Добротолюбие

Вид материалаДокументы

Содержание


Второй чин
Подобный материал:
1   ...   42   43   44   45   46   47   48   49   50
Сердце же сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19).

Как же скоро смирится человек, немедленно окружает его милость. И тогда сердце ощущает Божественную помощь, и обретает возбуждающуюся в нем некую силу уверенности (в Боге). А когда ощутит человек, что помощь Божия действительно вспомоществует ему, тогда сердце его действительно исполняется веры.

Из сего уразумевает он, что молитва есть прибежище ищущим помощи, источник спасения, сокровище упования, пристань спасающая от треволнения, опора немощным, покров во время искушений, щит избавления в брани, стрела изощренная на врагов, — и ему открывается, что все множество духовных благ делается для него доступным молитвою. Отселе начинает уже он услаждаться молитвою веры; не с трудом и утомлением молится уже он, но с радостию сердечною и удивлением, непрестанно источая благодарственныя движения, при неисчетных коленопреклонениях.

216. По великому желанию помощи Божией, приближается человек к Богу, пребывая в молитве. Но в какой мере приближается он к Богу намерением своим, в такой и Бог приближается к нему дарованиями Своими, и не отъемлет у него благодати за великое его смирение.

Иногда однакож щедролюбивый Бог удерживает от него дары благодати, чтоб сие служило для него побуждением приближаться к Богу, и чтобы ради потребности своей человек неотлучно пребывал пред Богом, готовым источать служащее на пользу.

Некоторыя прошения Бог исполняет скоро, именно же те, без которых никто не может спастись, а другия медлит исполнить. В иных обстоятельствах отражает от него и разсевает палящую силу врага, а в других попускает впадать в искушения, чтобы это испытание служило для него причиною приближаться к Богу, — и чтоб научился он опытности в искушениях, и, имея пред глазами удостоверение в своей немощи, более и более утверждался в смирении.

У праведника, не познавшаго своей немощи, дела его как бы на острие бритвы, — и он не далек от падения и от тлетворнаго льва гордыни. Кто не знает своей немощи, тому не достает смирения; а кому не достает его, тот не достиг еще совершенства; не достигший же онаго всегда пребывает в страхе; потому что град его не утвержден на столпах железных и на прагах медных, т.-е. на смирении. Без смирения не может быть совершено дело человека (искомое), и к рукописанию свободы его не приложена еще печать Духа, — доселе он еще все раб, и дело его не свободно от страха.

217. Посему Господь оставляет Святым Своим причины к смирению и к сокрушению сердца в усиленной молитве, чтобы любящие Его приближались к Нему посредством смирения. И нередко устрашает их страстями их естества и поползновениями срамных и нечистых помышлений, а часто укоризнами, оскорблениями и заушениями от людей, иногда же болезнями и недугами телесными, в другое время, нищетою и скудостию необходимых потребностей, то мучительностию сильнаго страха, оставлением, явною бранию диавола, и разными страшными происшествиями. И все это для того чтоб иметь им причины к смирению и чтобы не впасть в усыпление нерадения.

218. Когда случится, что душа твоя внутренно исполняется тьмою, и подобно тому, как солнечные лучи закрываются на земле мглою облаков, душа на несколько времени лишается духовнаго утешения, и свет благодати внутри померкает, по причине осеняющаго душу облака страстей, и потому что умалена в тебе несколько радостотворная сила, и ум приосенила необычная мгла; ты не смущайся мыслию, но терпи, — читай книги учителей, принуждай себя к молитве, — и жди помощи. Она придет скоро, чего и не узнаешь ты. Ибо как лице земли открывается солнечными лучами от объемлющей землю воздушной тьмы, так молитва может истреблять и разсеявать в душе облака страстей, и озарять ум светом веселия и утешения.

219. Пока не достиг ты в область слез, дотоле сокровенное твое служит еще миру, — т.-е. ты ведешь еще жизнь мирскую, и Божие дело делаешь еще внешним человеком, а внутренний человек твой безплоден; потому что плод его начинается слезами.

Когда достигнешь в область слез, тогда знай, что ум твой вышел из темницы мира сего, поставил ногу свою на стезю новаго века, и начал обонять воню чуднаго новаго воздуха. Слезы начинают источаться, потому что приблизилось рождение духовнаго младенца. Общая всех матерь, благодать, вожделевает таинственно на свет будущаго века произвести Божественный образ.

Но сей чин слез не тот, какой с промежутками бывает у безмолвствующих (иногда при созерцании, иногда при чтении, иногда во время молитвы). Я говорю не о сем чине слез, но о том, какой бывает непрерывно день и ночь.

Очи достигшаго в сию меру уподобляются водному источнику до двух и более лет, а потом приходит он в умирение помыслов.

А по умирении помыслов, сколько вмещает отчасти естество, входит в тот покой, о котором сказал св. Павел (Евр. 4, 3).

И по сем мирном упокоении ум начинает созерцать тайны.

Тогда Дух Святый начинает открывать ему небесное, — и вселяется в нем Бог, и воскрешает в нем плод Духа.

Но послушай еще: когда входишь в область умирения помыслов, тогда отъемлется у тебя множество слез, — и приходят к тебе слезы в меру, и в надлежащее время.

220. Есть три чина, в которых человек преуспевает: чин новоначальных, чин средний и чин совершенных.

Кто в первом чине, у того хотя образ мыслей наклонен к добру, однакоже движение ума бывает в страстях.

Второй чин есть нечто среднее между состоянием страстным и безстрастием, и десные и шуии помыслы возбуждаются в человеке одинаково, и не перестает он источать и свет и тьму.

При сем, если прекратит он не на долго частое чтение Божественных Писаний и воображение в уме Божественных умопредставлений, с осторожностию во внешнем, от которой раждается и внутреннее хранение, то увлекается человек в страсти.

Если же будет он горячность свою к духовному питать сказанным образом, — ища, стремясь, чтением Писаний питая благие помыслы и удерживая их от уклонения на страну шуюю, с любовию храня душу свою, и к Богу прилепляясь с терпением в неутомимой молитве, то Бог отверзет ему наконец дверь Свою, особенно за смирение его; потому что откровение таин бывает смиронномудрым (и се третий чин).

221. Надежду на Бога предваряет труд для Бога и пролитый в делании пот.

Если веруешь в Бога, то хорошо делаешь. Но вера требует дел, и надежда на Бога обнаруживается в злострадании за добродетели.

Веруешь ли, что Бог помышляет о тварях Своих и всесилен? Да сопровождает же веру твою приличное делание; и тогда услышит тебя Бог. Не старайся в горсти своей удержать ветр, т.-е. веру без дел.

Нередко, иной, не зная, идет путем, где есть дикий зверь, или убийцы, или что либо подобное; и вот общий Промысл Божий спасает его от вреда, или замедля чем нибудь шествие путника, пока не отойдет в сторону дикий зверь, или заставляя его уклониться с пути какою либо встречею.

Иногда злой змий лежит на пути и невидим; но Бог, не хотя предать человека тому искушению, делает, что змий начинает вдруг шипеть, — трогается с места и ползет впереди путника, который, увидев его, принимает предосторожности и спасается.

Случается нередко, что падают дом, или стена, или камень, — а там сидит кто нибудь, — и Бог человеколюбно повелевает Ангелу удержать падающее, пока не отойдут или не отозваны будут сидящие там; и едва отойдут они, тотчас попускает пасть, что падало.

Все это и подобное сему есть дело Божия Промысла общаго и повсюднаго; праведник же имеет над собою особенное неотлучное промышление.

Прочим людям Бог повелел разсудительно распоряжаться делами своими, и при Божием промышлении пользоваться и своим ведением, но праведник вместо ведения стяжал веру, по коей ничего не страшится, но яко лев уповая ходит (Притч. 28, 1).

И как его постоянное попечение посвящено Богу, так и Бог говорит о нем: с ним есмь в скорби его, изму его и прославлю его; долготою дней исполню его и явлю ему спасение Мое (Пс. 90, 15. 16).

Разслабленный и ленивый к делу своему не может иметь такой надежды. Но кто во всем пребывает с Богом, к Нему приближается добротою дел своих, и очи сердца своего неусыпно устремляет к благодати Его; тот может сказать о себе, что сказал Божественный Давид: исчезосте очи мои, от еже уповати ми на Бога моего (Пс. 68, 4).

222. Когда взыщем бегства от мира, тогда ничто столько не отделяет нас от него, не умерщвляет в нас страстей, и не оживотворяет нас для духовнаго, как плач и сердечное с разсуждением болезнование. Но также ничто не делает нас столько сообщниками мира и не удаляет столько от сокровищ Премудрости и познания таин Божиих, как смехотворство, и, при вольности в обращении, парение мыслей. — И это есть дело блуднаго беса.

Умоляю убо тебя любовию, остерегаться злобы врага, чтоб тебе буесловием не устудить в душе своей горячности любви ко Христу, ради тебя вкусившему желчь на древе крестном, и чтобы враг вместо сладостнаго онаго упражнения и дерзновения пред Богом, не стал во время бодрствования твоего наполнять душу твою многими мечтами, а во время сна твоего пленять ее нелепыми грезами, зловония которых не терпят Ангелы.

Понуждай себя подражать смирению Христову, чтобы возгорелся скорее огнь, им в тебя вложенный, которым искореняются все движения мира, убивающия новаго человека и оскверняющия дворы Святаго и всемогущаго Господа. Ибо осмеливаюсь сказать с св. Павлом, что мы Храм Божий (1 Кор. 3, 16). Посему, как чист Сам Бог, очистим храм Его, чтоб Он возжелал вселиться в нем. И как Сам Он Свят, освятим и храм Его; украсим его всякими добрыми и честными делами, облагоухаем его благоуханием покоя воли Божией, чистою и сердечною молитвою. Тогда облако славы Его приосенит душу, и свет величия Его возсияет внутри сердца.

223. Человек многопопечительный не может быть безмолвным; потому что множество дел расточают его тишину и безмолвие, хотя бы и не хотел.

Иноку должно поставить себя пред лицем Божиим и всегда возводить око свое к Богу, если он истинно хочет охранять ум свой, отклонять вкрадывающияся в него чуждыя движения, и в тишине помышлений различать входящее и исходящее.

Без освобождения от забот не ищи света в душе своей, ни тишины и безмолвия при распущенности чувств твоих. Без непрестанной молитвы невозможно приблизиться к Богу. После же труда молитвеннаго возложение на ум новаго попечения производит расточение мыслей.

Слезы, ударение себя в грудь во время молитвы и пламенное усердие к продолжению молитвы, пробуждают в сердце горячность сладости слез, и сердце с похвальною восторженностию воспаряет к Богу, взывая: возжада душа моя к Тебе, Богу крепкому и живому: когда прииду и явлюся лицу Твоему (Пс. 41, 3). — Кто пил от вина сего, и потом лишился онаго, тот один знает, в каком жалком состоянии оставлен он, и что отнято у него по причине разслабления его.

224. Как вредны для живущих на безмолвии встреча с людьми и беседа с ними! — Как сильный град, внезапно ниспадши на древесные плоды, обивает их и уничтожает, так свидания с людьми, хотя бы кратковременныя, обивают цветы добродетелей, только что разцветшие и роскошно увенчавшие собою стебль души, насажденный при исходищах вод покаяния (Пс. 1, 3).

Как сильный иней, покрыв собою едва изникшую из земли зелень, пожигает ее, так и свидание с людьми пожигает корень ума, начавший производить из себя злак добродетелей.

Как человек благородный и почтенный, когда упиется, забывает свое благородство и подвергается осмеянию за чуждые помыслы, входящие от вина, так и целомудрие души возмущается лицезрением людей и беседою с ними: — человек забывает свою осторожность, в мысли у него изглаждается намерение воли его, и искореняется основание к похвальному устройству жизни.

225. Не думай, человек, чтобы во всем иноческом житии было какое либо делание важнее ночнаго бдения. Чрез него, если у подвижника не будет развлечения делами телесными и попечением о преходящем, ум его в короткое время воспарит горе, как бы на крыльях, и возвысится до услаждения Богом. Если монах с разсудительностию пребывает во бдении ума, то увидишь в нем, как бы не плотоносца. Невозможно, чтобы те, которые всю жизнь проводят в этом занятии, оставлены были Богом без всяких дарований за их трезвенность, бодренность сердца и попечительное устремление к Нему помыслов их. Душа, трудящаяся над пребыванием в бдении, будет иметь Херувимския очи, чтобы непрестанно возводить ей взор и созерцать небесное зрелище.

226. Избравший сей Божественный труд должен всячески охранять себя днем от мятежа сходбищ и от попечения о делах: иначе труд воздержания от сна он понесет, а плода от того не получит; потому что уму, в таком случае невозможно будет, как следует, участвовать в псалмопении и молитве. Но когда кто вместо забот днем упражняется в чтении Божественных Писаний, которое укрепляет ум, особенно же служит орошением молитве, и помогает бдению, тесно соединенному с молитвою; тогда в сем чтении обретает вождя на стезю правую, обретает то, в чем семя всего питающаго молитвенное созерцание, что удерживает помышления от парения, непрестанно посевает в душе памятование о Боге.

227. Всегдашнее безмолвие вместе с чтением, умеренное вкушение снедей и бдение скоро возбуждают мысль к изумлению, если не будет какой причины, нарушающей безмолвие. Мысли возбуждающияся в безмолвствующих, сами собою, без преднамереннаго усилия, делают, что оба ока лиющимися из них слезами, обилием своим омывающими ланиты, уподобляются купели крещения.

228. Пока не возненавидит кто причины греха, в правду, от сердца, не освобождается он от того услаждения, производимаго действенностию греха. Это есть самое жестокое борение (с соуслаждением греху), не уступающее человеку даже до крови. В нем искушается его свобода в единстве (в исключительной) любви его к добродетели.

В сем борении — сила греха, коею враг обыкновенно приводит в смущение души целомудренных; принуждая их испытывать то, что никогда они вовсе не принимали в себя. И это есть время незримаго подвига, который крайне тяжел бывает, когда брань сия от снисканнаго навыка приобретает великую силу над теми, которые сами себя предавали на поражение соизволением на собственные свои помыслы.

229. Остерегайтесь праздности; потому что в ней сокрыта верная смерть, — и без нея невозможно впасть в руки домогающихся пленить нас. В день оный Бог будет судить нас не о псалмах, не за оставление нами молитвы, но за то, что опущением сего дается вход бесам. А когда, нашедши себе место, они войдут и заключат двери очей наших, тогда мучительски исполняют на нас то, что подвергает Божиему осуждению и жесточайшему наказанию.

Совершение сего (чина псалмопения и молитв) внутри келлии установлено мудрыми, по духу откровения, для охранения нашей жизни, а у немудрых опущение сего признается маловажным. Поелику сии последние не берут во внимание происходящаго от того вреда, то и начало и средина пути их — невежественная свобода, которая есть матерь страстей.

230. Мы не можем сделать, чтоб не было у нас причин к страстям; поэтому искушаемся и не хотя. Грехов себе не желаем, — но бывает, что приводящия нас к ним причины принимаем с удовольствием; и тогда эти последния делаются виною действенности первых. Кто любит поводы к страстям, тот невольно порабощается страстям.

Кто ненавидит свои грехи, тот перестанет грешить: и кто исповедует их, тот получит отпущение. Невозможно же человеку оставить навык греховный, если не приобретет прежде вражды ко греху, и невозможно получить отпущение прежде исповедания прегрешений.

231. Пока человек носит в себе яд упоения грехами своими, благоприличным кажется ему все, что ни делает он. И коль скоро природа выходит из своего чина, все равно, упоена ли она вином, или похотями: потому что и то и другое выводит из настоящаго состояния, — и тем и другим одинаковое распаление производится в теле; хотя способы различны, но растворение одно.

232. Если пребываешь наедине в келлии своей, и не приобрел еще силы истиннаго созерцания, то занимай себя всегда чтением тропарей и кафизм, памятованием о смерти и надеждою будущаго.

Все это собирает ум во едино, и не дает ему кружиться, пока не придет истинное созерцание; потому что сила духа могущественнее страстей.

В надежде же будущаго занимай себя памятованием о Боге, старайся выразуметь хорошо смысл тропарей, и остерегайся всего внешняго, что побуждает тебя к вожделениям; а вместе с тем будь осторожен и в малом, что совершается тобою в келлии твоей.

Испытывай помыслы свои, и молись, чтобы во всяком занятии своем иметь тебе очи: от сего начнет источаться тебе радость; и тогда найдешь такия скорби, которыя сладостнее меда.

233. Никто не может победить страсти, разве только видимыми и ощутительными добродетелями; и парения ума никто не может преодолеть, разве только изучением духовнаго ведения.

Ум наш легок, и если не связан каким либо размышлением, не прекращает парения. А без усовершения в сказанных выше добродетелях невозможно приобрести сего хранения; потому что если не победит кто врагов, не может быть в мире.

Страсти служат преградою сокровенным добродетелям души; и если не будут оне низложены прежде добродетелями явными, то за ними не видны добродетели внутренния.

234. Любовь к Богу естественно горяча, и когда нападает на кого без меры, делает душу ту восторженною. В ощутившем любовь сию усматривается необычайное изменение: лице его делается огненным и радостным, и тело его согревается, страх и стыд отступают от него; страшную смерть почитает радостию; созерцание ума его не допускает какого либо пресечения в помышлении о небесном; не ощущает он движения возбуждаемаго предметами, потому что хотя и делает что, но совершенно того не чувствует, — так как ум его парит в созерцании, и мысль его всегда как бы беседует с кем-то.

Сим духовным упоением упоевались некогда Апостолы и мученики. И одни мир обошли, трудясь и терпя поношение, а другие в ужасных страданиях не малодушествовали, но терпели их доблестно. — Иные же скитались в пустынях, горах и вертепах, — и в нестроениях были самые благоустроенные; их почитали несмысленными, а они были из мудрых мудрыми.

235. Подвижничество есть матерь святыни; от него происходит первое изведание ощущения таин Христовых, — что называется первою степению духовнаго познания.

Душа оскверненная не входит в чистое царство, и не сочетавается с духами Святых.

Доброту целомудрия твоего угладь слезами, постами и уединенным безмолвием.

Малая скорбь ради Бога лучше великаго дела, совершаемаго без скорби. Что без труда творится, т.-е. правда мирских людей, творящих милостыню от внешняго, сами же в себе ничего не приобретающих. Но ты подвизайся сам в себе, и спостражди Христу, чтобы сподобиться тебе вкусить и славы Христовой. Ум не спрославится с Иисусом, если тело не страждет за Христа.

236. Два есть способа взойти на крест: один — распятие тела, а другой — восхождение в созерцание; первый бывает следствием освобождения от страстей, а вторый — следствием действенности дел духа.

Ум не покоряется, если не покорится ему тело. Царство ума есть распятие тела: и ум Богу не покарается, если свобода не покорена разуму. Кто покорит себя Богу, тот близок к тому, чтобы покорилось ему все.

237. Основание всего добраго, возвращение души из вражьяго плена, путь ведущий к свету и жизни, — все это заключено в следующих двух способах: собрать себя во едино и всегда поститься, т.-е. премудро и благоразумно поставить себе правилом воздержание чрева, неисходное пребывание на одном месте, непрестанное занятие богомыслием.

Отсюда покорность чувств, трезвенность ума, укрощение свирепых страстей, возбуждающихся в теле, светлыя движения мысли, рачительность в делах добродетели, слезы и память смертная, чистое целомудрие, далекое от всякаго мечтания, искушающаго мысль, короче сказать, отсюда свобода истиннаго человека, духовная радость и воскресение со Христом в Царствии.

Кто же вознерадит о сих двух способах, тот пусть ведает, что не только повредит он себе во всем, что пред сим сказано, но поколеблет и самое основание всех добродетелей, — и придет к следующим двум, противоположным тому порокам, разумею — телесное скитание, и безчестное чревоугодие. Это суть начала противнаго сказанному, — и они дают место в душе всем страстям.

238. Враг, зная времена наших естественных потребностей, побуждающих природу удовлетворять себя, — зная, что от скитания очей и упокоения чрева, ум приходит в кружение, старается в такия именно времена побуждать нас, чтоб увеличивали мы свои естественныя потребности, и посевать в нас образы лукавых помыслов, чтобы страсти в усиленной борьбе взяли верх над природою, и человек погряз в грехопадениях. Потому, как враг наблюдает такия времена, так и нам надлежит, в сии же особенно времена, умудряться, и не дозволять себя опрометчиво исполнять волю навеваемых помыслов, не уступать над собою победу алчбе, паче же не двигаться с места своего безмолвия и не ходить туда, где это удобно случается с нами, чтоб не заготовить чрез то предлогов к тому, чтоб и совсем уйти из пустыни.

239. Враг днем и ночью стоит у нас пред глазами, примечает, выжидает и высматривает, каким бы отверстым входом наших чувств войти ему. И когда допущено нами нерадение в чем либо одном, тогда этот хитрый и безстыдный пес пускает в нас стрелы свои.

Иногда природа сама собою начинает любить покой, вольность, смех, парение мыслей, леность, — и делается источником страстей и пучиною мятежа; а иногда противник внушает это душе.

Блюдись поблажить себе в малом, чтоб не дойти до поблажек в большом и до великих падений. И малая небрежность, как сказал некто, нередко ведет к великим опасностям. И в малом и незначительном быть всегда трезвым, — вот мудрость.

240. Не унывай, когда дело о том, чтоб доставить тебе жизнь, и не поленись за это умереть; потому что малодушие признак уныния, а небрежение — матерь того и другаго.

Человек боязливый дает о себе знать, что страждет двумя недугами, т. е. животолюбием и маловерием.

Животолюбие — признак неверия. Но кто пренебрегает сим, тот удостоверяет о себе, что всею душею верует Богу, и ожидает будущаго.

Сердечная бодрость и пренебрежение опасностей бывают по одной из следующих двух причин, или по великой вере в Бога, или по жестокосердию. За жестокосердием следует гордость, а за верою смиренномудрие сердца.

241. Человек не может приобрести надежды на Бога, если прежде, по своей мере, не исполнил воли Его. Ибо надежда на Бога и мужество сердца раждаются от свидетельства совести, и только при истинном свидетельстве ума нашего, имеем мы упование на Бога.

Свидетельство же ума состоит в том, что человека ни мало не осуждает совесть, будто бы вознерадел о чем либо таком, к чему обязан он по мере сил своих. Если не осудит нас сердце наше,