Geum.ru

  Дипломатия и внутренняя политика Крым-Гирея

Вид материалаДиплом

Содержание


Октябрьский переворот
Xviii. гражданская война
Массовый террор
Подобный материал:
1   ...   32   33   34   35   36   37   38   39   40

Напротив, национально-демократическое движение набирало силу исключительно мирным путем. В октябре 1917 г., накануне революции, состоялся II Крымскотатарский делегатский съезд. Когда начались выборы в Учредительное собрание делегатов Крыма, то один из наиболее авторитетных участников съезда, Вели Ибраимов, заявил, что необходимо выдвигать тех, кто приобщился к делу революции не со вчерашнего дня, а с "давних пор", кто мог бы "всеми силами отстаивать интересы рабочих и крестьян и всей нашей голытьбы" (ГТ, 1917, №11). Этим будущий Предсовнаркома Крыма и объединившаяся во[390]круг него группа противопоставила себя крайним националистам, считавшим, что главная задача крымских делегатов — высоко нести "эмблему татаризма — голубое знамя Чингиза" (там же), а социальная их программа — дело второстепенное.

Группа В. Ибраимова на съезде добилась поддержки большинства участников. Резолюция съезда декларировала поэтому свое отношение к мусульманам всего мира в первую очередь как к "жертвам европейского империализма". Съезд высказался за первоочередное решение назревших социальных и экономических задач, а также за право всех угнетенных наций на национальное самоопределение (ГТ, 1917, №11). Собственно, эта позиция была аналогична большевистской, что, кстати, не помешало большевикам позже, когда встала проблема автономного Крыма, подвергнуть ее резкой критике.

Переходя к истории образования первого крымского народного правительства, необходимо сделать некоторые замечания, касающиеся геополитической ситуации в Крыму, обычно исследователями этого сложного периода не учитывающейся. Как правило, дело представляется таким образом, что татарские националисты, захватив власть, пытались оторвать Крым от России и передать его в руки Турции. При этом забывается, что Крым какое-то время был и без того "оторван" от России — после того как Центральная рада объявила о создании Украинской народной республики. И лишь после этого Мусисполком заявил, что он, как "выразитель воли татар, не желая допустить в Крыму гегемонии какой-либо народности над другой... признает Крым для крымцев и находит, что чрезвычайные обстоятельства повелевают народам Крыма объединиться для общей дружной работы на благо всех народов, населяющих Крым" (ГТ, 1917, №15).

Крым для крымцев! Это была единственная платформа в той ситуации полного распада бывшей империи, что могла отвечать чаяниям населения, уже ощущавшего угрозу захвата и подчинения Крыма, оставшегося без защиты центральной власти. Это означало максимально возможную гарантию сохранения политической независимости, сохранения исконной культуры и равноправия всех наций, населявших полуостров. Это видно из приведенного за[391]явления, но еще более — из декларации татарского представителя на сентябрьском (1917 г.) съезде народов в Киеве: "Пусть знают все, что крымские татары не позволят никому устанавливать какую-либо гегемонию на Крымском полуострове. И на этот раз уже крымские татары не покинут своего края без упорной защиты своих прав и добытой свободы... Мы, свободные сыны отныне свободного татарского народа, протягиваем вам руку с лозунгом демократической федеративной республики для счастливого дружеского сожительства в будущем" (Бунегин М.Ф., 1927, 50, 87-88).

Как видно, и эта платформа соответствовала, между прочим, большевистской: недаром приветствие УНР, направленное из Крыма, было подписано совместно татарскими делегатами и большевиком Ж. Миллером108. Точно так же с обоюдного согласия был сделан такой важный шаг, как передача УНР трех таврических уездов, где не было татар, но большинство украинцев, — материковой части бывшей губернии. Отношение к решениям Мусисполкома изменилось гораздо позже — в трудах советских историков, поголовно настроенных к Мусисполкому резко критически (1950 — 1980-е гг.). Так, даже лозунг "Крым — для крымцев" (не татар, заметим), рассмотренный вне исторического контекста, оценивается как "стремление татарских националистов оторвать Крым от нашего государства" (Надинский П.Н., II, 1957, 37). Возникает естественный вопрос: для кого должны были члены комитета предназначать свой край — для москвичей, киевлян или тамбовцев? Тем более в то смутное время, когда "засамоопределялись, засамоуправлялись, заполонили своими делегатами столицы Европы Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Грузия, Армения, Азербайджан, Украина, Белоруссия, Дон, Кубань. Газеты запестрели новыми географическими и политическими терминами..." (Станкевич В., 1921, 16). По-моему, ожидать, что крымское русофильство должно было бы стать на порядок выше донского или кубанского, уж не попытка ли это обнаружить крымчан святее папы римского...

В начале октября 1917 г. в Крыму развернулась кампания по выборам в Учредительное собрание; в ней приняли широкое участие и большевики во главе с "губернским парторганизатором" Ж. Миллером. Од[392]нако выборы, завершившиеся в ноябре 1917 г., показали минимальную популярность в массах именно РСДРП(б). Новообразованный губернский Совет, как и Учредительное собрание в Крыму, состоял на 52% из эсеров, 31% — членов национальных партий, остальные места достались большевикам109 и другим менее значительным группам. Следует заметить, что выборы эти проводились "на основе самого совершенного избирательного закона" как в Петербурге, так и на местах и их итоги "отражали действительное соотношение если не сил, то политических симпатий" (Р., 1989, №3, 22). Когда результаты выборов были обнародованы, в Крыму состоялись грандиозные многотысячные демонстрации в поддержку органа, впервые созданного многосословным и многонациональным населением на основе всеобщих, прямых и равных выборов. Впервые делегаты — татары, украинцы, русские, немцы, евреи, эстонцы, не смущаясь, обнимали и целовали друг друга (Южн. нов., 1917, 102). Это была какая-то эйфория свободы и демократии, и никто не подозревал, какой конец готовят народной власти большевики, у которых никогда "не было серьезных намерений решить политическую проблему парламентским путем", и единственной целью их участия в созыве Учредительного собрания было "разуверить народ в парламенте" (Р., 1989, №3, 24). Да и как могли они допустить нормальную работу собрания, где не обладали влиянием?

ОКТЯБРЬСКИЙ ПЕРЕВОРОТ

Именно поэтому когда 26 октября сюда докатилась весть о перевороте в Петербурге, то его приветствовал почти исключительно лишь флот. Население же Крыма, питавшее иллюзию о возможности демократичного, мирного развития, выразило свой протест против первого из трех событий (переворот, гражданская война, диктатура), которые "вряд ли могут соответствовать идеалам, нормам и ценностям правового государства, которые мы сегодня провозгласили своей целью" (Р., 1989, №3, 22). Причем явная антидемократичность начавшегося многолетнего процесса подавления личности и свободы национального развития пришлась по душе далеко не всем[393] крымским большевикам. Переворот в Петербурге был осужден, например, Евпаторийской партийной организацией во главе с В. Елагиным, о чем она заявила в печати (Надинский П.Н., II, 1957, 36 — 37).

Гораздо более резко выступил с оценкой происходившего Мусисполком, пророчески заявив, что "разыгравшиеся в Петербурге кровавые события, парализовав силу существующей власти, открывают путь для анархии и гражданской войны, размер и гибельные последствия которой теперь трудно представить" (ГТ, 1917, №12).

Учредительный Курултай было намечено провести 26 ноября (Н. ст.), и этому не смогли помешать октябрьские события в центре бывшей метрополии. Депутаты, собравшиеся в Бахчисарае, приняли первую в истории Крыма конституцию, созданную по воле и при непосредственном участии его коренного населения. Новое государство, естественно, суверенное, было названо Крымской Народной Республикой. Ее правительство (Совет директорий) возглавил председатель Нуман Челеби Джихан.

В конституции признавалось равноправие всех жителей Крыма вне зависимости от национальности, провозглашались основные демократические свободы. Правительство заявило о своей основной цели: "на основе идей братства, чувства единой Родины... действовать во имя воссоединения с общедемократическим миром, во имя спасения от когтей кровавой революции, которая разрушила памятники, культовые здания, сожгла дотла дворцы, растоптала щедрый и прекрасный Крымский полуостров" (Цит. по: Кандымов Ю., 1991, 3).

На учредительном Курултае был принят и государственный флаг Крыма — голубое полотнище с золотой гиреевской тамгой в углу у древка".

Большевики не могли в условиях полного неприятия Октября практически всем населением даже пытаться свершить что-то подобное в Крыму. Началась трудная борьба за наведение нового "порядка" в собственных рядах, а потом и среди масс. Борьба обещала быть кровопролитной, так как с декабря 1917 г. сюда стали прибывать мусульманские части из распавшейся царской армии, и вскоре коалиционное правительство Крыма (Совет народных представителей) уже располагало двумя кавалерийскими и[394] одним пехотным полками общим числом 6 тыс. человек, не считая 2 тыс. офицеров при штабе и двух украинских куреней, которые также сохраняли верность выборной власти. И войско это обладало реальной силой, особенно после того, как Одесский военный округ распустил все немусульманские армейские части Крыма.

Тем не менее, скопив значительные силы среди военных моряков, большевики смогли в январе 1918 г. перейти в наступление. Корабли подошли к большинству приморских городов и навели на них орудия главного калибра; в другие города вошли распропагандированные большевиками армейские части, и лишь при прямой угрозе уничтожения безоружного населения переворот свершился и здесь.

Впрочем, кое-где они встретили сопротивление. Татарские кавалеристы-"эскадронцы", оставшиеся верными народному правительству, пытались защитить завоевания революции, выступив против ревкома Севастополя с целью вывести город из-под его власти. Однако и они, и другие правительственные части были разбиты под Сюренью, Альмой и Дуванкоем превосходящими силами противника. Эти бои, а также ожесточенные схватки между гарнизонами ряда городов и матросскими отрядами, пришедшими из Севастополя, означали по сути начало гражданской войны.

Встречающиеся и в самое последнее время повторения тезиса о том, что гражданская война была "развязана контрреволюцией", не имеют под собой фактической почвы. Не только в Крыму, но и в других регионах огромной страны именно большевики первыми пошли на применение насилия "при решении вопросов общенационального политического устройства. Гуманистическая тенденция развития России, начатая бескровной революцией и рассчитанная на духовное и материальное обогащение, отныне была прервана. Началось бессмысленное, безудержное и безнравственное взаимное уничтожение нашей культуры" (Васильев Б., 1989). И первым шагом к этой кровавой оргии был разгон большевиками Учредительного собрания.

Если в Петербурге оно просуществовало полсуток, то его век в Крыму был несколько длиннее, хотя конец одинаков — его разогнали и здесь. Отличие ситуации[395] было в национальной особенности края. Если большевики опирались в основном на распропагандированные части армии и флота, а также на городской (русский) пролетариат, то татары защищали Мусисполком, Учредительное собрание и другие органы правовой власти. Именно поэтому события 1917 г. и последовавших годов представлялись "очень многим как борьба русских с татарами" (Бунегин М.Ф., 1912, 118).

На деле, конечно, борьба протекала в иной плоскости, а именно демократии с зарождавшейся диктатурой. На далекой периферии бывшей империи беспартийными массами (не говоря уже о членах Мусисполкома — см. выше), не поддерживавшими разгром демократических институтов, отстаивавшими свое право на власть народа, инстинктивно ощущалось то, о чем мы заговорили в полный голос лишь сейчас, когда пытаемся объективно оценить события тех далеких лет.[396]


XVIII. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

НАЧАЛО РЕПРЕССИЙ

В январе 1918 г. Крым уже основательно ознакомился с практикой "классовой борьбы", как ее понимали взявшие в свои руки инициативу большевики. Они же определяли лозунги, под которыми в Крыму впервые после долгого перерыва стали совершаться организованные убийства. В конце 1917 г. таким лозунгом был призыв: "Вся власть Советам!" Но позже, когда большевики убедились в малой способности этих органов власти проводить политику ликвидации части населения страны, Центральный комитет партии большевиков заявил через свой орган, что лозунг этот должен быть сменен на "Вся власть чрезвычайкам!" (Правда, 18 октября 1918). Впрочем, это была не единственная альтернатива Советам. В условиях Крыма, где население было смешанным по национальному признаку, для достижения той же цели было избрано иное средство — и над полуостровом раздался новый клич: "Нам грозит военная диктатура татар!" (Прибой, 1918, №117).

Таким образом, борьба, мало соответствовавшая понятию классовой и до того (это были скорее бои между двумя воинскими группировками, выступившими с узкопартийных позиций), теперь окончательно утрачивает классовый признак, становится национальной. Заняв таким образом позицию разжигания национальной розни, большевики могли теперь опираться не только на военные отряды (которых уже не хватало даже для карательных операций), состоявшие исключительно из некрымчан. Теперь на их сторону пошел местный элемент, заинтересованный то ли в полной русификации Крыма, то ли в возможности безнаказанно обогатиться, громя "инородцев".

Естественно, в рядах сформированных большевиками отрядов было кроме солдат и матросов какое-то число и крымчан, искренне принявших Про[397]грамму РСДРП (б). Какую часть они составляли? Ответить на этот вопрос нелегко. Но, учитывая крайне слабую популярность партии в Крыму до революции, число ее приверженцев за несколько месяцев намного возрасти не могло. Да и в специальной литературе мы встречаем, как правило, одних и тех же лиц, активистов партии, небольшие группы которых были в нескольких городах. Они переходят, известные пофамильно, из книги в книгу, но ни в одной из них не встречается даже упоминания о крупных, массовых большевистских организациях, как, например, в Петербурге в том же 1918 г.110

Вооруженную борьбу регулярных частей с правительственными отрядами, имевшую не только политический, но и национальный характер, пытался в самом начале погасить Мусисполком. Инициатива принадлежала Ч. Челебиеву. Ему противостояли некоторые члены правительства, чувствовавшие себя в безопасности, так как большинство населения было за них. Тем не менее Ч. Челебиеву удалось, приведя данные о многочисленных жертвах в первую очередь среди мирного населения, убедить коллег в необходимости послать к большевикам парламентскую комиссию. Предлагалось создать смешанную краевую власть из представителей парламента Совета народных представителей и большевиков. Вначале ревкомовцы вроде соглашались с таким компромиссом и переговоры шли успешно. Но Севастополь тем временем неожиданно направил ударную группу войск с артиллерией на Сюрень и далее — на Симферополь, который был 14 января взят.

В захваченной столице новая власть арестовала членов правительства, начались первые расстрелы местной "буржуазии", т. е. пленных из правительственных войск и городской самообороны, среди которых, естественно, было много татар. Показательно, что первые свои распоряжения Симферопольский ревком публиковал исключительно на русском языке, большинству татар города и особенно деревни малопонятном. Поэтому они не могли эти распоряжения выполнять, и многие шли под арест, а затем и на расстрел, так и не понимая, в чем их вина. Казни воспринимались как бессмысленные убийства и оставшимися в живых. По этой и еще ряду причин симферопольские татары, ошеломленные внезапным[398] вторжением матросских частей и массовыми репрессиями, бежали в горы. Курултай был распущен — очевидно, за расхождение во взглядах с флотским ревкомом. В глазах даже образованной части татар "это было простым возвращением русских, их власти, насилием, произведенным русскими войсками над пробудившимся национальным движением" (Бунегин М.Ф., 1927, 123), справедливо отмечает советский автор. Неудивительно, что не только татары, но и славяноязычные крымчане воспринимали новую напасть, пришедшую с Севера, как продолжение былых кровопролитий, походов Миниха, Ласси, Долгорукого, еще живших в памяти народа. Красный террор был настолько ужасен, что не укладывался в сознание людей XX века. Казалось, в Крым вернулись ледяные ветры средневекового Московского государства:

В этом ветре — гнев веков свинцовых,

Русь Малют, Иванов, Годуновых —

Хищников, опричников, стрельцов,

Свежевателей живого мяса —

Чертогона, вихря, свистопляса —

Быль царей и явь большевиков.

(Волошин М.А., 1969, 44)

Так писал поэт, встретивший 1918 г. на берегах Черного моря. А его современник, которого столь же трудно заподозрить в татарском национализме, делал вывод о том, что именно это насилие, а не мифические националистические агитаторы "привели к организации антисоветских татарских ячеек на местах, а затем и к вооруженному выступлению против Советов".

Как вспоминает старый крымский большевик В.Л. Елагин, игнорирование ревкомами языка и национальной культуры татар было символичным: "Советская власть с момента возникновения и до момента гибели под натиском немцев оставалась русской, говорила на чужом для татар языке". Именно поэтому "крымские большевики в 18 г. не смогли разрешить национального вопроса" (1924, 88). Добавим, что нам не известны даже попытки решить его. Ставка делалась, как мы видели, не на компромисс, единственно необходимый в сложной социальной и национальной обстановке тех месяцев, а лишь на во[399]оруженную силу, на физическое уничтожение инакомыслящих.

Ревкомовцы Севастополя и других городов понимали, что власть на штыках не может быть прочной по крайней мере до того, как не будут ликвидированы все сторонники прежнего демократического правительства. При всех его недостатках оно было выбрано большинством крымчан, имело общие с местным населением интересы и, главное, успело решить ряд проблем, абсолютно чуждых новым Советам, созданным армией и флотом и ими контролировавшимся. Положение это нужно было менять, полагали большевики.

МАССОВЫЙ ТЕРРОР

Предлог к такого рода акциям представился уже в феврале 1918 г. Новая власть обложила местную "буржуазию", т. е. частных предпринимателей, от крупных до самых мелких, контрибуцией в 10 млн руб. Сумма, и сама по себе немалая, могла быть собрана в разоренном войной и революциями крае с большим трудом. Тем не менее в считанные дни в ревкомы было сдано 3 млн руб., а когда в назначенный срок деньги полностью внесены все же не были, это послужило сигналом для матросов и солдат Севастополя, которые развязали кровавый террор. За три ночи 21 — 24 февраля в городе было вырезано несколько сот "национальных буржуев", расстреляны заключенные в городскую тюрьму члены правительства, среди которых был и Нуман Челеби Джихан (Гавен Ю., 1923, 53).

Волна террора, постфактум оправданного как превентивное средство против реставрации выборной власти, прокатилась и по другим городам. Только в Симферополе было расстреляно 170 мирных жителей, отнесенных на сей раз к "мировой буржуазии" (Бунегин М.Ф., 1927, 126). Террор стал массовым — это признают и апологеты подобного насилия над народом. Причем был он направлен не только против "классово чуждого элемента", но и против недавних союзников большевиков — расстрелу подлежали эсеры и меньшевики (Надинский П.Н., II, 1957, 77).

В красном терроре принимали участие и команды[400] с кораблей Черноморского флота. Страшную память о себе оставили в Евпатории транспорт "Трувор" и крейсер "Румыния", экипажи которых за три дня расстреляли, зарезали и утопили не менее 300 человек. Всего же только зимой 1918 г. в этом маленьком городке было репрессировано около 1 тыс. мирных жителей.

Здесь, как и в других крымских городах, казни местного населения предварялись жуткими пытками, тем более бессмысленными, что никаких "антибольшевистских" тайн жертвы не хранили. Матросы пытали евпаторийцев на палубах, сжигали их в корабельных топках живьем единственно "для развлечения" (Мельгунов С.П., 1990, 90). Единожды окунувшись в эту кровавую вакханалию, люди почти поголовно становились садистами, солдаты и матросы теряли человеческий облик, постоянно искали всё новый и новый выход своим извращенным наклонностям.

Иногда утверждается, впрочем, что дикая эта резня, сопровождавшаяся самочинными обысками, откровенным грабежом и страшными актами насилия над мирным населением, якобы осуществлялась "незаконными" бандами "уголовных и анархиствующих элементов" (там же). Утверждение это сомнительно уже потому, что террор начался как по команде одновременно в разных районах Крыма и осуществлялся вооруженными отрядами, беспрепятственно уводившими крымчан на расстрел не только из собственных домов, но и из государственных тюрем. Наконец, наименее "законными", на наш взгляд, были организованные именно ревкомами так называемые сортировочные комитеты, без суда и следствия выносившие смертные приговоры арестованным.

Максим Горький коснулся крымской темы в марте 1918 г.: "Уничтожив именем пролетариата старые суды, гг. народные комиссары этим самым укрепили в сознании "улицы" ее право на "самосуд" — звериное право. И раньше, до революции, наша улица любила бить, предаваясь этому "спорту" с наслаждением...

И вот теперь этим людям, воспитанным истязаниями, как бы дано право свободно истязать друг друга. Они пользуются своим "правом" с явным сладострастием, невероятной жестокостью...

Грабят и продают церкви, военные музеи, продают[401] пушки и винтовки, разворовывают интендантские запасы, грабят дворцы бывших великих князей, расхищают все, что можно расхитить, продается все, что можно продать, в Феодосии солдаты даже людьми торгуют: привезли с Кавказа турчанок, армянок, курдок и продают их по 25 руб. за штуку" (цит. по: "Смена" (Ленинград), 06. II. 90).

За первой контрибуцией последовала вторая — Советы под угрозой репрессий обязали крестьян Крыма выплатить недоимки еще царского времени, т. е. за несколько лет сразу, а долгу прежним властям из-за военных лишений накопилось немало. Поэтому снова поднялась волна репрессий, на этот раз по отношению исключительно к деревенскому населению... Позже этот шаг был признан ошибочным (Бунегин М.Ф., 1927, 125), но в свое время он окончательно оттолкнул от Советской власти основную часть татар — крестьянство Крыма.