метшк подчеркивали, что лужицкий вопрос был лишь средством в руках чехословацкой дипломатии, использовавшей его в качестве противовеса судетонемецкому вопросу в политической игре, «истинная цель которой заключалась в международном признании северных границ ЧСР».32 О лужицком вопросе как о благоприятном объекте компенсации для Праги писал и Я. Шолта.33

Что касается 1920-х и особенно 1930-х гг. ХХ века, то как чешские, так и серболужицкие историки однозначно положительно оценивают роль межславянских связей и славянской взаимности для сохранения национальной самобытности лужицких сербов.34 Неравноправное положение лужицких сербов в Веймарской республике и важность их поддержки со стороны чехов подчеркивается и в последних работах серболужицких исследователей.35 Еще большее значение серболужицкие и чешские исследователи придают межславянским связям лужицких сербов после прихода к власти нацистов. М. Каспер полагает, что одной из причин перехода нацистских властей от первоначальной политики открытых репрессий против серболужицких активистов к более умеренной политике в лужицком вопросе были массовые протесты, прокатившиеся по славянским странам, прежде всего по Чехословакии, весной и летом 1933 г.36 Я. Малинк также утверждает, что «протесты в славянском зарубежье и необходимость считаться с положением немецких меньшинств за границей вынудили руководство НСДАП перейти к более гибкой политике в отношении лужицких сербов с 1934 по 1936 гг.».37

Несмотря на исключительную важность 1945-1948 гг. в истории лужицких сербов, по-настоящему серьезное внимание серболужицких и чешских историков этот период начал привлекать лишь в последнее десятилетие. История лужицких сербов после 1945 г. вообще представляет собой наиболее противоречивый и изобилующий «белыми пятнами» отрезок времени. Изучение серболужицкого национального движения в 1945-1948 гг. длительное время было осложнено и ярко выраженными идеологическими мотивами, которые по-разному проявлялись как у историков ГДР, так и ФРГ. Если серболужицкая марксистская историография, развивавшаяся в рамках исторической науки ГДР, имела «преимущественно пропагандистский характер», замалчивала «неудобные темы и факты» и стремилась «к обоснованию господствующего положения СЕПГ в ГДР»,38 сделав «серболужицкую культуру инструментом пропаганды СЕПГ»,39 то немногочисленные западногерманские публикации имели «антикоммунистическое звучание» и преследовали цель «дискредитации восточногерманского государства и его серболужицкой политики».40 Взгляд на послевоенную Лужицу сквозь призму марксистско-ленинской идеологии привел серболужицкую марксистскую историографию к трактовке послевоенного серболужицкого национального движения как явления сепаратистского, мелкобуржуазного и противоречащего интересам рабочего класса. Серболужицкий национальный комитет, выступавший за отделение Лужицы от Германии, критиковался за «крайне националистическую позицию» и за связь с «наиболее правыми кругами чехословацкой буржуазии», ориентированными на Запад.41 Аналогичных взглядов придерживался и чешский сорабист Я. Петр, который полагал, что деятельность СНК и Серболужицкой народной рады, ориентировавшихся на Чехословакию, «сыграла негативную роль в Лужице и ввела в заблуждение простых людей».42 Подобно серболужицким историкам, Я. Петр усматривал слабые стороны деятельности СНК в том, что они «не учитывали условий, изменившихся на территории Лужицы после Второй мировой войны; ...осуждали сотрудничество „Домовины“ с демократическими силами Германии» и «не учитывали, что область Лужицы населяют граждане как немецкой, так и серболужицкой национальности, из которых первые имеют значительное численное превосходство над вторыми...»43

Если планы СНК и народной рады, которые варьировались от выхода из состава Германии и присоединения к Чехословакии до образования независимого государства, негативно оценивались историографией ГДР в основном по идеологическим соображениям, то современные серболужицкие историки усматривают в этих намерениях недостаток реализма и игнорирование политических и социально-экономических условий послевоенной Лужицы. По мнению Э. Пеха, «не все ожидания» серболужицких политиков «соответствовали реальности» и «единственный реалистичный путь заключался в том, чтобы оставить лужицких сербов в рамках немецкой государственности, но с законодательными гарантиями соблюдения прав нацменьшинств».44

Возможные последствия гипотетического присоединения Лужицы к Чехословакии серболужицкие историки также оценивают критически. По мнению П. Тимана, вхождение в состав Чехословакии имело бы негативные последствия для сербов-лужичан, поскольку у Бенеша, который «не хотел признавать словаков как отдельный народ, были сильны чешско-националистические настроения, не оставлявшие места культурному многообразию».45 В то же время, признавая нереалистичность радикальных планов серболужицких политиков, направленных на выход из состава Германии, серболужицкие историки отмечают, что многолетняя дискриминация лужицких сербов со стороны немцев, достигшая апогея во время национал-социализма, породила сильные антинемецкие настроения. Возникший в этих условиях лозунг «Прочь от Германии» был вполне естественным.46

Новый подъем интереса чехов к лужицким сербам наступил после «бархатной революции» и падения социализма в Чехословакии в 1989 г. Особое внимание чешских исследователей привлекли ранее табуизированные сюжеты, прежде всего чешско-серболужицкие отношения в 1945-1948. Провал радикальных послевоенных планов серболужицких деятелей, направленных на присоединение Лужицы к Чехословакии, современные чешские сорабисты склонны объяснять «неблагоприятной политической ситуацией и давлением Советского Союза во главе со Сталиным».47 То обстоятельство, что среди слагаемых «неблагоприятной ситуации», помимо давления со стороны СССР, была еще и политика соседних славянских государств, в первую очередь Чехословакии, не вызывало интереса чешских сорабистов. Последние работы чешских историков, посвященные серболужицкому движению после 1945 г., демонстрируют более сбалансированный взгляд на изучаемые события, которые рассматриваются в широком международном контексте. Так, Й. Заградник в своей статье «Чехословакия и Лужица в 1945–1948 гг.», написанной на основе материалов пражских архивов, убедительно показывает отсутствие интереса у высшего чехословацкого руководства, включая президента Бенеша, к присоединению Лужицы. «Желание услышать лужицких сербов отсутствовало… Их стремлений не хотело поддержать ни чехословацкое правительство, ни тем более Советский Союз»48, - констатирует чешский исследователь.

Наряду с чешской, успешно развивается в последние годы и польская сорабистика, достижения которой нашли свое выражение в ряде статей и в двух серьезных монографических исследованиях, посвященных различным аспектам польско-серболужицких отношений.49 Польские исследователи, признавая приоритетность чешско-серболужицких связей над польско-серболужицкими, также скептически оценивают возможность существования независимого лужицкого государства.50

Источниковая база исследования. Источниковая база работы, значительную часть которой составляют ранее не использовавшиеся архивные документы, позволяет внести существенные коррективы и дополнения в ранее высказывавшиеся в историографии мысли и оценки. Все использовавшиеся в работе источники можно условно разделить на три части. К первой, наиболее ценной и важной части, относятся материалы архивов Чехии и ФРГ; вторая часть включает материалы чехословацкой, серболужицкой и немецкой периодической печати, как специализированной, так и рассчитанной на массового читателя; третья часть состоит из мемуарной литературы и устных воспоминаний участников и очевидцев описываемых событий.

Наиболее весомый компонент источниковой базы работы представляют материалы Литературного архива памятников национальной письменности Чехии51, Военно-исторического архива Чехии52, Архива министерства иностранных дел Чехии53, а также Серболужицкого культурного архива54 в г. Баутцен (серболуж. Будишин) в ФРГ.

Литературный архив памятников национальной письменности в Праге содержит большой пласт ценных материалов по истории лужицких сербов и чешско-серболужицких связей в конце XIX – первой половине XX века, который сосредоточен в трех основных фондах – «Общество Адольф Черны», «Йозеф Пата» и «Владимир Змешкал». Все фондообразователи были видными славистами и общественными деятелями Чехословакии, внесшими большой вклад в развитие сорабистики и чешско-серболужицких контактов. Данные фонды содержат переписку участников чехословацкого пролужицкого движения друг с другом, с чехословацкими политическими деятелями и с представителями серболужицкого национального движения, а также различные документы, отражающие многостороннюю деятельность Общества друзей Лужицы в течение межвоенного периода (протоколы заседаний общества, копии документов, направленных руководством общества в канцелярию президента республики, в различные министерства и общественные организации, афиши, объявления и др. документы)55.

Большую важность для анализа чешско-серболужицких связей в межвоенный период представляют материалы фонда «Акты и материалы серболужицкого национального движения» Серболужицкого культурного архива в г. Баутцен.56 Сохранившиеся здесь листовки и прокламации Серболужицкого национального комитета, обращенные к славянскому населению Лужицы, позволяют судить о намерениях и фактических действиях серболужицких лидеров, а также об их отношении к Чехословакии.

Материалы Военно-исторического архива Чехии, в первую очередь документы фонда «Главный штаб – 1 отделение 1945 г.», проливают свет на участие министерства обороны Чехословакии в выработке лужицкой политики чехословацкого руководства и на контакты представителей министерства обороны Чехословакии с серболужицкими политиками в 1945 г.57 Среди документов Военно-исторического архива выделяется обращение Серболужицкого национального комитета (СЗНК) к правительству Чехословакии от 14 июля 1945 г. с подробной характеристикой положения в послевоенной Лужице и с критикой нерешительных действий Чехословакии в лужицком вопросе, свидетельствовавшей о разочаровании серболужицких деятелей позицией Праги.58

Материалы Архива министерства иностранных дел Чехословакии, главным образом фонд «Генеральный секретариат 1945–1954»59, где хранятся делопроизводственные документы правительственной комиссии по вопросам изменения границ, в том числе протоколы заседаний этой комиссии, содержат ценную информацию о международном и внутриполитическом контексте, влиявшем на лужицкую политику Праги, о скрытых пружинах внутриправительственных разногласий по вопросу границ, а также о действительном отношении чехословацкого руководства к лужицкому вопросу, которое во многом противоречило публичным заявлениям чехословацких политиков. Это отношение было намного прагматичнее и критичнее, чем декларировавшаяся через СМИ и рассчитанная на пропагандистский эффект поддержка требований серболужицких лидеров о присоединении к Чехословакии.

Позиция серболужицкой стороны в 1945-1948 гг. подробно отражена в материалах Серболужицкого культурного архива, среди которых выделяется переписка серболужицких деятелей, их обращения к советским административным органам и чехословацким правительственным и общественным организациям, протоколы различных мероприятий и другие документы.60 Ценность материалов Серболужицкого культурного архива состоит в том, что они отражают взаимоотношения между представителями двух различных центров в серболужицком национальном движении – «Домовины» и Серболужицкого национального комитета, а также их контакты с чехословацкими и советскими официальными лицами.

Вторым важным компонентом источниковой базы работы являются материалы периодической печати. Серболужицкая проблематика была широко представлена на страницах чехословацкой прессы как в межвоенный период, так и в первые послевоенные годы, отражая всплеск интереса чехословацкой общественности к Лужице. Особое место принадлежит журналам «Словански пршеглед», «Ческо-лужицкий вестник» и «Лужицкосербский вестник»61, которые пристально наблюдали за развитием событий в Лужице и предоставляли своим читателям подробную, достаточно надежную, хотя зачастую чрезмерно эмоционально окрашенную информацию. Наряду с упомянутыми специализированными изданиями, в работе использовались и материалы чехословацкой прессы, как центральной, так и региональной, рассчитанной на массового читателя.62 Помимо чехословацкой прессы, эпизодически использовались также материалы немецкой и серболужицкой периодической печати, главным образом при анализе чешско-серболужицких контактов в межвоенный период.63

К третьей группе источников относятся мемуарная литература и устные воспоминания участников и очевидцев изучаемых событий. Особое значение имеют мемуары одного из видных представителей серболужицкого национального движения Я. Цыжа,64 в первой половине 1920-х годов учившегося в Праге, которые содержат интересные сведения о положении в Лужице, о взаимоотношениях немцев и лужицких сербов и о связях руководителей чехословацкого пролужицкого движения с лужицкими сербами. Представляют интерес воспоминания серболужицкого писателя П. Гройлиха65, в 1920-е гг. работавшего в серболужицкой типографии Смолера в Баутцене и принимавшего участие в сокольском движении в Лужице. Два тома его воспоминаний содержат любопытные наблюдения из повседневной жизни в Лужице в межвоенный период, позволяя воссоздать некоторые черты господствовавшей в то время общественной атмосферы. Полезными при написании работы были и воспоминания некоторых чешских друзей Лужицы66, помогающие понять психологические особенности восприятия Лужицы и лужицких сербов чехами.

Устные воспоминания участников и свидетелей описываемых событий, относящиеся главным образом ко Второй мировой войне и послевоенным годам, при их неизбежной фрагментарности, субъективизме и эмоционально-личностной окраске, нередко содержат уникальные сведения, которые до сих пор не нашли своего адекватного отражения в литературе. Беседы с чешским историком профессором Ч. Амортом, который участвовал в чехословацком антифашистском подполье и поддерживал контакты с лидерами чехословацкого пролужицкого движения А. Фринтой и В. Змешкалом, пролили дополнительный свет на деятельность лужицких сербов в Праге во время оккупации, а также на особенности развития чехословацкой сорабистики в послевоенный период. Полезным и плодотворным было также общение с ветераном чехословацкого пролужицкого движения, славистом и сорабистом И. Мудрой.

Научная новизна работы определяется тем, что в ней впервые в отечественной историографии комплексно и на широкой источниковой базе исследуется серболужицкое национальное движение и его отношения с Чехословакией в 1918-1948 гг., являющийся наиболее насыщенным и одновременно малоизученным периодом истории серболужицкого народа.

Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы при чтении соответствующих спецкурсов на историческом факультете, а также при подготовке монографических исследований по истории национальных движений славянских народов в первой половине ХХ века. Кроме того, материалы диссертации могут быть полезны при разработке теоретических проблем, связанных с положением национальных меньшинств в межвоенной и послевоенной Европе.

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы изложены в двух монографиях и научных статьях. Отдельные разделы диссертации послужили основой докладов на следующих научных конференциях (материалы опубликованы):

- Связи между чехами и лужицкими сербами в конце ХIХ – начале ХХ века. ХII Всесоюзная конференция историков-славистов в Москве. 25-27 января 1990 г.;

- Причины этнической устойчивости лужицких сербов в Германии. Международная научная конференция «Поморские славяне», посвященная 120-летию М.В. Бречкевича. Тернополь, 25-26 октября 1990 г.;

- Лужицкий вопрос и Чехословакия в мае-июле 1945 г. IX Международный сорабистический семинар во Львове. 5-7 октября 2001 г.;

- Лужицкий вопрос и Чехословакия в 1945-1947 гг. Научная конференция по проблемам этнической истории Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы. Воронеж, 17-19 мая 2002 г.

- Отношение Чехословакии к серболужицкому национальному движению в 1945 г. Международная конференция «Прага и лужицкие сербы». Прага, 10-11 ноября 2004.

Структура работы определяется характером и последовательностью поставленных задач. Работа состоит из введения, историографии, обзора источников, шести глав, заключения и библиографии.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ