Гарин «очерки истории земли домодедовской»

Вид материала

Документы

Содержание Тяжелая рука светлейшего Императорская сводная конюшня Белый камень с берегов Пахры и Рожая Домодедовская дворцовая лесная дача.

Подобный материал:

• Тематическое планирование курса новейшей истории России 1985- 1999 гг для изучения, 330.47kb.
• Первые бортовые ЭВМ ракетно-космических комплексов Глава из книги Б. Н. Малиновского, 437.67kb.
• Л е. Гринин теория, методология и философия истории: очерки развития исторической мысли, 582.51kb.
• Л е. Гринин теория, методология и философия истории: очерки развития исторической мысли, 582.72kb.
• Л е. Гринин теория, методология и философия истории: очерки развития исторической мысли, 200.21kb.
• Л е. Гринин теория, методология и философия истории: очерки развития исторической мысли, 187.08kb.
• Реферат по истории на тему: «новые источники энергии в конце XIX начале XX века», 166.51kb.
• Шестаков В. Очерки по истории эстетики, 420.22kb.
• Планы семинарских занятий по истории россии XIX в. Первый блок тем. Россия в первой, 207.66kb.
• М. В. Астахов Хвостов Вениамин Михайлович. Теория исторического процесса: Очерки, 97.85kb.

ТЯЖЕЛАЯ РУКА СВЕТЛЕЙШЕГО

Домодедовские крестьяне и поныне нередко подчеркивают, что они нико­гда не были крепостными. Это не совсем так. В 1706 г. волость перешла в вотчину к всесильному Александру Даниловичу Меншикову, который владел ею более двадцати лет. Срок этот, конечно, небольшой, но он имел харак­терные приметы. Князь присоединил к волости купленное у Шереметевой село Речки, Никольское тож, и обустроил его. Уже по переписи 1709 г. в нем находились дворы вотчинника и скотный, пять дворов церковнослужителей, дворы подьячего, земского дьячка, сторожа, садовника, кузнеца, коновала, девять дворов конюхов.¹⁷

Им же в селе Пахрино поставлена ткацкая светлица, где люди свет­лейшего ткали холст и изготовляли салфетки.

Всего в волости по домовым книгам 1709 г. за Меншиковым числи­лось 807 дворов с 6190 жителями. С переходом крестьян к новому хозяину положение их резко ухудшилось, т.к. им пришлось выполнять не только су­ществовавшие ранее повинности, но и выплачивать в княжескую казну до­полнительно около тысячи рублей ежегодно.

“Да сверх того, - писали домодедовские крестьяне в челобитной к Меншикову, - они же... высылают в Санкт-Петербург в дом его светлости полугодовых работников   по   72   человека,   на  провиант  которых  платят  202  рубля 13 алтын 2 деньги в месяц, и они от таких несносных государевых и его светлости податей весьма  оскудели и разорились в конец. А по твоему высоко княжей светлости указу  управитель Афанасий Соловьев вышеописанных доходов правит на нас сиротах ваших на нынешний 1716 год без пощады и в тех деньгах стоим на правеже на всякий день человек по полтораста и больше, а иные наши братья крестьяне от такого правежа за скудностью разбежались по разным селам и деревням”.

Из этой же челобитной видно, что часть домодедовских крестьян была вывезена в новые имения князя на Ижору и в Копорский уезд, а тягла с тех крестьян не сняли и “оные запустелые тягла разложить невозможно” из-за общей скудости.

“Умилостивися, светлейший князь Александр Данилович, - завершали челобитную крестьяне, - вели вышеописанные доходы, которых мы прежде всего не плачивали, и ныне на нас для нынешних государевых многих денежных, хлебных и других поборов и для нашей многой работы не спрашивать, и причти нам оные доходы в милостыню, чтоб нам... от того во всеконечном разорении не быть и тяглых жребиев не отбыть и врозь не разбрестись”. ¹⁸

Рассматривал ли кто эти просьбы - неизвестно, но облегчения кре­стьянам они не принесли. Их постоянно росшие недоимки не были сняты и после того, как Меншиков попал в опалу и был сослан в Березов. Об отношении этого хозяина к своей собственности само за себя говорит его письмо Петру I: “Всемилостливейший  царь, государь милостливый. В дворцовой Мячковской волости, которая дана мне по твоему, великого государя Указу жил с. Колычева деревни Семивражков крестьянин Дмитрий Леонтьев, а ныне того крестьянина называет своим крепостным князь Семенова жена Львова неведомо для чего. Всемилостливейший государь, прошу Ваше величество, вели государь того моего крестьянина принять и допросить, а у князь Семеновой жены Львова на того крестьянина взять крепости. Вашего величества раб Александр Меньшиков. 1711, марта в 20 день.” ¹⁹ По указу императора Петра II от 20 февраля 1728 г. Домодедовская волость “со всеми денежными, хлебными и другими доходами” была передана в ведомство Конюшенного Приказа, а к 1740 г. за крестьянами волости числились 27,2 тыс. руб. недоимки, в основном оброка Меншикова. В декабре 1740 г.  в Пахрино из дворцовой конюшенной канцелярии был послан стремянный конюх Н.Козловский с приказом “сковать в цепи” волостного управителя Озерова и возить его на подводе под караулом по селениям волости, понуждая крестьян к платежу и “править без всякого малого послабления”. Приехав в Пахрино, он сковал управителя и, “положа ему цепь на шею”,  вместе с взятыми с конюшни двадцатью конюхами начал объезд сел и деревень. В каждом селении крестьян собирали на правеж дважды в день, ставили их “разутыми на снегу и сняв рубахи били батогами”. Прослышав о карателях, многие крестьяне “оставив свои дома, неведомо куда разбежались”. Вскоре Козловский доложил, что с “немалым принуждением и правежом с крестьян взыскано 312 руб.” Убедившись, что с крестьян большего не получить, обер-гофмейстер граф С.А.Салтыков распорядился “положенные князем Меншиковым налоги с крестьян не взыскивать”.

ИМПЕРАТОРСКАЯ СВОДНАЯ КОНЮШНЯ

Взошедшая на престол императрица Анна Иоанновна учредила в Москве конюшенную комиссию во главе с генерал-майором А.П.Волынским, поручив ему ознакомиться с состоянием дел на дворцовых конских заводах и “во всем надлежащий порядок учинить”. Побывав лично на местах, генерал доложил, что конюшни и прочие строения как в Москве, так и в волостях сильно обветшали и требуют ремонта. Побывал генерал и в Домодедовской волости и нашел ее в сильном запущении, а крестьян волости весьма обедневшими. В представлении Сенату Волынский писал, что последние “состоят непрестанно на правежах, однако не только доимки, но и настоящих по окладу денег платить не могут, понеже пришли в такое убоже­ство, что многие и себя пропитать не могут и, оставя домы и пашню свою, бегают”.

20 мая 1732 г. императрица утвердила “Инструкцию о приведении конских заводов в лучшее состояние и о размножении оных”.²⁰ В соответст­вии с ней село Пахрино было избрано местом, где должны были находиться и конный завод, и специальная сводная императорская конюшня, куда следо­вало доставлять из других заводов молодых коней и обучать их здесь частью хождению “в цугах”, а частью под  верховую  езду.

В село прибыли геодезист Ежевский и советник Чернов, которые обмерили заново земли волости, составили план конюшен. Впредь запреща­лось пахать многие поля, которые специально запускались под сенокос и пастбища.

Здесь развернулось крупное строительство. На каменных фундамен­тах ставилось сразу девять новых конюшен на четырестп восемьдесят стойл, огороженных высоким деревянным забором с несколькими воротами. Недалеко от них были возведены житницы, амбары для хранения различных материалов, кузница, водогрей­ки, сенные сараи.

На берегу реки Пахры выросла слободка для служителей конюшни, со­стоявшая из шести казарм и четырех светлиц.

Рядом с церковью были возведены дворы смотрителя с шестью комнатами и коновальный, а близ жилой слободки - дом управителя и приказная изба.

Существовавший  ранее  казенный  дворец  обновили, в его покоях появились добротная мебель, картины, большие зеркала в золо­ченых рамах, иконы в серебряных  окладах.

Восточную окраину села занимал обширный сад, за которым возве­дены были риги.

Для обучения лошадей из Санкт-Петербурга доставлены, а в Москве прикуплены повозки, кошевые, сани, попоны, немецкие седла, хомуты, раз­личная упряжь.

Необъезженных жеребцов немецкой, английской и датской пород сюда пригоняли обычно осенью, их здесь осматривали приезжавшие из Москвы обер-шталмейстер и члены конюшенной канцелярии. Лучших из них отбирали в производители и распределяли на Скопинский, Хорошев­ский, Павшинский, Бронницкий и другие дворцовые конные заводы. Ос­тальных сортировали по мастям, а затем обучали езде в упряжке. Часть жеребчиков обучалась для верховой езды.

Некоторых лошадей передавали в конную гвардию, других перево­дили на Остоженскую конюшню в Москву, где их продавали с публичного торгу партикулярным людям.

На каждую лошадь заводилась родословная, а данные о ее приме­тах, росте и возрасте заносились в шнуровую книгу. Оставленным на ко­нюшне жеребцам ставилось клеймо на лопатке в виде овала, в центре кото­рого находился Герб империи, а по его краям четко просматривалась над­пись: “Его императорского величества Пахринская сводная конюшня”. Под клеймом ставился индивидуальный номер коня.

В специальных инструкциях предписывалось содержать коней “в особой чистоте, покое и довольстве”. Трижды в неделю утром и вечером их выводили на прогулку или проездку верхом, а чтобы они не дичились и были ручными, следовало “прикармливать их с рук овсом и между тем их по все­му телу гладить”.

Служители конюшни обязаны были “поступать с лошадьми ласково: суровость и  крику,  а  особливо  побоев  не  употреблять”.²¹

Заболевшие лошади ставились в “легковую” конюшню, стоявшую в стороне от остальных. Лечили коней коновал “иноземец” Петер Беэр и его подмастерья, имевшие для этого необходимый набор медикаментов и соби­равшие в окрестностях лечебные травы.

Количество содержавшихся на конюшне лошадей со временем из­менялось, т.к. обученных оправляли в Санкт-Петербург на придворную ко­нюшню, а необученных присылали, как уже говорилось, осенью.

В октябре 1739 г. здесь находилось триста семнадцать лошадей и двенадцать верблюдов. Последних использовали  для  перевозки  кормов,  песка  с  реки  для  манежа.

В штате конюшни уже в это время числилось сто тридцать шесть человек, в т.ч. сто двадцать два стадных и стряпчих конюхов. Последних было большинство, а в их обязан­ности входили чистка, кормление и поение лошадей, подготовка экипажей к выезду и запряжка. Стадные конюхи летом пасли коней в лугах, а зимой выполняли различные хозяйственные работы или назначались гонцами. Кроме конюхов в штате находилось три нарядчика и пять коновальных учеников “немецкой и русской науки”.

Во главе конюшни стоял смотритель. С 1735 г. им был швед Хри­стофор Сенк, ранее служивший в Москве при потешной конюшне, которому вскоре было присвоено звание ундер-шталмейстера.

До завершения строительства жилой слободки в Пахрино многие конюхи ставились на квартиры в селе Старый Ям, а жалованье получать езди­ли в Москву. В 1741 г. дворцовая конюшенная канцелярия в указе смотрите­лю писала, что в канцелярию поступают жалобы на “шалости” пахринских конюхов, которых “немало в Москве шатаетца”, а в селе Старый Ям, через которое проезжают разных чинов люди, они “нередко их избивают и чинят всякие обиды”. Смотрителю было приказано “иметь за ними смотрение” и без особой нужды из Пахрина их не отпускать, а жалованье выдавать через нарядчиков.

Первое время конюхов в Пахрино отбирали в основном на других заводах из числа молодых и, как правило, неженатых конюхов и детей коню­хов, и лишь малая их часть была набрана в деревнях волости из крестьян­ских и бобыльских детей. Им полагалось  и  в  обуви  и  в одежде иметь “особливую чистоту и приборство”, а с 1739 г. стряпчим конюхам стали выдавать казенные зеленый камзол, кафтан красный, штаны, шляпы с золо­тым позументом, сапоги, перчатки и даже галстуки, ибо, как писал Сенк, “они часто посылаются для препровождения в Санкт-Петербург ко двору Ее императорского величества с Пахринской конюшни лошадей”. Летом 1741 г. в столицу отправили сразу восемьдесят семь лошадей. Перегоняли их “со всяким бережением, дабы оные изнурены и ничем испорчены не были”, и только по утрам и вечерам, чтобы они “от жары нужды не претерпевали и всегда чисты, прибраны и сыты были”. “Будучи в пути, - говорилось в специальной инст­рукции, - никому никаких обид не чинить и фуража безденежно и подвод без платежа прогонных денег не иметь”.

До Вышнего Волочка их перегоняли сухим путем, а в Волочке по­грузили на заранее подготовленные баржи, на которых они и завершили остаток пути. В столице коней принимал сам обер-шталмейстер князь А.Б.Куракин.

В другой партии отправили девяносто два коня, в т.ч. шесть цугов: неаполитанский вороной в восемь жеребцов, три немецких карих по семь жеребцов, один светло-гнедой - в девять и темно-гнедой - в восемь.

Их сопровождали: коновал, четыре нарядчика и семьдесят стряпчих конюхов. Вышли из Пахрино 12 июля, 14-го были в Клину, 22-го - в Волочке, а прибыли в столицу 14 августа. По прибытии князь Куракин приказал “оных лошадей по описи и освидетельствованию принять на конюшенный Ее императорско­го величества двор и записать в приход”.

Кстати, Александр Борисович, бывший не только обер-шталмейстером, но и действительным камергером, сенатором в это время, владел жребиями сельца Одинцово, деревнями Судаково, Башкирцево и Зиновкино и неоднократно приезжал в Пахрино, останавливаясь в покоях казенного пахринского дворца.

Третью партию в сто двадцать пять лошадей прогнали в зимнее время по маршру­ту: Пахрино - Остоженская конюшня - ночевка в деревне  Химки - село Чашниково - Тверь - Торжок - Вышний Волочек - г.Валдай,  Новгород - Царское Село - Санкт-Петербург.

Иногда лошадей отправляли и в другие места. В августе 1740 г., на­пример, пятнадцать пахринских конюхов сопровождали коней, отправленных в “малороссийские заводы”  и,  в  частности,  в  г.Глухов.

Пахринские конюхи нередко обслуживали прибывавших в Москву членов императорской семьи и других высокопоставленных особ. “Для здеш­них выездов турецкого посла, - предписано Сенку в начале 1741 г., - при­слать немедленно десять конюхов, а кто именно выслан будет о том прислать именной реестр”.

Общаться с такого рода людьми, ухаживать и обучать породистых и очень дорогих коней должны были лишь тщательно подобранные люди, нередко из дворян. Для многих из них это дело становилось специальностью на всю жизнь, часто передававшейся по наследству. Несколько поколений серпуховских новокрещенцев Багалдиных-Таишевых, владевших имением при сельце Рюмино, Лукшино тож, служили по конюшенной части. Братья Григорий и Петр Таишевы начинали службу на Пахринской конюшне стряп­чими конюхами, а их сестра Салманида вышла замуж за комиссара конюш­ни Петра Авдеева Таишева и жила долгое время в Пахрине, а потом переве­дена с мужем ко двору в Санкт-Петербург. Один из молодых Таишевых, борейторский ученик Степан, был даже пожалован Екатериной II в рейт-пажи.²²

Далеко не случайно и то, что в сороковые годы в Пахрине открыта первая в уезде школа, в которой дети служителей (мальчики в возрасте от 6 до 15 лет) обучались не только грамоте и Закону Божию, но и различным ремеслам. Учащимся выплачивали стипендию, выдавали от казны поярковые шляпы, гарусные, красного цвета, чулки, сапоги, башмаки и мундиры. Для них вы­деляли даже прислугу.

Лучших из закончивших курс обучения направляли в Москву для обучения латинскому языку, “дабы оныя могли знать на латинском языке названия трав и прочих медикаментов, необходимых для пользования лоша­дей”. Остальных выпускников определяли в стадные конюхи или в кучера.

Пахринской конюшне подчинен был конный завод в с.Ермолино, где содержали до сотни кобыл и жеребцов “малого роду”. Обслуживавшие этот завод конюхи причислены были к Пахрину, да и коней пасли на пахринских лугах, т.к. своих было мало. Вначале в Ермолине планировали по­строить скотный двор с целью получения навоза для удобрения казенной пашни, но, опять-таки, из-за недостатка земель оказалось “строить его не удобно”. Тогда и построили здесь к началу 1741 г. конный завод, а для про­гона лошадей на пахринские луга сделали прогон. Для коней этих конюшен ежегодно заготовлялось свыше шестидесяти четырех тысяч пудов сена, в т.ч. более четырнадцати тысяч пудов в селах Коломенское, Остров и Беседы. Но и этого оказалось мало. Кура­кин в 1746 г просил императрицу Елизавету Петровну о присоединении к Пахринской волости (так стали называть Домодедовскую и Ермолинскую волости) дворцовых сел Остров и Беседы с деревнями, т.к. сена не хватало. Но ему ответили, что сделать этого “невозможно”, ибо из этих сел и дере­вень “завсегда в Москву наряд и высылка бывает крестьян на всякие двор­цовые работы как пешие, так и с лошадьми немалое число, к тому же на собираемые с тех сел дворцовые доходы в расход употребляются на приго­товление про обиход Ея Императорского величества столовых и других при­пасов нужнейших”.

В это время, кроме заготовки сена, в полях Пахринской волости засевалось четыреста шестьдесят пять десятин ржи, четыреста сорок пять - овса, тринадцать - ячменя и три - конопли. Последняя использова­лась для приготовления лекарств для лошадей и масла, шедшего как в пищу, так и для заправки фонарей, освещавших конюшни по ночам.

К началу пятидесятых годов конюшни обветшали. Сменивший Куракина на должности обер-шталмейстера П.С.Сумароков предложил построить в Пах­рине вместо деревянных каменную конюшню “для совершенной казне поль­зы, а крестьянам облегчения, т.к. деревянные стояли мало и постоянно тре­буют ремонта”, а в качестве строительного материала использовать местный белый камень.²³

Императрица Елизавета Петровна в 1753 г. лично приезжала осмот­реть конюшни; к приезду ее крестьянам приказали заготовить тысячу бревен для ремонта и строительства мостов, а также завести дополнительно дрова на пахринскую кухню. В августе 1754 г. она подписала соответствую­щий Указ правительствующему Сенату. Между тем конюшня обрастала новыми строениями. Вначале обновили скотный двор с выложенным белым камнем погребом. Здесь начал работать небольшой кожевенный завод, для которого построили специальное помещение с печью, котлами и соответствующим инструментом. Необходимое для выделки черных дубле­ных кож дубовое дранье заготовляли в местных лесах. Присланный в село шорных дел мастер вместе с подмастерьями и учениками шил хомуты, седла, уздечки и недоуздки, шоры.

Затем был построен “запасной мастеровой двор придворной ко­нюшни”, на котором несколько десятков каретников, кожевников, резчиков, маляров, обойщиков, токарей по дереву и живописцев по присланным из столицы чертежам изготовляли экипажи, коляски на две и четыре персоны, сани, обшитые снаружи кожами, а изнутри - красным и зеленым сукном, шел­ковой тесьмой, галунами. На этом же дворе освоили производство формен­ных шляп, суконных попон.²⁴

Конюшня в Пахрине превратилась в большое, сложное и специали­зированное хозяйство. Ее обслуживали приписанные к конюшне крестьяне Пахринской волости. Управитель волости назначался из числа отставных гвардейских офицеров и отвечал за распашку земель, посев и уборку хлебов, сенокос, эксплуатацию Сельвачевской и Никитской лесных дач, поставку на конюшню сена, овса, соломы, выполнял все требования ундер-шталмейстера.

Значительную часть конюхов, сопровождавших коней в столицу, обычно там и оставляли, пополняя штат конюшни за счет служителей дру­гих заводов и местных крестьян. Только за 1745-55 гг. из числа последних на конюшню и в мастерские взято пятьдесят восемь молодых крестьян, обычно детей бестяглых и сирот, да двадцать один мальчик в возрасте от двух до пятнадцати лет отправлен непо­средственно в Санкт-Петербург на придворную конюшню. Их там воспиты­вали, а по достижении определенного возраста зачисляли в штат. При за­числении все они целовали крест и присягали “быть верным, добрым и послушным рабом и подданным императрицы и ее законных наследников и в том живота своего в потребном случае не щадити..., хранить тайну..., по совести и надлежащим образом исполнять инструкции, регламенты и ука­зы”.

В архивах Дворцового приказа сохранились расписки служителей придворной конюшни из числа Домодедовских крестьян от 1766 г.

Второй статьи стряпчий конюх Филипп Харитонов писал, что родом он из деревни Реткино, в малолетстве остался без отца, в 1749 г. определен на Пахринскую конюшню и в том же году взят в столицу. Примерно такой же путь прошли третьей статьи стряпчий конюх Егор Дмитриев и Федор Афанасьев из деревни Киселиха, каретного дела мастер Иван Дементьев Разуваев из селаЮсупово, третьей статьи кучер И.Л.Роговский из деревни Ильинская, кузнец Иван Гаврилов из села Домодедово, печник Денис Андреев из деревни Курганье и др. Попадая в столицу молодыми, они обзаводились там семьями, нередко вызывая к себе в жены землячек.²⁵

Многие из них оседали в столице на десятилетия, а службу прекра­щали по достижении преклонного возраста, получении увечья или болезни. В таких случаях им назначалась пенсия, выдавался паспорт, в котором под­тверждалась их служба в придворной конюшне, указывалась причина от­ставки, предписывалось “по миру не ходить и милостыню не просить”. Пас­порт выдавался “для свободного в российских городах житья”, а подписы­вал его сам шталмейстер. Значительная часть пенсионеров возвращалась в родные деревни, где и доживала свои век.

В 1755-64 гг. в Пахрине вновь развернулись внушительные строи­тельные работы. В соответствии с проектом, в разработке которого принял участие известный архитектор Д.В.Ухтомский, из старых построек сохране­ны лишь церковь и дворец. Местные крестьяне были освобождены от обра­ботки ста десяти десятин казенной пашни, а вместо этого сносили старые построй­ки, рыли траншеи под фундаменты, заготовляли и подвозили белый камень, бут и щебень, обжигали известь, доставляли из Москвы лес и железо. Кроме старого, на нужды строительства стал работать новый кирпичный завод, куда крестьяне подвозили песок и глину.

Крестьяне жаловались на то, что “оные каменные и кирпичные ра­боты весьма много труднее пашни” и от нее у них руки и ноги болят, а двоих из них камнем и песком во рвах “до смерти придавило”, однако, как обычно, их жалоба осталась без последствий.

Новая каменная конюшня на пятьсот девяносто два стойла квадратной формы с пятью во­ротами (длина каждой стороны - восемьдесят саженей) возведена на западной окраине села, ее естественной границей с запада был проток Фелитва. Кроме ко­нюшни возведены были ундер-шталмейстерский двор, запасной и коновальный дворы, цейхгауз, кузница на четыре станка, житница, “легковая” конюшня, слободки конюхов и фабричных, дом управителя, здания для школы и мно­гие мелкие хозяйственные строения. О масштабах стройки свидетельствуют счета об оплате за поставку 319 саженей бута, 240 тыс. шт. белого камня, 4,4. млн. шт. кирпича, 15,5 тыс. бочек извести, подписанные собственноручно императрицей.²⁶

Когда строительство основных объектов было завершено, летом 1767 г. их осматривала Екатерина II.

Штат обновленной конюшни состоял из двухсот сорока трех человек, включая пятьдесят девять уча­щихся школы. Кроме конюхов в нем состояло шесть кучеров и столько же форей­торов, два шорника, портные, столяры. Должности волостного управителя и ундер-шталмейстера были объединены в одну. Управлял волостью сначала надворный советник Родионов, его сменил майор Данилов. А 20 августа 1881 г. генерал-аншеф и вице-президент военной коллегии Г.А.Потемкин объявил коллегии, что “Ея Императорское Величество высочайше указать соизволила определить для управления Пахринской волостью и для смотре­ния над конскими заводами, состоящими в той волости, Рижского караби­нерного полку секунд-майора Андрея Шлипенбаха”.

Из Пахрина в столицу вновь гнали табуны обученных коней. В 1785 г принимавший в столице сто двадцать пять пахринских коней генерал-поручик В.М.Ребиндер нашел их “весьма отменными как сытостью тела, хорошими статями, так и тем, что цуги прибраны в шерстях, а верховые отлично выезжены”.

Вместе с лошадьми доставлены изготовленные в Пахрине шестьдесят ком­плектов казенной одежды и обуви для конюхов, попоны с вышитыми на них гербами, различная сбруя.

Однако Указом Екатерины II от 14 марта 1786 г. конный завод в Пахрине был упразднен, а число содержавшихся на сводной конюшне ло­шадей и ее штат значительно сокращены. При этом императрица обязала придворную конюшенную контору “содержание конских заводов ее ведомст­ва так поставить, дабы они не только придворную нашу конюшню снабжали достаточно потребным количеством лошадей, но еще продажею излишних... способствовали размножению в государстве доброй породы лошадей”. ²⁷

При Павле I завод в Пахрине восстановлен в целях “размножения лучших пород и доброты лошадей... для укомплектованной верховой части придворной конюшни”. Указом императора директором завода и сводной конюшни назначен гвардии отставной капитан-поручик Загряжский, которо­му подчинена и Остоженская конюшня. В Пахрине построено еще несколько служебных и жилых зданий, для “битья часов” установлен пудовый колокол.

Автор статьи о Пахрине в “Словаре Географическим Российского Государства”, изданном в 1804 г., писал, что село выглядит с Каширской дороги “наподобие хорошо выстроенного городка”. Глубокий шрам в истории этого села оставил 1812 год. Перед заня­тием его французами лошадей предусмотрительно перевезли в безопасное ме­сто, вместе с ними село покинули все служители завода и конюшни. На месте осталось лишь семь священнослужителей и пенсионеров, которым некуда было деваться. Одного из них, отставного конюха Петра Бубнова по не установленной причине французы расстреляли. Может  быть это связано с эпизодом, о котором писал Н.Иванчин-Писарев: “В 1812 жители села Пахрино с усердием подвизались против наполеоновских отрядов и в своей речке Пахре утопили одного из генералов его армии. Этот генерал (я забыл его имя) хотел проехать из Москвы в Красную Пахру, где стояла его бригада, и с двумя или тремя лансьерами прибыл по ошибке в Пахрино. Я знал и крестьянина, который первым напал на него. В 1815 г., во вторичное пребывание императора Александра в Париже, вдова генерала просила его приказать разведать, где похоронен ее муж, убитый, но не в сражении. Справки были сделаны и показано, что он был утоплен в Пахре. Забавно было слышать тогдашние толки жителей села, которые ужасно испугались этого розыска, полагая его следствием заключения мира с Францией и думая, что их поступок нанесет им большие неприятности”. ²⁸ Об утоплении генерала и его сопровождающих писал в своих воспоминаниях о 1812 годе священник  Московской  церкви  Преображения  Господня  Сретенского  сорока С.И.Розанов. Само село после ухода из него неприятеля выглядело ужасно: от каменных конюшен остались лишь опаленные огнем стены, на­прочь сожжены коновальский, борейторский дома, некоторые другие по­стройки. Уцелевшие строения стояли с выбитыми окнами и сорванными с петель дверями. Оставленное при отходе имущество, мастерские, хлебные и кормовые запасы оказались полностью разграбленными. Сто двадцать две десятины паст­бищной земли пришлось отдать в восьмилетнее содержание крестьянину деревни Киселиха Архипу Леонову “для приведения ее распашкою и унавожением в удобность к сенокосу”.

Восстановительные работы начались в 1813 г. и велись несколько лет. Каменная конюшня была перестроена и покрыта листовым железом, над главными воротами надстроили башню со шпилем, венчала который конная фигура, сделанная из листового железа и покрашенная в желтый цвет. В арке под створчатыми воротами с изображением императорского российского герба “примазана алебастровая львиная голова”, а по сторонам в выемках на каменных пьедесталах красовались фигуры алебастровых коней в натуральную величину. В перестроенной конюшне оборудовано триста девяносто пять стойл, песчаный манеж с барьерами. Одновременно построены дворы смот­рителя, борейтора и коновала, отремонтированы другие строения.

Заново пришлось оснащать завод необходимым оборудованием. Из Санкт-Петербурга доставлены обшитые замшею кожаные седла, медные барабаны, с Остоженской конюшни и Гавриловского завода – попоны, уздеч­ки, шоры; в Москве закупили учебные летние фуры, беговые дрожки; коновальный инструмент выписали из Англии.

По новым штатам на конюшне и заводе числилось сто девятнадцать человек. В отре­монтированных помещениях поставлено шестьдесят семь коней арабской, английской и датской пород. Во главе хозяйства поставлен уволенный по ранению из ар­мии подполковник В.И.Курилов, имевший  двадцатилетний стаж кавалерийской службы.

Одновременно в селе перестроена и “приличным благолепием ук­рашена иждивением благочестивейшего Государя Императора Александра Павловича в 1816 г.” каменная церковь. Об этом свидетельствовала хранив­шаяся в ризнице храма медная доска - “памятник”. При перестройке вся передняя сторона и почти все боковые выложены заново из кирпича. Внут­ренние стены в холодной церкви выкрашены клеевой голубой краской, а в теплых приделах - “масляной вохрой”. В придельном храме устроен квадрат­ный амвон из белого камня, пол повсеместно выложен лещадью. В церкви поставлен был новый трехъярусный иконостас с четырьмя гладкими полуко­лоннами. Церковь имела девять дверей, сделанных из обитых железом дубовых досок. Вместе с перестройкой церкви поставлена четырехугольная кирпич­ная колокольня высотою в тринадцать саженей. На ней находилось шесть колоколов, пер­вый из которых весил семьдесят один пуд.

Однако судьбе было угодно, чтобы село вскоре стало утрачивать свою основную функцию: готовить для двора коней и обслуживающий их персонал. В 1814 г. вновь упразднен конный завод в Пахрине, а находив­шиеся на нем лошади частично распределены по военным конным заводам, а частью распроданы.

Указом Александра I от 4 сентября 1819 г. “уничтоженный Пахринский со сводною конюшнею” вновь причислен к придворным заводам, а военному ведомству дано на три года право “сводить ремонты в Пахринскую конюшню и занимать в оной те места, кои будут излишними для при­дворного ведомства”. Военные вообще хотели получить в свое распоряжение это село и разместить здесь гвардейский конный полк, о чем свидетельству­ют сохранившиеся планы перестройки завода под воинские нужды. Но осу­ществить их им было не суждено.

И все же завод стал хиреть, а его функции постепенно переходили к Хорошевскому, Бронницкому, Гавриловскому и Ораниенбаумскому дворцовым конным заводам.                              

Указом Николая I от 14 апреля 1829 г. Пахринская сводная конюшня была ликвидирована. Здания конюшни были распроданы, имущество пере­дано другим конным заводам. Бывшие обширные пастбища отданы в об­рочное содержание, мельницы под Домодедовом и Никитским переданы кре­стьянским общинам этих сел “безоброчно”, а Пахринская отдана в содержа­ние купцу Долгову. Служители конюшни постепенно переселялись в столицу и на иные дворцовые конные заводы, а некоторым  из  них  выделили  землю  для  строительства  домов  в  селе Старый Ям.

Приписанные к конюшне 3970 крестьянских душ вместе с угодьями и оброчными статьями переданы Бронницкому конному заводу, а после лик­видации последнего в 1845 г. перешли в ведомство Московской дворцовой конторы, но, как определено Указом Николая I, “комплектование придворной конюшной команды из очередных крестьян, с зачетом за рекрут продолжать за прежними”. Волостное правление в начале тридцатых годов переведено в село Старый Ям, но оно еще длительное время продолжало работать в прежнем ключе, а сама волость вновь стала называться Домодедовской. Среди ее крестьян даже перед отменой крепостного права отбирали десятки кандидатов на укомплек­тование придворной конюшни и конюшен членов императорской семьи, в полотеры к новому императорскому Эрмитажу и Зимнему дворцу, предлага­ли подряды на поставку сена и соломы для нужд  придворного  ведомства.

В  феврале   1849  г.,   например,   по   приказу   обер-шталмейстера   барона  П.А.Фредерикса “на службы Высочайшего двора в конюшенную команду” определено тридцать “годных, видных и совершенно способных” крестьян волости, в т.ч. Илья Карпович и Константин Васильевич Орловы из села Домодедово, Андрей Дмитриевич Кошелев и Алексей Дмитриевич Манегин из деревни Павловская и другие. Большинство из них имели возраст от 17 до 28 лет и были холостыми. Иногда, как это случилось с Василием Ивановичем Дугиным из деревни Павловская в 1854г., зачисляли  конюхами  придворной  конюшни  по  личной  просьбе. ²⁹

В самом Пахрине какое-то время продолжали проживать бывшие служители конюшни, но бурлившая здесь многие годы жизнь постепенно замирала. К концу XIX в. в селе осталось всего тринадцать человек, в основном чле­нов семей церковнослужителей. После слома церкви о бывшем уникальном селе напоминает лишь плотина на Пахре, где в 1923 г. была поставлена электростанция.

Белый камень с берегов Пахры и Рожая

Специфика домодедовской земли состоит в том, что в ее недрах спрятаны крупные залежи известняка – осадочной горной породы, образовавшейся в результате отвердения карбонатных илов с примесью песчаных частиц, окаменелых остатков скелетов ископаемых организмов. Наиболее богатые и уникальные их отложения расположены по берегам реки Пахры ниже села Ям в районе селений Съяново, Камкино,  Киселиха,  Новлинское,  Колычево,  Семивраги,  Куприяниха, а также на реке Рожай близ села Никитское.

Благодаря его качествам известняк  можно колоть и пилить, получая в результате строительные блоки нужных размеров, достаточно прочные и устойчивые к атмосферным воздействиям. Цвет его обычно белый, но различного рода примеси могут придавать ему разные оттенки. В очень давние времена этот белый камень называли мячковским, а начиная с XVIII в. строители делили его на собственно мячковский, пахорский (название произошло от села Пахрино) и подольский. При  этом, если мячковский камень являлся наиболее мягким из них, а следовательно его легче было обрабатывать  и использовать  для изготовления карнизов, художественной резьбы, статуй, то подольский был более прочным и использовался благодаря этому для изготовления каменных плит (лещади), необходимых для прокладок при сооружении кирпичных  колонн, лестниц, настилки полов и даже тротуаров. Пахорский же камень занимал золотую середину между мячковским и подольским; его, смотря по обстоятельствам, можно было использовать в самых различных целях.

Отходы обработки камня, как и специально добываемый бут, шли на строительство фундаментов, мощение улиц и дорог. Путем обжига известняка получали известь.

Местные жители вот уже сотни лет используют известняк в домашнем хозяйстве. В селениях района и сегодня многие дома стоят на фундаментах из известняковых блоков, а в ближайших от разработок селениях из блоков белого камня нередко сложены подсобные пристройки и погреба. Белокаменные блоки широко использовались при строительстве Воскресенской церкви села Битягово (1670-71 гг.), Никольских пятиглавой церкви села Колычево (1697 г.), села Домодедово (1731-1738 гг.), Михайловской  села Акулинино (1743г.), Успенской  села Шубино и Никольской села Лямцино (1794г.), Михаила Архангела  села Одинцово (1800г.), Покрова Пресвятой Богородицы села Буняково (1809 г.), четырехъярусной колокольни Знаменской села Лобаново (1851 г.) и др. Но большая часть добытого здесь камня использовалась на стороне. Недавними исследованиями палеонтологов доказано, что добытый в штольнях близ деревень Съяново, Камкино, Киселиха и Новлинское камень еще  в XII в. использовался для сооружения стен таких архитектурных шедевров Владимиро-Суздальского княжества, как Спасо–Преображенский собор в Переяславле-Залесском (1152-1157 гг.), Успенский (1158-1160 гг.) и Дмитровский (1194-1197 .г.)  соборы во Владимире, одноглавый храм Покрова на Нерли (1165 г.) с изящной каменной резьбой, укрепления замка и собор в резиденции Андрея Боголюбского  в селе Боголюбово (XII в.); а в XIII в. – собор Рождества Богородицы в Суздале (1222-1225 гг.), Георгиевский собор в Юрьеве–Польском (1230-1234 г.г.).     

К месту строительства камень зимой доставляли на санных обозах, а летом на судах (“шитиках”) с низовий Пахры по Москве-реке поднимали до ее верховий, оттуда на лошадях перевозили до реки Клязьмы, а затем, вновь на судах, в нужное место. ³⁰

По Москве-реке и Оке камень перевозили для строительства древнего Архангельского собора в Нижнем Новгороде (1277 г.).

Со второй половины XIII в. основным потребителем белого камня становится Москва, начиная с первой каменной церкви во имя Спаса, построенной в 1272 г. в Даниловом монастыре (в то время монастырь был еще за чертой города), затем белокаменного Успенского собора в Кремле (20-е г.г. XIV в.) и многочисленных церквей. Многие специалисты склоняются к выводу о том, что, как сам материал, употребленный на церковное строительство в Москве, так и способ кладки камня очень схожи с Владимиро-Суздальским. ³¹

Потребность в белом камне и извести резко возросла в связи с решением великого князя Дмитрия Ивановича “ставить город Москву камен” после пожара 1365 г., в котором погорели “посад весь и Кремль, и Заречье”.

Белокаменный Кремль по своим размерам был близок к современному, его башни и ворота возводились почти на тех же местах, где они стоят и поныне.

В 1475-79 гг. итальянским архитектором и инженером Аристотелем Фиораванти на месте обветшавшего построен новый белокаменный Успенский собор.

В XVI –XVIIв. большая часть добываемого белого камня использовалась не для кладки стен, а в сочетании с кирпичом, что придавало новостройкам впечатление парящей невесомости. Белокаменный декор и резьба по камню породили даже новый стиль в архитектуре – нарышкинское, или московское, барокко.

В смутное время промысел пришел в упадок, но во второй половине XVII в. возродился, что совпало с включением в состав Домодедовской волости села Пахрино, деревень Камкино, Киселиха, Новлинская.

В 1664 г. волостному приказчику А.Мерчюкову велено взять из Дворцового приказа 200 пудов железа и 6 тыс. штук “одно и двухтесных” гвоздей, “чтоб каменному делу простоя не было”. Часть добытого камня перевозилась в Москву и в государевы подмосковные села на церковное и плотинное строительство. В это время 60 саженей бута, 3600 штук белого камня и 600 бочек извести отпущено на сооружение церкви Св. мученицы Екатерины и келий в Екатерининской пустыни. В 1673 г. на государев Аптекарский двор отправлено 4 тыс. штук камня и 500 бочек извести, в с.Алексеевское 2,5 тыс. штук камня и 4,5 тыс. бочек извести. В значительных количествах известь перевезена в села Измайлово, Соколово, Котельники. Когда на просьбу Тайного приказа “приискать продажной извести для  строек в селе Измайлово” приказчик ответил, что у Пахринских и Угрешского монастыря крестьян есть 3200 бочек, но они просят “по две гривны, да по пуду соли за бочку”, ему приказали “попытаться купить подешевле, но если не получится, то заплатить требуемую цену”. ³² Иногда материал отпускали ближайшим к царю боярам. И.Б.Милославскому за сельцо Золотиново (ныне деревня Пузиково), приписанное к Домодедовской волости, было отпущено три тысячи штук камня и 500 бочек извести. По просьбе Ю.И.Ромодановского, ему на строительство церкви в селе Константиновское, Рожай тож, выдали 1805 камней “белых стеновых, ломаных в Пахрине”.

Жители новообразованного города Никитска и округи занимались “хлебопашеством, а более ломкой и приготовлением белого камня, который отвозят для продажи в Москву и прочие ближайшие места в довольном количестве, а также упражняются в кладке каменных зданий в Москве и отходят для оной работы в Петербург и в прочие города”. ³³ Об этом же свидетельствует и утвержденный Екатериной II герб города: “Три положенные отесанные белые камня, в золотом поле; в знак изобильных каменных ломок, находящихся при сем городе”.

Добыча камня и извести резко упала в связи с указом Петра I о запрещении  “во всем государстве на несколько лет (пока в Петербурге удовольствуются строением) всякого каменного строения”, действовавшего с 1714 по 1728 г.г.

С возобновлением каменного строительства груженные бутом, камнем и известью подводы домодедовских  крестьян вновь потянулись в Москву, где он продавался в разных местах, но в основном  в белом городе, а к 1775 г. в связи с благоустройством белого города торговля строительными материалами сосредоточилась в специально отведенном месте близ Таганского рынка.

Спрос на материалы особенно возрос во второй половине XVIII в., когда в Москве развернулось сразу несколько правительственных строек. Указом императрицы Елизаветы Петровны 1750 г. предусматривалось строение и починка Кремлевских дворцов. Вскоре для этого была создана специальная экспедиция, члены которой, в т.ч. и архитектор артиллерии капитан  В.И.Баженов, лично осматривали местности, где “белому камню ломку производить и завод для этого завесть”. Подходящими оказались районы Верхнего Мячкова и Люберец, но старосты и крестьяне этих сел заявили, что они для ломки камня землю “отдать ни по какой цене не желают”, т.к. на этой земле находится крестьянская пашня, и где точно расположены приломы, они не знают, да и необходимого инструмента у них для этого нет. Очевидно, что это были просто отговорки, проблема же заключалась в ценах, ибо, в конце концов, они поставили условие: если им будет заплачено “ по настоящей цене”, то они окажут помощь в отыскании мест, где этот камень можно добывать и вообще “усердствовать и стараться будут”.

Более покладистыми в этом отношении оказались домодедовцы. В ответ на повеление императрицы заготовить для кремлевского строения в дворцовых волостях 12 тыс. штук  аршинной лещади и 300 бочек извести уже в мае 1750 г. крестьянин д.Новлинское “со товарищи” по наряду старосты с.Колычево через Яузский мост только в один прием провез в Кремль камень и известь  на ста сорока подводах.

Условия поставки нередко были довольно жесткими, ибо императрица распорядилась в случае необходимости принуждать крестьян “накрепко”. Когда в 1753 г. группа крестьян, в т.ч. Степан Нефедов из деревни Новлинское, вовремя не поставили к строительству зимнего Головинского дома 3 тыс. бочек извести, их заставили выполнить обязательство, наказав “батожьем”. ³⁴

В 70-е г.г. пахорский камень, наряду с мячковским и подольским, поставлялся на строительство дворцово-паркового ансамбля в селе Царицино, Петровского дворца на Петербургской дороге (ныне корпуса Военно-воздушной академии) и нового Кремлевского дворца. Одним из крупных подрядчиков по поставке бута и пахорского камня на строительство Петровского дворца был крестьянин Пахорской волости Никита Павлов. Только зимой 1776 г. архитектор Матвей Федорович Казаков принял у него 20 тыс. штук камня, лично помечая на приемных квитанциях: “Показанный камень в дело годен”. ³⁵

Для Павлова эти поставки оказались делом прибыльным, и он вскоре стал московским купцом 1-й гильдии, поставив в 1788 г. к строительству Кремлевского дворца 8165 штук мячковского и пахорского камня. Для этого же дворца крестьянин деревни Новлинское Яков Андреевич Тараканов доставил на своих лошадях 6 тыс. штук пахорскай лещади, а Данил Алексеевич Колпаков из села Колычево изготовил по образцам сто тридцать восемь белокаменных балясин на площадке и наружную балюстраду.

Еще в 1782 г. велись работы по реставрации Китай-города, в т.ч. его стен, Ильинской и Варварской башен, Никольских ворот. В летнее время крестьяне Мячковской  волости,  в  числе  которых  был  Анисим  Андреевич  Провоторов  из д. Новлинское, доставили сюда на собственных лошадях 80 кубических саженей бута, 16,4 тыс. штук мячковского и пахорского камня и лещади, две тысячи двадцатипудовых бочек извести. Если учесть, что на подводу приходилось по сорок пудов груза, т.е. почти по дюжине камней или по две бочки извести, то только для выполнения этого подряда потребовалось более трех тысяч подвод!

Проект заложенного В.И.Баженовым нового Кремлевского дворца остался незавершенным, а в 1838 г. “Московские ведомости” сообщили о предстоящих торгах на поставку бута, камня, извести и других строительных материалов к постройке Большого Кремлевского дворца. По замыслу императора Николая I и архитектора Константина Андреевича Тона, он должен был стать основной резиденцией императорской семьи в Москве, олицетворением богатства и силы империи. Кроме реставрированной Грановитой палаты здесь планировалось возвести пышные палаты для царской семьи, Андреевский зал, названный в честь первого русского ордена Андрея Первозванного, учрежденного Петром I, в котором бы короновались императоры и принимались послы, Екатеринской залой для императрицы и Владимирской, напоминавшей о древности русской истории. Шедевром архитектуры должен был стать Георгиевский зал, сооружаемый в честь ордена св. Георгия, учрежденного еще в 1769 г., и награжденных им.

Естественно, что требования к строительным материалам этой уникальной стройки, каждая деталь которой должна была стать произведением искусства, были высочайшими. Каждая лещадь, например, должна быть:

- определенной меры, и при доставке ее до осмотра архитектором складывать ее не полагалось, “а буде окажется оная с какими либо повреждениями или не тех качеств или  не тех мер, то все количество такой лещади, не складывая вывозить немедленно вон из Кремля, а взамен оной доставить лещадь лучшего качества и не далее, как на другой день;

- очищена от земли, годовалая, без раковин, выбоин, бугров и впадин, плотной массы, не  ноздреватая, без песчаных слоев, не кремнистая, цветом желтоватая и без жил другого колера, а ровно без трещин и ссадин и чтобы при теске издавала звонкий звук;

- если в продолжение всего времени поставки из числа завезенной и принятой лещади окажется до их положения на место какие-либо ссадины или от влияния на них воздуха лопнут, то все таковые поставщики обязаны заменить другими”. ³⁶

Лещадь эта закладывалась в основание многочисленных колонн дворца, ею же “для прочности” прокладывались колонны и столбы, арки и своды через определенное число рядов кирпича. Вначале ее обязались поставить подрядчики из Подольска, но обязательства своего не выполнили. Тогда с высочайшего разрешения вместо подольской использовали пахорскую.

В соответствии с договорами московских купцов с Московской дворцовой конторой, заключенными в мае 1838г., к Кремлевскому строению “безостановочно с берегов реки Пахры доставлялись бут, камень и известь в большом количестве”.

В строительстве и отделке дворца участвовали тысячи работников самых различных специальностей. Среди участников строительства, награжденных в 1849г.  специальными   памятными  медалями,  значились Поликарп Привезенов из села Акулинино,  Егор  Леонтьев  из  деревни Новлинское,  Давид  Дроздов и Осип Иванов из деревни Пестово, Семен Андреев и Петр Исаев из села Шубино. Во врученных им именных свидетельствах значилось: “Даю сие за моим предписанием и приложением казенной печати в том, что за бытие при построении Московского кремлевского, всемилостливейше пожалована серебряная медаль, выбитая по сему случаю для ношения в петлице на голубой ленте. Президент Московской Дворцовой конторы, Дворца   Его   Императорского  Величества   Обер-Гофмейстер  и  кавалер   барон Л.К. Боде”. ³⁷

Бут, камень, лещадь и известь заготовлялись домодедовскими крестьянами и для строительства Оружейной палаты в Кремле, зданий Московского университета на  Моховой,  Дома Пашкова  и  многих других примечательных московских строек.

Жители деревни Котляково долгие годы помнили “золотое времечко”, когда они неплохо заработали на поставках бутового камня для строительства Николаевского вокзала, куда его потребовалось особенно много, т.к. строился он на болотистом месте.

С развитием железных дорог белый камень постепенно уступал свое место в строительстве мрамору, граниту, габбро, доставлявшимся с Урала, Кавказа и Украины.

Но добыча его не прекращалась, а особенно по той причине, что для реставрации сложенных из него построек надежных заменителей не существует, но добывать его становилось все труднее, т.к. проломы сильно удлинились. По данным за 1877 г. с октября до святок обычно группами в три человека (двое добывали, а третий отвозил в Москву) вели добычу крестьяне Котлякова, Воеводина, Вялькова, Шишкина. В каменоломнях деревень Новлинское  работало до пятидесяти человек, Старое Съяново –  до сорока, Камкино –  до десяти, Киселиха –  до семи, Жеребятьево и Красино –  по пяти человек. Вывозили камень из проломов на лошадях, а для освещения пути обычно нанимали мальчика, который шел впереди лошади со свечой. ³⁸ Семнадцать жителей деревень Новлинское, Красино, Заборье, Киселиха и Чурилково занимались изготовлением надгробных памятников. В казенных Никитской роще и Рыбушкином овраге участки земли сдавались в аренду для добычи бута.   

1)        Розенфельд Р.Л., Юшко А.А. Список археологических памятников Московской области, М.,1973, с.186.

2)     Центральный государственный исторический архив г. Москвы (далее ЦГИАМ), ф. 1965, оп.1, д.503, л.л. 1-6.

3)     Российский государственный архив древних актов (далее РГАДА), ф. 1239, оп. 1, д. 1472.

4)     Заозерский А.И. Царская вотчина XVII в. М., 1937, с.17.

5)     РГАДА, ф. 1239, оп.1, д. 1472.

6)     Там же, д. 1209, оп.1, д.689.

7)     Там же, д. 9809, № 621.

8)     Там же, д. 9811, № 429.

9)     Там же, д. 9808, № 79.

10) Там же.

11) Там же, д. 689.

12) Заозерский А.И. Ук. соч., с.с. 151-152.

13) Дополнения к актам историческим, т.VIII, Спб., 1862, с.с.224-226.

14) Дела Тайного приказа. Книга первая. Спб., 1907, с.с. 242-247.

15) Белокуров С.А. Дневальные записки приказа Тайных дел., М., 1908, с.270.

16) Там же,  с.с.1066-1400.

17) РГАДА, ф.350, оп. 1, д. 248  п.576.

18) “Щукинский сборник”, вып.4, М., 1905,  с.с. 457-458.

19) РГАДА, ф. 1209, Москва, дело молодых лет, д. 42/10011, №20.

20) Полное собрание законов, т.VIII, №6071.

21) Там же, XXV. № 19172.

22) РГАДА, ф. 1239, оп.3, д. 630281, л. 67.

23) Зезюлинский  Н.Ф. Исторические исследования о коннозаводском деле в России.  Вып. 2, Спб., 1889,  с. 142.

      

24) РГАДА, ф. 1239, оп. 3, д. 60170, л.л. 56, 70.

25) Там же,  д. 60255, л.л. 80, 87-89, 93.

26) Там же, д. 60159, л.л. 60-71, д. 31500, л. 205.

27)       Зезюлинский Н.Ф. Ук. соч., вып.3, с.45.

28)       Иванчин-Писарев Н. Прогулки по древнему Коломенскому уезду. М., 1843, с.104.

29) РГАДА, ф. 1239, оп. 3, д. 18818, л.7: д.19111, л.17.

30) Звягинцев Л.И., Викторов А.М., Белый камень Подмосковья. М., 1989, с.с. 20-25.

Флоренский П.В., Соловьева М.Н. “Природа”, 1972, №9

31) Красовский М. Очерк истории Московского периода древне-русского церковного зодчества. М.,1911, с.с. 12-14.

32) Дела Тайного приказа, с.с. 1066, 1260.

33) Словарь Географический Российского государства. М., 1804, с.с. 618-619.

34) РГАДА, ф. 1239, оп.3, д. 32013, л.12; д. 32099, л.15.

35) Там же, д. 29105, л.л. 5-23.

36) Там же, д.16342, л.35.

37) Там же, д.17636, л.л. 216, 290.

38) ЦГИАМ, ф. 54, оп. 134, д. 176, л.33.

глава II Хроника событий

ДОМОДЕДОВСКАЯ ДВОРЦОВАЯ ЛЕСНАЯ ДАЧА.

60-70-е гг. XIX в.

В ходе крестьянской реформы часть земли в границах современного города была выделена в надел обществам крестьян села Домодедово, деревень Пав­ловское и  Белеутово, входившей в то время в состав дворцовой Домоде­довской волости. На оставшейся от надела земле, заросшей в основном бе­резовым и осиновым дровяным лесом и мелким кустарником, образована Домодедовская дворцовая лесная дача Главного управления уделов мини­стерства императорского двора площадью в 1912,8 десятин. Ее территория была разбита на кварталы, в которых велись плановая вырубка леса и заго­товки хвороста, продававшихся Константиновской суконной фабрике, арен­датору Пахринской мельницы купцу Леонову, фабрике Московского купца Михеева в деревне Услонь и крестьянам из окрестных деревень. Последние за определенную плату пользовались сенокосными угодьями дачи.

За сохранностью леса и заготовкой в ней дров следили лесной смот­ритель и  нанимаемые   им   лесные стражники. В 70-е гг. смотрителем работал житель села Старо-Фроловский Ям  Ф.В.Недоносков, а стражниками – крестья­не села Домодедово В.И.Хорошов, деревни Ловцово В.М.Бушуев, деревни Новлинское С.А.Галишников.

Широко известным стало судебное дело, когда Недоноскова обвини­ли в бесплатной заготовке в даче дров для принадлежавших ему кирпичного завода при селе Старо-Фроловский Ям, трактирного и хлебобулочного заведений, бескви­танционной продаже дров и хвороста односельчанину лавочнику И.В.Чистову,   старшине   Домодедовской  волости  крестьянину деревни Заборье Гри­горию Трофимову, неоднократном получении дорогих подарков от владели­цы Константиновской фабрики Ремизовой. В связи с этим громким делом и был составлен чертеж участка леса в шестом, десятом и двенадцатом кварталах, т.к. именно отсю­да с урочищ Городянка, Семин Клин и Никитская гора и вывозились неза­конно дрова и хворост.

  ЦГИА г. Москвы, д. 364, оп. 1, д. 9605.

1881 г. ноябрь

Чертеж участка леса на месте центра современного города.

ЧЕРТЕЖ