Б. А. Рыбаков язычестводрев h ейруси москва 1987 Книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   83

"Постави же он, окаянный чародей, нощных ради мечтаний

(ритуальных действий) и собрания бесовского градок мал на месте

некоем, зовом ом Перыня, идеже и кумир Перун стояше"

Вполне вероятно, что комплекс капищ на Перыни был огражден

исчезнувшей впоследствии оградой.

"И баснословят о сем Волхве невегласи, глаголюще: "В боги

сел"

Далее излагается предание о свержении бога-крокодила,

напоминающее запись о свержении идола Перуна, но в весьма

своеобразном преломлении:

"Наше же христианское истинное слово... О сем окаянном

чародеи и волхве -- яко зло разбиен бысть и удавлен от бесов в реце

Волхове и мечтании бесовскими окаянное тело несено бысть вверх по

оной реце Волхову и извержено на брег против волховного оного

городка, иже ныне зовется Перыня. И со многим плачем от невеглас ту

погребен бысть окаянный с великою тризною поганскою. И могилу

ссыпаша над ним вельми высоку, яко есть поганым. И по трех убо днех

окаянного того тризнища просядеся земля и пожре мерзкое тело

коркоделово. И могила его просыпася над ним купно во дно адово, иже

и доныне, якоже поведают, знак ямы тоя стоит не наполняйся" 21.

----------------------------------

21 "Цветник" 1665 г. Рукопись б. Синодальной библиотеки. См.:

Сперанский М. Н. Русская устная словесность. М., 1917, с. 303 --

304.


В противоположность свергнутому идолу Перуна, естественно

плывшему по Волхову вниз по течению (Перынь -- Великий мост --

Пидьба севернее Новгорода), этот загадочный "крокодил", во-первых,

был удавлен в реке, а во-вторых, волшебной силой он был несен по

Волхову вверх по течению и был извержен на берег у подножья

перынского священного городка, поставленного им самим для языческих

священнодействий. Обитал бог Волхова где-то в реке, очевидно ниже

Новгорода ("Словенска Великого"), а святилище его, совмещенное в

легенде с его могилой, находилось у самого истока реки, близ

Ильменя-озера, как бы объединяя воды озера с водами вытекающей из

него реки.

Лицо, записавшее это интереснейшее новгородское предание,

плохо справилось с согласованием сведений о Перуне (память о котором

осталась в топониме "Перынь"), с древним мифом о боге Волхове. Из

этой записи предания совершенно ясно, что ритуальность Перыни была

хронологически двойственной: установление там культа Перуна нам

известно и оно точно датировано; культ Перуна был сменен

христианством. Предание же знакомит нас с тем, что предшествовало

действиям Добрыни в 980 г. Это урочище на холме, как бы разделяющем

озеро и Волхов, было в древности посвящено богу реки Волхова.

Архаичный сюжет о речном божестве-ящере ("коркоделе") известен по

русской вставке в перевод "Беседы Григория Богослова об испытании

града" по списку XI в. Это поучение против язычества по своему духу

близко к "Слову о ведре и казнях божиих", включенному в летопись под

1068 г.

Русская вставка в текст греческой "Беседы" начинается там,

где речь идет о рыболовстве и связанных с ним магических обрядах

"...Ов (некто, некоторый) пожьре неводу своему, имъшю мъного

(благодарственная жертва за богатый улов). [Вставка:]

"Ов требу створи на студеньци (у родника) дъжда искы от него,

забыв, яко бог с небесе дъждь даеть. Ов не сущим богом жьрет и бога

створышаго небо и землю раздражаеть.

Ов реку богыню нарицаеть и зверь, живущъ в ней, яко бога

нарицая, требу творить" 22.

----------------------------------

22 Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь, с. 93-94.


В этом дополнении к "Беседе Григория Богослова" русский

(может быть, конкретнее -- новгородский?) книжник XI в. записал в

краткой форме то, что так красочно обрисовано в предании, известном

нам по списку середины XVII в.

Рукопись, содержащая предание о боге Волхове, почти

одновременна пребыванию Адама Олеария в Новгороде. Путешественнику

сообщили стандартную летописную версию. В "Цветник" же попал,

очевидно, какой-то фольклорный материал, производящий впечатление

глубокой архаики.

Главной своей частью предание тесно соприкасается с

новгородским циклом былин о Садке. Былины о Садке содержат два

исторических слоя: древнейший слой связан с бедным гусляром,

играющим на берегу Ильменя, а второй повествует о "богатом госте",

похваляющемся скупить все товары Великого Новгорода, строящем

церковь и посылающем огромный караван кораблей с товарами за море.

Эту двуслойность былин о Садке хорошо определил еще Н. И.

Костомаров: "Христианское начало входит сюда слабо и притом так, что

языческая подкладка ясно видна из-под новой одежды. Миф о Садке,

вероятно, один из самых общих" 23. Более поздний слой хорошо

связывается с конкретным историческим лицом XII в.:

"В лето 6675 (1167)... На ту же весну заложи Съдко Сытиниць

церковь камяну святую мученику Бориса и Глеба при князи Святославе

Ростиславици, при архиепископе Илии" 24.

----------------------------------

23 Костомаров Н. И. История Новгорода, Пскова и Вятки во

время удельно-вечевого уклада. СПб., 1868, т. II, с. 246.

24 Новгородская I летопись. М.;' Л., 1950, с. 32 и 219.

Местоположение её точно определяется другой летописной записью о

сгоревшей деревянной церкви Софии, находившейся "конець Пискупле

улице, идеже ныне поставил Сотъке церковь камену святого Бориса и

Глеба над Волховом" (там же, с. 181). Церковь Садка Сытинича служила

важным топографическим ориентиром и указана в "Уставе о мостех"

(1230-е гг.). Там же, с. 507. Около этой церкви произошло

столкновение князя Всеволода Мстиславича с новгородцами Софийской

стороны, защищавшими посадника Твердислава в 1220 г. "Твьрдислав же

бяше немоцьн и вывезоша и на санках к Борису и Глебу и скопишася о

немь Пруси и Людин конець и Загородци..." (там же, с. 60).


Вот с этим купцом или торгующим боярином (он назван по

отчеству) и можно сопоставить то торгово-экспедиционное начало,

которое так устойчиво в былинах о Садке. Когда-то, примерно в XIII

-- XIV вв., разные фольклорные материалы, связанные с подводными

языческими силами, были, очевидно, сведены в Новгороде в стройную

поэму, в которой языческие силы помогают герою-гусляру, делают его

богатым купцом, требуя взамен услуг и жертв; возврат героя из

подводного царства к его обычной жизни в городе происходит при

помощи святого Николы, в честь которого герой строит церковь 25.

----------------------------------

25 Обзор былин о Садке облегчен появлением книги:

Новгородские былины/ Сост. Ю. И. Смирнов и В. Г. Смолицкий. М.,

1978. Былины о Садке, с. 148-242.


Постепенно былина эволюционировала: стал отпадать её запев,

связанный с дарами ильменского Нептуна бедному гусляру, и песнь

начиналась с хвастовства богатого Садка на пиру или у церкви после

праздничной службы. Это закономерно для эпохи расцвета

боярско-купеческого слоя в XIV -- XV вв. Наибольшее количество

поздних признаков (упоминание Москвы, "царев кабак") находится в тех

усеченных вариантах, где внимание уделено только торговой флотилии,

которую удерживает морской царь, требуя выкупа -- человеческой

жертвы.

Обратимся к архаическому слою, к тому времени, когда "зверя,

живущего в воде, богом нарицали":


А как ведь во славноем в Новеграде,

А и как был Садке да гусельщик -- от,

А и как не было много несчетной золотой казны, --

А и как только ен ходил по честным пирам,

Спотешал как он да купцей, бояр 26.


----------------------------------

26 Новгородские былины, с. 157.


Другой вариант:


Ише был-жил Садко-новогородцькия,

Он ведь сделал все гусельци яровцяты --

Он из хитрых же Садко да был хитер-мудер,

Ен ходил-то все играл да все ко озеру... 27.


----------------------------------

27 Новгородские былины, с. 180.


Былина подробно, используя прием ретардации посредством

повтора, рисует слушателям одинокую фигуру известного в Новгороде

мудрого гусляра, сидящего на берегу Ильменя и играющего на гуслях.


А и пошел Садке ко Ильмень да ко озеру,

А и как он садился на синь-горюч камень да об озеро,

Ой, как начал играть во гусли во яровчаты...


Игра Садка произвела магическое действие: "волна в озере

сходилася, вода ли с песком смутилася", из озера вышел царь водяной,

"как тут в озере вода всколыбалася ..." Облик царя в былинах

подразумевается антропоморфный, но никак не описан. Но иногда вместо

мужского олицетворения озера ("дядя Ильмень") перед Садком

появляется из глубин "царица Белорыбица" 28.

----------------------------------

28 Новгородские былины, с. 180.


Водяное божество одобряет игру гусляра, благодарит за нее и

одаривает музыканта, предрекая ему небывалый улов рыбы или же поимку

рыб-золоты-перья, которые помогут ему перехитрить новгородских

гостей и выиграть спор. Все предсказанное сбывается; гусляр

становится самым богатым человеком в Новгороде. Игра на гуслях

оказалась волшебным средством получения благ.

Гусли, как и "честные пиры", были неотъемлемой частью

языческого ритуала, прочно устоявшей и после принятия христианства

29.

----------------------------------

29 Фаминцын А. С. Гусли. Русский народный музыкальный

инструмент. СПб., 1890.


В связи с нашей темой особый интерес представляют подлинные

гусли первой половины XII в. из раскопок в Новгороде 30. Гусли

представляют собой плоское корытце с пазами для шести колков. Левая

(от гусляра) сторона инструмента оформлена скульптурно как голова и

часть туловища ящера. Под головой ящера нарисованы две маленьких

головки "ящерят". На оборотной стороне гусель изображены лев и

птица. Таким образом, в орнаментации гусель присутствуют все три

жизненных зоны: небо (птица), земля (конь, лев) и подводный мир

(ящер).

----------------------------------

30 Колчин Б. А. Новгородские древности. Резное дерево. -- САИ

Е 1-55. М., 1971, с. 18, рис. 4 (№ 3 -- 5); Он же. Гусли древнего

Новгорода. -- В кн.: Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 358 --

366, рис. 4; Поветкин В. И. Новгородские гусли и гудки. -- В кн.:

Новгородский сборник "50 лет раскопок Новгорода". М., 1982, с. 295

-- 311, рис. 3.


Ящер господствует над всем и благодаря своей трехмерной

скульптурности объединяет обе плоскости инструмента. Такие

украшенные гусли изображены у гусляра на браслете XII -- XIII вв.

Есть гусли с изображением двух конских голов (конь -- обычная жертва

водяному); есть гусли, на которых, подобно орнаменту на украинских

бандурах, изображены волны (гусли XIV в.); рядом с гребнем волн,

символизирующих, разумеется, водную стихию, помещены два

прямоугольника, перекрещенных диагоналями. Это -- устойчивый знак

земли, нивы, хорошо прослеженный на этнографических прялках. Символы

воды и земли соединяет условная змейка 31.

----------------------------------

31 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. Рисунки на с. 241

и 247. На прялках есть и изображения ящера.


Орнаментика новгородских гусель XI -- XIV вв. прямо указывает

на связь этого культового инструмента со стихией воды и с её

повелителем, царем подводного царства -- ящером. Все это вполне

соотносится с архаичным вариантом былины: гусляр угождает подводному

божеству, и божество изменяет уровень жизни бедного, но хитромудрого

гусляра. Где происходит встреча Садка с водяным царем? Суммируя все

топографические ориентиры былины, мы можем сказать, что игра гусляра

происходила на Ильмене, близ истока Волхова, у западного (левого,

софийского) берега реки. Садко связан с Софийской, а не с Торговой

стороной Новгорода; он всеми своими действиями как бы

противопоставлен корпорации купцов правого берега. Церковь

летописного Садка Сытинича расположена на левом берегу в Детинце у

южных Проездных ворот ("Устав о мостех"). Былина знает этот

ориентир:


Втапоры Садко молодец отошед поклонился,

Подошел ко Новугороду

И будет у тоя башни проезжая

Подле славного озера Ильменя... 32.


----------------------------------

32 Древние российские стихотворения, собранные Киршею

Даниловым. М.. 1938, с. 181-182.


К Ильменю обращена южная Проездная башня новгородского кремля

("Городные ворота"), выводящая к Добрыниной улице (название древнее)

и Волосовой улице.

Путь от этих южных ворот к озеру вел через Перынь и,

возможно, там и кончался, так как далее уже шел берег Ильменя;

четкой границы между озером и вытекающим из него широким раструбом

Волховом нет. Перынь с её холмом и рощей является наиболее заметным

рубежом реки и озера.

Не исключено, что игра мудрого гусляра ради хорошего улова

рыбы -- это часть древнего магического обряда, производившегося у

священного места, названного после 980 г. Перынью, а в более раннее

время посвященного богу реки, "бесоугодному чародею" Волхову,

"залегающему водный путь" и "преобразующемуся во образ лютого зверя

коркодела". Ящер-оборотень на новгородских гуслях позволяет надежно

связывать воедино и ритуальную игру на гуслях на берегу

Ильмень-озера и задержку корабля Садка морским царем за многолетнюю

неуплату дани ему.


...не пошлины Поддонный царь требует,

А требует он голову человеческу 33.


----------------------------------

33 Новгородские былины, с. 188.


Ящер, залегающий путь, требует человеческой жертвы, и самому

Садку по жребию приходится опуститься на дно морское. Его выручают

волшебные гусли: морской царь и царица Белорыбица пустились в пляс,

и на море поднялась буря. К Садку явился святой Николай и

посоветовал гусляру порвать струны, чтобы не губить души

христианские. Средневековый исполнитель былины показал одного из

главных христианских святых -- Николая Мирликийского -- беспомощным

перед лицом древних языческих сил: он сам не может остановить бурю,

а должен просить гусляра порвать струны его ритуального инструмента.

Морской царь пытается удержать Садка в своем царстве, предлагая ему

на выбор сотни невест. Садко, по совету Николы, выбирает Чернаву, но

удерживается от общения с ней и оказывается в земном человеческом

мире "в Новеграде, на крутом кряжу, а о ту риченку о Чернаву-ту".

Очевидно, девы поддонного царя -- олицетворение рек, впадающих в

озеро или в море. Садко скромно выбрал самую худшую, самую последнюю

девушку -- чернавушку и оказался на берегу реченьки Чернавы.

Существует предание "О Черном Ручье":

"Черный Ручей есть небольшая речка, впадающая в озеро Ильмень

с западной (там, где Перынь) стороны ... Поездка в лодке по берегам

озера на Черный Ручей считалась тогда обыкновенною загородной

прогулкой новгородских граждан, чему, без сомнения, много

способствовало и уединенное, дикое, но живописное местоположение

побережья Ильменя и Черного Ручья" 34.

----------------------------------

34 Куприянов И. Предание о Черном Ручье. -- Вести, геогр.

об-ва, 1853, ч. 7, отд. VIII, с. 25; Новгородские былины, с. 232.


Существовавший в середине XIX в. Черный Ручей находился,

очевидно, непосредственно за Перынью, юго-западнее её и в ближайшем

соседстве с Перынью, так как иначе были бы невозможны "обыкновенные

загородные прогулки" на лодках.

Святилище "крокодила" в Перыни, гусляр, получающий дар от

подводного властелина, гусли с изображением символов неба, земли и

подводного мира (с полным преобладанием ящера), зверь, живущий в

воде и нарицаемый богом, поддонный царь (с царицей Белорыбицей),

требующий человеческой жертвы и покровительствующий гусляру,

наконец, водная дева Чернава и речка Чернава, на берегу которой

просыпается волшебный гусляр Садко, -- все это прочно выстраивается

в семантический ряд, доказывающий, что предшественником Перуна в

Перыни были не только рожаницы (церковь Рождества Богородицы), но и

то третье славянское божество, которое издревле включалось в триаду:


Lado Ileli | Jassa

Лада Леля | "Яша", ящер

Рожаницы 35 |


----------------------------------

35 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 399.


В южной триаде двум безымянным рожаницам сопутствует Род. У

западных славян рожаницы, земледельческие богини плодородия, названы

по именам: Лада и Леля. Восточнославянский фольклор хорошо знает эти

имена и даже устанавливает родство богинь: Лада -- мать и Леля --

очевидно дочь (как у греков Лето -- мать, Артемида -- дочь).

Новгородский пантеон повторяет польскую схему, известную по

материалам 1420-х годов, связанным с огромным языческим святилищем

в сакральном до сих пор Ченстоховском округе. Это не должно нас

удивлять, так как происхождение новгородских словен, согласно

исследованию В. В. Седова, связано с какими-то северо-восточными

областями лехитских племен 36.

----------------------------------

36 Седов В. В. Длинные курганы кривичей. М., 1974.


Род как божество неба, дождя был особенно важен южным

земледельческим племенам. Ящер -- хозяин вод, рыбы и водных путей

был, очевидно, важнее для новгородцев, которые свои земледельческие

моления адресовали преимущественно рожаницам (в Новгороде, кроме

Перыни, было 5 церквей Рождества Богородицы!), а моления о рыбных

богатствах и водных путях, игравших такую важную роль в их жизни,

обращали к богу "Jassa", царю вод, выступавшему, возможно, в двух

ипостасях: как бог Ильменя и Волхова ("чародей Волхов" -- крокодил)

и бог "синего моря соленого" -- морской царь. Для населения

киевского Поднепровья культ ящера, как хозяина "нижнего мира",

хорошо засвидетельствован для VI -- VII вв. (пальчатые фигуры с

головой ящера). В новгородской земле этот культ был, очевидно, в

полном расцвете и много позже, в X -- XIII вв. Об этом

свидетельствует, как увидим ниже, обилие изображений ящера в

новгородском прикладном искусстве. Антропоморфность водного владыки

в былинах о Садке явилась, очевидно, результатом окончательной

обработки мифологических сюжетов в XIII -- XIV вв., когда в комплекс

из трех -- четырех сюжетов был введен образ богатого купца,

строителя церкви, хорошо известной новгородцам, а все языческое было

из поэмы убрано или приглушено. В реальной жизни язычество было

вполне ощутимо еще в XIII в.

"В лето 6735 (1227). Того же лета ижгоша вълхвы четыре --

творяхуть е потворы (колдовство) деюще. А бог весть! И съжгоша их на

Ярославли дворе" 37.

----------------------------------

37 Новгородская I летопись, с. 65. Во Пскове такие аутодафе

производились до XV в. В 1411 г. "псковичи сожгоша 12 жонке вещих".

Псковские летописи. М., 1955, т. II, с. 36.


Год спустя новгородцы поставили князю Ярославу Всеволодичу

непременное условие его пребывания в Новгороде:

"Поеди к нам. Забожницъе отложи, судье по волости не

слати..." 38.

----------------------------------

38 Псковские летописи, с. 67.


"Забожничье" -- это, по всей видимости, налог на села, где

производятся старинные языческие обряды и пиры.

Новгородская одиссея о Садке составлялась примерно в это же

время с христианских, церковных позиций. Главным её героем,

определяющим ход событий, является не Садко, получающий неожиданную