Geum.ru

Лужицкий вопрос и чехословакия в 1918 1948 гг

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Во введении
В историографии
В первой главе «Чешско-серболужицкие связи в 1918–1933 гг.»
Во второй главе «Лужицкие сербы и чехи под нацистским гнетом»
Подобный материал:
1   2   3   4   5

Во введении дано обоснование, актуальность, научная новизна и практическая значимость темы диссертации; определены хронологические рамки, сформулированы цель и задачи работы, охарактеризована методологическая основа исследования.

В историографии содержится обзор отечественной и зарубежной историографии, включая серболужицкую и чешскую историографию.

В обзоре источников охарактеризована источниковая база работы, состоящая из материалов архивов Чехии и ФРГ, материалов чехословацкой, серболужицкой и немецкой периодической печати, а также мемуарной литературы и устных воспоминаний очевидцев описываемых событий.

В первой главе «Чешско-серболужицкие связи в 1918–1933 гг.» дается анализ взаимоотношений Чехословакии с лужицкими сербами в первые годы после образования ЧСР, а также прослеживается развитие чешско-серболужицких контактов до прихода к власти в Германии национал-социалистов. Поражение Германии в войне и Ноябрьская революция 1918 г. стали мощным катализатором серболужицкого национального движения. 13 ноября 1918 г. в Будишине был образован Серболужицкий национальный комитет (СНК) во главе с А. Бартом, выступивший с широкой программой национальных и социально-экономических преобразований, предполагавших административно-территориальное объединение лужицких земель в составе Германии и обеспечение национальных прав серболужицкого населения. Один из экономических пунктов программы предусматривал проведение аграрной реформы, заключавшейся в принудительном выкупе земли у помещиков-юнкеров и ее передаче крестьянам. Земельный максимум определялся в 80 га. Анализируя начальный этап деятельности СНК, германский сорабист Ф. Ремес отмечал, что «… комитет не имел вначале ни четкой программы, ни зрелых организационных структур… Однако само существование подобного органа было достаточным для того, чтобы он стал выразителем серболужицких культурных и экономических требований».67 По мнению германского исследователя, серболужицкое национальное движение «в своих первоначальных целях было вполне реалистичным».68

Свидетельством политической эволюции серболужицких лидеров явился первый меморандум СНК державам Антанты от 21 декабря 1918 г., в котором от имени лужицких сербов высказывалась просьба «установить протекторат над серболужицким народом и занять территории саксонской и прусской Верхней и Нижней Лужицы».69 Данная позиция СНК нашла свое выражение в прокламации «К серболужицкому народу», изданной 1 января 1919 г. В прокламации провозглашалось, что Серболужицкий национальный комитет «на основании принципов Вильсона требует создания независимого серболужицкого государства, поскольку лужицкие сербы имеют право, подобно другим славянским народам, самостоятельно выбирать свое будущее…».70

Радикальные требования руководителей серболужицкого движения были с сочувствием встречены в Чехословакии, пресса которой уделяла большое внимание ситуации в Лужице в связи с предстоящей мирной конференцией. Уже 27 октября 1918 г. «Народни листы» опубликовали статью А. Черного, утверждавшую, что самостоятельность Лужицы была бы лучше всего обеспечена путем присоединения к чехословацкому государству. Черны повторил мысль Масарика о том, что если лужицкие сербы захотят, они могут быть присоединены к Чехословакии.71 Особую активность в это время проявило созданное в 1907 г. в Праге чешско-лужицкое общество, руководители которого Пата и Гейрет обратились 4 января 1919 г. к министру иностранных дел Чехословакии Э. Бенешу с просьбой оказать поддержку «нашим славянским братьям - сербам-лужичанам» на предстоявшей мирной конференции.72

Чешско-лужицкое общество имело тесные контакты как с лидерами серболужицкого движения, так и с влиятельными чехословацкими политиками. Используя эти связи, руководители чешско-лужицкого общества старались реализовать собственные представления о политическом будущем Лужицы и одновременно оказать поддержку радикальным планам СНК. В конфиденциальном документе, переданном президенту Масарику 21 января 1919 г., лидеры чешско-лужицкого общества предлагали создать особую канцелярию по делам Лужицы при чехословацком МИДе, установить самоуправление Лужицы под чехословацким контролем и занять территорию Лужицы чехословацкой армией или армиями Антанты.73 В качестве главной причины занятия указывался «усиливающийся с каждым днем большевизм».74

Конечной целью чешско-лужицкого общества было присоединение Лужицы к ЧСР, в то время как сами лужицкие сербы первоначально отдавали предпочтение созданию независимой Лужицы. Достаточно определенно по поводу перспектив присоединения Лужицы к Чехословакии высказался в начале 1919 г. серболужицкий официоз «Сербске слово». Отражая позицию СНК, «Сербске слово» писало 25 января 1919 г., что «Лужицкие сербы не имеют намерения ни оставаться в составе немецкого союза, ни основать вместе с чехами одну республику… Они хотят свободное серболужицкое государство…».75

5 февраля 1919 г. чехословацкая делегация представила участникам конференции в рамках своего меморандума отдельный меморандум «К серболужицкому вопросу», в котором выражалась воля СНК к образованию независимого серболужицкого государства, тесно связанного с Чехословакией.76 В своих мемуарах Барт упоминал о том, что Бенеш зондировал почву по поводу возможности присоединения к Чехословакии обеих Лужиц, но это предложение не нашло поддержки.77 В то же время, выступая с официальной речью на конференции 5 февраля 1919 г., Бенеш лишь упомянул о существовании лужицкой проблемы, подчеркнув, что ЧСР требует от конференции не присоединения лужичан, а обеспечения их национальных прав, чтобы «не дать ненемецким народам погибнуть в немецком море».78 Современные чешские историки отмечают отсутствие интереса Антанты к присоединению Лужицы к Чехословакии, констатируя при этом, что «сейчас трудно определить, действительно ли Бенеш прилагал все усилия для присоединения Лужицы».79

Тесная связь между серболужицкими политиками, чехословацким пролужицким движением и правительственными структурами ЧСР нашла свое выражение в целом ряде практических действий. В официальный состав чехословацкой делегации на мирной конференции в Париже был включен известный славист и идеолог чешского пролужицкого движения А. Черны. Членом чехословацкой делегации на мирной конференции был и глава СНК А. Барт, который смог попасть в Париж и заняться пропагандой лужицкого вопроса среди великих держав только благодаря поддержке официальной Праги. Лужицкие сербы получали существенную материальную помощь от чехословацких властей. Так, 30 июня 1919 г. МИД ЧСР выплатил чешско-лужицкому обществу 2000 крон на издание карты Лужицы и брошюры о национальном движении лужицких сербов,80 использовавшихся в пролужицкой пропагандистской деятельности в Чехословакии. При содействии чешско-лужицкого общества правительство ЧСР удовлетворило конфиденциальную просьбу А. Барта о присылке продовольственной помощи населению Лужицы. В ходе допросов в пражском гестапо Й. Пата вспоминал, что чехословацкий МИД отнесся с должным вниманием к данной просьбе А. Барта, в результате чего «в Баутцен было отправлено много железнодорожных вагонов с продовольствием».81 Финансовую помощь чешско-лужицкому обществу оказывали чехословацкие банки и министерство просвещения, выделившее в декабре 1919 г. 10.000 крон на развитие чешско-лужицких культурных связей.82

Требование независимой Лужицы, выдвинутое СНК в январе 1919 г., было проигнорировано великими державами. 11 апреля 1919 г. конференции был представлен очередной серболужицкий меморандум, требовавший от имени СНК присоединения независимого серболужицкого государства к Чехословацкой республике. Вскоре, однако, это требование было дополнено предложением образовать независимую и нейтральную Серболужицкую республику.83 Позиция серболужицких политиков, была, таким образом, крайне непоследовательной. Можно согласиться с мнением Я. Шолты, писавшим, что подобные колебания «указывали на неуверенность и слабость Национального комитета».84 Й. Пата в своих показаниях пражскому гестапо утверждал, что ни один из серболужицких меморандумом не был принят участниками мирной конференции к сведению.85 Неудачи двух первых, наиболее радикальных меморандумов, вынудили руководителей СНК ограничить свои требования административно-территориальной автономией лужицких сербов в рамках Германии, что нашло свое выражение в трех летних меморандумах 1919 г. Но и это умеренное требование не было удовлетворено конференцией.

Решения Версальской мирной конференции полностью проигнорировали лужицкий вопрос, вызвав разочарование лужицких сербов и чехословацкой общественности. Лужицкие сербы не получили не только независимости, но и какой-либо автономии. Само понятие «Лужица» и после войны продолжало оставаться лишь историко-географическим термином, не означая единой административной единицы. Территория Лужиц по-прежнему была разделена между Пруссией (вся Нижняя и северная часть Верхней Лужицы) и Саксонией (южная часть Верхней Лужицы). Несмотря на то, что мирная конференция проигнорировала стремления польской и чехословацкой дипломатии добиться международного механизма защиты нацменьшинств в Германии, их правовой статус в целом изменился к лучшему. Юридическое закрепление права нацменьшинств нашли в статье 113 конституции Веймарской республики, которая запрещала ущемление прав нацменьшинств во внутреннем управлении, суде и в развитии их родного языка. «Иноязычные народы государства… не могут ущемляться в своем свободном национальном развитии, особенно в сфере использования родного языка в образовании, управлении и в суде»,86 - гласила статья 113 конституции Веймарской республики. Однако несмотря на провозглашенный в Веймарской республике принцип свободного развития ненемецких народов, возможность реализации этого права на практике отсутствовала, поскольку не было выработано соответствующих законов. Между статьей конституции и действительным положением дел в области соблюдения прав национальных меньшинств существовали несоответствия, характерные прежде всего для Пруссии, где германизаторская политика имела наиболее выраженный характер.

Прусские власти методично искореняли славянский этнический элемент, поскольку Берлину было трудно смириться с существованием славянского острова в Шпреевальде в непосредственной близости от Берлина. В отличие от Саксонии, в прусских школах на территории Лужицы серболужицкий язык не изучался вообще, хотя его изучение предполагалось конституцией. Прусские власти проводили изощренную кадровую политику в области школьного образования, направляя серболужицких учителей на работу в немецкие деревни и назначая на их место в серболужицкие села учителей-немцев, не владевших серболужицким языком и объективно выступавших в роли эффективного орудия германизации. Одна из причин энергичной ассимиляционной политики прусских властей заключалась в наличии здесь польского меньшинства. «В своей политике в отношении нацменьшинств Пруссия, ввиду польского фактора, сделала ставку на активные превентивные меры…, - отмечал Ф. Ремес. – Для лужицких сербов это имело роковые последствия, поскольку прусская политика германизации, центральными объектами которой были сфера образования и церковь, оказывала более сильное воздействие на малый серболужицкий народ, нежели на более стойкий польский этнический элемент».87 В отличие от Пруссии, лужицкие сербы в Саксонии на практике пользовались некоторыми национальными правами; так, в соответствии с новым школьным законом, принятым в Саксонии в 1919 г., серболужицкий язык как предмет был обязателен для серболужицких учащихся во всех классах народных школ. В большей степени этот закон был реализован в католической части Верхней Лужицы, население которой отличалось развитым славянским самосознанием.

Крайне недоверчивое отношение немецких властей к своим согражданам серболужицкой национальности нашло свое выражение в создании так называемого «Серболужицкого отдела» (Венденабтайлунг) – особой структуры, осуществлявшей контроль за деятельностью представителей серболужицкого движения и особенно за их контактами с зарубежными странами. Основанный 20 января 1920 г. и формально подчиненный властям г. Будишина, «Серболужицкий отдел» уделял пристальное внимание пролужицкому движению в Чехословакии и его влиянию на лужицких сербов.88

Попытки серболужицких деятелей создать в начале 1920-х гг. серболужицкую политическую партию на национально-региональной основе потерпели неудачу – большинство серболужицкого населения предпочитало голосовать за привычные общенемецкие политические партии. Неудачный опыт серболужицкого партийного строительства побудил серболужицких политиков искать союза с другими нацменьшинствами Германии. В марте 1924 г. по инициативе Союза поляков был создан Союз национальных меньшинств Германии, который, опираясь на конституцию Веймарской республики, повел борьбу за права нацменьшинств. Из серболужицких политиков данную инициативу поддержал Я. Скала, ставший вскоре редактором органа Союза нацменьшинств журнала «Культурвер». После неудачи на выборах в рейхстаг в мае 1924 г. лужицкие сербы вступили в блок национальных меньшинств. Хотя на последующих выборах в рейхстаг 7 декабря 1924 г. блок нацменьшинств не смог провести своего кандидата, в прусский ландтаг были избраны два его представителя, что, как отмечали чехи, «имело важные последствия для лужицких сербов и их союзников».89

Создание Союза нацменьшинств Германии способствовало консолидации серболужицких обществ. В октябре 1925 г. представители трех наиболее влиятельных серболужицких структур – «Домовины», Матицы Сербской и Сербской Народной партии – образовали координационный орган, призванный выступать посредником между властями и серболужицким населением Германии. Этот орган получил название Сербская Народная Рада, но не оправдал связанных с ним надежд, поскольку вплоть до своего самороспуска в 1933 г. он оставался безынициативным и инертным. «Во время Веймарской республики лужицкие сербы так и не смогли создать единый орган своего политического представительства»,90 - констатирует Я. Малинк. Национальная жизнь лужицких сербов наиболее активно протекала не в сфере политики, а на уровне многочисленных национальных обществ, деятельность которых была направлена на сохранение и развитие серболужицкой культуры.

Самой влиятельной и многочисленной организацией лужицких сербов по-прежнему оставалась «Домовина», возобновившая свою деятельность сразу после освобождения А. Барта из заключения в сентябре 1920 г. Своеобразие «Домовины» заключалось в том, что, являясь федерацией серболужицких национальных обществ и ориентируясь на развитие культуры, именно «Домовина» стала самой влиятельной организацией лужицких сербов, фактически выполнявшей и политические функции, и роль представителя серболужицкого населения перед властями.

В отличие от поляков и датчан, лужицкие сербы не имели собственного «материнского» национального государства за пределами Германии. На этом формальном основании немецкие власти часто отказывали серболужицкому населению в самом статусе меньшинства. Большую моральную и материальную помощь сербам-лужичанам в межвоенный период оказывали общества дружбы с лужицкими сербами, которые помимо Чехословакии действовали в Польше, Югославии и во Франции. Славянская, в особенности чехословацкая, пресса постоянно обращала внимание на нарушения национальных прав серболужицкого населения и в качестве примера часто ссылалась на национальные права немцев в соседних славянских государствах, что имело явный политический подтекст. Серболужицкая тематика активно обсуждалась на страницах «Чешско-лужицкого вестника» и «Слованского пршегледа», одна из рубрик которого была посвящена лужицким сербам. Любые дискриминационные действия немецких властей находили отклик в Чехословакии, пресса которой активно участвовала в полемике между немецкими и серболужицкими журналистами на стороне лужицких сербов. Объективно это вело к интернационализации лужицкой проблемы, что вынуждало власти Веймарской республики учитывать реакцию международной общественности. Положение судетских немцев в Чехословакии и лужицких сербов в Германии было излюбленным предметом полемики чехословацкой, серболужицкой и немецкой прессы. Как правило, серболужицкая пресса остро реагировала на выступления немецких журналистов, критиковавших чехословацкие власти за нарушение национальных прав немцев в ЧСР. Лужицкие сербы использовали эту возможность для того, чтобы указать на сомнительность нравственной позиции властей Германии, требующих соблюдения национальных прав немецкого меньшинства, но нарушающих права нацменьшинств в самой Германии. В свою очередь, чешские публицисты использовали вопрос о национальных правах сербов-лужичан в Германии в ходе своих дискуссий с судетскими немцами. С особым темпераментом чешские публицисты выступали против популярных в немецкой прессе утверждений о добровольном характере ассимиляции лужицких сербов.91 Однако, справедливо обвиняя немецкие власти в последовательной германизаторской политике, чехи в антинемецком полемическом запале обходили молчанием такой бесспорный и эффективный фактор добровольной ассимиляции, как значительно более высокий социальный статус немецкого языка, без которого в Германии было невозможно получить образование и сделать карьеру. Многие чешские публицисты, сочувствуя лужицким сербам, вместе с тем указывали на их собственную вину за прогрессировавшую ассимиляцию. Один из активистов чехословацкого пролужицкого движения В. Срб критиковал нижнелужицкую интеллигенцию за равнодушие и угодничество к властям, «приводящее к тому, что в школах нижнелужицкие учителя зачастую выступали более активными орудиями германизации, чем сами немцы…».92

В конце 1920-х гг. в связи с активизацией нацизма накал полемики усилился. В 1927 г. «Чешско-лужицкий вестник» констатировал «заметно возросшее внимание к лужицким сербам со стороны немцев», отмечая, что в немецкой прессе появляется все больше рассуждений о «лужицкой опасности», созданной на «чехословацкие и французские деньги».93 Особой критике чешского публициста подверглась статья в газете «Дойче Вельт», изображавшая национальное движение в Лужице как «искусственное явление, вызванное к жизни влиянием чешского панславизма…, предоставившего лужицкому движению деньги и методы работы…».94 Серболужицкая тема использовалась чехами в качестве выгодного контекста, на фоне которого требования судетских немцев выглядели явно завышенными. Летом 1938 г. во время активизации судетонемецкого движения орган чешского населения Судет газета «Граничарж», критикуя карловарскую программу судетонемецкой партии К. Генлейна, которая требовала автономию для немцев в Чехословакии, призывала отвергнуть эту программу. Газета отмечала, что «мы готовы предоставить судетонемецкому меньшинству только те права, которые имеют лужицкие сербы в третьем рейхе…».95

Во время Веймарской республики лужицкие сербы достигли заметных социально-экономических успехов, ярким примером которых стало создание Серболужицкого хозяйственного общества и Серболужицкого народного банка. С момента своего возникновения в 1919 г. Серболужицкий народный банк играл огромную роль в экономической жизни сербов-лужичан, оказывая финансовое содействие серболужицким крестьянским хозяйствам и национальным обществам. Примечательно, что с самого начала банк был тесно связан с чехословацкими финансовыми учреждениями: из 300.000 марок уставного капитала 125.000 марок принадлежало Пражскому кредитному банку, остальная часть полностью находилась в руках лужицких сербов.96 Межвоенный период был отмечен оживленными культурными контактами лужицких сербов с Чехословакией. Благодаря деятельности влиятельного в межвоенной республике чешско-лужицкого общества, в Чехословакии регулярно проходили серболужицкие выставки, концерты и лекции; организовывались летние школы для серболужицких детей. Особое внимание чехи уделяли образованию серболужицкой молодежи, стараясь компенсировать отсутствие у нее возможности получить образование на родном языке.

Разносторонняя помощь со стороны Чехословакии сыграла важную роль в сохранении национальной идентичности славянского населения Лужицы в межвоенный период, во многом компенсировав отсутствие у лужицких сербов «собственного» национального государства за пределами Германии.

Во второй главе «Лужицкие сербы и чехи под нацистским гнетом» анализируется политика нацистской Германии в отношении лужицких сербов и чехов. Приход нацистов к власти в Германии создал наибольшую угрозу самому существованию всех славянских народов за всю их историю. В соответствии с генеральным планом «Ост», разработанным главным управлением имперской безопасности нацистской Германии, в течение 30 лет планировалось переселение, германизация и физическая ликвидация 60-65 миллионов славян и евреев; восточная граница германского рейха в результате осуществления этого плана должна была пройти от Ладожского озера на севере до берегов Черного моря восточнее Перекопского перешейка на юге.97 Наряду с этим планировалось выделение «расово пригодной» части западнославянского населения и ее последующая германизация.98 В первую очередь это касалось лужицких сербов и чехов, часть которых теоретики немецкого национал-социализма признавали в целом «пригодным биологическим материалом» для постепенной германизации.

Политика национал-социалистов по отношению к лужицким сербам исходила из необходимости их ликвидации как самобытного славянского этноса. В соответствии с планом Гиммлера, разработанным в 1940 г., основную массу серболужицкого населения планировалось переселить из Лужицы в Польшу на территорию генерал-губернаторства, где сербы-лужичане вместе с остальными славянами должны были образовать резервную трудовую армию, которую нацистские власти предполагали использовать на тяжелых физических работах.99 По плану Гиммлера, население генерал-губернаторства должно было состоять из а). «остатков неполноценного местного населения»; в). депортированного сюда населения «восточных провинций» и с). населения из различных областей Германии, обладавшего «неполноценными человеческими и расовыми качествами».100 Лужицкие сербы были отнесены Гиммлером к последней категории, т.е. к той части населения Германии, которая с точки зрения нацистов имела «неполноценные расовые и человеческие качества». Хотя первоначальные установки идеологов НСДАП определялись теорией о расовой неполноценности славян и сводились к необходимости сужения их жизненного пространства, международная и внутриполитическая обстановка накладывала заметный отпечаток на проводимую немецкими властями серболужицкую политику, которая прошла несколько этапов.

Сразу после прихода национал-социалистов к власти в Германии начался период открытых репрессий против серболужицких активистов. В начале апреля 1933 г. немецкие власти добились роспуска серболужицкого «Сокола»; на 8 дней был приостановлен выпуск главной серболужицкой газеты «Сербске новины», были проведены обыски у сотрудников серболужицких национальных организаций. Ранее возглавлявшие «Сербске новины» М. Смолер и Г. Янак были лишены своих должностей; главный печатный орган лужицких сербов с 20 апреля 1933 г. возглавил лояльный новым властям Дучман. Власти начали массовые увольнения неугодных им серболужицких активистов из серболужицкого издательства, типографии, банка и других организаций. 28 апреля 1933 г. было арестовано 6 активистов серболужицкого национального движения, которые провели в заключении 5-8 недель. Впрочем, преследования со стороны нацистов касались ведущих представителей серболужицкого национального движения и в меньшей степени затрагивали основную массу серболужицкого населения, относившегося к режиму национал-социалистов весьма прагматично. Как признавал в своем анализе ситуации в Лужице в начале 1930-х гг. участник чехословацкого пролужицкого движения Э. Шпатны, «...отношение лужицких избирателей к партии Гитлера в целом было положительным как по экономическим соображениям, так и по причине страха. Серболужицкая пресса также не выступала против гитлеровцев...»101

Преследования серболужицких активистов вызвали волну возмущения в Чехословакии и других славянских странах. Чехословацкая пресса независимо от политических различий осуждала политику немецких властей и выступала в поддержку сербов-лужичан. «Народни листы» писали 13 апреля 1933 г., что «сейчас… необходимо показать лужицким сербам, на которых нацелен гитлеровский кулак, что они не одиноки. Их обязан поддержать весь цивилизованный мир».102 В поддержку лужицких сербов выступил чехословацкий сенат, партии национальных демократов и национальных социалистов, Чешская Академия наук и пр. В чехословацких городах состоялись «лужицкие вечера», где принимались резолюции протеста, многие из которых были направлены в Лигу наций. Кульминацией предпринятых в ЧСР пролужицких акций стала массовая демонстрация в поддержку лужицких сербов 5 июля 1933 г. у г. Мнихово Градиште в Северной Чехии, в которой участвовало около 30 тысяч человек. Принятая участниками манифестации резолюция осуждала гитлеровский режим и призывала «все цивилизованное человечество»103 спасти Лужицу. По словам Я. Малинка, «протесты в славянском зарубежье и необходимость считаться с положением немецких меньшинств за границей вынудили руководство НСДАП перейти к более гибкой политике в отношении лужицких сербов с 1934 по 1936 гг.»104 Нацистское руководство приостановило «политику кнута» и стало активнее прибегать к «политике пряника», сделав попытку интегрировать серболужицкие организации в политическую систему нацистской Германии. Но цена за подобную «мягкость» нацистских властей оказалась высокой, поскольку серболужицкая культура стала официально рассматриваться не как славянская, а как имеющая германское происхождение, что создавало идеологическую основу для последующей германизации.105

Цель нацистских властей заключалась в трансформации самой влиятельной серболужицкой организации – «Домовины» и в ее превращении из органа, отстаивающего национальные интересы сербов-лужичан, в орудие германизации славянского населения Лужицы. В свою очередь, представители нового течения в серболужицком национальном движении пытались лавировать между идеологией национал-социализма и защитой серболужицкого населения, стремясь использовать некоторые положения идеологии национал-социалистов в интересах лужицких сербов. Так, акценты на крови и почве, звучавшие из уст идеологов немецкого нацизма, а также принцип вождизма истолковывались новыми лидерами серболужицкого движения в выгодном для сербов-лужичан смысле. Новое руководство «Домовины», во главе которой 27 декабря 1933 г. встал бывший школьный учитель П. Недо, пользовавшийся вначале доверием нацистских властей, добилось права выступать в роли представителя интересов всего серболужицкого населения по отношению к государству. В результате этих усилий «Домовина» превратилась из союза серболужицких обществ в союз всех лужицких сербов, а ее деятельность уже не ограничивалась только территорией саксонской Верхней Лужицы, но охватывала своим влиянием области прусской Верхней и Нижней Лужицы.

В 1935 г. руководство «Домовины» обратилось к властям с двумя меморандумами. Один из них был посвящен культурным потребностям серболужицкого населения и содержал просьбу о финансировании серболужицких научных и культурных инициатив. Во втором меморандуме руководители «Домовины» в рамках проходившей административной реформы германской империи предлагали образовать жупу Лужица, объединяющую все земли, населенные лужицкими сербами в Верхней и в Нижней Лужице. Немецкие власти проигнорировали оба серболужицких меморандума. Это был явный признак начавшегося разочарования имперских властей в политике «Домовины», последовательная национальная позиция которой стала вызывать сомнения в ее готовности стать послушным орудием германизации.

Чешские друзья Лужицы понимали противоестественность и недолговечность компромисса между серболужицкой «Домовиной» и антиславянски настроенными идеологами национал-социализма. Смена ориентации новых серболужицких лидеров и поворот в политике немецких властей были настороженно восприняты в Чехословакии. С одной стороны, чехи с заметным облегчением констатировали, что «наши опасения относительно гибели серболужицкой национальной жизни, к счастью, не оправдались».106 С другой стороны, говоря об идеологии, которую взяли на вооружение серболужицкие лидеры, чехи сухо констатировали, что «Саксонская Верхняя Лужица… сравнительно легко восприняла принцип вождизма и национальную гитлеровскую психологию...»107 Со второй половины 1930-х гг. происходит сокращение чешско-серболужицких связей как по причине внутриполитической обстановки в Германии, так и вследствие все более прохладного отношения чехословацких властей к деятельности Общества друзей Лужицы, что объяснялось нежеланием официальной Праги обострять отношения с Берлином.

После того, как имперские власти окончательно убедились в том, что декларируемая новым руководством «Домовины» приверженность национал-социализму имеет строгую дозировку и определяется серболужицкими интересами, начался период силового давления на «Домовину». Важным рубежом во взаимоотношениях властей и «Домовины» стал съезд «Домовины» 28 ноября 1934 г., на котором был принят проект устава, опиравшийся не на нацистские идеи о превосходстве германской расы, а на принцип своеобразия серболужицкого народа и славянский характер его культуры. Принятый проект устава противоречил идее властей свести «Домовину» до уровня местных нацистских обществ и включить ее в состав какой-либо более крупной нацистской организации.108

Наступление на «Домовину» началось с двух сторон одновременно и поначалу ограничивалось мирными средствами. С одной стороны, начинается длительная борьба вокруг устава «Домовины». 29 октября 1935 г. власти Будишина отказались принять представленный им проект устава и предложили собственный вариант, трактовавший «Домовину» как «союз немцев, говорящих по-лужицки».109 С другой стороны, с августа 1935 г. на территории Лужиц начала действовать особая националистическая организация «Союз немцев востока» («Бунд Дойче Остен», БДО), которая до этого вела работу против польского меньшинства в восточных областях Германии. Главная задача БДО заключалась в противодействии «Домовине», нейтрализации ее влияния и насаждении нацистской идеологии. Ключевым элементом этой идеологии была трактовка лужицких сербов не как славян, а как немцев, говорящих по-лужицки и имеющих региональное своеобразие подобно баварцам или саксонцам. Данная мысль лежала в основе предложенного властями проекта устава «Домовины».

В марте 1937 г. после очередного отказа принять предложенный властями вариант устава «Домовина» была запрещена. В июле 1937 г. были запрещены Матица Сербская, Евангелическое общество проповедников и Общество поддержки учащейся молодежи. Многие серболужицкие общественные деятели подверглись репрессиям и были брошены в тюрьмы и концлагеря. Были арестованы Я. Цыж, Я. Скала, Ю. Брезан, П. Недо. Среди жертв нацистского террора были известные серболужицкие литераторы Я. Лоренц-Залесский, Ю. Хежка, М. Грольмусец и др.

Одним из элементов политики ассимиляции была изоляция и высылка серболужицкой интеллигенции, прежде всего учителей и представителей духовенства, являвшихся основными носителями национального самосознания, за пределы Лужицы в чисто немецкие области. Эти меры нацистских властей были направлены на идеологическое и культурное обезглавливание лужицких сербов и на лишение их собственной национальной элиты, что было схоже с политикой Р. Гейдриха в Чехии после его назначения исполняющим обязанности главы протектората Богемия и Моравия в сентябре 1941 г. В свою очередь, места серболужицких учителей занимали приезжие учителя-немцы, выступавшие в роли орудия ускоренной германизации. Жесткая политика немецких национал-социалистов, направленная на подавление серболужицкой национальной жизни, создавала благоприятную почву для распространения антинемецких настроений среди лужицких сербов и усиления национального радикализма серболужицкой интеллигенции, которая стала искать политическую поддержку в соседних славянских странах, связывая с ними политическое будущее Лужицы. Один из ведущих представителей серболужицкого национального движения в межвоенный период Я. Скала заявил в конце 1930-х гг., что Польше следовало бы расширить свои западные границы до Одера и Нейсе, чтобы не допустить гибели серболужицкого народа.110

На территории самой Лужицы во время Второй мировой войны серболужицкое национальное движение практически не существовало. За исключением «нескольких акций, связанных с распространением листовок после Сталинградской битвы, нельзя вести речь об активном сопротивлении лужицких сербов национал-социалистическому режиму».111 Из всех серболужицких политиков в отношении возможных сценариев решения лужицкого вопроса высказался во время войны серболужицкий публицист Ю. Вичаз, работавший в чехословацком телеграфном агентстве ЧТК. Вичаз обратился к чехословацкому правительству в эмиграции с меморандумом, предусматривавшим два варианта решения лужицкого вопроса после войны: присоединение Лужицы к Чехословакии в качестве самоуправляющейся территориальной единицы либо переселение лужицких сербов на территорию северной Моравии. Эти предложения были прохладно встречены чехословацкими официальными лицами. Мысль о предоставлении лужицким сербам самоуправления и культурной автономии в Чехословакии представитель чехословацкого МИДа Й. Гейрет считал вредной, поскольку «реализация данного плана могла бы создать опасный прецедент, послужив другим меньшинствам в ЧСР как аргумент в борьбе за подобные права».112 Представители чешского движения Сопротивления также проявляли внимание к лужицкому вопросу в контексте послевоенного устройства Европы. Петиционный комитет «Останемся верными» в своих планах решения немецкого вопроса в Чехословакии предусматривал возможность частичного обмена чехословацких немцев на венских чехов и лужицких сербов после войны. Представители Центрального Комитета движения Сопротивления предлагали присоединение Лужицы к Чехословакии или переселение лужицких сербов в ЧСР в обмен на выселение судетских немцев. Однако чехословацкое политическое руководство в эмиграции во главе с Бенешем негативно отнеслось к подобным замыслам.113

Мюнхенский сговор и последующая оккупация чешских земель Германией приблизили чехов к положению лужицких сербов. Любопытно, что сразу после Мюнхена некоторые представители чешской интеллигенции проводили параллель между положением сербов-лужичан и послемюнхенской Чехословакией. Особенно болезненно Мюнхенский сговор был воспринят представителями чехословацкого пролужицкого движения. Протекторат Богемия и Моравия, образованный по указу Гитлера 16 марта 1939 г. после окончательной оккупации чешских земель нацистской Германией, стал своеобразным полигоном, где испытывались и внедрялись различные технологии германизации чешского населения. В общих чертах планы немецких нацистов в отношении чехов были изложены Гитлером в Мюнхене летом 1932 г. «Территорию Чехии и Моравии мы заселим немецкими крестьянами. Чехов мы выселим в Сибирь или на Волынь, выделив им резервации.… Чехи должны покинуть Среднюю Европу, - утверждал Гитлер. - Если они тут останутся, они продолжат формирование гуситско-большевистского блока».114 Более детально политика нацистской Германии в отношении чехов была разработана руководителями протектората Богемия и Моравия К.Г. Франком и К. фон Нойратом. В своем «Плане ликвидации чешского народа», направленном Гитлеру 28 августа 1940 г., Франк указывал, что «целью имперской политики в Чехии и Моравии должна быть полная германизация пространства и населения».115 Франк указывал две возможности достижения этой цели - полное выселение чехов за пределы империи с последующим заселением Чехии и Моравии немцами или «изменение национальности расово пригодных» чехов с выселением «расово непригодной» части чешского населения, враждебно настроенной чешской интеллигенции и всех «деструктивных элементов». В своем плане Франк высказывался за более мягкий второй вариант, аргументируя это технической невозможностью тотального выселения 7,2 миллионов чехов в условиях войны, отсутствием необходимого числа немецких колонистов, способных быстро освоить освободившееся пространство и целесообразностью использования квалифицированной рабочей силы чехов в интересах рейха. Франк предлагал «отделение той части чешского народа, у которой возможно изменение национальности, от расово неполноценной части» и планировал «путем систематически проводимой политической нейтрализации и деполитизации добиться вначале политической и духовной, а затем и национальной ассимиляции чешского народа».116 23 сентября 1940 г. этот план был поддержан в ходе встречи Франка и Нойрата с Гитлером в Берлине. В октябре 1940 г. Гитлер окончательно сформулировал цель нацистской политики в отношении чешского населения, которая заключалась в «онемечивании Чехии и Моравии путем германизации чехов... Политика ассимиляции не будет распространяться на тех чехов, расовые качества которых вызывают сомнения, а также на тех, кто демонстрирует враждебное отношение к рейху. Эти категории необходимо уничтожить».117

Немецкие нацисты исходили из возможности германизации от 60% до 70% чешского населения, так как расовые исследования убедили их в том, что большинство чехов имели необходимые «расовые предпосылки» для успешной германизации. Общая концепция германизации чехов предполагала вначале их «политическую ассимиляцию» на основе «имперской идеи», призванной вытравить идеи чешской государственности из национального самосознания чехов. Впоследствии планировалась постепенная германизация путем сокращения образования на родном языке, насаждения немецкого языка, частичного переселения в Германию и ликвидации национально ориентированной чешской интеллигенции.118 По образному выражению одного из лидеров судетонемецкого движения, «цель нацистской политики в Богемии состоит в том, чтобы выбить из чехов мозги и ликвидировать интеллектуальную прослойку этой нации, препятствующую установлению требуемых отношений между германским хозяином и чешским работником».119

Программа германизации чехов начала постепенно реализовываться в практической политике немецких властей в протекторате Богемия и Моравия. Это проявилось в немецкой колонизации этнически чисто чешских регионов протектората; в закрытии чешских высших учебных заведений после событий 17 ноября 1939 г. и в дискриминации чешских профессорско-преподавательских кадров; в ограничении образования и средств массовой информации на чешском языке; в одновременном расширении сферы применения немецкого языка, а также в активной пропаганде имперской идеологии, трактовавшей чешские земли как исконную составную часть германского рейха. Политика германизации активизировалась с назначением обергруппенфюрера СС Р. Гейдриха исполняющим обязанности главы протектората в сентябре 1941 г. С приходом Гейдриха в правительстве и в административных органах протектората возросло число немцев, а заседания правительства стали вестись только на немецком языке.120 Немецкие власти поддерживали культурно-языковую неоднородность различных областей протектората. Моравский регионализм и антипражские настроения в некоторых областях южной Моравии использовались нацистами для подрыва национального единства чехов. Щедрую помощь протекторатных властей, включая финансовую, получало пронацистское общество «Этнографическая Моравия», руководство которого в июле 1941 г. «от имени моравско-словацких националистов» обратилось с просьбой к Гитлеру о разрешении включиться в вооруженную борьбу против «еврейско-большевистской России» в качестве добровольцев.121

Однако в условиях войны немецкие власти не могли приступить к реализации своей программы германизации Чехии в полном объеме. Относительная мягкость оккупационной политики в Чехии по сравнению оккупированными областями СССР диктовалась заинтересованностью нацистов в стабильности социально-экономического положения в протекторате и в бесперебойной работе чешских военных заводов в условиях войны с СССР. Именно поэтому «положение негерманского населения Судет, Богемии и Моравии было тяжелым, но… массовых дискриминационных акций против него нацисты не проводили... Нацистские газеты писали о прекрасных условиях жизни чехов... Как для немцев, так и для чехов увеличивалась заработная плата, улучшалось снабжение…; хорошо была налажена система здравоохранения. …Многие чехи добровольно отправлялись на работу в Германию. Чехи не подлежали призыву в германскую армию. Все это предопределило внешнее спокойствие в протекторате...»122 Быстро адаптировавшись к условиям нацистского господства, многие чехи оказались не только жертвами, но и соучастниками нацистских преступлений. Речь здесь идет не только о добросовестной работе чешского населения на военную индустрию нацистского рейха, но и об участии чешских силовых структур в осуществлении преступной нацистской политики геноцида «неарийских» народов. По данным исследователей, на территории протектората Богемия и Моравия было истреблено практически все цыганское население, насчитывавшее около 30-35 тыс. человек. Уничтожение цыган осуществлялось преимущественно чехами и началось еще до окончательной оккупации чешских земель Германией. Чешские цыгане были собраны в двух концлагерях на территории протектората - в Лети в Южной Чехии и в г. Годонин в Моравии. При этом «концлагерь в Лети был создан по распоряжению чехословацкого руководства 2 марта 1939 г., за две недели до ликвидации «второй Чехословакии!»123

Только полный разгром нацистской Германии Советским Союзом избавил лужицких сербов и чехов от угрозы национального уничтожения. Опираясь на опыт 1918-1919 гг., когда при поддержке некоторых кругов Чехословакии была предпринята попытка создания независимого серболужицкого государства, серболужицкие политики выступили за радикальное изменение государственно-правового статуса Лужицы, выдвинув план ее отделения от Германии и присоединения к Чехословакии. Лужицкий вопрос не входил в сферу первоочередных интересов Праги. Э. Бенеш с самого начала негативно отнесся к идеям о присоединении Лужицы к Чехословакии или переселении лужицких сербов в Чехословакию, которые высказывались различными организациями чешского движения Сопротивления.124 Во время встречи с Молотовым 21 марта 1945 г. Бенеш подчеркнул, что в вопросе о границах он и чехословацкое правительство «всегда определяли свои взгляды формулой «домюнхенские границы». Отвечая на вопрос Молотова о том, претендует ли Чехословакия на какие-либо территории сверх границ 1937 г., Бенеш ответил, что «он имеет некоторые претензии в пограничной с Германией области», но не уточнил, о каких именно территориях идет речь.125 Скорее всего, Бенеш имел в виду примыкающую к границе Чехословакии часть немецкой Силезии с областями Кладско, Ратиборж и Глубчице, которые в итоге вошли в состав Польши. Позицию Бенеша в территориальном вопросе удачно иллюстрирует произнесенная им в ходе московских переговоров фраза о том, что на месте поляков «он не брал бы немецкую территорию до Одера, ибо вопрос стоит не о том, сколько можно получить, а о том, сколько можно удержать».126 Внимание чехословацких политиков к лужицкой проблеме было следствием активности как самих лужицких сербов, энергично заявивших о своих внешнеполитических предпочтениях, так и чехословацкой общественности, переживавшей в первые послевоенные годы короткий, но бурный период общеславянского патриотизма.