Вампир арман часть I тело и кровь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   36

Мне нечего было сказать. Я только прислонился к двери и посмотрел на моих друзей. Я любил их. Да, я точно их любил. Я бы за них умер! Я это понял и с огромным облегчением расплакался. Рикардо увидел, что я отвернулся, выскользнул и подошел ко мне.

- Что случилось, Амадео? – спросил он.

Внутренние мучения довели меня до полубредового состояния. Я опять увидел умерщвленную компанию за обеденным столом . Я повернулся к Рикардо и заключил его в объятья, успокаиваясь от его тепла и человеческой мягкости по сравнению с господином, а затем сказал, что готов умереть за него, умереть за каждого из них, и за господина тоже.

- Но почему, в чем дело, зачем сейчас эти клятвы? – спросил он. Я не мог рассказать ему о бойне. Я не мог рассказать ему о своей холодной стороне, которая смотрела, как умирают люди.

Я скрылся в спальне господина, лег на кровать и постарался заснуть.

Поздно вечером, когда я проснулся и обнаружил, что дверь закрыта, я выбрался из постели и подошел с письменному столу господина. К моему изумлению, я увидел, что там лежит его книга, книга, которую он всегда прятал, если приходилось выпускать ее из вида.

Конечно, я не посмел бы перевернуть ни единой страницы, но она была открыта, и передо мной лежала страница, покрытая латинскими письменами, и хотя эта латынь показалась мне странной и сложной для понимания, заключительные слова я разобрал без ошибки:

Как за такой красотой может скрываться такое израненное и непреклонное сердце, и почему я не могу его не любить, почему я в своей усталости не могу не опираться на его непреодолимую и одновременно неукротимую силу? Разве это не иссохший, мрачный дух мертвеца в детском обличье?

Я почувствовал странное покалывание, распространившееся по голове и по руками. Так вот я какой? Израненное и непреклонное сердце! иссохший, мрачный дух мертвеца в детском обличье? Нет, я не мог этого отрицать; не мог сказать, что это неправда. Но какими же обидными, какими категорично жестокими показались мне эти слова. Нет, не жестокими, просто безжалостными и точным, и какое право я имел ожидать чего-то другого? Я заплакал.

Я по обыкновению лег на нашу кровать и взбил мягчайшие подушки, чтобы устроить гнездо для согнутой левой руки и головы.

Четыре ночи. И как я их выдержу? Что он от меня хотел? Чтобы я отправился навестить всем, что знал и любил смертным мальчиком, и попрощался. Вот такими были бы его указания. Так я и сделаю.

Но судьбой мне было отпущено всего несколько часов. Меня разбудил Рикардо, тыча мне в лицо запечатанной запиской.

- Кто это прислал? – сонно спросил я. Я сел, просунул под сложенную бумагу большой палец и сломал восковую печать.

- Прочитай, и сам мне скажешь. Ее доставили четверо, компания из четырех человек. Должно быть, что-то чертовски важное.

- Да, - сказал я, разворачивая ее, - учитывая, какой у тебя перепуганный вид. - Он стоял надо мной, скрестив руки. Я прочел следующее:

Дорогой мой ангел,

Не выходи из дома. Ни под каким предлогом не выходи на улицу и не впускай никого, кто захочет войти. Твой злобный английский лорд, граф Гарлек, путем самого нещепетильного вынюхивания установил твою личность и теперь клянется в своем безумии увезти тебя к себе в Англию, или же сложить твои останки у дверей твоего господина. Признайся своему господину во всем. Только его сила сможет тебя спасти. И непременно пришли мне в ответ записку, иначе я сама потеряю голову из-за тебя и из-за жутких историй, о которых все утро кричат на каждом канале и площади, кто только их не слышал. Твоя верная Бьянка.

- Черт возьми, - сказал я, складывая письмо. – Мариуса не будет четыре ночи, а теперь еще и это. Мне что, все эти четыре ночи, самые важные, прятаться под этой крышей?

- Хорошо бы, - сказал Рикардо.

- Значит, ты уже все знаешь.

- Бьянка рассказала. Англичанин проследил за тобой до Бьянки, и, услышав, что ты все время пробыл у нее, разнес бы ее комнаты в клочья, если бы гости всей толпой его не остановили.

- Ну почему же они его не убили, ради Бога? – с отвращением спросил я.

Он выглядел ужасно обеспокоенным и полным сочувствия.

- Думаю, они рассчитывают в этом на нашего господина, - сказал он, - раз уж этот человек гоняется за тобой. С чего ты так уверен, что господин собрался уехать на четыре ночи. Но приходит и уходит, никого не предупреждая.

- Хммм, не спорь со мной, - терпеливо ответил я. – Рикардо, он вернется домой только через четыре ночи, а я не останусь сидеть взаперти в этом доме, тем более когда лорд Гарлек меня порочит.

- Лучше останься! – ответил Рикардо. – Амадео, этот человек прославился своим мечом. Он занимается с мастером фехтования. Он – гроза всех таверн. Ты же знал это, когда с ним связался, Амадео. Подумай, что ты делаешь. О нем говорят только плохое и ничего хорошего.

- Тогда пойдем со мной. Тебе придется только отвлечь его, и я его убью.

- Нет, ты неплохо обращаешься с мечом, это правда, но ты не убьешь человека, который тренируется с клинком с тех пор, когда тебя и на свете-то не было.

Я откинулся на подушки. Что мне делать? Я сгорал от желания выйти в свет, от желания взглянуть на все с великим ощущением драматичности и важности моих последних дней в человеческом мире, а теперь такое! И человек, годный только на несколько ночей буйных хулиганских удовольствий, несомненно, всем и каждому сообщает о своем недовольстве.

Как ни горько было это сознавать, похоже, придется остаться дома. Ничего не поделаешь. Мне очень хотелось убить этого человека, убить его своим собственным мечом и кинжалом, мне даже казалось, что у меня есть все шансы, но что значит это пустячное приключение в сравнении с тем, что ожидает ему по возвращении господина.

Дело в том, что я уже покинул мир обыденных вещей, мир сведения заурядных счетов, и теперь меня нельзя было вовлечь в дурацкую авантюру, которая могла бы лишить меня права на ожидающую меня странную судьбу.

- Ладно, а Бьянка от него в безопасности? – спросил я Рикардо.

- В полной безопасности. У нее столько поклонников, что дом не в состоянии их вместить, и она всех настроила против него и в твою пользу. Теперь напиши ей что-нибудь осмысленное, вырази благодарность, и поклянись мне тоже, что останешься дома.

Я поднялся и пошел к письменному столу господина. Я взял перо. Меня остановил жуткий грохот, сопровождаемый чередой пронзительных противных криков. В каменных комнатах зазвучало их эхо. Я услышал, как побежали люди. Рикардо встал в позицию и положил ладонь на рукоять меча.

Я собрал свое собственное оружие, вынув их ножен как легкую рапиру, так и кинжал.

- Господи Боже, не может быть, что он в доме.

Все крики заглушил ужасный вопль.

В дверях появился малыш Джузеппе с призрачно белым лицом и большими округлившимися глазами.

- Черт побери, в чем дело? – спросил Рикардо, хватая его за плечи.

- Он ранен ножом. Смотри, он весь в крови! – сказал я.

- Амадео, Амадео! – разнеслось по каменной лестнице. Это был голос англичанина.

Мальчик согнулся от боли. Рана пришлась прямо в живот, чудовищная жестокость. Рикардо был вне себя.

- Закрой дверь! – заорал он.

- Как же я закрою дверь, - закричал я, - если остальные могут случайно попасться ему на пути?

Я выбежал в большой салон и помчался в портего – главное помещение в доме.

На полу, скорчившись, лежал другой мальчик, Джакопо, упираясь в него коленями. Я увидел, что по камням течет кровь.

- Это же переходит все границы; это избиение невинных! – заорал я. – Лорд Гарлек, выходи. Тебя ждет смерть.

Я услышал за спиной крик Рикардо. Малыш, несомненно, умер.

Я побежал к лестнице.

- Лорд Гарлек, я здесь! – крикнул я. – Выходи, звероподобный трус, детоубийца! Я приготовил камень для твоей шеи!

Рикардо развернул меня в другую сторону.

- Вон там, Амадео, - прошептал он. – Я с тобой. – Он со свистом выхватил клинок. Он намного лучше меня обращался с мечом, но это был мой поединок.

Он стоял на противоположном конце портего. Я надеялся, что он будет еле держаться на ногах от пьянства, но мне не повезло. Я мгновенно увидел, что если он и лелеял мечту увезти меня силой, то она испарилась без следа; он убил двоих мальчиков и понимал, что похоть довела его до последней грани. Передо мной был отнюдь не ослепленный любовью противник.

- Господи на небесах, помоги нам! – прошептал Рикардо.

- Лорд Гарлек, - закричал я. – Ты посмел устроить бойню из дома моего господина!

Я отступил в сторону от Рикардо, чтобы освободить нам обоим место, и сделал ему знак пройти вперед, подальше от верхней ступеньки. Я взвесил в руках рапиру. Недостаточно тяжелая. Господи, как я пожалел, что мало тренировался.

Англичанин направился ко мне, я раньше и не замечал, что он такой высокий, с длинными руками, что даст ему сильное преимущество. Его плащ развевался, ноги облегали тяжелые сапоги, в одной руке он поднял рапиру, в другой держал свой длинный итальянский кинжал. По крайней мере, настоящего тяжелого меча у него не было.

Огромная комната зрительно уменьшала его размеры, но он, тем не менее, был крупного сложения, а на голове пылали британские медные волосы. Его голубые глаза налились кровью, но он твердо стоял на ногах, и убийственный взгляд был не менее твердым. Его лицо намокло от горьких слез.

- Амадео! – воззвал он через всю просторную комнату, надвигаясь на меня. – Пока я жил и дышал, ты вырвал из моей груди сердце и забрал его с собой! Сегодня ночью мы вместе отправимся в ад.


6


Высокое длинное портего нашего дома, парадный зал, представлял собой идеальное, отличное место для смерти. Ничто не могло бы запятнать его потрясающие мозаичные полы с разноцветными мраморными кругами и праздничными узорами из сплетенных цветов и крошечных диких птиц.

Мы получили для драки целое поле, ни один стул не мог попасться нам на пути, чтобы помешать убить друг друга.

Я двинулся на англичанина, не успев признаться себе, что я еще не слишком хорошо фехтую, что я никогда не проявлял к этому врожденных способностей, и понятия не имею, что хотел бы сейчас от меня мой господин, то есть, что бы он посоветовал, будь он рядом.

Я сделал несколько самоуверенных выпадов, которые лорд Гарлек отпарировал с такой легкостью, что я чуть было не отчаялся. Но в тот момент, когда я решил, что пора перевести дух и, может быть, даже бежать, он взмахнул кинжалом и рассек мое левое плечо. Порез ужалил меня и привел в бешенство.

Я вновь ринулся на него, и на этот раз мне повезло, я сумел добраться до его горло. Простая царапина, но из нее на тунику ливанула кровь, и он разозлился, получив рану, не меньше меня.

- Гнусный, проклятый дьяволенок, - говорил он, - ты заставил меня обожать тебя, чтобы притащить меня сюда и четвертовать в свое удовольствие. Ты же обещал, что вернешься.

На самом деле он продолжал эту словесный огонь на протяжении всего поединка. Наверное, он нуждался в нем, как в подстрекании боевого барабана и флейты.

- Иди-ка сюда, паршивый ангелочек, я тебе крылышки пообрываю! – говорил он. Обрушив на меня град быстрых выпадов, он отогнал меня назад. Я споткнулся, потерял равновесие и упал, но мне удалось вскарабкаться на ноги и использовать низкую позицию, чтобы нанести удар в опасной близости от его мошонки, из-за чего он вздрогнул от неожиданности. Я побежал на него, понимая, что, оттягивая, ничего не выгадаешь.

Он уклонился от моего клинка, засмеялся надо мной и сверкнул кинжалом, на сей раз попав мне в лицо.

- Свинья! – заревел я, не успев остановиться. Я и не знал, что я так безнадежно тщеславен. Мое лицо, ни больше, ни меньше. Он порезал его. Мое лицо. Я почувствовал, как хлещет кровь, как всегда бывает, если задето лицо, и ринулся на него, теперь уже забыв обо всех правилах поединка, неистово вращая рапиру, рассекая воздух. Пока он отчаянно парировал удары то справа, то слева, я увернулся, вонзил кинжал ему в живот и рванул его вверх, где его остановил толстый, инкрустированный золотом кожаный ремень.

Я попятился, когда он попытался заколоть меня как рапирой, так и кинжалом, но тут он уронил их и характерным жестом схватился за вываливающиеся наружу внутренности. Он упал на колени.

- Прикончи его! – заорал Рикардо. Он, как человек чести, стоял сзади.

– Прикончи его, быстрее, Амадео, или это сделаю я. Подумай, что он устроил под этой крышей. – Я поднял рапиру.

Англичанин внезапно схватил собственную рапиру и сверкнул ей в мою сторону, хотя ему пришлось застонать и поморщиться от боли. Он рывком поднялся и кинулся на меня. Я отскочил. Он упал на колени. Ему было плохо, он задрожал. Он уронил рапиру, опять схватившись за раненый живот. Он не умер, но и сражаться дальше не мог.

- О Господи, - сказал Рикардо. Он сжимал свой кинжал. Но было видно, что он не может заставить себя искромсать безоружного на куски.

Англичанин перевернулся на бок. Он подтянул колени. С гримасой боли он положил голову на камень, сделал глубокий вдох, и его лицо разгладилось. Он боролся с ужасной болью и с уверенностью, что ему пришел конец.

Рикардо вышел вперед и поставил кончик меча на щеку лорда Гарлека.

- Он умирает, дай ему умереть, - сказал я. Но он продолжал дышать. Я хотел убить его, действительно хотел, но невозможно было убить того, кто лежал передо мной так спокойно и так храбро.

В его глазах появилось мудрое, поэтическое выражение.

- Так все и кончится, - неслышно сказал он, возможно, Рикардо даже этого не разобрал.

- Да, кончится, - сказал я. – Пусть кончится благородно.

- Амадео, он убил двоих детей! – сказал Рикардо.

- Возьми свой кинжал, лорд Гарлек! – сказал я. Ногой я подтолкнул к нему оружие. Я воткнул кинжал прямо ему в руку. – Бери, лорд Гарлек, - сказал я. Кровь текла по моему лицу, заливая шею, щекочущая, липкая. Это становилось невыносимо. Мне больше хотелось вытереть собственные раны, чем возиться с ним.

Он перевернулся на спину. Изо рта и из кишок полилась кровь. Его лицо взмокло и заблестело, дышать становилось все труднее. Он снова казался совсем юным, юным, как в тот момент, когда он угрожал мне, мальчик-переросток с густой копной пламенеющих кудрей.

- Вспомни обо мне, когда начнешь покрываться потом, - сказал он хриплым, по-прежнему едва слышным голосом. – Вспомни обо мне, когда до тебя дойдет, что тебе тоже не жить.

- Пронзи его насквозь, - прошептал мне Рикардо. – С такой раной он может умирать целых два дня.

- А у тебя и двух дней не останется, - сказал с пола лорд Гарлек, ловя ртом воздух, - учитывая, что твои раны отравлены. Чувствуешь, в глазах? У тебя же горят глаза, не так ли, Амадео? Попадая в кровь, яд первым делом действует на глаза. Голова еще не кружится?

- Ублюдок, - сказал Рикардо. Он пронзил его рапирой через тунику один, два, три раза. Лорд Гарлек изменился в лице. Его веки дрогнули, а изо рта вытек последний сгусток крови. Он был мертв.

- Яд? – прошептал я. – Отравленный кинжал? – Я инстинктивно потрогал плечо, куда он нанес рану. Рана на лице, однако, была еще глубже. – Не трогай ни рапиру, ни кинжал. Яд!

- Он лгал, пойдем, я тебя умою, - сказал Рикардо. – Нельзя терять время. – Он попытался вытащить меня из комнаты.

- Что же нам с ним делать, Рикардо! Что нам делать! Мы здесь одни, господина нет. В доме три трупа, а, может, и больше.

Не успел я договорить, как с обоих сторон холла послышались шаги. Это малыши выходили из своих укрытий, и я заметил среди них одного из учителей, он, очевидно, удерживал их подальше от нас.

По этому поводу у меня возникли смешанные чувства. Но все они были еще детьми, а учитель – безоружный, беспомощный ученый. Старших мальчиков, как повелось, по утрам в доме не было. Так я, во всяком случае, думал.

- Идемте, нужно перенести их в пристойное место, - сказал я. – Не трогайте оружие. – Я сделал малышам знак подойти. – Давайте перенесем его в лучшую спальню. И мальчиков тоже.

Малыши изо всех сил старались слушаться, но некоторые из них расплакались.

- Слушайте, ну помогите же нам! – сказал я учителю. – Осторожно, оружие отравлено. – Он уставился на меня, как сумасшедший. – Я не шучу. Это яд.

- Амадео, да ты весь в крови! – пронзительно закричал он. – Что значит – оружие отравлено. Господи, спаси нас!

- Да прекратите вы! – сказал я, но больше выносить эту ситуацию я не мог, и когда Рикардо взял на себя переноску трупов, я помчался в спальню господина обработать раны.

В спешке я опорожнил весь кувшин с водой в таз и схватил салфетку, останавливая кровь, стекавшую по шее под рубашку. Липкая, липкая дрянь, ругался я. Все поплыло перед глазами, и я чуть не упал. Ухватившись за край стола, я велел себе не становиться рабом лорда

Гарлека. Рикардо был прав. Лорд Гарлек все выдумал насчет яда. Отравить клинок, подумать только!

Но, рассказывая себе эту байку, я опустил глаза и впервые увидел царапину на тыльной стороне правой ладони, очевидно, оставленную его рапирой. Ладонь распухала, как будто ее ужалило ядовитое насекомое.

Я потрогал плечо и лицо. Раны опухали, порезы превращались в огромные рубцы. Голова опять закружилась. Прямо в таз закапал пот, теперь в ней плескалась красная вода, похожая на вино.

- О Господи, дьявол-таки это сделал, - сказал я. Я повернулся, комната накренилась и поплыла. Я пошатнулся.

Кто-то подхватил меня. Я попытался позвать Рикардо, но язык во рту не ворочался.

Все звуки и краски смешались в горячее, пульсирующее пятно. Потом я с изумительной четкостью увидел над головой расшитый балдахин кровати господина. Надо мной стоял Рикардо.

Он быстро и отчаянно заговорил, но я не мог ничего разобрать. Мне даже казалось, что он говорит на иностранном языке, приятном, очень мелодичном и ласковом, но я не понимал ни слова.

- Мне жарко, - сказал я, - я горю, мне так жарко, что я этого не выдержу. Мне нужна вода. Положи меня в ванну господина.

Казалось, он меня вообще не слышит. Он не прекращал умолять меня о чем-то. Я почувствовал, что он положил руку на мой лоб, и она обожгла меня, буквально обожгла. Я взмолился, чтобы он меня не трогал, но он этого не услышал, и я тоже! Я ничего не говорил. Я хотел заговорить, но язык стал слишком большим и тяжелым. Ты же отравишься, хотел закричать я. И не смог.

Я закрыл глаза. Меня увлек за собой милосердный поток. Я увидел бескрайнее сверкающее море, воды за островом Лидо, зубчатое и прекрасные на полуденном солнце. Я плыл по этому морю, возможно, на маленьком баркасе, или же просто на спине. Я не чувствовал самой воды, но ничто, казалось, не отделяло меня от нежных покачивающихся волн, высоких, медленных, легких, то поднимавших меня вверх, то опускавших. На далеком берегу поблескивал огромный город. Сперва я решил, что это Торчелло или даже Венеция, что меня каким-то образом развернуло в обратном направлении и несет назад, к земле. Потом я увидел, что он намного больше Венеции, что небо пронзают высокие, отражающие солнце башни, как будто он целиком построен из сверкающего стекла. Как же там было красиво.

- Я попаду туда? – спросил я.

Казалось, волны сомкнулись надо мной, но не удушающей водой, а спокойным покрывалом тяжелого света. Я открыл глаза. Я увидел красную тафту балдахина над кроватью. Я увидел золотую бахрому, отделывавшую бархатные драпировки, а потом надо мной возникла Бьянка Сольдерини. В руке она держала кусок ткани.

- На этом кинжале было не столько яда, чтобы ты умер, - сказала она. – Ты просто заболел. Теперь послушай меня, Амадео, каждый твой вздох должен быть спокойным и сильным, ты должен настроиться побороть свою болезнь и поправиться. Ты должен просить сам воздух дать тебе силы, и не терять уверенность, да, ты должен дышать глубоко и медленно, да, вот так, и ты должен понять, что яд выходит из тебя вместе с потом, и не смей верить в этот яд, не смей бояться.

- Господин узнает, - сказал Рикардо. Он выглядел осунувшимся и несчастным, его губы дрожали. Глаза его наполнились слезами. Да, безусловно, зловещий знак. – Господин как-нибудь узнает. Он все знает. Господин прервет путешествие и вернется домой.

- Оботри ему лицо, - спокойно сказала Бьянка. – Оботри ему лицо и помолчи. – Какая же она была храбрая. Я шевелил языком, но слов выговорить не смог. Я хотел сказать, чтобы мне обязательно сказали, когда сядет солнце, поскольку тогда и только тогда может появиться господин. Конечно, такая возможность существует. Тогда и только тогда. Может быть, он придет.

Я положил голову на бок, отвернувшись от них. Ткань обожгла мне лицо.

- Мягко, спокойно, - сказала Бьянка. – Вдохни воздух, да, и не бойся.

Я долго пролежал так, паря на грани сознания и испытывая благодарность за то, что их голоса звучат не очень резко, а прикосновения не слишком ужасны, но потеть было отвратительно, и я окончательно отчаялся попасть в прохладное место.

Я ворочался и один раз попытался подняться, но почувствовал жуткую тошноту, до рвоты. С огромным облегчением я осознал, что меня уложили обратно.

- Не отпускай мои руки, - сказала Бьянка, и я почувствовал, как ее пальцы схватили мои, такие маленькие, очень горячие, горячие, как все остальное, горячие, как ад, подумал я, но мне было слишком плохо, чтобы думать про ад, слишком плохо, чтобы думать о чем-нибудь, кроме того, чтобы меня наконец вырвало в таз, и чтобы я оказался в прохладном месте. Хоть бы кто-нибудь открыл окна; пусть зима, мне все равно, откройте окна!

Вероятность смерти казалась мне досадной помехой, только и всего. Поправиться было гораздо важнее, и никакие мысли о душе и о загробном мире меня не волновали. Затем все резко изменилось. Я почувствовал, что поднимаюсь вверх, как будто кто-то вытолкнул меня из постели и стремится протащить меня через балдахин и потолок. Я посмотрел вниз и к своему полному изумлению увидел, что я лежу на кровати. Я видел себя, как будто никакой балдахин не заслонял от меня мое тело.