Лужицкий вопрос и чехословакия в 1918 1948 гг
| Вид материала | Автореферат |
- Урок-узагальнення Тема «Україна в боротьбі за збереження державної незалежності (1918-1921, 69.98kb.
- Новосибирский жировой комбинат. Год основания – 1918!, 15.12kb.
- Русской Православной Церкви, 1948 г.. заседание, 145.88kb.
- План I. Введение. II. Этап > Чехословакия. Политика союзников по отношению, 252.54kb.
- Правда о Сардарапатской битве, разгроме турецкой армии, победе армянских воинов, народных, 641.86kb.
- Вопрос: Сонет 66 Уильяма Шекспира в переводах разных авторов. Ответ, 50.33kb.
- Тема 13. Азербайджан в период I мировой войны (1914-1918 гг.), 358.54kb.
- А. А. Михайлов советский астроном, академик (с 1964 г.), Герой Социалистического Труда., 16.82kb.
- №28 «общая характеристика конституции РФ 1918 г.» группа : 9912 зачетка : №1048, 241.22kb.
- Б. Расселом в его работах «Наше познание внешнего мира» (1914), «Философия логического, 41.92kb.
9 мая 1945 г. в Праге был образован Серболужицкий национальный комитет (позже Серболужицкий земский национальный комитет, СЗНК), в состав которого вошли находившиеся в Чехословакии серболужицкие активисты. Символично, что название данной структуры совпало с названием комитета, возглавившего борьбу лужицких сербов за независимость в 1918-1919 гг. 12 мая 1945 г. члены СЗНК обратились к Сталину и Бенешу с меморандумом, в котором, ссылаясь на слова «победоносного маршала Сталина» о победе славян «над немецкой тиранией», выразили надежду на освобождение лужицких сербов от «немецкого ярма»129 и подчеркнули тесные связи сербов-лужичан с Чехословакией. 10 мая 1945 г. в историческом центре Верхней Лужицы г. Будишин возобновила работу главная организация лужицких сербов «Домовина», запрещенная нацистскими властями в 1937 г. Наряду с СЗНК «Домовина» стала важным центром национального движения сербов-лужичан. 12 мая 1945 г. «Домовина» через газету «Правда» направила обращение Сталину с просьбой присоединить Лужицы к Чехословацкой республике «в качестве автономной единицы, поскольку они принадлежали к чешским землям столетия и поскольку у чехов наши… права были бы гарантированы лучше всего...»130 Кроме СЗНК и «Домовины» с аналогичными просьбами обращались и другие представители лужицких сербов. Это свидетельствовало о популярности подобных планов среди серболужицкого населения.
Данная позиция нашла свое выражение во втором меморандуме СЗНК от 1 июня 1945 г. Суть этого документа, определившего основные контуры серболужицкого национального движения на ближайшие полгода, была отражена в его названии: «Меморандум лужицких сербов - славянского народа в Германии, который требует освобождения и присоединения к Чехословакии». Меморандум не только выдвигал официальную просьбу о присоединении лужицких земель к Чехословакии, но и определял правовой статус Лужицы в составе чехословацкого государства. Предполагалась «как можно более тесная связь» Лужицы с Чехословакией, включая занятие территории Лужицы чехословацкими войсками, введение единого законодательства, административного управления и общей финансовой системы. Вместе с тем, отношения Лужицы и Чехословакии должны были учитывать местное своеобразие в форме «земского устройства по примеру Моравии и Силезии с некоторыми исключениями, касающимися культурной автономии».131
2 июня 1945 г. руководство «Домовины» обратилось к главнокомандующему советскими войсками в Германии маршалу Г.К. Жукову с предложением объединить исторические лужицкие земли в одну административно-территориальную единицу и присоединить ее к Чехословакии.132 Как и ранее, эта инициатива серболужицких деятелей осталась без ответа. В сложных условиях послевоенной Германии политические планы серболужицких лидеров не могли войти в число приоритетов советской военной администрации, перед которой в первые послевоенные месяцы стояли гораздо более важные проблемы. Более того, основное требование серболужицких политиков - отделение от Германии и присоединение к Чехословакии - объективно противоречило внешнеполитическим интересам СССР. Это могло привести к еще большему обострению серболужицко-немецких и чехословацко-немецких отношений и к дестабилизации и без того сложной обстановки в этой части советской оккупационной зоны в условиях начавшегося выселения судетских и силезских немцев из Чехословакии и Польши. Порог ожиданий в отношении СССР был неоправданно высоким как у славянских романтиков в Лужице, так и у представителей пролужицкого движения в Чехословакии.
Серболужицкие лидеры, увлекшись перспективой присоединения к Чехословакии, поначалу не проявили должного внимания к формированию органов власти на местах, контроль над которыми с самого начала оказался у лояльных СССР немецких политических партий, не испытывавших симпатий к серболужицкому движению. Взаимная отчужденность между серболужицкими политиками и немецкими левыми партиями, которые поддерживались советской администрацией, имела явные идеологические корни, поскольку серболужицкое движение традиционно отличалось сильной религиозно-консервативной или либеральной окраской.133 СЗНК в главе с католическим священником Я. Цыжем в большей степени олицетворял религиозно-консервативную традицию в серболужицком национальном движении, нежели «Домовина». Идейная близость СЗНК к немецким христианским демократам стала важной причиной неприязни к СЗНК со стороны немецких властей и органов СВАГ.
Появлению меморандума, который выступал за присоединение Лужицы к Чехословакии, предшествовали многочисленные контакты серболужицких политиков с чехословацкими властями. Уже 11 мая 1945 г. представители лужицких сербов были приняты заместителем главы правительства Чехословакии Й. Давидом. Днем позже серболужицкая делегация встретилась с премьер-министром Чехословакии З. Фирлингером. Наиболее активным сторонником радикального решения лужицкого вопроса в Чехословакии стало Общество друзей Лужицы, возобновившее свою деятельность 8 июня 1945 г. Председателем общества был избран один из самых энергичных пролужицких деятелей межвоенной Чехословакии В. Змешкал. В первом заседании Общества друзей Лужицы 8 июня 1945 г. принял участие заместитель председателя правительства Чехословакии Й. Давид, активный участник пролужицкого движения в межвоенный период. В своем выступлении Давид заявил, что «справедливые требования лужицких сербов будут поддержаны чехословацким правительством».134 Общественно-политическая атмосфера в Чехословакии, где антинемецкие настроения в 1945 г. достигли своего пика, была благоприятна для достижения подобных целей. Вспоминая первые послевоенные месяцы, лидер судетонемецкой социал-демократии В. Якш писал в своих мемуарах о том, что общественные настроения в Чехословакии в это время были под властью «слепого расизма» и лозунгов о наступившем «золотом времени славян».135 Немецкое население Судет рассчитывало на восстановление порядка с приходом чехословацкой армии, однако «...по свидетельствам немецких очевидцев, после прихода чешских войск условия ухудшились. Уроженец г. Брунталь К. Лангер вспоминал, что «...все сразу стало хуже, чем при русских; была развязана волна самого невообразимого террора».136 Начавшаяся депортация судетских немцев из Чехословакии сопровождалась большим количеством жертв среди мирного немецкого населения, данные о числе которых расходятся. Члены Немецко-чешской исторической комиссии «называют цифры в 30-40 тыс. человек. Представители судетонемецких организаций… говорят о количестве погибших в 240 тыс. человек и более».137 Среди самых кровавых инцидентов, связанных с депортацией судетонемецкого населения, был так называемый «брненский марш смерти», когда почти тридцатитысячное немецкое население г. Брно, в основном старики, женщины и дети, 30 мая 1945 г. получило предписание местного национального комитета покинуть город и было вынуждено идти пешком до границы с Австрией. По подсчетам исследователей, общее количество погибших в ходе этого перехода составило 1691 человек. Изгнание брненских немцев и его последствия «должны были послужить предостережением для чехословацких властей, но этот опыт… не вызвал каких-либо изменений. ...Негуманное обращение с переселенцами было частым явлением и в дальнейшем».138
Идея ревизии существовавших границ была очень популярна в общественном мнении послевоенной Чехословакии. Ряд общественных организаций выступал в первые послевоенные месяцы за включение в состав Чехословакии новых территорий. Помимо Лужицы речь шла обычно о части бывшей немецкой Силезии (области Кладско, Ратиборж и Глубчице), а также о некоторых пограничных территориях Австрии и Венгрии.
Лужицкая тема была в это время популярным сюжетом чехословацких средств массовой информации, которые выражали поддержку стремлению лужицких сербов к отделению от Германии и присоединению к Чехословакии, опираясь на исторические и геополитические аргументы. В первые послевоенные месяцы чехословацкая пропаганда связывала воедино требования о присоединении Лужицы и приграничных территорий немецкой Силезии. Это имело определенные основания не только в силу чисто географических причин, но и потому, что представители силезских чехов и лужицких сербов стремились к совместным действиям в своих усилиях добиться присоединения к Чехословакии. В июне 1945 г. в Праге находилась делегация чешского населения Верхней Силезии, которая, выступая от имени как чешского населения Верхней Силезии, так и лужицких сербов, обратилась в чехословацкий МИД и к президенту Чехословакии с предложением о том, чтобы «территория к северу от Судет... в максимально большем объеме была присоединена к Чехословацкой республике».139 В свою очередь, поляки были обеспокоены протекавшей в Чехословакии пропагандистской кампанией за присоединение Силезии. Польские военные журналисты Э. Османьчик и М. Зажыцки сообщали 5 июля 1945 г. в польский МИД из Праги о том, что чехословацкая пропаганда объединяет лужицкий вопрос и чехословацкие претензии на часть Силезии, связывая «необходимость освобождения Лужицы с освобождением «силезского народа» в Верхней Силезии…».140 Э. Османьчик и М. Зажыцки призывали Варшаву «нейтрализовать чешскую пропаганду», вырвав «лужицкий вопрос из чешских шовинистических игр».141 К июню 1945 г. территориальные противоречия между Польшей и Чехословакией обострились настолько, что обе страны оказались на грани вооруженного конфликта. 10 июня 1945 г. несколько подразделений чехословацкой армии вступили в область Ратиборж и Кладско, продвинувшись на 10-12 км. в глубину польской территории и заняв железнодорожные станции Мендзылесе и Левин Клодски. Только после угроз Варшавы предпринять ответную акцию на тешинском участке границы, чехословацкие войска покинули территорию Польши.142
Самым радикальным сторонником ревизии границ в пользу Чехословакии было «Объединение за справедливые границы», развернувшее массовую пропагандистскую кампанию за изменение границ по всей стране и пытавшееся влиять на внешнюю политику Праги. В ноябре 1945 г. руководители «Объединения за справедливые границы» Б. Угер и О. Пруша обратились к министру иностранных дел Я. Масарику с просьбой об аудиенции, к которой прилагалась карта Чехословакии в новых «справедливых» границах, включавших Верхнюю и Нижнюю Лужицы, Силезию с границей по Одеру, часть северной Венгрии с городами Мишкольц и Ньеридьхаза и часть северной Австрии. На прилагаемой карте границы Чехословакии вплотную подходили к Дрездену, Берлину и Вене. В ноябре 1945 г. аналогичные документы от «Объединения за справедливые границы» были получены и в Главном штабе чехословацкого министерства обороны. 28 ноября 1945 г. в чехословацкой прессе было опубликовано заявление чехословацкого правительства о том, что «Объединение» является частной организацией и его территориальные требования не имеют ничего общего с официальной позицией властей.143 12 декабря 1945 г. МВД Чехословакии запретило «Объединение за справедливые границы» поскольку «само существование данного общества… моглo создать предлог за границей для обвинения ЧСР в империалистических тенденциях...»144
Четвертая глава «Лужицкий вопрос во второй половине 1945 г.» прослеживает эволюцию лужицкого вопроса накануне и после конференции в Потсдаме. Дипломатическая активность серболужицких лидеров и деятельность Общества друзей Лужицы побудили правительство Чехословакии уделить лужицкому вопросу самое пристальное внимание. На заседании правительства Чехословакии 8 июня 1945 г. министр просвещения коммунист З. Неедлы указал на историческое право Чехословакии на Лужицу. Министр информации и культуры В. Копецки прямо заявил о том, что «мы должны стремиться к присоединению лужицких сербов».145 Наиболее пристальное внимание лужицкому вопросу уделило в это время министерство обороны Чехословакии. Свидетельством практического интереса министерства обороны ЧСР к перспективе присоединения Лужицы явилось совместное заседание представителя министерства обороны генерала А. Рессела с руководителями СЗНК и Общества друзей Лужицы, которое состоялось 13 июня 1945 г. Цель встречи, как было указано в составленном по ее итогам протоколе, состояла в «обсуждении меморандума и деталей, необходимых для принятия решения о том, в какой мере предложение лужицких сербов о присоединении Лужицы к Чехословакии является реализуемым».146
Ключевым вопросом, обсуждавшимся на встрече в чехословацком министерстве обороны, был вопрос о границах Лужицы. Подводя итог дискуссиям на эту тему, Рессел писал в своем донесении, что требование присоединения Лужицы в ее исторических границах является политически нереализуемым и его нельзя отстаивать на международной арене, поскольку в этом случае возникла бы необходимость дальнейших территориальных приобретений на Западе, включая присоединение Дрездена, что могло бы осложнить национальную проблему. Рессел подчеркивал, что целью чехословацких военных являются эффективно обороняемые границы. В этой связи он полагал необходимым исключить центр Нижней Лужицы г. Хошебус из той части Лужицы, которую планировалось присоединить к ЧСР, поскольку Хошебус «выступал далеко на север» и с его присоединением «ситуация к востоку от Лужицы могла бы серьезно осложниться».147 Хотя представители лужицких сербов и высказали пожелание о присоединении Лужицы к Чехословакии в соответствии с этнографическими границами, они, тем не менее, согласились с доводами Рессела, допустив, что «их территориальные требования могут оказаться нереализуемыми в полном объеме».148
Встреча с представителями лужицких сербов оказала влияние на позицию министерства обороны Чехословакии в вопросе о корректировке чехословацких границ. Присоединение части лужицких земель к Чехословакии предусматривалось в разработанном чехословацким министерством обороны документе с предложениями об изменении границ Чехословакии, который был представлен на рассмотрение правительственной комиссии ЧСР по вопросу о границах. Заседание этой комиссии, выработавшей решение о территориальных требованиях Чехословакии, состоялось 20 июня 1945 г. Несмотря на публичную поддержку позиции СЗНК и Общества друзей Лужицы, добивавшихся присоединения Лужицы к Чехословакии, чехословацкое правительство в действительности занимало намного более сдержанную и прагматичную позицию, противоречившую публичной пролужицкой риторике чехословацких официальных лиц. Протокол заседания правительственной комиссии по вопросу о границах, состоявшегося 20 июня 1945 г., свидетельствует, что уже в то время идея о присоединении Лужицы к Чехословакии не рассматривалась всерьез и не пользовалась поддержкой чехословацкого руководства. Поддержав требование министерства обороны включить в состав Чехословакии силезские области Ратиборж и Кладско, де-факто вошедшие к тому времени в состав Польши, комиссия в то же время высказалась против аналогичного предложения в отношении Лужицы. «Комиссия, - говорилось в протоколе, - единогласно высказалась против принятия того плана изменения границ, который включал бы территорию Лужицы. Комиссия рекомендует проведение границы таким образом, чтобы она проходила по северному склону пограничного хребта, включая окрестности города Вальденбурга, каменноугольный бассейн, города Готесберг, Ландесхут и железнодорожный узел Гиршфельд».149 Чисто экономические соображения лежали в основе и других предлагавшихся чехословацкой стороной корректировок границы. На северо-западном участке чехословацко-немецкой границы Прага проявляла интерес к ряду территорий к югу и юго-востоку от Дрездена, включая города Лебау, Бад Шандау и Пирну, и предлагала мелкие исправления границы в пользу Чехословакии в районах Хомутова и Яхимова, где чехов привлекали месторождения урановой руды. План чехословацкого правительства по изменению границ, таким образом, полностью определялся соображениями прагматизма и не учитывал точку зрения серболужицких политиков, стремившихся к присоединению Лужицы к Чехословакии. Официальная Прага добивалась прежде всего выгодной для себя корректировки границы с Германией; при этом интересы серболужицких лидеров и перспективы возможного присоединения Лужицы к Чехословакии полностью игнорировались, а сама Лужица даже не рассматривалась в качестве заслуживающего внимания единого социокультурного организма.
Руководители пролужицкого движения в Чехословакии имели тесные контакты с правительством и старались влиять на его позицию в лужицком вопросе. Накануне Потсдамской конференции эти попытки были особенно активными. Информируя чехословацкий МИД о встрече руководителей Общества друзей Лужицы со старостой будишинского района доктором Я. Цыжом и председателем «Домовины» П. Недо 7-8 июля 1945 г., один из руководителей Общества друзей Лужицы профессор Фринта указывал, что информация этих надежных источников свидетельствует о критическом положении в Лужице. Аргументируя необходимость присоединения Лужицы к Чехословакии, Фринта подчеркивал, что «единственной надеждой лужицких сербов является помощь из Чехословакии, которая в соответствии с соглашениями имеет право принять участие в оккупации немецкой территории наряду с другими союзниками. Разочарование в этой надежде могло бы привести к моральной катастрофе этого самого малого славянского народа...»150 Фринта также констатировал общее усиление немецкого национализма на территории Лужицы в том числе и у немецких коммунистов, которые «ранее были в хороших отношениях с лужицкими сербами и обещали им защиту национальных прав». Усиление немецкого национализма у местных коммунистов Фринта объяснял их стремлением «не отстать от двух других политических партий, недавно разрешенных в Саксонии...»151
Еще более резкая оценка положения в Лужице содержалась в обращении СЗНК к правительству Чехословакии от 14 июля 1945 г., подписанном членом СЗНК доктором М. Кречмаром, который затронул целый спектр наиболее болезненных для серболужицкого населения проблем. Напомнив чехословацкому руководству обо всех обращениях, сделанных лужицкими сербами, и подчеркнув, что их главным требованием было присоединение Лужицы к Чехословакии, автор констатировал, что единственным ответом на них было лишь сообщение президиума правительства ЧСР от 8 июня 1945 г. о том, что серболужицкий меморандум был передан в МИД Чехословакии для дальнейшего рассмотрения. Кречмар обращал внимание чехов на то, что отсутствие у Праги четкой политики в лужицком вопросе приводит к «росту беспокойства в Лужице».152 Обращение СЗНК, выдержанное в резком тоне, свидетельствовало об отсутствии диалога между СЗНК и чехословацким правительством, которое реагировало на серболужицкие инициативы формально и скупо, вызывая разочарование у серболужицких политиков.
Между тем, критическое положение в Лужице, о котором упоминали А. Фринта и М. Кречмар, было следствием не только ошибок советской военной администрации, но и результатом политики чехословацких властей. Наплыв в Лужицу немецких беженцев, вызывавший тревогу активистов серболужицкого движения и их чехословацких единомышленников, стал результатом не только изгнания немцев из областей восточнее Одера и Нейсе и из польской Силезии, но и массового выселения судетских немцев из самой Чехословакии. Именно в советскую оккупационную зону в Германии первоначально направлялся основной поток судетских немцев, изгоняемых из Чехословакии. Ключевое значение в процессе выселения имели конкретные договоренности между чехословацкими силовыми структурами, осуществлявшими выселение, и советским командованием, которое шло навстречу просьбам чехословацких властей, принимая эшелоны с депортируемыми судетскими немцами на протяжении всего участка соприкосновения советской оккупационной зоны в Германии с Чехословакией от г. Градек-над-Нисоу до г. Божи Дар. Наибольшему наплыву судетонемецких беженцев из Чехословакии в первые послевоенные месяцы подверглась область Житавы на юго-востоке Верхней Лужицы неподалеку от чехословацкой границы.153 С приближением конференции в Потсдаме чехословацкие власти, пользуясь лояльным отношением СССР, стремились как можно быстрее избавиться от максимально большего числа судетских немцев. По приблизительным данным, количество немцев, выселенных из Чехословакии с мая по конец июля 1945 г., составило около 448.397 человек.154 Подавляющее большинство из этого почти полумиллиона человек оказалось в советской зоне оккупации, включая территорию Лужицы. При этом не существует никаких свидетельств о том, чтобы чехословацкие представители стремились учитывать интересы лужицких сербов в процессе переселения немцев в советскую зону оккупации. Словесная поддержка лужицких сербов, которую демонстрировали чехословацкие руководители, контрастировала с их практической политикой. Желание Праги выселить как можно большее количество немцев в максимально сжатые сроки вело к увеличению числа озлобленных судетонемецких переселенцев в Лужице, усилению напряженности в серболужицко-немецких отношениях на местах и в итоге способствовало дальнейшей германизации Лужицы.
Между тем, чехословацкая общественность активно поддерживала планы присоединения Лужицы к Чехословакии. 24 июля 1945 г. в Праге на Староместской площади состоялась массовая демонстрация в поддержку лужицких сербов и за присоединение Лужицы к Чехословакии. Общее количество участников демонстрации, среди которых была большая делегация лужицких сербов, составило около ста тысяч человек.155 В демонстрации приняли участие два наиболее пролужицки настроенных члена правительства - вице-премьер Й. Давид и министр просвещения З. Неедлы, которые в своих выступлениях солидаризировались с требованиями лужицких сербов. Летом 1945 г. в Чехии прошел ряд массовых выступлений в поддержку лужицких сербов. Однако выступления в Чехословакии в поддержку серболужицкого движения накануне и во время конференции в Потсдаме и попытки СЗНК вынести лужицкий вопрос на обсуждение конференции оказались безрезультатными. Меморандумы и обращения СЗНК остались без ответа.
После неудачи в Потсдаме серболужицкие политики стали уделять большее внимание отношениям с советскими властями, что объяснялось намеченной на декабрь 1945 г. конференцией министров иностранных дел СССР, США и Великобритании в Москве. Другим важным фактором, подтолкнувшим серболужицких лидеров к более оживленным контактам с советской военной администрацией, был рост активности немецких политических партий в советской оккупационной зоне, в ходе которого проявились тревожные для лужицких сербов антиславянские настроения отдельных немецких политиков.
С образованием 9 июня 1945 г. Советской военной администрации в Германии (СВАГ) власти СССР начали уделять более пристальное внимание серболужицкой проблеме. Проигнорировав требования лужицких сербов, советское руководство в то же время стремилось избежать какого-либо обострения отношений с серболужицкими лидерами. Советская военная администрация дала разрешение СЗНК на переезд из Праги в Будишин, чего серболужицкие лидеры добивались еще с мая 1945 г. Переезд СЗНК из Праги в Будишин состоялся в сентябре 1945 г. 17 сентября в столице Верхней Лужицы было организовано совместное заседание «Домовины» и СЗНК, на котором обе стороны подтвердили свою готовность к сотрудничеству. Выражением этих намерений стало образование 22 октября 1945 г. Серболужицкой народной рады как единого исполнительного органа серболужицкого национального движения. В сентябре 1945 г. советские офицеры из дрезденской и будишинской комендатур посетили СЗНК в Будишине и ознакомились с его деятельностью. В конце сентября серболужицкая делегация была принята руководством СВАГ в Берлине. Лужицкие сербы передали советскому командованию второй меморандум СЗНК на русском языке и карты с историческими границами Лужицы. В октябре и ноябре 1945 г. переговоры серболужицкой делегации с советским командованием были продолжены.156 Для более детального анализа лужицкого вопроса руководство СВАГ создало специальную комиссию, которая выехала в Лужицу и с 27 октября по 5 ноября изучала ситуацию непосредственно на месте.
Однако общий результат знакомства советского командования с ситуацией в Лужице был неблагоприятным для лужицких сербов. Подводя итоги своей работы, комиссия СВАГ констатировала, что главные требования лужицких сербов заключались в смещении немцев с должностей бургомистров, учителей и полицейских в местах проживания сербов-лужичан, а также в замене советского оккупационного режима чехословацким. Ответом советского руководства на развитие ситуации в Лужице стала директива № 30/3 от 11 января 1946 г. главы 3-го европейского отдела наркомата иностранных дел СССР А. Смирнова, направленная политическому советнику СВАГ В. Семенову. Директива информировала о реакции наркома иностранных дел СССР Молотова на предложения серболужицких лидеров, сформулированных в меморандуме от 1 июня 1945 г. Документ констатировал, что СССР не поддерживает требование отделения Лужицы от Германии и ее присоединения к Чехословакии. В то же время, в директиве указывалось на необходимость пропорционального представительства лужицких сербов в органах управлениях, введения преподавания серболужицкого языка в школах и возобновления деятельности серболужицких культурно-просветительных обществ. Кроме того, директива предусматривала возможность издания в Будишине печатного органа «Домовины» газеты «Наше дело».157
В пятой главе «Развитие серболужицкого национального движения в первой половине 1946 г.» содержится анализ очередного этапа серболужицкого движения, в ходе которого серболужицкие лидеры стремились добиться образования независимой Лужицы. Убедившись в отрицательном отношении советских властей к планам присоединения Лужицы к Чехословакии и не получив реальной помощи от официальной Праги, лидеры лужицких сербов были вынуждены внести существенные коррективы в свой внешнеполитический курс. 2 декабря 1945 г. глава СЗНК и Серболужицкой народной рады священник Ян Цыж в письме руководителю СВАГ маршалу Г.К. Жукову поставил вопрос об образовании отдельного Лужицкого государства под протекторатом СССР и других славянских государств. Более подробно эта идея была изложена в третьем меморандуме лужицких сербов от 7 января 1946 г., адресованном руководителям союзных держав. Основные пункты январского меморандума Серболужицкой народной рады предусматривали предоставление лужицким сербам статуса союзного народа, признание Серболужицкой народной рады правительством независимого лужицкого государства, а также выведение Лужицы из-под юрисдикции Союзной контрольной комиссии в Берлине, распространявшейся на побежденную Германию.
Поворот в позиции лидеров серболужицкого национального движения совпал по времени с изменением внутриполитической ситуации в восточных областях Германии. С начала 1946 г. советская военная администрация в Германии передала управление гражданскими и административными делами представителям немецкого населения. Комментируя данное решение, «Лужицкосербский вестник» с тревогой отмечал, что оно означает передачу серболужицкого национального движения под немецкий контроль. Орган Общества друзей Лужицы приводил в этой связи многочисленные примеры произвола немецких властей в отношении лужицких сербов. Так, немецкая администрация в Дрездене сняла с должности старосты будишинского района лужицкого серба доктора Яна Цыжа, который был восстановлен в должности лишь после многочисленных протестов и жалоб лужицких сербов советским оккупационным властям.158 Чехи отмечали давление на серболужицкое население со стороны немецких властей, которые побуждали лужицких сербов выходить из «Домовины» и вступать в немецкую компартию, используя материальную помощь в восстановлении разрушенного войной хозяйства в качестве инструмента давления.159 Вину за подобное положение дел в Лужице чешские пролужицкие деятели частично возлагали на советскую оккупационную администрацию, упрекая ее в «чрезмерной снисходительности» по отношению к немцам, которые «вновь начинают играть роль господ».160
В этих условиях со 2 по 20 января 1946 г. по инициативе серболужицких политиков в Лужице были объявлены выборы в местные национальные комитеты и выборы делегатов на общелужицкий съезд. 27 января 1946 г. 800 представителей серболужицкого населения на съезде в Будишине избрали расширенный состав СЗНК в составе 22 человек и переизбрали священника Яна Цыжа на посту председателя СЗНК и главы Серболужицкой народной рады.161 На съезде были приняты очередные обращения к Сталину и Жукову с просьбой поддержать стремление лужицких сербов к независимости. Проведение съезда и принятые на нем решения можно считать кульминационным пунктом национального движения лужицких сербов после 1945 г.
Свидетельством продолжавшейся ориентации серболужицких лидеров на поддержку извне стало назначение Серболужицкой народной радой своих официальных представителей в Чехословакию, Польшу, Югославию и Францию. Самой успешной оказалась миссия серболужицкого представителя Ю. Ренча в Югославии, общественность и официальные круги которой оказали ему очень теплый прием. В марте-апреле 1946 г. Ренчу удалось встретиться с ведущими политиками Югославии и изложить им взгляды СЗНК на решение лужицкого вопроса. В последующем именно Югославия активнее всего поддержала радикальные планы СЗНК и Рады, привлекая внимание СССР к проблемам лужицких сербов. Так, в августе 1946 г. посольство Югославии в Москве обратилось в МИД СССР с официальной нотой, в которой ставился вопрос о целесообразности объединения всех лужицких земель в одну административную единицу с элементами автономии.
Поворот во внешнеполитическом курсе серболужицких политиков вызвал смешанную реакцию в Чехословакии. На встрече с журналистами в январе 1946 г. глава правительства Чехословакии З. Фирлингер с видимым облегчением констатировал, что «развитие лужицкого вопроса входит в конструктивное русло… Вопрос Лужицы является вопросом славянским и мы сами не в состоянии его решить… Мы рекомендовали своим лужицким друзьям апеллировать к полякам, но прежде всего к Советскому Союзу...»162 В отличие от официальной Праги, представители чехословацкого пролужицкого движения восприняли поворот во внешнеполитическом курсе лужицких сербов с заметным разочарованием. Сообщая о третьем серболужицком меморандуме, «Лужицкосербский вестник» сухо констатировал, что «данный меморандум отличается от двух предыдущих тем, что в нем мы уже нигде не находим требования о присоединении Лужицы к ЧСР…»163 Орган Общества друзей Лужицы обращал внимание чехословацкой общественности на то, что после передачи немцам административного управления с 1 января 1946 г. положение лужицких сербов резко осложнилось. Чехи с возмущением писали о том, что лужицким сербам была запрещена политическая деятельность и что для проведения любых мероприятий сербы-лужичане должны были заранее получать разрешение не только местных советских комендатур, но и немецкой полиции. «Немцы, которые сейчас все поголовно „антифашисты“, - с иронией отмечал орган Общества друзей Лужицы, - приобрели такое влияние, что стремление к независимости Лужицы трактуется как сепаратизм... Немецкие коммунисты и социал-демократы публично выступают против сербов-лужичан потому, что они стремятся к свободе...»164 Предметом острой критики чехов оставалось неудовлетворительное положение в сфере образования на серболужицком языке, где отсутствовал какой-либо прогресс и продолжалась дискриминация со стороны немецких властей.
Серьезную критику со стороны чехов вызвало проведение переписи населения на территории Лужицы, организованное центральным гражданским управлением Саксонии в декабре 1945 г., в ходе которого саксонские власти допустили многочисленные нарушения прав серболужицкого населения. «Вестник» сообщал о том, что только в житавском районе Лужицы счетные анкеты имели рубрику для указания родного языка, в то время как в анкетах для других районов данная рубрика отсутствовала. «Вестник» приводил многочисленные факты дискриминации славянского населения Лужицы немецкими должностными лицами. Одну из главных причин враждебного отношения немцев к лужицким сербам чешские друзья Лужицы справедливо усматривали в выселении судетских и силезских немцев из Чехословакии и Польши на территорию Лужицы. По сведениям «Вестника», к началу 1946 г. на территории Лужицы осело около 180.000 немцев из Польши и Чехословакии, причем саксонские власти, вопреки настроениям лужицких сербов, часто селили немецких переселенцев в чисто серболужицкие деревни. «Вполне естественно, - отмечал «Вестник», - что эти немцы страстно ненавидят славян».165 Вину за неблагоприятное положение вещей в Лужице чехи возлагали прежде всего на власти Саксонии и косвенно - на советскую военную администрацию. Позицию собственных властей, заключавшуюся в ускоренном изгнании судетских немцев любой ценой, лидеры Общества друзей Лужицы сомнению не подвергали.
Конец 1945 - начало 1946 гг. были отмечены рядом конкретных мер, предпринятых чехословацкими властями и общественными организациями для поддержки лужицких сербов. Министр информации Чехословакии В. Копецкий, выступая в парламенте в январе 1946 г., упомянул «судьбу лужицких сербов» среди приоритетов министерства информации наряду с выселением немцев, венгров и территориальными претензиями Чехословакии на области Кладско, Ратиборж и Глубчице.166 В это же время комитет чехословацкого парламента по культуре принял решение о создании серболужицкого культурного института в северочешском городе Либерец. Конкретным проявлением помощи лужицким сербам со стороны Чехословакии стало открытие 2 декабря 1945 г. первой серболужицкой реальной гимназии в г. Ческа Липа на севере Чехии. Языком обучения в гимназии был серболужицкий. Общее число студентов достигало 60 человек, из которых примерно половина жила в общежитии, а половина - в местных чешских семьях. В условиях продолжавшихся ограничений в сфере серболужицкого образования на территории Лужицы роль гимназии как первого в послевоенный период учебного заведения с серболужицким языком преподавания была огромной. Летом 1946 г. по инициативе Общества друзей Лужицы в северной Чехии были организованы летние оздоровительные лагеря, которые посетили две большие группы серболужицких детей.
Возвращение серболужицких военнопленных в Лужицу с самого начала было одной из главных целей серболужицких политиков. Министерство обороны Чехословакии и сотрудники чехословацких военных миссий в оккупированной Германии приложили усилия для поиска, освобождения и возвращения в Лужицу военнопленных серболужицкой национальности.167 Что касается германских военнопленных серболужицкой национальности на территории Чехословакии, то многие из них были освобождены еще раньше в соответствии с договоренностью между чехословацким министерством обороны и СЗНК на основании свидетельств СЗНК о серболужицкой национальной принадлежности и политической благонадежности.
После Потсдамской конференции министерство обороны Чехословакии продолжало работать над планом изменения чехословацких границ, который по-прежнему предусматривал присоединение части Лужицы к ЧСР. В январе 1946 г. министерство обороны подготовило новое предложение по изменению границ, исходившее из того, что домюнхенские границы Чехословакии были неблагоприятны с точки зрения обороноспособности государства. Министерство обороны, в частности, предлагало «...присоединить все пограничные области, населенные чехословацким или славянским элементом», а также «избавиться от опасных выступов, вдающихся в территорию Чехословакии со стороны Германии и Венгрии…»168 Но в плоскости реальной политики дипломатия Чехословакии не проявляла достаточной настойчивости для реализации хотя бы части этих планов. Глава чехословацкой военной миссии в Берлине Палечек в своем донесении в МИД Чехословакии 25 февраля 1946 г. сообщал, что в беседе с ним исполняющий обязанности первого политического советника маршала Жукова И. Филиппов упомянул о еще не сформулированной позиции СССР в лужицком вопросе и рекомендовал чехам сохранять молчание в отношении Лужицы. В отношении Житавы Филиппов советовал чехам затронуть данную тему в Москве, если «Чехословакия действительно хочет отстаивать свои требования в этом вопросе».169 Руководство чехословацкого МИДа, в свою очередь, передало это донесение советнику чехословацкого посольства в СССР Кашпареку, проинструктировав его о том, что «правительство Чехословакии может и будет официально поддерживать только те лужицкие требования, которые касаются культурной автономии. Чехословацкие претензии на Житаву можно было бы упомянуть при подходящей возможности, например, при выяснении советской позиции в лужицком вопросе».170 Практическая политика Чехословакии в лужицком вопросе, таким образом, со временем все больше отдалялась от пролужицкой пропагандистской риторики, которая неизменно присутствовала в чехословацкой общественной жизни и СМИ. Приведенный документ свидетельствует о том, что лужицкий вопрос сохранял для чехов некоторое значение лишь в качестве повода прозондировать позицию СССР в более важном для Праги сюжете - чехословацких претензиях на житавскую область.
В вопросе о сроках и месте выселения судетских немцев, которое после Потсдамской конференции носило более организованный характер, чехословацкие официальные лица продолжали демонстрировать крайний прагматизм, не учитывая интересы своих славянских соплеменников в Лужице. Как и ранее, суть чехословацкой позиции в вопросе о выселении судетских немцев в советскую оккупационную зону сводилась к стремлению обеспечить как можно более быстрое выселение максимального числа судетских немцев. Вопрос о том, в какой именно части Восточной Германии будут размещены выселенные судетские немцы, чехословацкую сторону не интересовал. Переговоры чехословацких официальных лиц с советской стороной о деталях переселения судетских немцев в советскую оккупационную зону протекали без малейшего учета интересов сербов-лужичан. Так, в ходе переговоров представителей министерства обороны Чехословакии с командованием СВАГ, состоявшихся 3 мая 1946 г. в штабе СВАГ в Берлине, не проявилось ни малейшего намека на учет интересов лужицких сербов со стороны представителей чехословацкого министерства обороны, главным для которых было определение графика и маршрутов выселения. Более того, стоит отметить, что Бад Шандау и Пирна, намеченные чехами как одно из направлений выселения судетских немцев, находились в непосредственной близости от Верхней Лужицы и было очевидно, что значительная часть судетонемецких переселенцев в конечном счете окажется именно на территории Лужицы.
Таким образом, политика чехословацкого руководства отличалась непоследовательностью и противоречивостью. С одной стороны, министерство обороны Чехословакии было сторонником присоединения Лужицы к Чехословакии и разрабатывало конкретные планы этого присоединения. С другой стороны, всячески ускоряя выселение судетских немцев в советскую оккупационную зону, чехословацкие власти объективно способствовали росту немецкого населения в Лужице, что осложняло межнациональные отношения в данном регионе, ослабляло положение лужицких сербов, способствовало усилению германизации и ставило окончательный крест на любых планах отделения Лужицы от Германии. В то же время чехословацкое руководство сполна использовало привлекательность лужицкой проблематики и общественный интерес к Лужице в пропагандистских целях.
Неудачи в пропаганде идеи независимого серболужицкого государства вынудили серболужицких политиков внести новые коррективы в свой внешнеполитический курс. 16 мая 1946 г. СЗНК направил новый, четвертый меморандум секретариату конференции министров иностранных дел четырех союзных держав, в котором содержалась просьба выслушать серболужицкую делегацию в ходе переговоров о решении немецкого вопроса и выработки мирного договора с Германией, а также обеспечить свободное развитие лужицких сербов «установлением международного контроля или мандата одной из четырех великих держав».171
Шестая глава «Эволюция лужицкого вопроса во второй половине 1946 – начале 1948 гг.» прослеживает заключительную стадию серболужицкого национального движения после Второй мировой войны, завершившуюся принятием «Серболужицкого закона» парламентом Саксонии в марте 1948 г.
Ужесточение серболужицкой политики немецких властей было тесно связано с эволюцией внутриполитической ситуации в Восточной Германии и с международной обстановкой, которая определялась ростом напряженности между СССР и западными державами с начала 1946 г. Нейтрализация серболужицкого радикализма и его переориентация в более конструктивное русло стали одной из задач, которую предстояло решить немецким властям для стабилизации политического положения в Восточной Германии. Наряду с политикой «кнута» по отношению к радикальным проявлениям серболужицкого национального движения, немецкие власти стали активнее прибегать и к политике «пряника», стремясь привлечь на свою сторону более умеренный и прагматичный спектр серболужицкого движения. После объединения немецких коммунистов и социал-демократов и образования 21-22 апреля 1946 г. Социалистической Единой Партии Германии (СЕПГ), активизировались усилия немецких властей, направленные на нейтрализацию радикальных элементов серболужицкого движения и интеграцию лужицких сербов в формирующуюся политическую систему Восточной Германии. Главным объектом внимания со стороны руководства СЕПГ являлась «Домовина», что объяснялось не только ярко выраженной антифашистской платформой, которую разделяли обе организации, но и определенной классовой и идеологической близостью, а также тем обстоятельством, что «Домовина» выглядела более склонной к компромиссам, чем СЗНК.
Переход «Домовины» на рельсы конструктивного сотрудничества с немецкими антифашистскими партиями был постепенным и во многом противоречивым. Этот процесс был ускорен, с одной стороны, банкротством планов на присоединение к Чехословакии, а с другой стороны, осознанием лидерами «Домовины» позиции СССР в лужицком вопросе и развитием событий в советской оккупационной зоне. Пропагандистская активность немецких коммунистов пользовалась демонстративной поддержкой со стороны советских властей, что не оставляло лидерам серболужицкого движения никаких иллюзий в вопросе об истинном отношении СССР к планам лужицкой независимости. Это вызывало растущее противостояние между «Домовиной», которая постепенно шла на все более активное сотрудничество с немецкими коммунистами, и СЗНК, руководство которого по-прежнему выступало категорически против любого взаимодействия с немецкими политическими партиями, считая это предательством. Весной 1946 г., когда «Домовина» стала делать первые серьезные шаги в сторону сотрудничества с немецкими антифашистскими политическими силами, руководители СЗНК продолжали активно развивать свои радикальные внешнеполитические планы, направленные на отделение Лужицы от Германии. 16 мая 1946 г. СЗНК направил секретариату конференции министров иностранных дел четырех стран-победительниц четвертый меморандум, который, ссылаясь на Хартию ООН, высказывал просьбу «обеспечить наше свободное развитие путем установления международного контроля или посредством мандата одной из четырех сверхдержав».172
Референдум по вопросу о конфискации предприятий нацистов и военных преступников без компенсации, состоявшийся в Саксонии 30 июня 1946 г., стал первым серьезным примером совместных политических действий СЕПГ и «Домовины», которая активно поддержала референдум и позицию СЕПГ в ходе его проведения. В целом в референдуме приняло участие 93.7% имеющих право голоса, из которых 77.6% высказались за конфискацию без компенсации. При этом в серболужицких районах количество принявших участие в голосовании и высказавшихся за конфискацию бех компенсации было выше, чем в среднем по Саксонии. Выборы в местные органы власти, состоявшиеся 1 сентября 1946 г. в Саксонии и 15 сентября в Бранденбурге, а также выборы в земельные ландтаги, прошедшие во всех землях Восточной Германии 20 октября 1946 г., закрепили наметившееся ранее сотрудничество «Домовины» с СЕПГ. Во время подготовки к выборам в ландтаг Саксонии в октябре 1946 г. «Домовина» официально объявила о своей поддержке программы СЕПГ, усматривая в ней «орудие сохранения прочного мира и установления дружественных отношений с соседними государствами».173 Если в среднем в ходе выборов в саксонский ландтаг СЕПГ получила 49% голосов, то во многих серболужицких районах эта цифра была намного выше, доходя до 70%. Параллельно с активной интеграцией «Домовины» в политическую систему Восточной Германии предпринимались определенные меры для удовлетворения национально-культурных потребностей серболужицкого населения. Важным шагом в этом направлении стала организация подготовительных курсов для учителей серболужицких школ на территории Лужицы.
К осени 1946 г. отношения между СЗНК и «Домовиной» заметно обострились. Руководство СЗНК было вынуждено одобрить участие лужицких сербов в июньском референдуме о конфискации предприятий нацистов и с пониманием отнестись к их участию в местных выборах. Однако дальнейшие совместные действия «Домовины» и СЕПГ и участие лужицких сербов в выборах в земельные ландтаги вызвали резко отрицательную реакцию лидеров СЗНК. Рост противоречий между СЗНК и «Домовиной» привел к тому, что 3 октября 1946 г. руководители «Домовины» официально вышли из состава СЗНК и Народной рады. Попытка лидеров СЗНК сменить руководство «Домовины» и тем самым поставить ее под свой контроль оказалась неудачной. 30 ноября 1946 г. главный съезд «Домовины» переизбрал прежнее руководство во главе с П. Недо. Более того, в состав руководства «Домовины» вошел и К. Янак, занимавший в то время должность председателя окружной организации СЕПГ.
Конфликты с «Домовиной» и с Обществом друзей Лужицы значительно ослабили позиции СЗНК как в самой Лужице, так и за границей. В феврале 1947 г. священник Ян Цыж ушел с поста председателя СЗНК и Серболужицкой народной рады, передав полномочия своим заместителям К. Вирту и Ю. Ренчу. Ослабление позиций СЗНК в Лужице привело к тому, что в середине 1947 г. его руководители приняли решение о переезде в Прагу. После прихода к власти в Чехословакии коммунистов в феврале 1948 г. СЗНК самораспустился.
С ослаблением позиций СЗНК с февраля 1947 г. «Домовина» стала единственной выразительницей национальных интересов лужицких сербов. 4 февраля 1947 г. «Домовина» обратилась к руководству СВАГ с просьбой организовать поездку серболужицкой делегации в Москву на конференцию министров иностранных дел стран-победительниц. Делегация намеревалась представить конференции очередной серболужицкий меморандум, главным пунктом которого было образование «лужицкого автономного края» в составе Германии. Однако уже сформированная делегация «Домовины» не смогла выехать в Москву, поскольку советское внешнеполитическое ведомство не дало согласия на приезд серболужицких представителей. Но вскоре серболужицкие политики отказались от требования автономии Лужицы в составе Германии и перешли на более радикальные позиции. В марте 1947 г. «Домовина» направила конференции министров иностранных дел великих держав в Москве очередной, последний по счету серболужицкий меморандум, предлагавший внести в мирный договор с Германией пункт о политическом отделении Лужицы от Германии и провозглашении ее нейтральной территорией с последующим вводом в Лужицу войск какого-нибудь славянского государства.
Причина столь резкой радикализации прежде умеренных лидеров «Домовины», которые в своем последнем меморандуме фактически повторили требование СЗНК о предоставлении Лужице независимости, заключалась в очередном разочаровании серболужицких руководителей в политике немецких властей. Систематическое игнорирование немецкими политиками национально-культурных потребностей серболужицкого населения, прежде всего нежелание саксонских законодателей включить в конституцию Саксонии отдельную статью с гарантиями национальных прав сербов-лужичан, вызвали негативную реакцию членов СЕПГ серболужицкой национальности. 2 февраля 1947 г. на собрании лужицких сербов - членов СЕПГ в Будишине была принята резолюция с призывом к руководству СЕПГ и фракции СЕПГ в саксонском парламенте выполнить свои обещания и обеспечить лужицким сербам конституционную защиту их национальных прав. Примечательно, что на собрании членов СЕПГ серболужицкой национальности присутствовал представитель советской военной комендатуры в Будишине лейтенант Минюхин, который солидаризировался с требованиями лужицких сербов. Советский офицер высоко оценил совместные действия «Домовины» и СЕПГ и высказался за равноправие серболужицкого и немецкого языков, за придание серболужицкому языку официального статуса и за надлежащее правовое оформление нового положения в Лужице.174 27 февраля 1947 г. делегация лужицких сербов, в состав которой входили доктор Цыж, председатель «Домовины» Недо, депутат саксонского парламента Мертен и секретарь СЕПГ Кренц встретилась в Дрездене с премьером Саксонии Фридрихсом и выразила протест в связи с тем, что проект новой конституции Саксонии не содержал упоминания о правах лужицких сербов. В ответ саксонский премьер сослался на то, что включение в конституцию специального параграфа о лужицких сербах не имеет смысла, поскольку их права будут защищены отдельным законом.
Советские власти, выступая против отделения Лужицы от Германии, в то же время стремились обеспечить серболужицкому населению гарантии его национальных и культурных прав. Этот вопрос приобрел особую остроту с уходом СЗНК с политической арены и с превращением «Домовины» в единственного выразителя интересов серболужицкого народа. В январе 1947 г. лужицкие сербы получили наконец официальное разрешение советских властей на организацию собственной типографии и издание серболужицкой газеты «Нова доба» и книг на серболужицком языке. Данное решение было без энтузиазма встречено саксонскими властями, которые отказались предоставить лужицким сербам необходимое типографское оборудование, и им пришлось самостоятельно закупать его и частично арендовать у немецких фирм.175
Процесс разработки и принятия обещанного саксонским руководством закона растянулся на длительное время, поскольку он встретил противодействие со стороны некоторых немецких политических партий. Проект закона был подготовлен уже в августе 1947 г., однако делегаты СЕПГ вынуждены были защищать его в саксонском парламенте от нападок со стороны оппонентов. В ходе парламентских слушаний о правах серболужицкого населения в саксонском ландтаге в начале 1947 г., Либерально-демократическая партия и Христианско-демократический союз поначалу выступали против законодательного закрепления национальных прав лужицких сербов. На совещании в ЦК СЕПГ 21 ноября 1947 г. в Берлине, в котором приняли участие В. Пик, О. Гротеволь, К. Янак, К. Кренц, П. Недо и доктор Я. Цыж, было принято решение о том, что депутаты СЕПГ в саксонском парламенте будут добиваться принятия первоначального варианта серболужицкого закона без каких-либо поправок.
23 марта 1948 г. саксонский ландтаг принял «Закон о защите прав серболужицкого населения», который юридически закреплял права лужицких сербов на свободное развитие своего языка и культуры при поддержке со стороны государства. Параграф 1 серболужицкого Закона провозглашал, что серболужицкое население пользуется государственной поддержкой в развитии своего языка и в культурной деятельности. Параграф 2 предусматривал создание начальных и средних школ с серболужицким языком обучения. Параграф 3 содержал принципиальное положение о том, что в государственных учреждениях в смешанных серболужицко-немецких областях официальным языком наряду с немецким является серболужицкий язык. По справедливому замечанию М.И. Семиряги, «история Германии не знала такого случая, чтобы какое-либо из существующих в стране правительств принимало нечто подобное».176 По словам директора Серболужицкого института в Будишине профессора Д. Шольце-Шолты, «с принятием серболужицкого закона в марте 1948 г. и его ратификацией в 1950 г. в Бранденбурге, лужицкие сербы впервые в немецкой истории приобрели широкие права в сфере просвещения, науки и культуры, а также возможности создания собственных учреждений».177 Заслуга в этом принадлежала и СССР, создавшим необходимые условия и предпосылки для принятия этого жизненно важного для лужицких сербов закона. Можно согласиться с А. Проневичем в том, что позиция СССР в серболужицком вопросе заключалась не в грубом давлении на сторонников отделения Лужицы от Германии, а в создании выгодной для себя общественно-политической ситуации.178 К этому стоит добавить, что «выгодная для СССР» общественно-политическая ситуация объективно совпадала с наиболее оптимальным и реалистичным решением серболужицкого вопроса в сложившихся в то время условиях.
В заключении содержатся основные выводы и подводится итог работы. Чешско-серболужицкие связи в 1918-1948 гг. достигли самой высокой точки в своем развитии, продемонстрировав одновременно и свои пределы в ситуациях, когда серболужицкое национальное движение, радикализировавшись после разгрома Германии в 1918 и 1945 гг., ставило вопрос о выходе Лужицы из состава немецкого государства. В межвоенный период с образованием независимой Чехословакии интенсивность и широта чешско-серболужицких связей резко возросли, охватив не только традиционную культурно-идеологическую сферу, но и область экономического сотрудничества, благодаря чему у серболужицких национальных организаций появился собственный экономический фундамент, делавший их менее зависимыми от немецких властей. Вместе с тем, активизация серболужицкого национального движения после поражения Германии в Первой и Второй мировых войнах, выдвигавшего радикальный лозунг отделения Лужицы от Германии, продемонстрировала объективные пределы развития чешско-серболужицких связей, которые достигли наибольших успехов в сфере культуры и гуманитарного сотрудничества, но по ряду причин не смогли самореализоваться в политической плоскости.
Планы серболужицких политиков, направленные на радикальное изменение политического статуса Лужицы путем ее присоединения к Чехословакии или образования независимого серболужицкого государства с самого начала имели минимальные шансы на успех. Во-первых, серболужицкое национальное движение, ограниченное рамками малочисленного народа, само по себе было слабым, имело крайне ограниченный потенциал и не располагало необходимыми демографическими, социально-экономическими и организационными ресурсами для успешной реализации своих внешнеполитических замыслов. Во-вторых, политические требования серболужицких лидеров объективно противоречили национальным интересам СССР, поскольку шли вразрез с планами немецких коммунистов и могли дестабилизировать и без того сложное положение в юго-восточной части Саксонии, где осела значительная часть немецких переселенцев из Судет и Силезии. В-третьих, славянские государства, включая ближайших соседей Лужицы Чехословакию и Польшу, на поддержку которых рассчитывали лужицкие сербы, как в 1918-1919, так и в 1945-1948 гг., отдавали приоритет реализации собственных национальных интересов, зачастую не совпадавших с интересами лужицких сербов.
Лужицкий вопрос оказался второстепенным, а сценарии его решения, предлагавшиеся серблужицкими политиками, невостребованными не только великими державами, но и славянскими соседями Лужицы – Польшей и Чехословакией. Словесная поддержка сербов-лужичан, звучавшая из уст чехословацких политиков, преследовала в основном пропагандистские цели и почти не имела отношения к их практической деятельности. Чехословацкое государство «точно также, как и в 1918-1919 гг., оставило лужицких сербов... Идея создания независимой от Германии серболужицкой области под славянской крышей также осталась лишь политической утопией».179 Попытки славянских энтузиастов строить политику на основании «славянской идеи», предпринятые в первые послевоенные годы, не выдержали испытания жизнью и потерпели крах. По сути, роль Чехословакии в решении лужицкого вопроса после Второй мировой войны была в известной степени контрпродуктивной, поскольку риторика Праги, порождая у лужицких сербов завышенные ожидания, способствовала их дезориентации и неспособности с самого начала сформулировать реалистичные цели.
Отличительными чертами политики Чехословакии в лужицком вопросе являлись непоследовательность и двойственность. Широкая общественность и участники мощного в первые послевоенные годы пролужицкого движения поддерживали радикальное решение лужицкого вопроса и присоединение Лужицы к Чехословакии. Однако за впечатляющим размахом пролужицких акций в послевоенной Чехословакии таилось весьма скромное содержание, определявшееся прагматизмом чехословацкого руководства. Официальные круги, прибегая к пролужицкой риторике в условиях роста славянских симпатий в обществе и используя лужицкий вопрос в пропагандистских целях, в действительности почти не предпринимали практических шагов в этом направлении, поскольку лужицкий вопрос с самого начала не рассматривался ими в числе приоритетных. Более того, в ряде случаев интересы лужицких сербов, которые на словах поддерживались официальной Прагой, на деле приносились в жертву практическим интересам чехословацкой политики. Ярким примером этого является инициированное Прагой ускоренное выселение судетских немцев в советскую зону оккупации, что осложнило положение славянского населения Лужицы, привело к усилению германизации лужицких сербов и поставило крест на планах отделения Лужицы от Германии.
В то же время, общественные круги Чехословакии, в первую очередь представители влиятельного чехословацкого пролужицкого движения и их многочисленные сторонники, оказали колоссальную помощь лужицким сербам в информационной, пропагандистской, материальной и образовательной сферах, что имело большое значение для национального самосохранения серболужицкого народа в трудные для него первые послевоенные годы.