Р. Олдингтон «Смерть героя»

Вид материала

Рассказ

Содержание Разбор произведения Особенности повествовательной манеры, специфика стиля автора. От лица кого ведется рассказ: лирического героя, рассказчика, пове

Подобный материал:

• История джаза джаз (англ jazz), 205.59kb.
• Примерный план характеристики героя I. Вступление. Место героя в произведении. II., 10.12kb.
• Московская Городская Педагогическая Гимназия Лаборатория №1505. Смерть и бессмертие, 171.98kb.
• Вопросы, 329.81kb.
• 1. Введение, 287.04kb.
• "Смерть и загробный мир в мировоззрении древних египтян", 416.31kb.
• Протест проти війни у романі Е. Ремарка "Три товариші" 22 Соціально-політична спрямованість, 78.04kb.
• Характеристика героя, 212.31kb.
• Настроение и его изменение в стихотворении, 18.4kb.
• Н. М. Карамзин История государства Российского Том, 1865.95kb.

Р. Олдингтон «Смерть героя»


История создания со слов самого автора.

«Постараюсь рассказать вам, что помню о том, как был написан этот роман.

Выходец из среды непривилегированной, я получил за время моей военной службы ряд полезных уроков. До тех пор я и не знал, что высшие классы в Британии расценивают низших не дороже животных. Однажды во время внезапного артиллерийского обстрела я собст­венными ушами слышал, как офицер кричал: «Не обра­щайте внимания на людей! Спасайте мулов! Они стоят денег!» Я слышал это в январе 1917 года на дороге из Бюлли-Грене в Лоо.

Возможно, что это вошло в «Смерть героя» — я не заглядывал в книгу с момента ее первой публикации,— но вот, однако, еще одна сценка из той же зимы 1916/17 года, которую я не могу забыть. Было холодно, не так холодно, как у вас зимой, но все-таки: глубокий снег и мороз. Потом я читал об «увеселениях», которые были устроены в ставке главного командования во время этих морозов: блюда с черной икрой, паштеты, дичь, жаркое, вино и проч. Мы же, орудийный расчет, сидели на половинном довольствии из говяжьих кон­сервов и сухарей, кроме того мы, более двадцати чело­век, были вынуждены умываться в одной и той же воде. Это типично для британской культуры: тюремные власти заставляли Оскара Уайльда «мыться» грязной водой.

Если бы я сам не испытал таких унижений, разве я мог бы озлобиться на них? Если бы не видел я собст­венными глазами раны и гибель стольких безвинных людей, разве вынес бы я в душе такую травму?

Не верьте немецким воякам, когда они говорят, буд­то они не были разбиты в 1918 году. Я был там; я ви­дел, как бежали они в полном беспорядке; я видел позиции на Сомме, усеянные оружием, которое они по­бросали в паническом бегстве. Вы, русские, настоящие солдаты, вы знаете, что если солдат отступает по при­казу, он не оставит оружия. А там все позиции были завалены немецким вооружением. Не они отступили, мы просто их вышибли. Гитлер лгал, когда пытался отрицать это.

Кончилась война. Моя дивизия (24-я) не была по­слана для оккупации Германии, а оказалась разбро­санной по границе в районе Мобеж —Турне. Как коман­дир отряда сигнальщиков и наблюдателей, я должен был заниматься веселеньким делом: двигаться для раз­ведки впереди всех, и это — в конце войны. Затем мне пришлось отправиться в бельгийскую деревушку под названием Тантинье, чудовищно маленькую, чтобы най­ти квартиры для своих солдат. Первую же ночь я про­вел один среди крестьян и отдал свой белый хлеб маль­чику-бельгийцу, сыну этих крестьян. Он в жизни нико­гда не видал белого хлеба и все кричал: «Мама, мама, как вкусно!» Много ли может сердце выдержать такой нагрузки!

Итак, замерзшие и полуголодные, мы, даже офице­ры (поскольку мы не принадлежали к «господам» из ставки), очутились в этой деревушке. И там впервые набросал я дикую, глупую, беспомощную рукопись, попробовав вложить в нее то, чему научился я за три года войны. Помню, как просиживал я ночи, пытаясь писать; за окном луна, «будто лицо покойника, умершего пять дней назад», руки трясутся от холода; книга вышла, конечно, никудышной и нелепой.

Неожиданно в феврале 1919 года пришел «приказ облегчения» — демобилизация. Глубокий снег. Замеча­тельные люди эти британцы. В Дюнкерке мы, жалкие, измученные пехотные офицеры, сидим в палатках под снегом и дрожим, а немецкие военнопленные (мы могли это наблюдать) удобно устроены с отоплением, какого мы никогда и не имели. Рыцарство, конечно, рыцар­ство.

Вернулся в Лондон, прошло два дня, и началась за­тем погоня за «работой», в надежде найти хоть что-нибудь, чтобы не разлучить вовсе душу с телом, как выражаются идеалисты. О, господа в редакциях вели себя просто бесподобно, готовые помочь вернувшемуся «герою»: берите вот эту книжку, стоит она десять шил­лингов, напишите мне на нее рецензию, а книжку мо­жете оставить себе.

Словом, известная история. Но я победил их, я все-таки достал работу, отыскал за городом маленький до­мик и даже сумел съездить за границу (при моих-то воз­можностях), в Италию, что дало мне необычайно много.

Прошли года, и благодаря щедрости одного амери­канца я получил за книгу достаточно денег, которые давали мне несколько недель свободного времени. Я ис­пользовал эти средства с тем, чтобы предоставить вре­менное уединение на острове Порт-Крое моему другу Д.-Г. Лоуренсу... И там же за несколько дней я напи­сал пролог к «Смерти героя», я намеренно сделал его кратким, так как опасался, что времени мне не хватит. Итак, по утрам я работал над романом, а вечерами переводил «Декамерона» Боккаччо — дело двигалось.

Роман, начатый в ноябре 1928 года на Порт-Крое, был продолжен в Италии и закончен в Париже. Всего работа над ним заняла пятьдесят один день, и в мае 1929 года книга была завершена».

В романе «Смерть героя» автор воспроизводит эпи­зоды трагедии «потерянного поколения», стремясь про­следить ее истоки на примере судьбы героя книги, бур­жуазного интеллигента, журналиста и художника Уин-терборна, участника первой мировой войны.

«Смерть героя» — это сказано и серьезно, и с явной иронией. Серьезно, поскольку автор подчеркивает свою близость и симпатию к главному персонажу и относит его к числу тех, кто «детство и отрочество свое, точно

Разбор произведения

«Смерть героя» — роман больших обобщений, произведение высокого и оригинального художественного мастерства, содер­жащее историю целого поколения. «Эта книга является надгроб­ным плачем,— писал Олдингтон,— памятником, быть может, не­искусным, поколению, которое горячо надеялось, боролось честно и страдало глубоко». Он пишет свою книгу, с тем чтобы сказать правду о только что минувшей войне и тем самым предотвратить, насколько это от него зависит, наступление новой. Обращаясь к людям, пережившим войну, Олдингтон заставляет их задумать­ся над вопросом о причинах войны, о ее виновниках. «Почему она разразилась? Кто был ответственен?» — эти вопросы снова и снова встают перед читателем со страниц романа. «Весь мир повинен в пролитой крови»,— делает заключение Олдингтон, не снимая вины ни с одного из своих современников. Писатель не знает путей предотвращения военной угрозы, но он их ищет на­стойчиво и упорно. И книгу свою он рассматривает, как вклад в разрешение этой важнейшей задачи эпохи.

«Вот почему пишу я биографию Джорджа Уинтербуорна, биографию одного убитого на войне человека. Это искупление, отчаянная попытка снять с себя вину в пролитой крови. Быть может способ не верен. Быть может яд останется во мне. Тогда я буду искать другой способ. Но искать буду». Герой романа — молодой человек Джордж Уинтербуорн. Ин­дивидуалист и эстет, он имеет весьма ограниченные представления о жизни. Но как самостоятельно мыслящий человек, Уинтербуорн глубоко чувствует и болезненно переживает уродливый характер буржуазных отношений. Ему претит лицемерие семейной «морали»; он не может не видеть кричащие социальные контрасты; его не удов­летворяет и отталкивает декадентское искусство. Попав на фронт, Уинтербуорн убеждается в преступном характере войны. Он «молча, но глубоко и безоговорочно осуждает войну». Получив отпуск и вернувшись в Лондон, он совершенно иными, чем прежде, глазами смотрит на жизнь тех, кто остался в тылу. Остро чувствует свое одиночество. «Что-то сломалось в нем». Война надломила его. Пропало желание жить; во время одной из атак Джордж Уинтер­буорн подставляет грудь под вражескую пулю.

Традиционный для романа критического реализма сюжет, связанный с историей молодого человека, с рассказом о том, как по мере знакомства с жизнью он расстается со своими надеждами и утрачивает иллюзии, получает в романе Олдингтона углубленную психологическую разработку. Раскрытие внутреннего мира героя, процесса становления его сознания сочетается в «Смерти героя» с реалистической передачей характерных примет жизни Англии. Как замечает Олдингтон, жизнь всех людей, переживших войну, раскололась на три отрезка: довоенный, военный и послевоенный. И в его романе представлены эти три периода. Два из них связаны историей жизни и гибели Джорджа Уинтербуорна; а жизнь по­слевоенной Англии предстает в словах и суждениях рассказчика, Образ которого занимает не менее важное место, чем образ Уинтер­буорна. Многие страницы романа написаны в форме страстного вращения рассказчика, от лица которого ведется повествование, читателю, в форме гневного сатирического памфлета.

Детство героя; образы родителей Джорджа Уинтербуорна — милая мама» и «милый папа», впитавшие в себя все пороки и предрассудки своей среды, люди среднего буржуазного круга, поданы романе в подчеркнуто гротескном плане. «В основу их совместной жизни залег фундамент лжи; к сожалению, на этом фундаменте Ни и остались». Семья, а затем и школа стремились подчинить натуру Джорджа, сформировать его характер в соответствии с убогими нормами общепринятых представлений о жизни. Усилия школы направлены на то, чтобы воспитать из Джорджа и его товарищей «настоящих мужчин», пробудить в них «воинственный дух верных последователей «барда империализма» Киплинга». Всем своим существом Джордж противится установленным в школе )рядкам. Отвиливает от военных занятий. Замыкается в себе, по еще не страшат слова наставников, о том, что «армия сделает мужчиной»,— он не понимает скрывающегося в них смысла. Но забегая вперед, автор бросает замечание, проливающее свет на лее последующее: «Увы, она его сделала трупом». Джордж ожесто­чился. Он лишь внешне подчинился рутине. У него круг своих "интересов; он увлекается живописью. Попытки сделать из Джор­джа Уинтербуорна мужчину в духе Редьярда Киплинга окончи­лись неудачей. Герой Олдингтона упорно сопротивляется среде. Правда, этот протест пассивен, он не ведет к активным действиям,-о это форма борьбы с окружающим, к которой обращается Уинтербуорн. Разорение отца ставит Джорджа перед необходимостью работать. Изгнание из родительского дома дает ему возможность начать самостоятельную жизнь. Он вступает в нее с томиком Китса и двумя пенсами в кармане. На этом кончается первый этап жизни героя Олдингтона.

«Добрая», старая викторианская Англия описана Олдингто-ном сатирически. Задыхаясь от бешенства, он пишет о ней — о ее мнимом благоденствии, о пропитавшем все поры ее общественной и частной жизни лицемерии, о наигранном официальном опти­мизме.

В оценках Олдингтона нет ни грана сентиментализма, и больше всего ему претит какая бы то ни было идеализация викториан­ской Англии. Его прощание с прошлым, с «доисторической» эпо­хой и одной из наиболее одиозных ее фигур — королевой Викто­рией, которую он сравнивает с ихтиозавром, звучит как прокля­тие: «Чудная старая Англия! Да поразит тебя сифилис, старая сука! Ты из нас сделала мясо для. червей».

Лондонский период — новый и наиболее содержательный в жизни Джорджа. Он занимается живописью и журналистикой; попадает в среду художников-декадентов. Страницы романа, содер­жащие картины упадка и разложения буржуазной культуры и деградации человеческой личности, отдавшей себя служению ей, перекликаются с «Ярмаркой на площади» Романа Роллана, вли­ваясь в тот мощный поток страстного возмущения, который пере­довые художники Запада обрушили на декадентское искусство. Законодатели модных модернистских теорий выступают в романе под однозвучными именами — Шобб, Бобб и Тобб. Прием обыгры­вания звучания имен помогает Олдингтону подчеркнуть близость, существующую между различными течениями декадентства. И в этот период своей жизни герой Олдингтона не утрачивает свой­ственную ему с детства способность сопротивляться окружающему, оставаясь внешне пассивным. Ему претит пустая болтовня «ве­ликих людей» — Тоббов и Боббов; он верит, что высокое искус­ство всегда национально и художник должен быть связан со своей страной. Но дальше гневных тирад и желания замкнуться в себе Уинтербуорн не идет. Он одинок в своих сомнениях, поисках и в своем возмущении.

Выход из заколдованного круга одиночества герои литературы «потерянного поколения» обычно находили в любви. В мире чувств, глубоко интимных переживаний обретают свое единственное убе­жище и герои последующих романов Олдингтона. Однако в «Смер­ти героя» писатель не идет по этому пути. Любовь Джорджа к Элизабет и его чувство к Фанни отравлены ядом циничной амораль­ности, волна которой захлестнула сверстников Уинтербуорна. Эта иллюзия любви, которую взамен подлинного чувства предло­жили ему Элизабет и Фанни, рушится, как и все остальное, уже в первые месяцы войны. В Лондоне, как и прежде, Джорджу прихо­дится вести упорную борьбу за свою самостоятельность. Здесь познает он силу и власть богатства и впервые задумывается над социальными противоречиями. Одна из забастовок «впервые под­вела Джорджа к социальной проблеме и горькой классовой нена­висти, которая тлеет в Англии, а иногда вспыхивает ярко». На лондонских улицах и в парках он сталкивается с бездомными людьми, вынужденными, дрожа от холода в своих лохмотьях, ноче­вать на садовых скамейках. Обращают на себя внимание описа­ния Лондона. Олдингтон не случайно вводит в них военную тер­минологию. Тема борьбы, тема войны каждого человека за свою жизнь начинает звучать в романе задолго до того, как его герой попадает на фронт. Улицы города писатель сравнивает со сложной системой окопов, поведение и поступки людей с непрекращающи­мися военными действиями, тайными, но не менее смертоносными, чем открытая война армий.

Важнейшим этапом формирования личности Уинтербуорна стала война. Он вступает в нее, не имея определенного мировоз­зрения, не задумываясь над ее причинами и последствиями. Уин­тербуорн становится рядовым британской армии. Военные собы­тия вовлекают его в свою орбиту. Впервые в своей жизни лицом к лицу он сталкивается с простыми людьми, одетыми в солдат­ские шинели. Он восхищается мужеством и стойкостью солдат. Совместная жизнь с ними в окопах помогала ему не только остать­ся человеком в нечеловечески трудных условиях, но и заставила размышлять над происходящими в мире событиями. Проявление стойкости и цельности характера простых людей Олдингтон видит в том, что они смогли сохранить присущие им мужественность и человечность, сохранить «вопреки войне, а не благодаря ей». Дружба между солдатами, чувство товарищества было открове­нием для Уинтербуорна; это было его великим открытием чело­века. Но именно в военных эпизодах проявляется не только то лучшее, что свойственно натуре Уинтербуорна, но и его несостоя­тельность перед суровой действительностью, порожденная его индивидуализмом. Он постоянно чувствует себя очень далеким от солдат, страдает от присущей ему «внутренней замкнутости», в своем гневе и ненависти остается пассивным.

В изображении солдатской массы проявилась слабость и са­мого Олдингтона. Он явно противопоставляет своего героя окру­жающим, отмечает его исключительность. В солдатах же наряду со свойственным им мужеством и покоряющей человечностью подчеркивает пассивность, готовность слепо повиноваться любому приказу, отсутствие самостоятельности.

В изображении народа на войне проявляется принципиальное различие между Олдингтоном как писателем «потерянного поколе­ния» и таким писателем, как Анри Барбюс. В романе «Огонь» Барбюс раскрыл одну из основных закономерностей эпохи. Он показал процесс революционизирования сознания рядовых участ­ников войны. Пройдя через страдания и муки, преодолевая отчая­ние и страх, эти люди, закалившись в огне войны, познали смысл жизни, заключающийся в борьбе за свои права. Они обрели ясно­сть сознания, им открылась истина, в поисках которой они блу­ждали так долго. Жизненный финал героя Олдингтона совершенно иной. Но сопоставляя романы Барбюса и Олдингтона, нельзя за­бывать о различии идейных и творческих позиций их авторов, о раз­личии замыслов этих произведений. В центре внимания Барбюса — народ, солдатская масса. «В этой войне почти нет интеллигентов,— писал он,— артистов, художников или богачей, подвергающихся опасности у бойниц; они попадаются редко или только в тех слу­чаях, когда носят офицерские кепи». Героем своего романа Олдингтон делает именно одного из тех немногих интеллигентов, которые служили рядовыми,— художника Уинтербуорна; объ­ектом изображения писателя становится узкий, но сложный внут­ренний мир этого далекого от народа человека, связанного с миром искусства, прочно впитавшего принципы буржуазного индиви­дуализма. Его самоубийство — акт отчаяния и слабости одновре­менно. Сочувствуя своему герою, Олдингтон всей логикой повест­вования закрывает для него путь к будущему.

Олдингтон называет свою книгу «надгробным пла­чем». С ее страниц слышатся горестные сетования. И спустя много лет писатель чувствует себя неспокойно, его мучает потребность излить душу и освободиться от кошмарных воспоминаний. Он не удовлетворяется скорбными сетованиями и заботится не только о себе. Он жаждет «искупить вину» перед солдатами, павшими насильственной смертью. «Что же нам делать? Могиль­ные плиты, надгробья, и венки, и речи, и лондонский Памятник павшим воинам... нет, нет... Вот почему я рассказываю о жизни Джорджа Уинтерборна — о чело­веческой единице, об одном только убитом, который, од­нако, стал для меня символом. Это —- отчаянная попытка искупить вину, искупить пролитую кровь. Быть может, я делаю не то, что нужно. Быть может, яд все равно останется во мне. Если так, я буду искать иного пути. Но я буду искать». Это искренне, честно, мужественно. Здесь голос требовательной и бескомпромиссной сове­сти. Это бесповоротное, категорическое осуждение вой­ны, преступной империалистической бойни.

Писатель думает не об одних мертвых. Его над­гробный плач — предостережение живым. Так же как его исстрадавшаяся совесть требует его к ответу, так он требует к ответу виновных в преступлении перед чело­вечностью. Но когда наступает время сказать: «Кто ви­новат?»— он не находит ясных и твердых слов.


Особенности повествовательной манеры, специфика стиля автора. От лица кого ведется рассказ: лирического героя, рассказчика, повествователя и т.д.?

Выступая в роли рассказчика, пользующегося све­дениями из первых рук, писатель, по сути дела, ведет рассказ о самом себе, о том, что с ним было или могло быть, говорит после длительных раздумий, имея за плечами десятилетний послевоенный опыт. Нередко детали биографий автора и героя полностью совпадают. Но более важно совпадение пережитых ими чувств, передуманных мыслей. С какой страстностью и заинте­ресованностью ведет биограф речь о частных моментах жизни погибшего фронтового друга. Фигура рассказ­чика понадобилась прежде всего затем, чтобы придать судьбе героя обобщающее значение. Образ Джорджа обретает символический смысл. В представлении пи­сателя трагедия Джорджа Уинтерборна — трагедия многих ему подобных, больше того — это судьба целого поколения. «Я говорю от имени военного поколения»,— заявляет автор. И это действительно так в той мере, в какой в его романе отразились антивоенные настрое­ния широких демократических кругов. И это не так, поскольку он пишет о «потерянном поколении», о мо­лодых людях, изломанных первой мировой войной, а они составляют лишь часть молодого поколения, приняв­шего в ней участие.

Рассказчик понадобился автору и для того, чтобы с его помощью провести грань между собой и героем, особенно отчетливую — между собой конца 20-х годов и своим «я» предвоенных и военных лет. Эта грань заметна и важна. Как ни близок рассказчик Джорджу Уинтерборну, своему единственному товарищу по фрон­ту, он не сливается с ним в едином лице. Автор-рассказчик смотрит на все шире. Во всеуслышание осуж­дает он войну, резко бросает негодующие реплики, предостерегающе взывает к благоразумию и обличает буржуазную семью, школу, систему воспитания, под­чиненную интересам Британской империи, кастовые и сословные перегородки и предрассудки, быт, нравы, деятельность паразитической интеллигенции, правящую верхушку. Больше и сильнее всего он обличает лживую мораль, фарисейство и эгоизм собственников, наглый шовинизм и циничное лицемерие империалистов. Мно­гие его высказывания — крик встревоженной и возму­щенной совести, результат мучительных переживаний и размышлений. И все же как в Джордже военных лет узнается прежний, так в облике автора конца 20-х го­дов угадываются его прежние черты. Индивидуализм как принцип жизни остался непреодоленным и отчетли­во сказывается в авторских суждениях и эмоциональ­ных оценках. Писателю трудно отвлечься от своей лич­ности и взглянуть на себя и окружающий мир глазами простого человека.

Построение сюжета, повествовательная манера, тон и стиль авторского ком­ментария как-то уж очень необычны. Нет в «Смерти героя» по­вествовательной обстоятельности и глубины, полноты раскрытия идейно-тематического содержания, какую предполагает большая эпическая форма. Сюжет и стиль по­вествования в нем ломаются, дробятся; гротесковый персонаж-ярлык действует наряду с персонажем обыч­ных пропорций, строго объективное описание соседст­вует с подчеркнуто субъективным, трогательное лири­ческое излияние обрывается грубым выкриком, площад­ной бранью.

Однако по сюжетному замыслу «Смерть героя» укладывается в традиционные рамки биографического романа. Это история жизни отдельного человека, в дан­ном случае вся его история — от рождения до смерти. Основные этапы развития, сложный процесс формиро­вания характера, путь индивидуальной судьбы, взятой во взаимосвязях, представлены как пример отнюдь не частного случая.